* * *
Чтоб анафемой сладкая пахла убоинка,
Проведи меня мимо кричащей толпы
И домов, чье нутро, как у сбитого "Боинга".
Посмотри: никого, кто б и вправду там был.
Говорят, очевидцы, чья жизнь заэкранная
Может, спасской звезды над полями важней,
Стали вежливы. Грошик согрею для храма я -
Лучше нищему, чем ненасытной казне.
Разве мы не остались живыми за танками?
Что ни царь на Руси - то кровавая дань...
Ну, теперь ты, октябрьский боец, у Останкино,
Грянув оземь, как в сказке, омоновцем стань!
Я скажу одному тебе слово заветное,
Небеса потемневшие словно грубей
Сделав костью слоновой, - а стены-то медные! -
И прохожие стайкой вспорхнут голубей.
КУЗНЕЧИК
Когда в ладонях пойманный кузнечик
Развалится на сотни шестеренок,
Еще боясь, что, бросившись навстречу,
Его устройства не поймет ребенок, -
Услышу песнь, что рвется из потемок,
Хотя без слов, но обещаньем речи...
И может боль его очеловечит,
Порвав узлы привычек и пеленок?
И скачет он в своем х/б зеленом,
Выстреливая медленной картечью,
И замолкает в гуле отдаленном
Разноязыкой жизнью Междуречья.
* * *
Подобен город высохшему морю.
Его покинув, унесла волна
Ленивый шелк. А небеса - из льна,
Где строчка птиц и дуб на косогоре.
Но, Амфитрита, наша ли вина,
Что солона вода, как вдовье горе?
И стоит только прошептать: доколе... -
Как уголек очертит имена.
А мне, сойдя с холма, не утонуть,
Пусть, как вода, осенний воздух плотен.
...Идут с работы, забывая путь,
В чешуйках сна горит девичья плоть им.
И тот, кто в окна по ночам колотит,
Вернув волну, со дна поднимет муть.
ПРИСТУПАЯ К РАССКАЗУ
Теперь забудем и мы на время,
Как надо верно писати песни,
Как там Парис прошептал Елене:
Люблю... Но было бы интересней
Глядеть, как к окнам летает голубь
Клевать и важно на воду дуться,
И кто скуластым идет монголом,
Встречая ветер в пальтишке куцем.
А ветер перышко тащит птичье,
Чтоб написалось легко и просто,
Но сводит тени, что, сняв обличья,
Любя, тугую поделят простынь.
Но потуши цвета, моя радость.
Пускай не будет судьбы напротив:
И столбик ртути поднимет градус,
Согрев, толкает его к работе.
В СУМЕРКАХ
Хлеб, что ладонью греется, преломи.
Будем сумерничать в комнате, где шаги
Кажутся гулкими - стекла дрожат. На миг
Слышно, как бьются бабочки и жуки...
Только в собачий лай, чтоб Гекате он
Мало сказал, миску выставим за порог.
Гениев гипсовых в комнате - пантеон;
Знал имена, но давно позабыл урок.
Ты говорила: сумерки к стеклам льнут,
Как любопытные бабы... У самых плеч
Тень, притворясь служанкою тех минут,
Что нарезались стрелками, точит меч,
Ляжет меж нами, стены соединя,
Чтобы обжечь, если я потянусь рукой.
С первого раза промазав, задул в другой
Свечку, и ты прошептала: - Люби меня...
* * *
С какою жесткой прямотой в глаза
Весна глядит, но ты уже сказал.
За словом не к кому залезть в карман.
Обнявшись, спят Ормузд и Ариман.
В руках у нас лишь несколько монет...
Забыв, что нем, с вопросами ко мне
Ты обратился, я понять сумел.
Снег - будто с сажею смешали мел.
Весна настойчиво глядит нам в рот,
И вряд ли кто-нибудь из нас соврет,
Поскольку мир и без того нелеп.
А мы "Кагором" заедаем хлеб.
* * *
Словно детство, лишенное запаха, - то есть мы.
Вспоминая, думаем: именно так и пах
Тот цветок, что временно всплыл из тьмы,
Ты еще носила его в губах, -
Наступает грядущее. Я никак
Не подлажусь и все продолжаю вить
Гнезда вольной птицей на берегах,
Пить речную воду меж них, и нить
Для письма на лапке своей ношу.
Попадет ли только оно к кому?
Там где низко облака парашют,
В тех краях и почерка не поймут.
* * *
Растает снег - и что мы без следов?
Ведь мы живем, пока для нас воочью
Крошатся стены вечных городов,
И ходят волки улицами ночью.
Растает снег, и черная земля,
Как лик убитой горем Ниобеи,
Попросит ласки, всходы нам суля,
И разве ветер что-нибудь посеет...
Растает снег. Свидетельствуя так,
Мы не солжем, ведь выгоды нам нету -
Лишь солнца светит чищенный пятак,
Но кто отдаст последнюю монету?
Растает снег, а мы, прозрачны хоть,
Еще следим пространство в оба глаза,
И, сморщив нос, отыщет нас Господь
Над сладким тленом бабочками газа.
* * *
Здесь поэзия - где ночевал,
Из надтреснутой чашки отпил.
Среди сбитых в комок одеял -
Ледяное касание. Сил
Не хватило, чтоб вызвать из сна,
Мотыльку. А в подушках щека
Вдруг уже холодела, узнав
До малейшего все пустяка.
Так, объятий бежав, говорю,
Что луна подглядела хитро,
А разбойничий требовал люд
Отплатить за спасенье ребром.
Здесь, где врали мне учителя,
И травой зарастающий след
Пес, бегущий за мной, потерял
И сверялся по списку примет.
Я ПРАВ
Я прав, потому - зима,
И всякому следу жить.
Как раньше не понимал,
Что слово едва скажи,
Уже понесут туда,
Где тополь в пуху, как вор,
Запутался в проводах,
Но выслушал приговор.
Я прав, потому что прям
И в тенях ни с кем не слит,
По снежным иду полям.
Чудесный оттуда вид
На площади и дворцы,
Где празднует ворон. Глаз
Не выклюет, если сыт.
А нет - я мясца припас.
Я прав, как бывает тот,
Кто тысячью был, стихи
Кто сразу на слух поймет,
Как ангела - пастухи.
Наверное, залепив
И веки, и рот, снежок,
Чтоб легче искать любви,
Мне сердце уже обжег.
* * *
Дырочку в стене проковыряв,
Я увидел механизм событий.
Только мир с тех пор и стал дыряв,
Виноват я, что ни говорите.
А хотел всего лишь поглядеть,
Как там случай шестеренки вертит?
В самом деле, интересно ведь,
Мне хотелось разузнать до смерти.
Но теперь с той стороны в дыру
Чей-то глаз настойчиво и строго
Наблюдает, словно кожуру
Червь проел, а мякоти не трогал.
Для чего он смотрит? Неужель,
Любопытством движимый подобным,
Он - один из многих сторожей,
И смотреть в глазок ему удобно?
В ОКРУЖЕНЬЕ
Как в болотах, в погибельной чаще,
Где шипящих и свищущих птахой
Можно тварей представить со страху
Только так, не во зле настоящих:
Во шеломах с рогами, с мечами;
В кровью политых куртках на деле
Шли они, узнавая плечами
Тяжесть первой победной недели.
Тот, кого покусает комарик,
Сыпет крошки махры на газету.
Воздух терпкий, что даже кумарит
После пары глотков. Не посетуй,
Вот тебе, знаменосец, закуска.
Наша кочка, что холмик могильный.
Не поморщившись, водкою русской
Поливаем печенку обильно.
Потемнело. И хлопанье крыльев
Говорит о возможном итоге,
Прометеевом славном бессилье,
Где его и оставили боги.
Разве можно клевать алкоголем
Сильно порченый в сумерках орган?
Огоньку я спросил у парторга -
Он, насупясь, поднялся, как Голем.
Загорелась и пала ракета,
Засветив и оставив на снимке
Тех бойцов, у которых в анкетах
Лишь чернильная вязь по старинке.
* * *
Не то чтоб, очутившись в чаще,
Где сумерки, мы ищем света,
А ветер, аки зверь рычащий, -
Мы ждем развития сюжета.
Взрослея возвращаться надо,
Когда б не дрожь в листве, в коленках,
Детей уставших клоунада -
Что б им задуматься маленько?
Змея, кусающая хвостик,
Когда за стрелкой ходит стрелка,
И всякий шаг - кому-то мостик,
А прочим - сущая безделка.
И в тенях узнанный Вергилий
Пронзил и вывернул наружу
Земную суть: мы так любили,
Что Рим ограблен и разрушен.
ГАМЛЕТ ВСМЯТКУ
Пусть жизни здесь нет, но остались сны,
Где дышится воздухом нам лесным
Легко, где мы можем, сказавши вслух,
Не думать, который предаст из двух.
И там, не отбрасывая теней,
Мы ходим по улицам. А темней
Становится - сядем у лампы в круг
Играть в бесполезнейшую игру,
Которая не развивает в нас
Смекалки, умения, сделав раз,
Таким же макаром лепить второй,
Очистив карманы перед игрой
соседу. Я думаю, спать ложась:
Там снится такая цветная вязь,
Какой бы завидовал Бананан.
А что еще может присниться нам
В том сне или снах, или как их звать? -
Покойник-отец, королева-мать?
* * *
Больному шейху в питерских снегах
Под небесами вместо бога - дырка,
Где жар любовный сносят на ногах
И в гроб со звоном ударяет кирка,
Приснилось, что в аду проводит он
Часы свои, а дней из них не сложит,
Как петушок на шпиле, чей Дадон
Бок отлежал атласно-белой кожи.
С востока жародышащим ядром
Артиллерист стреляет по пророку,
Как зуб больной, уже шатая трон,
Но тренируясь к вызревшему сроку.
А шейх в тюрьме, где дарит свет глазок,
И честь, как знамя, к вечеру опустят,
Идет на запад чуть наискосок
Под сенью девок, грезящих о Прусте.
Он мафиози в городе Петра,
В пространстве сжатом, вытянутом в струны.
А будет ночь иль надо ждать утра
В багровый отсвет пусть ответит Трумэн.
КУДА НАС ДЕНУТ
Рыбак выгуливает рыбку
На поводке из грубой лески,
А ветер мне доносит скрипки
Покорный звук, хотя и резкий.
Все неустойчиво и хлипко,
Картинка крошится на фрески.
Куда пойдем, держа в запасе
Пейзажи прожитого лета
И птицу, что боится басни
Нравоучительных куплетов,
Табличку скучную на кассе,
Где все закончились билеты?
Без страха совершать и делать,
Горя провинциальной злостью,
Мы в двери втискиваем тело,
Как в пасть дворовой шавки - кости.
Чтоб пятки не хватала стерва, -
Хоть корку хлебную, а бросьте.
А коли век кончаться вздумал,
Мы встанем возле изголовья,
Смычком легко водя по струнам,
Беззвучно, но с большой любовью.
И нас распустят, как Госдуму
На лето, но с одним условьем:
Чтоб мы совсем не ради денег
Искали выход в те пенаты,
Где поплавок, как неврастеник,
Не дергался б, или куда ты
Хотел попасть - куда нас денут,
Когда закончатся дебаты.
* * *
Всюду камень, железо и люди -
С головою в делах...
День, как вышивка ласточки, труден,
Бабе, что родила.
А младенец глядит неустанно
В поднебесье свое,
Скоро в облаке свежей сметаны
Ложку солнца собьет.
И душа привыкает к решенью
Жить в субботнюю рань,
Где с базарных рядов подношенье:
Мусор, доски и рвань.
Чтобы нас в голубом и зеленом
Узнавали верней,
И стоят города-вавилоны
Средь Господних полей.
СИТУАЦИЯ
Когда сочиняет природа
Холодное небо, когда
Линейкою нот в непогоду
Гудят о своем провода, -
Пришлют горожанам известье,
Что надобно время менять,
Усадьбы громить и поместья,
Фиту забывая и ять.
А в целом течет, как обычно,
Спокойная сытая жизнь
В заботах о счастии личном
С общественной пользой, кажись...
И как неохота на службу
Идти! А мосты, телеграф
Захватывать все-таки нужно,
У вахты ключи отобрав.
* * *
По утрам в окошко учрежденья
Вылетает гильзою окурок,
Чуть дымясь. А мне его паденье -
Как башку кому отрезал турок
Ятаганом! - вдруг напомнит кралю,
Губок чьих я жажду. Боже правый,
Фильтр окурка словно окровавлен!
...В самом деле, может быть, кровавый.
* * *
Лето проходит, как боль и надежда, -
Мы не успели и глазом моргнуть...
Будто теперь уже поймана между
Двух перекуров на градусе ртуть.
Я говорю тебе: мы не успели.
Что же теперь горевать? - говорю.
Перелистав полкаталога "Квелле",
Девочка ищет шампанское "Брют".
И через месяцы снежного вальса
С цириком в рваной шинельке - прощай! -
Лист пожелтевший уже оторвался
И напугал задремавших мещан.
Девочка, будет весна непременно,
Будет зеленый, как лес, городок.
Силой тебя получивший военный
Греет в ладонях озябший цветок.
Верно, и майские пьянки-гулянки
Переведут нам на праздник Христа...
Девочка с хитрым лицом обезьянки
Тянется к звездам, на цыпочки встав.
* * *
К десяти уютные местечки
Все полны. Звенят стекло и песни.
А душа, как сука после течки, -
Ей одной остаться интересней.
В мертвой Волге фонари танцуют,
И к причалу жмется пароходик.
В темноте не вижу по лицу я,
Кто навстречу и зачем выходит.
И сдается: та, которой нету,
Потому что ни черта не видно.
Эй, луну включите! Мало света...
Ничего, что с непривычки стыдно.
Наступает время. С выраженьем, -
В час, когда девица прет к валету:
- Может стрелки, паренек, поженим? -
Только так и говорят об этом.
Я иду выгуливать собачку,
Я гляжу и вижу, даже слишком,
Там, где ивы, горбясь, точно прачки,
Прячут в волны облака бельишко.
* * *
От нас не зависит, вернее
Зависит не только от нас:
И травка весной зеленеет,
И ласточку кто-нибудь спас.
Напрасно не трачусь, а только
Заране узнал результат:
Червивого яблока долька,
И птицы над садом летят.
Зависит теперь от привычки
Себя убедить, что когда б
Нам все не испортили птички,
Стряслась бы другая беда.
* * *
Положив под язык не почтовую марку ЛСД,
А монетку - таможенный сбор и т.п., и т.д.,
Ощущаешь изысканный вкус и богатый букет,
Нищий завтрак туриста, оставленный впрок на обед,
А кому еще долгие письма в железный ковчег?
Вслед за вороном голубь в окошко на розовый снег...
Напиши им, как травку на склонах бродяги пасут,
Как без жалобы службу в краю чужедальнем несут.
И тебе мое "здравствуй, прощай" во десятых строках,
И опять об указах, приказах, судьбы ворохах.
Древнегреческий бренди, надеванный (в дырах) пиджак,
Пересчитанный загодя в сторону сумерек шаг...
В пулеметной метели, в прозрачной броне не из слов
Улыбается мне, усмехается горько, незло,
Фрейданутая гретхен с отверткой под маленький крест.
И по радио в шуме прибоя грохочет партсъезд.
* * *
Бездомный огонек, зевая,
Вдоль стен ночных, гуляет мимо
Тебя, о порожденье Рима,
Трубы Господней осевая -
В провинциальную интригу,
В предмет, чье имя сеет скуку,
Амур, стреляющий из лука,
Как в Голливуде три амиго.
И след стрелы и вспышка справа,
А в небесах темно и глухо.
И если пролетает муха,
Звучит немедленное "браво!"
Но, чертыхающийся в "мерсе",
"Братан" из кожаной тужурки
Запалы вытащит к окурку
И сочинит одну из версий.
* * *
Жду окончания службы, когда устанет
Жаловаться сверчок ледяной равнине -
Сонная улица молча в объятья примет,
Куст о меня споткнется и, как Титаник,
В тьму погружается, в ноги просыпав иней.
Этим и оправдаюсь, за лисьим следом
Серых поземок шастая в подворотнях,
Если куда-нибудь я доберусь сегодня -
Вон как мелькают бледные пальцы Леды:
Пух для подушек щиплет, заказ - на сотню...
С лаем, который требует перевода
Стрелок, идущих чинно в глухие степи,
Псина сторожевая играет цепью.
Ангел сидит на шпиле громоотвода.
Свет, прожигая в облаке дырку, слепит.
Значит, пришли уже. Снег продолжает падать
В некое запустенье, читай, в соблазны
Форм с содержанием в их сочетанье разном.
Дуют угодники на огонек лампады,
Колются звезды, и ночь оплывает красным.
* * *
Нестор потусторонний к нам засылает греков
С целью - разведать рынок. Мимо апрельских лунок
В час рыбаков дремотных сквозь голубое веко
Стаями ходят луны,
Кооператив "Гекуба", что по маршруту "двойки",
В бывшем ютясь подвале, что-нибудь обещает.
Или о безвозвратном времени там скучает
Девочка возле стойки?
Точно "Арго", накренясь и рассекая волны
Снега с дождем в привычном облаке нафталина,
Путник по ходу то ли хлещет коньяк "Афина",
То ли, восторгом полный,
Рот открывает небу в поисках амброзии.
Мокнет его блок-флейта, стынет его копыто -
Жертвенник Аполлонов в долгих степях России,
Переустройство быта,
Где, притворяясь фавном, бегает он по кругу,
Кроет былых титанов словом теперь печатным,
Девочка возле стойки грезит о безвозвратном,
Север мешая с югом.
И на ее кентавров в "коже", с повадкой гарпий
Пьющий мечту о вечном лете в Гиперборее,
Падает сон о том, как в храме Пракситель бреет
Злым олимпийцам скальпы.
* * *
...капает на голубую вену
льда, вгрызаясь в снежное мясо
возле использованных шприцев.
* * *
Слайды засекреченного моря,
Где условный срок мотает Каин...
Дева у балкона, колоннада
Сосен и уже без лицемерья
Нежное прощанье. Или трубы,
Губ едва касаясь, выпускают
В небо медный стон к ленивым птицам,
Мечущим на нас стальные перья?
Плотник, о вине не размышляя,
Кормит с плахи о хлебах забывших.
В плеске волн, сметающих живое,
Вежливый звонок ночного гостя...
Чем тебе не райские поляны?
Спичкою во рту играет Збышек.
Жалкое какое искушенье,
Спи и ни о чем не беспокойся!
Помнишь ли восток теперь уж дальний? -
Утро заалело в сильный ветер,
Рынок, и китайский непременно,
Полный безделушек. Счастье близко.
Звуки замирают. Все внимают:
В черной "Волге" губернатор едет.
Дождь бежит за ним, как собачонка,
Отражаясь в зеркале мениска
Лужи. Ты сегодня улетаешь.
Все уже устроено: в багажном
Мина, начиненная любовью,
Инсульт в кофе загодя подмешан.
Будь же терпелив и многословен,
Кайся поминутно во всех тяжких
(И особенно - когда безгрешен),
Позабыв о чем-то очень важном.
* * *
В слишком короткий снег подметают кроны
Или скребут, что более точно, серый
Купол. И тянет из подворотен серой.
День утончается, тратя свои микроны
На перспективу: в дымке аэродрома
Ходят с речевками взрослые пионеры.
Здания, съежившись, иглы антенн топорщат.
Бабы с лопатами - точно лежалый цитрус.
Если с горы сегодня не видно площадь,
Это не значит, что путает месяц цифру -
Чья-нибудь злая ультра сменяет инфру...
Даже не знаю, как объяснить попроще.
Падает белый и ноздри вдыхают сладко
Сей порошок, приготовив тебя к испугу;
Вдруг и почуешь подобие здесь порядка -
Черный квадрат растущего к свету круга;
Разве, в идущей вниз угадав подругу,
Медью гремишь и считаешь Харону взятку.
* * *
Когда бы ты не сбился с курса,
Будильник утром не сломался б -
Твой панасоник наебнулся
Под звуки медленного вальса...
О сколько в нем деталей мелких!
Но больше не разбудит диктор,
Во тьму уходит Эвридика,
Секунды скачут, точно белки.
Вот так привычный ход событий
Внезапно нарушает чей-то
Преступный замысел, по прыти
Напоминая action Чейза,
Судьба иль случай - твой приятель
Размера мелкого, несчастный,
И список бед деепричастный -
Стеченье разных обстоятельств...
* * *
Ночь-шизоид полдороги занимает
Время-деньги разговорами о разном:
Кто-то спрыгнул из друзей с пятиэтажки -
Ни царапины... а хоть бы и разбился,
Разговор тогда б навряд ли стал короче.
А чуть позже, на Музейную с собакой
Отправляясь, огрызаешься не хуже,
Ибо сам не знаешь, чем ты лучше прочих -
Злей уж точно, а душа твоя напрасно,
Этажи считая, тихо верит в крылья.
* * *
Отдыхает Леонардо от Субботы,
Стрекозу стальную в облако закинув.
У него в стакане - зелье от ангины,
А в кулак попалась бабочка зевоты.
Он намедни сочинил такую башню,
Что и сам уже не знает, где в ней выход.
Где-то должен быть из лабиринта выход
Из сегодняшнего утра в день вчерашний...
Из бойницы всякий раз стреляет пушка
До луны. И, пробивая в небе дырку,
Тот снаряд, слегка похожий на бутылку,
Выбивает снег, как перья из подушки.
Бог глядит, глядит на вечные творенья,
Водит кистью, не испачканною в краске,
Потому лишь, что сейчас без сожаленья
Нарисует мастер смерть на белой маске.
* * *
В гуле ночных пропеллеров в небеса
Вдруг поднимается что-нибудь вроде шара,
Облака, затмевающего глаза,
Виснет над городом, минимум с полчаса
Щупая землю тусклой подбитой фарой.
Видит он все, для него мы прозрачны, нас
Он не боится, будучи неподвижен.
Что ему зеркало, лампа или стена?
Координата цели ему ясна -
Влево двенадцать и на два деленья ниже.
Но начинает вспыхивать в темноте
И неожиданно перетекает в форму,
Чаще других назначенную звезде,
Вздрогнув, как женщина, спящая на тахте,
Он замирает, чувствуя близость шторма
Или обычный сквозняк. И вот так, секунд
Двадцать еще размышляя о чем-то светлом,
Держится, но опадает на мерзлый грунт
Горсткою перьев, надеясь, что засекут
Точку любители радио из Сиэтла.
* * *
Небеса покаянья. Звезда Рождества.
Убиенный младенец не помнит родства,
Розу держит в холодной воде, пустяки -
Загуляли опять до утра пастухи.
Что-то царствие крепко, исход не тяжел,
И Спасителя терпит в дороге осел,
А душа, отлетая, глядит свысока,
Как в осоке плутает и чахнет река.
Прощевай, христианка, грызи фиолет:
У тебя наизнанку тулупчик надет...
* * *
Пространств победитель - TV,
Преемственность боли дурная,
Какая-то искра в крови,
Но выключил звук и не знаю,
Что снилось твоим мудрецам;
В газетах одни некрологи.
Кимвал ли, свое отбряцав,
Уже подбивает итоги?
А где-нибудь, в стае крутясь,
Гуляет с луною в обнимку,
Жируя на отмели, князь
И красную мечет икринку;
Душа в потаенном ларце
В раздумиях чахнет над пультом,
Каналы гадая, в конце
Концов рокового инсульта...
Не хочешь ли, друже, погод
Услышать прогноз на неделю? -
И дева о вечном поет
И в небо указкою целит.
* * *
Где терпеливый маятник, как молодой Ильич
В камере, ходит медленно все из угла да в угол,
Видно, понять пытается, хуже того - постичь,
Только не получается: сжато пружиной туго
Небо его возможностей. И замедляет ход
Стрелка, как взгляд ворованный, жалящая пространство, -
Это тебе, душа моя, время идет, идет,
А для меня особенный приготовляют транспорт.
В беглой телеге с плачущим, стонущим колесом
Буду я ехать где-нибудь вечно с тобой в разлуке,
К облаку беспощадному поворотясь лицом,
С губ онемевших в памяти весь растворенный в звуке...
* * *
А пейзажи, нахлынув, возвратив времена
Настоящие, глину намывают со дна.
Утром, искры просыпав на трамвайных путях,
Точно врач с недосыпу, забинтует внатяг
Твой заботливый ангел роковое ребро,
От любови на ранку кинув ложками бром, -
Там, монгольские скулы воскрешая вождей,
Ходит сумрак сутулый, как больной иудей,
Видит бабочек ранних золотящийся рой,
На холщовом экране их любуясь игрой.
