И будет ночь
Спираль времён сорвётся и сверкнёт.
Померкнет свет, и небо станет чёрным.
Осядет пепел и покроет лёд.
И затаятся схлынувшие волны.
Не будет дней. И будет много дней.
И зеркала, что время искривило,
Взорвутся под копытами коней
Безжалостных наследников Атиллы.
И выжившим по праву будет гунн.
И станет ночь. И день наступит снова
И озарит лучами сотни рун
На камне, что держать умеет слово.
Но тот один, кто прошлое прочёл,
Поднимется с проклятьем на костёр.
И будет ночь.
***
Вселенная, я твой случайный гость.
По галактическим светящимся спиралям
Стекаю каплями тобой пролитых слёз,
Что звёздами далёкими мерцали.
В тех лабиринтах стынет гулкий мрак.
Безумный плач - и снова станет тихо.
И Вечность надевает чёрный фрак,
Чтоб проводить желающих на выход.
Я не хочу. Мне с ней не по пути,
Я прячу за спину вспотевшие ладони.
Меня во тьме наощупь не найти.
Ну, может быть, потом, но не сегодня.
О звёзды исцарапана душа.
Мне не сбежать. Обратно не вернуться…
Вселенная. Большой хрустальный шар
В ладонях чернокнижника-безумца.
Хранители
Небо кончилось. Крылья сломаны…
Ну, какой же ты ангел, раз пеший.
Ты об этом жалеешь словно бы?
Без тебя обойдутся, распевшись
В облаках голосами нежными…
А напьёмся давай, чтоб тошно бы.
Нам пора становиться грешными.
Крылья сломаны. Дело прошлое.
Крылья сломаны. Крылья сброшены.
А без крыльев жизнь, знаешь, та ещё.
Ты никто теперь, по-хорошему.
На краю постой нелетающим.
И пройди босиком по развалинам.
По осколкам, обломкам, плесени…
Если б боги крылья раздали нам,
Как же стало на небе тесно бы.
Ну, а я в небесной обители
Заскучаю от сладкого гомона.
Я останусь с тобой, хранителем.
Кто-то ж должен. Раз крылья сломаны...
***
Бессилие. Впиваешься в ладони
Ногтями, закусив губу до боли.
Бессилие. Когда уже всё понял,
Но ничего поделать ты не волен.
И закипает ярость. Бьёт набатом
По рёбрам не рождённый болью крик.
И всё, что прежде выплакал когда-то,
Всё, что простил, и всё, к чему привык,
Вдруг возвращается безжалостно и подло
И душит. А петлёю - жизни нить.
Дыханье хрипом разрывает горло.
И - ничего.
И надо дальше жить.
Оборотень
Ночью звёзды воскреснут.
Луна разольёт
Амальгаму на листья
Неспящего леса.
И тогда из тревожных
Теней выйдет тот,
Кто сегодня отслужит
Кровавую мессу.
Он не волк. Эта шкура -
Бессрочная дань
Человеческим страхам,
Родившим чудовищ.
Здравствуй, путник!..
И булькает кровью гортань.
Видишь? Ангел на бреющем
Мчится на помощь.
Что же, братец,
Не птица и не человек,
Поболтаем? Доволен
Ты жизнью, святоша?
Что ты скорбно глядишь
Из-под выпуклых век?
Ты, как я, обречён
На бессмертие тоже.
Не найдётся ли пули
Серебряной, эй?!
С той поры, как утрачена
Чёртова вера,
Мы лишились заслуженных
Жизнью смертей,
И других пожирает
Кипящая сера.
Им ни бога, ни чёрта.
Ты вспомни: моргал
На тебя он испуганно.
Жил как и не жил.
Если б кто-нибудь пулю
Мне в сердце вогнал,
Я бы сердцем разорванным
Пулю ту нежил…
Улетай. Через месяц
Увидимся, брат.
Будет снова кровавым закат.
Вечность
Вольный перевод
Я королева в мёртвом королевстве,
Где камни утопают в темноте.
Была свободна я когда-то в детстве,
Мечты свои рисуя на холсте.
Теперь моё лицо забудь без боли.
Не плачь. Нам, мёртвым, слёзы не нужны.
Уйди. Мне очень хочется покоя.
В нём чёрным кружевом мои расшиты сны.
Вы, звёзды бледные, мою примите душу.
Она, как вы, до стона холодна.
Мои глаза... Их свет давно потушен.
Я с вечностью слепой обручена.
Она тиха, безжалостна, бесстрастна.
Когда же тени перестанут петь?
Их песни бьют в виски, и боль ужасна.
Но мёртвым невозможно умереть...
Melancholia
Eternity
I am a Queen in my dead kingdom,
All petrified and fade in gloom.
I was disconsolate in freedom,
I've made myself to draw.
Don't look at me! Forget my face.
And try your best, to hide the tears.
Please, leave my safest, sacred place,
Where dreams, are covered, like black lace.
Dead stars are mirrors to my soul,
All petrified and all alone.
I'm charmed with beauty, sorrow night
My eyes will never see the light.
Eternity, it lasts too long,
And shadows sing the endless song,
I hear their voices in my head,
This suicide, it has no end.
Сделка
Вот комедия в драме!
Больше руки не жгут эти тридцать монет.
На пол брошены в Храме.
Что мне деньги ? Удачный гешефт!
Нет, конечно, неловко.
Да ещё поцелуй этот, словно печать.
Что, верёвка?
Тоже знаешь, кого суждено обнимать?
Неприятно?
Что-то вам, чистоплюям, никак невдомёк:
Без меня-то
Он бы умер в маразме в положенный срок.
Нарожал бы без счёта.
Что? На бабу залезть - это вам не на крест.
И для вас, идиотов,
Придержал бы одиннадцать тёпленьких мест.
Жил бы долго на свете -
Полоумный старик, сумасшедший пророк, -
Их по сотне в столетье.
А теперь он не кто-нибудь - бог…
Вы всю жизнь были стадом.
А толпе… Всё сожрут, что ни кинь.
Я ж - навечно с ним рядом.
Ну, бывайте. Аминь.
Паническая атака
Пожалей меня. Я хорошая.
Просто я несчастная очень.
Мои мысли чёрными кошками
Разорались вдруг ближе к ночи.
Сердце странно стучит, ей-богу,
Долбит, будто бы клювом ворон.
А в груди зацветает тревога
Ядовитым тюльпаном чёрным.
И цветок выпускает жало,
Лепестками лёгкие режет.
Я б давно уже завизжала,
Но выходит зубовный скрежет.
Пульс зашкалил. Уже за сотню.
И в ушах бьётся зверем диким.
Тянет ужас свои ладони,
Чтобы рот зажать - и ни крика.
Я свернулась клубочком. Мама.
До чего же свихнуться просто.
Среди разного скверного хлама
Там внутри шевелятся монстры.
И, быть может, уйдут под утро,
А быть может, сожрут с рассветом.
Я проснусь - а меня как будто
И не числилось в мире этом…
Отнятый сон
Ожидание загнанным зверем
Притаилось, застыло в душе.
Полночь. В завтра распахнуты двери,
И зовет за собою уже
Неизвестность. Глаза я закрою.
Мне б сорвать с этой тайны покров!
И отчаянно вниз головою
Я нырну в околесицу снов.
Всё увижу, услышу, узнаю.
Что вслепую барахтаться зря?..
Но холодными пальцами злая
Все секреты отнимет заря.
Причитая, ворча, словно бабка,
Сны мои замотает в клубок
И, спросонья поёжившись зябко,
Равнодушно подавит зевок.
Бесполезны мои уговоры.
У нее ничего не отнять.
Жизнь моя - снова ящик Пандоры.
Очень страшно его открывать...
***
Шагни назад от точки невозврата.
Вернись на перекрёсток всех дорог,
Где правит бал трёхликая Геката.
Кружатся псы-охотники у ног,
В руках пылают факелы кровавым,
Сгоняя тьму на запад и восток.
Под заревом росой сверкают травы.
И тени, покидая мрачный склеп,
Выходят в мир для призрачной забавы.
Ты слишком долго оставался слеп.
Бежал от прошлого, дорог не выбирая,
И был твой путь извилист и нелеп.
Открой глаза: вон та дорога - к раю…
Сон
Бессмысленный путаный сон.
В полумраке его лабиринта
Мне чудились лики. С икон,
Повешенных криво,
Они упрекали и гнали:
Поди-ка ты вон,
Твои неуместны печали,
В них горечи ровно на пинту
Дешёвого пива.
И я уходила
По серым щербатым ступеням.
Чадила
Свеча у киота
С неведомым старцем.
В углу на коленях
Молился неистово кто-то,
Кому разрешили
С печалью на время расстаться.
А я с этой болью своей
Непутевой, невнятной
Искала на ощупь средь мутных теней
Дорогу обратно.
Проснулась. И тянутся дни.
Я как будто с похмелья.
Не сон и не явь.
Лабиринт тот без выхода, значит...
Старец, оставь
Ты для меня келью.
И не гони.
Я хоть во сне поплачу.
Баллада о Катти Сарк
*"Катти Сарк" ("Cutty Sark") -
в переводе с шотландского "короткая рубашка"
Наш капитан Уиллис Джон
Был в ведьму юную влюблен,
И черт те что задумал Джон
По кличке Джока.
Она красавицей была,
Но не слезала с помела
И, верно, душу забрала
Морского волка.
И он сказал: "Раз так люблю,
Ее дам имя кораблю
И ни за что не потерплю
Противоречий".
Но суеверны моряки,
Им с ведьмой знаться не с руки.
Сказали: "Мы не дураки,
Не сброд овечий.
На этом судне чай везти,
Мы будем двести дней в пути,
Из-за нее на дно уйти?!
Ты дал промашку!"
И Джон решил тогда: "Ах, так!"
И выбрал имя - Катти Сарк,
И вспоминал
Ее короткую рубашку.
Мы чай возили в те года.
Работы прибыльней тогда
В порту не сыщешь, чёрта с два! -
Большие деньги !
Кто первым чай доставить смог,
Тот был богат, как царь и бог,
А бог от шторма не сберег -
Спускайте стеньги!
Старик наш Джон отважен был.
Поспорил с кэпом "Фермопил",
Что обойдет его и первым
Будет в Глазго.
Сказал, что - сто чертей! - придет
Быстрей него в родимый порт.
Сказал, а вышло-то, что вот -
Сказал и сглазил.
…Остался за кормой Шанхай,
И был загружен в трюмы чай,
И быстроходней "Катти Сарк"
Не знало море.
Но руль в пути поломан был,
Пришли мы позже "Фермопил"
И проиграли спор, и пил
Наш Джока с горя…
Да… Вот такие, брат, дела,
Вот так нас ведьма подвела!
Сама же до сих пор жива,
Хоть лет ей - вечность...
Ей, видно, черт ее помог,
Пристроил в Гринвич, в сухой док.
Так и стоит. А что ей будет?
Знамо, нечисть…
Мой сон тянулся слишком долго
I slept too long, the world have changed,
Let my confession be unheard.
Remains covered with a dust.
All turned to ashes, gone to past.
I let my thoughts to go too far,
To see the things beyond the terms.
Some things, so perfect and sublime
More than could bare your gazing eye.
How solemn solitude could be
In this obscure Saturn world.
And there was no one here, but me
Among the ruined ancient walls
I keep my thoughts in diamond gleam
Always the same, I will go on.
And after far too many years
I wish to find my way back home.
Melancholia
Вольный перевод
Мой сон тянулся слишком долго,
А мир смотрел другие сны.
Я исповедалась. Что толку?
Кому грехи мои нужны?
Всё прах и тлен. В пыли, во мраке
Былого призраки царят.
Я разгадала эти знаки,
Я суть вещей познала. Зря!
Мне не по силам знанье это.
Ослеплена безумным светом.
Как тяжкий крест, как наказанье
Влачу теперь я это знанье.
Мне места в мире нет подлунном.
Я окольцована Сатурном,
И одиночество - мой плен
Среди развалин древних стен.
Но в этом мире незнакомом
Я разгляжу однажды суть
И отыщу дорогу к дому
Когда-нибудь, когда-нибудь...
***
…А горечь обид вызывает спазмы.
Ты знаешь, как это лечить?
Когда на душе не затянуты язвы,
Когда веселы палачи, -
Рассмейся! Пусть брови ползут выше крыши
У тех, кто хранит лицо.
На шапке твоей бубенцов не слышно -
Нашей на нее бубенцов!
И если другие брезгливо спросят:
По ком это там звонит? -
Ты сможешь в лицо им спокойно бросить:
Трезвонят по вам они.
***
Оставлены рифмы, размеры, сюжеты,
Стихи - не написаны, песни - не спеты, -
Не нужно.
Не сказано правды. Не сделано ложью.
Не мучают руки предательской дрожью
Недужной.
В железные рамки души многоточье.
Счастливые сны наяву или ночью -
Забава.
А тот, кто не хочет, чтоб всё стало проще, -
Не верьте кликушам, живите на ощупь, -
Вы правы.
Время. Диагноз
Время не лечит. Оно размывает контуры,
Ставит заборы и вешает шторы и шоры.
Бродишь и бродишь по этим задворкам до одури,
Тыкаясь в стены и путая коридоры.
Время не лечит, а подменяет понятия.
Помнишь, была паутина? А кажется - кружево!
По ощущениям - вроде висел на распятии,
А вспоминаешь, что неудачно поужинал.
Время не лечит. Оно забавляется с прошлым.
Правду меняет на разные безделушки.
Память раскрошит - и носит в кармане крошки.
Время не доктор, оно пациент психушки.
Берег Скелетов
Говорят, где-то здесь собутыльники старого Флинта
Закопали сокровища гордых испанских идальго.
И пески зашуршали над кладом довольно и сыто,
А песчаные бури уйти флибустьерам не дали.
Здесь хребтины китов и останки могучих фрегатов
Между рёбер своих приютили саму безысходность.
И старуха с косой, подвывая пескам хрипловато,
Урожай собрала. Кто сказал, что пустыня бесплодна?
Здесь песчаные дали покойны и странноприимны.
Что, морские бродяги, наверно, устали с дороги?
Отдыхайте, скитальцы. Наутро далёко в пустыне
Ваш корабль пришвартуют навеки коварные боги.
Их заклятьями движутся дюны, и в блеске алмазов
Прожигает года беззаботное белое солнце.
Жадность ест изнутри человека страшнее проказы.
Наслаждайся, покуда хоть капля воды остаётся.
И шипит океан, к раскалённым пескам прикасаясь:
Не спеши... здесь тебе уготовано вечное лето...
А потом ты умрёшь, вызывая у выживших зависть...
Эта тихая гавань - таинственный Берег Скелетов.
Рыжая девочка
Прозрачными пальцами тронув струну горизонта,
Коснувшись ладошкой щербатой древесной коры,
Выходит, прохладой звеня, из небесного грота
Лохматая девочка, рыжая фея зари.
Щекочет ей голые пятки трава луговая,
И звон колокольчиков так бестревожен и тих…
Девчонка, промокнув, туманный подол отжимает -
И брызгами света роса, полыхая, летит.
Откликнется девочке эхо, затихшее на ночь,
Река забормочет о том, что видала во сне.
Не слушая, девочка скажет: да-да, это странно, -
Погладив рассеянно берег по влажной спине.
А после, схватившись за луч восходящего солнца,
Взлетит и исчезнет вихрастая девочка та.
Но мне-то известно - она непременно вернётся:
Ей нравится бабочкой спать у меня на цветах…
Зверь
Я дыхание больше не слышу своё,
Этот хрип мне совсем не знаком.
Там, внутри, в моём горле, вибрирует, бьёт,
Нарастает, шевелится ком.
Он опутан сосудами, рвётся из пут.
Что же лёгкие так нелегки?
И взрывается плоть, и оттуда растут
То ли иглы, а то ли штыки.
Я его узнаю. Белый яростный зверь
Разрывает на части меня.
И алеют в глазах обещаньем потерь
Эти всполохи злого огня.
Обжигает. Пульсирует. Нервы звенят,
И сознанье летит под откос...
Моё бешенство в горле живёт у меня.
Моё бешенство - ёж-альбинос.
Изнанка
Шаг. И другой. На ощупь. И скрипнет дверь.
За горизонтом лестница вниз ведёт.
Спустишься - влево тринадцать шагов отмерь.
Там ты увидишь короткий и узкий ход.
Страх паутиной прилипнет к твоим щекам.
Сердце, как маятник, в стены начнёт стучать.
Факел, который уронит твоя рука,
Тут же погаснет, шипя и пуская чад.
Не бормочи. Эти своды не любят шум.
Белых мышей захватил для ушастых сов?
Ну же, давай, выпускай по одной, прошу.
И в благодарность они отопрут засов.
Грохот. И пыль. Ты не очень испуган, нет?
Скрипнули дверцы у шкафа. Бежишь назад?
Ну и напрасно. Ведь это же твой скелет.
Это твоя изнанка. Твой личный ад.
...Лестница - там, направо. Тебе пора.
Ты заходи. Тут много ещё добра...
Скрипят перья
Слышишь - скрипят перья в твоей подушке?
Те, кто из снов, пишут. О чём - не знаю.
Вьются вдоль строчек хвостиков завитушки.
Письменность - честно скажу - у них смешная.
Ты прочитать не сможешь. Никто не сможет.
Буквы, сцепив крючки, растянутся в нитку
И уползут (чуешь - мороз по коже?)
Медленно, след оставляя, будто улитка.
Это от них утром тебе прохладно.
Форточка хлопнет, хвост прищемив строчке.
Каплями скатятся вниз по стеклу… Ладно.
Те, из подушки, еще настрочат. Ночью.
Кошкин ангел
Когда у кошки кончается девятая жизнь,
Она залезает на очень высокое дерево.
В это время обычно зима, и снег кружит.
Лучше бы лето… Но это уж как отмерено.
Снежные хлопья собьются в стаю на миг.
Смотрит кошка - а рядом ангел притих…
Снизу дети не видят кошкиных глаз.
Дети считают звёзды, пальцами тыкая.
Собьются со счёта - их больше на этот раз.
Вон там, ещё две… жёлтые какие, смотри-ка!
А вечером будут звать тревожно: кис-кис!
И, улетая, кошка посмотрит вниз…
Капелька
Нет времени. Есть капелька росы,
Которая сползает по листу.
Ты думаешь, что тикают часы,
И что минуты в год перерастут.
Ты обречённо смотришь в календарь
И, вырвав лист, рождаешь листопад
Той осени, что смоет навсегда
Чернильные следы минувших дат.
Перебираешь чётки прошлых лет, -
Сливаются потери в мерный стук:
Не-то, не-так... Тик-так, тик-так - в ответ.
А капелька стекает по листу...
Ом money падме хум
Там, впереди, растянут горизонт
Улыбкой снисходительного гуру.
Я мантру подпеваю мимо нот
И горечь дней глотаю, как микстуру.
А в мантре что-то важное про жизнь.
Тверди её, покуда не устанешь.
Но кто же нынче верит в миражи?
Все различают только слово "мани".
За просветленьем снова будет мгла.
Какой покой без цвета и без звука!
Ведь жизнь моя как мандала была -
Рябая и бессмысленная штука.
Я растворюсь в одной из тех ночей,
Что бросят мир в кромешное начало,
И, может быть, узнаю я, зачем
Мне сердце в рёбра бешено стучало.
***
...А потом была тишина.
Оседали хлопья золы,
И косматым густым дымам
Стали ночи и дни малы.
Океаны, забрав улов,
Покорились прибрежным льдам.
Стало в мире белым-бело -
Поседела Земля тогда.
Было так миллионы лет.
На равнинах царила тьма.
Но забрезжил во мраке свет,
И ушла к полюсам зима.
И однажды среди камней
Зародилась травинки дрожь.
И сорвался навстречу ей
Благодатным потоком дождь,
Будто кто-то в небесной мгле
Опрокинул святой потир...
...Тишина была на Земле.
С той поры, как взорвался мир...
Жизнь есть сон
Ответом нам бесхитростные дали что мягко улыбаются в глаза
рассвета расплескавшегося алым на строгие мирские образа <…>
пусть ворон взглядов душ и междометий голодным взглядом озирая степь
трезубцем лап терзается в столетьях где жертвы пали на колени в цепь <…>
На шкуре триединого слоненка - на мерзлой капле зимнего свинца
осколки дней слагаю исступленно в чудесный лик небесного лица
судимый не скрываю умиленья от вида непричесанных голов <…>
Иван Невиноватый. Наркотический бред
Ответа нам, бесхитростным, не дали, что делать до и что настигнет за.
Карабкаешься в небо по спирали с оглядкой на святые образа,
Что по бокам дороги этой древней мироточат маслинами очей.
А впереди осёдлый ждёт кочевник, чужой судьбы палач и казначей.
Давно уже и сам огнепоклонник на рождество не гаснущей свечи,
Он синей бородой качает сонно и вожделенно тискает ключи.
А ты иди, считая дни и вёрсты, тащи свои благие кандалы,
И, может быть, тебе насыпят в горсти оставшейся от пиршества золы.
Когда тебя поставят на колени те, кто трезубец спутали с крестом,
Лечись по их рецепту от мигрени - надёжный способ. Древний и простой.
Молись. И не убий. Глядят с укором. В кожанках, с горьким запахом махры,
Они кричат немыслимое хором и обречённых треплют за вихры.
Прощайся с миром матерно и страстно. Что плоть? - Тюрьма души. Корми ворон.
Плывут киты. Закатом небо красно. Проснись и пой. Поскольку жизнь есть сон.
***
Возле братских могил земляника краснеет в июне.
Раскаляется в небе полуденный зной добела.
Ветер, в травах балуясь, найдёт паутину и сдунет…
Из заросших окопов война до сих пор не ушла.
Блиндажи провалились, и лужи чернеют в воронках,
И "колючкой" берёзы обмотаны семьдесят лет…
Это память под ложечкой тянет надсадно и тонко.
И от горечи в горле спасенья по-прежнему нет.
Возле братских могил тишина в пряном мареве тонет.
Земляника краснеет, от солнца прикрывшись травой.
Я нарву этих ягод, губами возьму их с ладони -
Причаститься и тела солдата, и крови его…
Гектор Берлиоз. Монолог с того света
...адресованный маэстро Никколо Паганини
Из каких адских жил были созданы струны
Той вселенной, где ты обитал, бесноватый?
Ты играл - и толпа становилась безумной,
Заходясь на твоих невозможных легато.
У каких диких птиц отнял ты эти звуки,
Нанизав их на нервы восторженных залов?
Как тянулись к тебе оголтелые руки,
Потому что душа за тобой улетала…
Эти длинные пальцы и бледные скулы.
Кто прислужнику дьявола выдал сутану?
В сюртуке этом чёрном, хромой и сутулый,
Чем ты женщин пленял - не синдромом Марфана?
Я боялся тебя. Суеверно. До дрожи.
Этих рук, что взлетали, как ворона крылья.
Паутиною страха опутан, стреножен,
Сам себе я казался дорожною пылью
На футляре для скрипки твоей, Паганини…
Ты ушёл в странный мир, из которого вышел, -
И казалось, что ты не соперник отныне,
Но из гроба по-прежнему музыку слышат…
Мне, ты знаешь, в раю указали на двери:
Берлиоз, говорят, чем ты лучше Сальери?..
Осколки
Раскрошен и рассыпан лазурит
На жалкий пепел выгоревших трав.
Подбой плаща небесного кровав.
Пусты глазницы будущей зари.
От шёпота бессмысленных молитв
Иссохли и растрескались уста.
От вымыслов и домыслов устав,
Молились мы, кому и как могли.
Но небо обвалилось. В мир теней
Обрывки душ уносятся стремглав.
Подбой плаща небесного кровав.
Осколки рая ноги ранят мне...
Июль, 2014
Всё не плохо. Всё просто никак.
Я тебе не писала об этом,
Но последнее время с рассветом
Всё кромешней становится мрак.
Говорят, что старушка одна
(Тут знакомые в Оптиной были)
Призывала, чтоб бога молили -
В декабре, мол, начнётся война.
В новостях - бесконечность потерь.
Мой приятель остался в Луганске.
Я ему не пишу из опаски -
Вдруг он мне не ответит теперь?
Вроде голову сунешь в песок...
Ну а что? Тут снарядов не слышно.
Целы окна, не сорваны крыши.
Всё отлично, прекрасно, всё ОК.
Просто нервы немного сбоят.
Так бывает не с нами, а где-то.
Я твержу постоянно об этом...
Но и там все твердили, как я.
По утрам вырываюсь из пут
Этих снов - бестолковых, кричащих...
Я целую детей, знаешь, чаще.
Потому что война где-то тут...
Страна лгунов
Где тропинка срывалась со скал,
На лужайке среди валунов
Он почти в поднебесье сыскал
Государство отпетых лгунов.
Говорили: у нас хорошо, -
А в глазах набухала тоска.
Молодец, что нашёл и пришёл, -
И крутили себе у виска.
Там у вас никудышная жизнь,
Всё бессмыслица, тлен и печаль, -
А в глазах: расскажи, расскажи
Про любовь - как она горяча...
Говорили: без тела душа,
Словно птица. Но чувствовал он,
Как к нему прикасались, дрожа,
Издавая мучительный стон.
Он остался у них на ночлег
И услышал, как плачут во сне
Все лгуны, что отпеты навек
В этой странной обманной стране.
И тогда ему стало невмочь.
Отвернулся, ругнул сгоряча
И услышал, направившись прочь:
Он выходит из комы. Врача!..
Камень
Чёрная ночь-нечисть,
Кинь на мои плечи
Плащ-невидимку,
Дай половинку
Силы своей Луны!
Тихо журчит речка.
Долго журчит, вечно.
Вот если мы бы
Жили, как рыбы, -
Где бы хранили сны?
Там, где рассвет ржавый
Утру ползёт в жабры,
В омуте чёрном,
Ливнем сечёном,
Камень лежит на дне.
Если нырнёшь в омут,
Время впадёт в кому.
Выгнутся плавни.
Ты из-под камня
Тайну достанешь мне.
Тайну моей яви -
Серой, как тот гравий,
Пыльной, корявой,
Выжившей травы
С дальних моих дорог.
Там, в этой тьме тесной
Прячет от всех грех свой
Тот, кто не в праве
Сон путать с явью,
Дьявол он или бог.
Вырви мою тайну!
Я же другой стану.
Встану с постели -
Мир акварелью
Плещет в моё окно.
Что нашептал сон мне,
Утро моё вспомнит…
***
…Много ныряло.
Я не считала.
Нет никого давно…
Тот же вкус
...А на лавочке - бомжи.
Сели рядом, разложив
булку, парочку сосисок,
злую вонь и миражи.
Солнце светит в сотню ватт.
Взгляд немножко мутноват.
Голубям достались крошки.
- Как ты, брат? - Нормально, брат.
Годы - нитка блёклых бус.
Разорвётся - ну и пусть.
Витьки нет уже полгода,
а у хлеба тот же вкус.
Не зима - и можно жить.
Спят на лавочке бомжи.
И не видят, что над ними
жёлтый лист уже кружит.
Лист кружит, и дни летят.
На бомжей глядит дитя.
Кем ты будешь, синеглазый,
тридцать-сорок лет спустя?..
Пыль
Вздымая флаги канувших эпох,
Возмездием профанам и невеждам
Спираль времён заходит на виток,
Где снова боль и кровь, как было прежде.
И в этот час из сонных анфилад
Забытых и затерянных хранилищ,
Из готики писаний и баллад,
Апокрифов, легенд, - из древней пыли
Начнёт сочиться снадобье веков
(В нём смешаны и клинопись, и руны) -
На тьме живых и мёртвых языков
Пророчества слепых и полоумных.
Под звон вериг, из пламени костров,
Под смердов улюлюканье и пляски,
Бессмысленно, безжалостно, остро,
Сгущая и расплёскивая краски -
О том, что боги мстительны и злы,
Что был Потоп, а Ной - один на тыщу,
О том, что не развязаны узлы,
Зато руке привычно топорище;
О том, что всё прошло, но будет вновь,
И в точку невозврата многоточье
Однажды превратится всё равно,
И снова мир разорван будет в клочья.
О том, что помнить - это тяжкий крест,
А в святцах больше нет вакантных мест…
Письмо из Луганска. 3 августа 2014
Это война не моя, не твоя, не наша.
Мы не мечтали об ужасе этих взрывов.
Хочется выжить, но жить стало очень страшно.
Некуда спрятаться тем, кто пока что живы.
В мамином доме соседку тёть Галю, снизу,
Взрывом убило. И знаешь, ведь третьи сутки,
Как ни прошу я, не едет никто на вызов.
Так и лежит тётя Галя, раскинув руки.
Эта война, если честно, куда ужасней
Всех новостей, пересудов, вранья и споров.
Бьют миномёты, и свет то и дело гаснет.
Хлеба уже третий день не привозят в город.
Наши, не наши… От всех достаётся много.
Мы ж тут не люди, а так, в кегельбане кегли.
Ведь у войны - ну какая мораль, ей-богу?
Кто не ограбил - уже лучший друг тебе, блин.
В общем, вот так вот. И мерзко, и очень скверно.
***
Больше не пишет. Убили его, наверно.
Переселение душ
Там, где небо другого цвета
И глаза у беды кровавы,
Где снега выстужают лето
И синеют цианом травы,
Я приют от тоски и боли
Возведу из дорожной пыли
И ограду из острых кольев -
Чтобы иглами тучи вскрыли.
И ужалят оттуда струи
Истомившихся ливней чёрных,
И в ладони яд соберу я -
Угощу и других никчёмных.
Чтобы в небо любого цвета
Мы взлетели толпой весёлой,
Потому что дождями спета
Песня ангелов-новосёлов.
Нина Васильна
Нине Васильне давно уж не семьдесят лет.
Только про возраст у женщин не принято вроде.
Каждое утро она надевает берет
И остальную одежду - согласно погоде.
Каждое утро (уже на пороге октябрь,
Время несётся, не зная дороги окольной)
Нина Васильна, не охая и не пыхтя,
В лес ковыляет маршрутом, знакомым до боли -
Боли в ноге: с ней давно уже что-то не то...
Но ничего. Нин Васильне важнее другое:
Солнце и дождь распихать по карманам пальто,
Шорохи листьев забрать непременно с собою.
Там-то такого в помине, наверное, нет.
Если вообще это "там" существует в природе...
Нине Васильне давно ведь не семьдесят лет.
Правда, про возраст у женщин не принято вроде.
***
Этот северный город чернел
Деревянным некрашеным прошлым.
Пассажирский свистел заполошно,
Заходясь от своих децибел.
Уходила под горку дорога.
В колеях освинцовела муть.
И старуха с глазами, как ртуть,
На клюку оперлась у порога.
В глинозёме собачьи следы.
Две герани в окне у кого-то.
Пахло сыростью и креозотом,
И над крышами маялся дым.
Горький воздух пролился микстурой,
Но в плацкарте не много забав…
Этот город кому-то судьба,
А кому-то - на рельсах окурок.
…На берёзе десяток ворон.
Безнадёгой слезились окошки.
И, хватая состав за подножки,
Волочился за нами перрон…
