Палач Петра Великого

Палач Петра? Да разве Петра казнили? - спросит всеведущий читатель. И, конечно же, будет прав.
Петра Великого никто не казнил, но он сам был зачинателем, руководителем и соучастником казни старой матушки-России - наивной, упорной в своих вековых привычках и привязанностях, чурающейся всего иноземного да нового.
Кто досаждал царю? Как ломал он русскую старину и что получили мы взамен? Стоила ли изрядная выдача кровавой ломки? - Задумайся вместе со мной, читатель.
Автор
                                                                                  


О русский простодушный наш народ!
Ни злато и каменья диадемы,
Ни лавровый венок, сената милость,
Но только невесомый нимб небесный
Достоин увенчать его чело.

И если бы себя он не снедал
В бунтах кровавых и в свирепых казнях,
Не бедовал от пьянства и усобиц -
Взнуздал бы время, охватил пространства
И реки слёз улыбкой иссушил!




        Часть первая


                I.


- Москва не город, а кишкам морока.
Проснулись, чтоб им в наволочку жесть!
Кричат, стучат… В сей жизни мало прока:
И миски щей нельзя поутру съесть…

Матвеев Артамон[1] кивнул подручным -
Мол, снеди жаль, но день не будет скучным.
К нему с докладом ворвались гонцы:
На Кремль походом движутся стрельцы![2]

Вот Софья[3], Милославское исчадье! -
Раскрыла пасть на братнин каравай,
Ей бабьи не по норову оладьи.
Ей шапку Мономаха подавай!

…Примчались, растеклись, заполонили;
Из тысяч глоток - дух капустной гнили:
- Изменников к ответу; ай, люли! -
Нарышкины[4] Ивана[5] извели!

- Да что за наговор, с чего вы взяли?
И что за пёс напал на вас с утра?
Здоров он! - "Покажите!" - Показали.
Ивана, а ещё царя - Петра[6],

Которому и десять не сравнялось.
Дитя, конечно, малость напугалось:
Пред ним толпа - возможно ль допустить! -
Пришедшая родне за что-то мстить.

Отметив перемену настроений,
Матвеев не спешит стрельцов ругать:
- Охотники найдутся, без сомнений,
Соблазн чинить да бреднями пугать,

И головы стрелецкие дурманить,
Так мой совет вам - прекратить буянить.
Предупреждаем дурней и дурёх,
Что мы считаем. Максимум - до трёх!

…Осталось дать простейшие команды,
Да умному чего-то не с руки,
И на глазах у всей стрелецкой банды
Берётся кто за дело? - дураки,

Беда России. Одного хватило[7].
Пришёл начальник, точно - не светило,
Но чванства петуху не занимать,
И стал стрельцов склонять из мати в мать!

А тех оно задело за живое.
Немножечко послушали в тиши -
Вскипела кровь, взыграло ретивое,
И взяли петуха на бердыши!

Лес гибнет не от силы суховеев -
От искры. "А куда сбежал Матвеев!?
В сенях, поди. Хватай его, ур-ра!"
И тащат, из-под носа у Петра.

Хоть хорошо - не мучили, не били;
Быстры удары молний при грозе -
Едва ли на лету не изрубили,
Припомнив тренировки на лозе.

Матвеева безрукая частица
Уже и не могла перекреститься;
Огонь в его очах почти погас,
Но он успел сказать негромко: "Раз!"

А кровь лилась, обильнее водицы…
Желал ли он того? - возможно, нет, -
Но воспитатель матушки-царицы
Петру оставил страшный свой завет.



Тишь. Лёгкий скрип пера. Никто не дышит.
Отчизне что История пропишет -
Гипноз? гемодиализ? скальпель? плеть?
Что нас излечит, как преодолеть

Гордыню, властолюбье, лицемерье?
Наш вековой удел - платить врачам.
Русь тянут в пропасть отчее безверье
И небреженье дедов к мелочам.

             * * *

В науке исторической новатор
Уж коли оказался литератор -
К сапожнику спешите, господа.
И съешьте пирожков там, не беда.[8]

А если поэтическим задором
Историку зажжёт в глазах круги -
Пирожника найдите под забором;
Глядишь, он вам стачает сапоги.

Коль металлург, раздувши грудь мехами,
Вдруг пискнет об истории стихами!..
Отведать башмаков вам предложу?
В блины обуться? - Не соображу!

               *

Историей Отчизны не манкируй[9];
Она, как мать, единственна, к тому ж -
Хоть чуть подправь, хоть где подретушируй -
История болезни наших душ.

В науках - свет, мы тезу[10] знаем эту;
А можно ли обычному поэту -
Вздохни, учёный муж, и погрусти -
Истории фрагменты привести?

Эксперта? - да спросите хоть чекиста,
И ювелир вам скажет: "Сто карат!
Поэт в России больше очеркиста,
И даже пародист ему не брат;

Не тянет по числу различных премий
До президентов высших академий,
Особенно художеств и наук,
А так и Вальтер Скотт ему не друг!"

Вообще, когда отхлынет русофобство,
Поэт для нас - как светоч всех надежд,
Но создаёт народу неудобство,
Особенно средь кипенных[11] одежд.

Не драка ль? что за шум средь лазарета? -
Встречают приболевшего поэта.
"Мне б градусник, не надо к главврачу!
И "всем[12]" для вас служить я не хочу!"

Увы и ах! не встречен так прозаик.
"Что, Заячий вам остров[13] описать?
Да тут не про морковку, не про заек,
Не репу на плантации чесать,

Не парою страниц перевернуться!
А вдруг - беда! - поглубже ковырнуться,
Как снег растает, отзвенят ручьи?
И заячьи там кости, или чьи?"

Ответственность иная у поэта,
Ведь сколь бы он России ни твердил:
"Нашёл! в шкафу чухонском - два скелета!" -
Поэт, сиречь дурак, пером водил.

На почву на такую кто пришедший,
Тот, право слово, чистый сумасшедший!
Лечусь. Тянусь к читателю, расту.
Так будем и писать начистоту!

Писать о происшествиях в державе,
Пророчествах, науках, колдовстве.
О доблестях, о подвигах, о славе.[14]
О крови, нищете, о воровстве…

             * * *

Огонь! От сковородки - гром раскатов.
Создатель несравненных ароматов,
С приправою в приподнятой руке -
Поэт на кухне, в белом колпаке.

"Рецепторов безжалостный мучитель! -
Сквозь шум сосед-аллергик заорал, -
Клянусь, мясник мне в этом поручитель,
Ты странные продукты подобрал!

А любопытно знать - апчхи! - узрю ли,
Что за пожар вокруг твоей кастрюли?
Понятно - ты не выдашь миллион,
Так обеспечь хоть полупансион

Худой поэмы чахлому герою,
Не потчуй винегретом из имён!"
Читателю рецепта суть раскрою:
В кастрюле борщ, смешение времён.

Я борщ варю. Коренья есть в отваре?
Крошу, кручусь, как Джулио Чезаре,
Помешиваю левою ногой.
Bon appetite, читатель дорогой!





                  II.


Стена дерев, копыт удары гулки,
Зефир свистит в ушах: "Напейся всласть!"
Благословенны конные прогулки;
Бывает, их итог - монаршья власть.

По травам сочным - серебром узоры;
Не близок путь, луна, да шпоры, шпоры!
Бродяга-ветер в молодых кудрях. -
Пётр возмужал, уже семь лет в царях;

Порассуждать про порты и портвейны
Не по годам любитель и мастак,
Потешные уж стали нешутейны…
А всё-таки дела его - табак!

Не то грозит фантазиям и планам,
Что делит царство на двоих с Иваном,[15]
Но домом правит Софьино зверьё,
И два царя - лишь куклы для неё.

Ну, к Ваньке - пусть и слаб умом, и болен,
Да оба Милославские - добра;
Кремлёвский круг таким царём доволен.
Вот только норовит загрызть Петра.

Со скоростью безвредной черепахи
Премного-долго нагнетались страхи.
Вдруг двое ворвались, глаза блестят:
"Не мешкай! Извести тебя хотят".[16]

В убежище отныне только женском,
Над коим чёрный ворон всё кружит, -
Уж нет Петра в ночном Преображенском:
Сломя главу, он в Троицу бежит.[17]

               *

Наутро весь посад обхохотался:
"Приехал! На карбасе[18] покатался!"
Нарышкиных, напротив, бил испуг:
"Ведь Божье дарование! - и вдруг…".

Покроет ли столь юные побеги
Шершавая и грубая кора?
Ужели волю Альфы и Омеги[19]
Сокроет тьма? Соратники Петра

Сперва притихли, вид у всех смятенный:
Ужели корпус новообретенный
Российского трудяги-корабля
Остался без ветрил и без руля?

Но многие на раз умом проснулись,
И Кремль иссох, захолодел, уснул:
К законному монарху потянулись,
Да Троицы магнит перетянул;[20]

Признайте: человека красит место!
Кремлёвским полсажени до ареста,
Причём иным до дыбы полкнута,
И Соньку не забудут. Красота!

…Совсем недолго пустовала рубка;
Подъём штандарта грозен, как прибой.
Ах, смена власти - что за мясорубка!
И сколько фарша с кровью голубой!

Здесь нужен люд с мозгами, башковитый.
Гляди: Сильвестр! туда же - Шакловитый.[21]
По слабости один допущен пас:
Василия Голицына - в запас.

…Покойно, в дымке утренней кровавой,
Без криков истеричных "Порублю!",
Овеянный младой и грозной славой,
Из Троицы поехал царь к Кремлю.

Тьма конных, экипажи, лица, дроги…
Пётр едет впереди. Вдоль всей дороги -
Годящиеся возрастом в отцы,
Встречают покаянные стрельцы.

Любой - белей, чем мел, в одной рубахе;
Все, судной ожидаючи поры,
Сложили сами головы на плахи
И рядом повтыкали топоры.[22]

- Для наших душ уж тело - не одёжа.
Премилостив пребудь нам, царь-надёжа!
А коли нет - маленько тормозни,
Да, шаг за шагом, всех переказни!

…Какие мысли просьба породила?
Годами многоустая молва
Во всех концах судила да рядила,
Сколь странно государь ответил: "Два!"

И - что, конечно, не в пример приятно -
Потом добавил более понятно,
Покуда молодая седина
Сбиралася вкруг лиц белее льна:

- Коль вас казню, России быть с прибытком?
Всё! - занавесь задёрнута. Финал.
Но сей феатр запомните с избытком!
И лечь костьми, чтоб я не вспоминал!!

- Да за тебя хоть в первом акте ляжем!
Хошь - в горе, хошь - с весёлым макияжем.
А жить всё будем скромно, не грубя.
Детей вернее нету у тебя!

"Ну, что нам до толпы? - вопрос предвижу, -
Как Пётр?" - Он едет с холодом в груди:
- Люблю ли я стрельцов, иль ненавижу,
Но этих дел развязка впереди.

Прилежно ль, дети, вывели вы строки?
Усвоили ль истории уроки?
Готовы ли ответить у доски?
Ведь если нет - изрубят на куски!

Стрельцы! не загубить бы вам здоровье!
Покорность силе, впереди всего, -
Одно необходимое условье.
Но только недостаточно его.

Легли на плахи, горьки слёзы лили? -
Ко времени покорность проявили.
Но дальше театральный сей приём -
Мы по кускам. Подробно. Разберём.

Пройдут года, случатся беды разны,
Вновь маятник качнётся взад-вперёд,
Вас обуяют многие соблазны,
И - "День настал!" - лукавый пропоёт.

Случай произойдёт - клыком скрипите,
Но главное условие - терпите!
История выносит приговор,
А вслед ведёт искусственный отбор.

               *

Finita! Эпизодец разобрали,
В виденья дней тревожных окунув.
А вот стрельцов в итоге покарали! -
Узнаем мы, вперёд чуть-чуть взглянув.

Рыданья, ожиданья - всё смешенно,
Но государь простил их совершенно.
Пришли с огнём, не побоясь потерь,
И он к ним стал суров, как лютый зверь!

…Ты рта не раскрывал, а я уж внемлю.
Поэт, перед читателем стелись!
Что, зверство? - по природе не приемлю.
Но Пётр есть Пётр, а мы разобрались.





             III.


Куда манит нас остриё указки? -
Дворец бумажный, азбука из сказки.
Два персонажа на одном крыльце,
И оба представляют букву "цэ".

О Русь! Всех нас, с пелёнок и до гроба,
Пленяет неизменно твой букварь:
То Каплера страдать заставит Коба,[23]
То Цыклеру[24] ломает ноги Царь.

А до чего был крут, ходил - не гнулся;
Как вовремя к Петру переметнулся!
Придворный спорт: успей перебежать
(Да знай, к кому), так станут уважать.

Значок дадут? Желейную конфетку?
Глядишь, и чин, немалое сельцо.
Сперва, мил свет, заполни-ка анкетку -
И государь решит, в конце концов.

"Не овладел. Ни польским, ни моравским".
"Не состоял". - БЫЛ В ДРУЖБЕ С МИЛОСЛАВСКИМ[25]!
Дьячок, узрев, не пожалел чернил:
"И. Цыклер. - Упреждаю. Утаил!"

В делах сторонник точности, до буквы,
Тем паче - перед сдачею тузов,
Царь жалует И. Ц. стаканом клюквы -
Назначил строить крепости в Азов.[26]

…Мальчишник. Три лица, и все суровы.
Кто говорит про ягодки Петровы? -
Сам Цыклер, Соковнин в петлю полез,
И Пушкин[27], что создал проект А. С.

(Не путайте с АЭС!) Решили просто:
Никто у них не вправе отбирать
Возможности для творческого роста!
Тем самым надлежит Петра убрать.

…Проверить трудно, каковы детали:
Не немцы ли "жучков" им навтыкали?
Донёс ли самый бойкий из "птенцов"[28]? -
Вдруг входит Пётр. И группа молодцов.

          Пётр - Цыклеру

- Сознайся: ты и есть всему виновник?

          Ромодановский[29]

- Призвать стрельцов к дознанью, или нет?
Ведь Цыклер, как-никак, у них полковник…

"Два с половиной!" - был Петров ответ.

Не получив инструкции подробной,
Но чувствуя: весь фокус в части дробной,
Все замерли; найдёт особый стих -
Поделят два с полтиной на троих!

Учёный Ромодановский очнулся:
- Не любит бомбардир[30] митинговать,
Сей темы деликатно он коснулся.
Задача: всех троих четвертовать

Да по кусочку вывести за штаты.
Потом не округлить ли результаты?
Чтоб по науке, правильно дробить -
И головы не худо отрубить!

Довольно прошлой двойки в наказанье
Узревших свет наук стрелецких масс;
Оставим лишь пример им в назиданье.
"Быть по сему!" - решил послушный класс.



Наш тренер-царь рубак гонял, как Лодер[31];
Безвременно покинул Пушкин Фёдор
Извилистые жизни сей пути,
Не передав в потомство и "прости!"

Когда Поэт, раздумчив и неспешен,
Воспоминая мглу минувших дней,
Писал: "Петром мой предок был повешен"[32], -
Он знал, что явь была сих слов мрачней.

               *

Кто, шмыгая морковным длинным носом,
В морозы согревается вопросом:
"Что Пушкин - грёз любви был беловик?
Фантом ли он?" - Соседский снеговик.

Я знаю: бедный Пушкин был фанатом!
С надежды замиранием, в крови
Возможно ощущать мельчайший атом
Фанату веры. И рабу любви.

"Откуда знать? В какой, скажите, мере?"
А мы с ним свояки, по той же вере.
Чуть разная течёт по жилам кровь,
Но - вера! но - надежда! но - любовь!

…Снеговика бациллы заражают
Поэзии; он чешет нос-морковь,
И синевою жилы проступают
Под шёпот обречённый: "Кровь - любовь…".

Ах, Пушкин! - не решил проблему эту.
"Любовь" и "кровь" - куда бежать поэту?
Вот грабли, что лежат со всех сторон!
Суметь бы доползти до похорон…

Ах, Пушкин! - настоящая зараза!
Тут, вправду, даже б камень возопил.
Приснился мне всего четыре раза;
Нет, даже три. - Но крови-то попил!

          Читатель

- Отбрось своё корявое лекало!
В ходу уже и рифмы "от Цекало"!?[33]

Грех смертный, в чём немедля сознаюсь!
Исправлюсь. Изживу. Перекуюсь.

Ах, Пушкин! - настоящая холера!
Нигде такой заразы не найти.
Ведь он мне дал всего лишь три примера.
Четыре! - А куда теперь идти?

Что я? - и снеговик подался в барды:
Уж зеленью свисают бакенбарды,
Румянец; перемена не мала…
Глянь, жар какой - морковка зацвела!..

Ах, Пушкин! - ливень, плещущий по крыше!
В разрыве туч, внезапно, - солнца луч.
Велик язык, ниспосланный нам свыше,
И, равно, гений Пушкина - могуч!

               *

Просвет меж туч - отрадная примета.
Мой час, нашлась работа для поэта -
Стихом с утра Ярило подстрекать:
- Очнись! Настало время припекать!

Пришёл конец неделе окаянной,[34]
Опять полнят стеллаж судеб тома,
И жезл передаёт Весне румяной
Седая заговорщица-Зима.

               *

          Меншиков

- Мин херц[35]! Не убоимся правды голой:
Как взял Азов[36], ты стал какой-то квёлый.
Во сне - про Кубок Кубков[37], про Финал…
Брось рюмку! Лучше б мячик попинал.

          Пётр

- Найдётся спорт - глядишь, и позабавлюсь,
На тайм-другой отдамся куражу.
Пока здесь делать нечего - отправлюсь,
На бабушку Европу погляжу.[38]

…Поднатореет, впрок обзаведётся;
Глядишь, сподручный инструмент найдётся,
Брусок ли, для заточки топора.
У них хватает этого добра.





              IV.


     А за яром - иная земля;
     Говорят, не в пример хороша.
     Дважды в год по сам-сто там рожают поля…
     И у песни - другая душа!

     Внизу течёт ручей.
     - Скажи, ты чей?
     - Ничей.
                      Я состою из двух похожих ручейков.
     Здесь польза мельника
                                       и слёзы ельника,
     Что подголоском мне всю ночь пропеть готов.

     Там премудростям нету числа;
     Девки блещут красой, от белил.
     К ним в учебу царь-батюшка многих послал;
     Кто вернулся, а кто - позабыл!

     Внизу течёт ручей.
     - Скажи, ты чей?
     - Ничей.
                      Я состою из двух похожих ручейков.
     Здесь польза мельника
                                       и слёзы ельника,
     Что подголоском мне всю ночь пропеть готов.

     А за яром житьё - не поймёшь;
     Вроде близко, а климат иной.
     Лён не сеют, и слышать не знают про рожь,
     И не та синева над страной!

     Внизу течёт ручей.
     - Скажи, ты чей?
     - Ничей.
                      Я состою из двух похожих ручейков.
     Здесь польза мельника
                          и слёзы ельника,
     Что подголоском мне всю ночь пропеть готов.

               *

Уехал царь. Переживём ли ночь ту,
Что мрачный Запад вдруг на Русь наслал?
…В посольстве радость - разбирают почту.

          Пётр

- Ну, что там Ромодановский прислал?

          Меншиков

- Сперва вопрос, касаемо здоровья.
Затем отчёт: потери поголовья.
И, чтоб не забывал родную речь,
Князь-кесарь приказал тебя развлечь.

Тьма анекдотов: Пётр Ляксеич с Петькой
От белых удирают за кордон.[39]
В том смысле - с Алексашкой, но заметь-ка -
Весельчаков казнил уж под мильон!

"А пресса здесь чаво, а также зритель?"
"Так Вы у нас мильонный посетитель!
Вон Ваша Гретхен - гляньте на балкон,
Где шариками набрано: "Мильон".

Гусиное перо, от фирмы "Паркет"!
И льгота: на особенный манер,
Чтоб гость не забывал наш супермаркет, -
Казнить колесованьем "Гудиер"!"

…Какая жизнь - такие анекдоты.
Рвут струны Паганиниевы ноты,
Ямб судорогой мается стопы.
Что в звуках сих? - Рыдания толпы.

     Пётр пишет Ромодановскому:

- Ты перебрал с работой. Пей побольше!
Умерь жестокость, мой тебе совет.
Узнай о бурных днях в ненастной Польше…
И прочая, и прочая… Привет!

     Ромодановский отвечает Петру:

- Мой бомбардир! Страну трясёт и крутит:
Царя всё нет, а Софья воду мутит.[40]
И ты меня к застолью не зови;
Мы, что ни день, купаемся в крови!

            * * *

                    Милей преданий старины
                    Лишь сабель звон средь мглы промозглой.
                    Но страсть красавицы безмозглой
                    Страшнее атомной войны!

Любовь для Марса - ноющая рана,
Лишь перевязки лишние, бинты…
И с белых яблонь, клочьями тумана,
Опали простодушные мечты.

Как вспомню - передёрнет, затоскую.
Царица-мать нашла жену такую,
Что Грозному могла бы подойти.
Но в теремах искринки не найти!

Пока союз присмотрен был Фортуной -
Пожили молча, лет до десяти.
Но Марс ли обещает деве юной,
Что вечно будут яблони цвести?

Был год, под одеяло залезала,
Но письмами стократно затерзала!
А ныне вовсе - творчества полёт:
Послания в Европу Дунька[41] шлёт.

Ужель её уму откроет пресса,
Что скрыто за замками, за семью?
Супруга ищет на путях прогресса
Возможности вернуть меня в семью.

Хоть трезвой, с бодуна ли, в зной ли, в стужу, -
Не уподобься мудростию мужу,
Особенно - коль любишь и верна,
Послушная российская жена!

     Письмо Евдокии Петру

Тебе ль в угоду не сменю натуру,
Мой государь, мой первый человек?
Грызу литературу. Гну фигуру.
Готова за тобой - хоть в новый век!

И то - для мужа худшей нет напасти,
Чем в темноте - напор безумной страсти!
Здесь инноваций требует прожект,
И озарит всё ложе интеллект!

Хоть трепанаций принимаю муки,
Чтоб стать женой, достойною Петра!
Я, в чае размешав гранит науки,
Два самовара выпила вчера.

И вот мои научные мыслишки:
Как детским мылом вымою подмышки,
Так потом аж за три версты разит!
Навряд ли Гиппократ[42] сообразит,

Какая в сём явлении причина;
Не оттого, что парень тугодум.
Но раб Асклепьев[43], знаешь сам, - мужчина,
А здесь найдёт разгадку женский ум!

Кусочки мыла что собой являют? -
Соль жирной кислоты[44]. Да добавляют -
В связи с большой поставкою в гарем,
Иль в детское ли мыло - разный крем.

Вот сладость для микробного народа!
Какой бы их верёвкой ни вязать,
Сбегаются - со всякого прохода! -
Дабы в подмышках крема полизать;

Десерты микрофлору привлекают.
Нажрутся и, наверное, икают…
А мне - хоть прячь достоинство в норе,
Такое по дворцу несёт амбре!

Любезный друг, прелучша половина!
Письмо сие на дисеры порвут:
Довольно ж достоверная картина.
"Предтечей Гамалеи[45]" назовут.

Мил свет, куда царице подеваться?
Хозяйственным ли мылом умываться?
(Прости за хреативный интерес!)
Умнею. Изучаю политес.



Жена в науки вздумала соваться? -
Объезди свет, так нет её косней.
Руси царица! Как тут не взорваться!?
Приеду - что-то делать надо с ней.

               *

"Европа - бесподобный палисадник!" -
Твердят послы, как, впрочем, и урядник[46].
Лишь в Вене их гнетёт имперский дух,[47]
Который тяжелее рижских[48] двух.

Довольно сим местам Петра печалить,
Переговорам тягостным конец;
Пакуем вещи, собрались отчалить.[49]
Вдруг конский топот - из Москвы гонец.

Обвёл посольских взглядом твёрже стали
И молвил: "Государь! Стрельцы восстали"[50].
Читатель милый! Я держу пари
За то, что добрый царь ответит: "Три!"

Бьём Западу челом за хлебосольство.
Европа! - не скучай; пока, пока.
Иссяк родник великого посольства,
А нас великой крови ждёт река.





               V.


          Первый стрелец

- Вселенский срам! Да видано ли в мире,
Чтоб царь являлся людям не в порфире[51]?
Чтоб люд служилый мучил без конца,
А немца чтил, как родного отца?[52]

          Второй стрелец

- Уж точно, не с небес послушал зова:
Умчался за границу, невтерпёж! -
А воинство оставил у Азова,
Где к вобле кружки пива не найдёшь.

          Третий стрелец

- Не наигрался смолоду в "Зарницу[53]"!
Теперь погнал на польскую границу.
С Лефорта ли по строгости взыскать? -
Здесь к пиву связки воблы не сыскать.

          Второй стрелец

- Потом куда брести, до Сахалина?
Вот умники, придумали канву!
А у меня в Зарядье половина,
Да не пущают заглянуть в Москву.

          Третий стрелец

- Ах, ты москвич, а я - рябой, из Вятки?
Да там у всех и жёны, и ребятки.
И там же - вспомню, сердце разорвёт! -
Царевна в Новодевичьем живёт.



Хотя он всё молчит, лишь всё крепится, -
Наш мужичок за женщин, за родных
Способен не на шутку заступиться!
Особенно - не видя отпускных.

Раз с отпуском начальники тянули,
Стрельцы и сами к дому повернули -
Царёвый ботик[54] утопить в пруду
Да вырубить Немецку слободу[55].

- Хлебнём чрез край на сердца именинах!
Порядок на земле необходим:
Италикам лафа на Апеннинах,
А Русь - для русских. Как и Третий Рим[56].

…Стрельцы не знали - тяжкая дилемма! -
Им Ромула зарезать или Рема[57]?
Всё ведать, человек - не автомат.
Кто подвернётся, тот и виноват!

               *

- Не устою, так головой в колодец;
Ей-ей, не подведу триумвират[58]! -
Плечистый Шеин[59], славный полководец,
В день смутный поддержать порядок рад.

Крепки полки, изрядны пушки были;
Лишь пареную репу[60] позабыли.
Чем дать салют? Вестимо, не пшеном.
Пришлось стрелять, хотя бы чугуном.

Палят! Куда крестьянину податься?
Чем биться? - ни пищали, как на грех.
Стрельцы решили: само время сдаться.
Знай, Шеин, - царь отметит твой успех!

             * * *

                    Хоть милёнок мой свежо
                    Начал выглядеть в "Пежо",
                    Плачу я всё горше:
                    Почему не "Порше"?

Поговорить пристало про поляков.
(Как только царский поезд въехал в Краков,
Летит гонец: стрельцы посрамлены!
И на Руси - ни мира, ни войны;

В том смысле - недовольных, правда, много,
Да загонять коней уж нет нужды).
…Чарует глаз от Кракова дорога;
С сим милым краем нет уже вражды,

Но даже есть приязнь с монархом новым[61],
Разгульным и из ряда вон здоровым,
Любителем грызни из-за куска.
Припомните, как к Польше шли войска, -

Те самые, вы сразу догадались, -
Кляня Петра - мол, дёргает рулём?
А вдруг - война?! Магнаты испугались
И Августа избрали королём.

С панами прежде казус вышел, яко
Напившись на ночь глядя арманьяка,
Наутро объявили люду, де
Желают королём иметь Конде.

Людовику казалось: Украина,
Лишь принц заляжет в польскую кровать,
Одно, что под окном - люли-малина.
Но только Пётр не стал её сдавать.

Француз не прост: он старый друг эфенди
И про коньяк армянский бает - "бренди".
А вдруг да он, разборчив от и до,
Изволит звать цимлянское - "бордо"?

Сей казус мог седых добавить прядок
Главам, желавшим Польше дать уют,
Но царь сказал: в Германии - порядок,
И там курфюрстов куры не клюют.

Союзникам случилось повстречаться;
Понравились друг другу, ну брататься!
Саксонец хочет удаль проявить,
Царя Петра по-братски удивить.

Король, поправший лавры звёзд корриды[62]
(Геракл, причём не старый, а в соку!),
Поднял клинок, подарок от торсиды,
И голову ударом снёс быку.[63]

Но у царей - особенная гордость,
И наш Петруша проявляет твёрдость:
- Да пусть бы он тянул своё "му-му!"
Скотинку жалко. Я другим возьму…

Достал из ножен кортик, чуть прогнулся,
Подбросил в воздух нежную тафту,
Взглянул на ткань, легонько замахнулся -
И пополам разрезал налету.[64]

Лефортова наука! Август бедный
Пытался, но забавы сей безвредной,
Хоть и точил алмазом свой клинок,
И в сентябре освоить всё не мог.

          Август

- Любезный брат, Вы задали мне перцу!
Подобное искусство здесь внове.
…Нам подданные новые по сердцу,
Хотя у них прусаки в голове.

Ругнёшь их: "Donner Wetter!", для примера, -
Они с апломбом: "Сир, да мы - "ХОЛЕРА"!"
Но, сколь я успеваю заключить,
Язык сподручный. Надо изучить.



Петру немного грустно от разлуки;
Прощай, король! А мыслям нет конца:
- Крутому парню да топор бы в руки!
Создаст ли Русь такого молодца?

               *

Остановивши на краю Геенны
Страну, монарх затеял перемены.
Царям словечко вспомнится "опричь[65]" -
Хвать ножницы, и ну Россию стричь!

Державу вздыбил, том судеб листает;
Рука тверда и вера горяча.
Чего ему для счастья не хватает?
Хорошего, с размахом, палача.

Возможно ль без звериного оскала,
Лишь выводя рулады, как в "Ла Скала",
К вратам Царьграда славный щит прибить?
А из Невы-реки воды испить?

Не тратьте время в беспредметных спорах;
Нам ни к чему диктаторский режим.
Нашёлся б лишь ТАЛАНТ, и на просторах
Руси консенсус полный достижим!






                    VI.


     Полагая, что пологая кривая
     Всё же выведет Отечество из бед,
     У развилки иву спросим: "Золотой ли будет осень?"
     "Может - да", - кивнёт нам ива, - "Может - нет".

     Тихим шелестом манишь, ветвями гонишь.
     Вправо? влево повернуть? - нам дай ответ!
     Ты нам толком объяснишь, куда ты, в сущности-то, клонишь?
     "Может - да", - кивнёт нам ива, - "Может - нет".

     Охвати меня извивами, родная,
     Пеленой меня укрой листвы и лет.
     Вдруг, друг друга обнимая, мы уснём под шелест мая?
     "Может - да", - кивнёт нам ива, - "Может - нет".

     Имена своих имений забывая,
     Вся Россия, край от края, ждёт ответ.
     А пока, за неименьем, мы стоим в недоуменье…
     "Может - да", - кивнёт нам ива, - "Может - нет".

               *

Дремота. Затекли и ноют ноги.
Глубокий взгляд… цыганка у дороги.
Колёса вязнут, ищут след в грязи.
Милок, протри глаза! Притормози.

Вестей ли? подтверждений ожидаю?
Но я не юн, и в жилах не мороз.
- Кого-то ждёшь? - "Дай руку, погадаю".
- Да что ж рука? Ответь лишь на вопрос.

- Ответят небо, случай и природа.
- Чрез полтора в пути прошедших года
Я еду выкорчёвывать беду.
А палача хорошего найду?

- Случай застанет там, где и не чаешь.
Забудь искать. Зачем тебе палач?
Ведь ангела ты скоро повстречаешь,
Он смысл тебе откроет слова "плач"!

"Понятно, ожиданье было ложно.
Вот так и потерять лицо несложно -
Чтоб сон прогнать, наслушаешься дур!" -
Пётр сел в коляску, нелюдим и хмур.

- Дождался! - Принимают за болвана.
Стоит у перекрёстка, людям врёт…
А впрочем… впрочем… - смотрит как-то странно.
Уж дайте рубль. Поехали вперёд!



Мне сотни вёрст в дремоте будет сниться
В суглинке обод… польская граница…
Смуглянка - символ рая в шалаше…
И взгляд, струну затронувший в душе.

             * * *

                    Скоро жизня станет адом;
                    Милка, зонтик приготовь -
                    Я обрушу водопадом
                    На тебя свою любовь!

Царь прибыл!! Люд дворовый не ревнует,
Но после разобрать не преминёт:
Сколь раз наш свет царицу поцелует?
Надолго ль сына на руки возьмёт?

Иль, европейским щегольнув загаром,
Почти тотчас отправится к боярам?
Где быть табличке "Красное крыльцо"? -
Политика! (заморское словцо).

Есть ставки: в первый день напьётся в штабе,
Их принимали - гривна к четырём…
Но Пётр все карты спутал: мчится к бабе,
Да, к Монсихе[66], - возись она конём!

Не сыщешь девки более беспечной:
Ни на окне рассады огуречной,
Ни в погребе грибочка не найдёшь.
И чем приворожила - не поймёшь!

Наш Петя, жертва западной культуры,
Покудова петух не проорёт,
Ей дарит ювелирны гарнитуры,
И… энто… в общем, за руку берёт.

Под утро, разомлев от этой ласки,
Он говорит: "Пусть будет всё, как в сказке;
Запомним блеск столь радостного дня.
Проси, чего желаешь, у меня!"

Бывает, пустослов проговорится,
Но у Петра, и вправду, мысль была:
Не стать ли Анне русскою царицей?
Тем паче - Евдокия допекла.

- Что захочу? Мне можно ВСЁ? - Как мило!
Она с трудом немалым подавила
В очах свой интерес… восторг!.. боязнь?
"Не медли. Я хочу …увидеть казнь!"

Петра как будто обухом задело:
"Заказ изрядный сделала, ЛЮБЯ,
Презревши трон. - Немыслимое дело!"
Но он сказал, не уронив себя:

- Застать росу спешишь ли, недотрога?
Ведь час пробил, и казней будет много.
- Такой одной трёмстам не заменить!
Сим утром будут юношу казнить;

Здесь зрелище - из первых в высшем ранге;
Узнай Мальбрук[67], он ложу бы купил.
А этот мальчик видом - сущий ангел.
…Он топором отца перерубил!

…Откройся мне, сознания изнанка!
Забрезжи, свет в окне… ах, да, - цыганка!
- Останься. Я немедленно займусь.
…Сломаю шпоры, мячиком сожмусь,

И пронесусь вдоль Яузы журчащей,
Москвы-реки[68]… Вдруг, словно куст к кусту,
Покроет люд сплошной дремучей чащей
Васильевского спуска[69] пустоту.

Скорбят!? - всегда ж визжат, как скоморохи…
Ах, Человек и Жизнь - такие крохи!
Лилась бы кровь, примчись не я, а Руст[70].
…Узнаем, ЧТО есть Плач! - из первых уст.






               VII.


                    Петра живописую ли, Демида,
                    Но для меня поэзия - коррида!
                    Метая взгляды, как гранит из пращ,
                    По строкам волоку свой красный плащ…

                    И, формулу любви открывши в генах,
                    Жгутом связала дрожь железо в венах.
                    Добьюсь ли? Уклонюсь? Уберегу
                    Живот от острия?.. Ужель - смогу!?

Когда ко мне (с какой же стати, братцы?
Не стоит поднимать такой галдёж!)
Центр творчества пришлёт ума набраться
С горящими глазами молодёжь,

И зададут вопрос мне философский:
Рука иль мозг опишет век Петровский? -
Прочувствовав, отвечу не спеша:
- У автора центр творчества - ДУША!

Рука пером лишь водит по бумаге,
А мозг, в отдохновении, следит:
"Чудно! Каков финал сей дивной саги?
Так что СОСУД СЕЙ ТОНКИЙ уродит?

Ходы какие будут в промежутке?
Что - острые? тупые? Или - жутки,
Не зная их названия, в тоске,
Фигуры передвинем по доске?"

Прошла любовь, увяли помидоры!
Диковинку найдём ли, днём с огнём?
Из сказочного ящика Пандоры[71]
Мы новую фигуру достаём.

Известно: короля играет свита.
Чем более общественность сердита,
Тем чаще и монарх спешит развить
Фигуру, чьё призванье - лишь РУБИТЬ!

Здесь вряд ли ремесло, и не наука.
Из дерева искусник топором
Хоть ангела ваяет; вот так штука -
Столь тонко, не опишешь и пером!

Осталось лишь вздохнуть: "Какие люди
Снимаются отнюдь не в Голливуде!
А кто и не снимается - лишь стих…"
И наш герой, он есть ли среди них?

Наш СТРАХ… Отцеубийца окаянный!
Народа смертный грех и в Вечность мост,
Слеза Руси и стон наш покаянный. -
Гляди!! Выходит Дрюча на помост!

               *

Чтецов ли? мудрецов? спросить ли мимов,
Как вознестись превыше херувимов?
А коли пасть, тогда уж - данке шён![72] -
В шампанское. Ну, можно - б-р-р! - в крюшон.

Мечта любой осы - упасть в варенье!..
Гордыня - вот вам мнение моё -
Даёт лишь самолюбию паренье,
А вот вреда не видно от неё.

Гордыня - грех? Не ломит кости паром!
…Задумал уподобиться боярам,
Не видя у верёвочки конец,
Московский состоятельный купец.

Прононсу ли разбавить просторечье?
Изящество с фамилией Дрюон,
Из дальних стран жену в Замоскворечье
Привёз купчина, Чахлый Родион.[73]

В купеческой семье и уродилась,
Но фирма "Жан Дрюон" вдруг разорилась,
И смерть любимой мамы, вслед отца,
Явилась довершением конца.

Как вдруг месье, улыбка - Фебу[74] впору,
Рукою твёрдой начал дверь трясти:
"Я Жану обещал об эту пору
Отменного товару подвезти!"

Одет довольно странно, но опрятно.
Узнавши, поражённый неприятно,
Достаточно понятно произнёс:
"Мне Жан в тот раз подарки преподнёс.

Так я б с его делами разобрался,
И, может, что добавлю от себя".
"А звать Вас как?" - "Роди". Он постарался.
И сирота уехала, скорбя,

В далёкий край искать чужого счастья.
И Феб ли ведал: худшего ненастья
России небеса не заключат,
Чем в день, когда их первенец зачат.

…Москва не знала моря разливанней!
Прелестного младенца Родион,
Библейски просто, нарекает Ваней;
В жену свою, красавицу, влюблён, -

Желает пополнения семейства.
Рожденья день явил и тьму злодейства:
В столице государевы стрелки
Матвеева порвали на куски.

О чём тут горевать, скажи на милость?
Акулы мрут и валятся на дно…
Но атмосфера в доме - изменилась,
Открылось обстоятельство одно.

Была в ребёнке - не скажу, что робость, -
Но некая сердечная особость.
Лишь тонкостию слуха своего
Мать знала: сердце СПРАВА у него!

И предзнаменованьем этим мрачным
Чувствительность Мари потрясена.
Как прежде, брак казался ей удачным,
Но юная купеческа жена,

Подряд троих, даёт мертворожденных.
Когда ж чредой смертей обыкновенных
Великий материнства сломлен дар,
То счастье превращается в кошмар!

Муж жаждет вновь зачатия ребёнка;
Не слыша стон в измученной груди,
Напав, как косолапый на телёнка,
Пыхтит всю ночь: "Ро-ди! Ро-ди! Ро-ди!"

Купец, узнав бесплодность наступленья
И встретив выраженье отвращенья, -
А плечи - сверх сажени в ширину! -
Воспитывать сподобился жену.

- Ах, вот ты как, бруссельска кочерыжка!
Да мне цена!.. - не найден тот металл!
Ты знашь, кто Я? А твой отец - пустышка,
Ни в жизнь его за ровню не считал!

Мне хоть бы и служить - дворян обставлю.
Не буду жить, но УВАЖАТЬ ЗАСТАВЛЮ!
Сам князь Василий говорит порой:
"Вот - целостная личность, вот - герой!"

…Но только аневризма гуманизма
Кипеть давала крови не вполне,
Ведь ментор[75] сам из жертв европеизма.
Лишь гладил! полотенцем - по спине.

Читатель зарубежный! ты ведь знаешь:
Вряд муху полотенцем напугаешь.
Но правда и в ином: у нас страна,
Где и салфеткой выдерут слона!

О жёнах не заботиться негоже;
Купец себе пароль сей затвердил
И с сухостью боролся женской кожи:
С чуть влажным полотенцем заходил.

          Читатель

- Про банный день начнутся рефераты?
Ты личность покажи! - а результаты,
Когда с тоски за чтеньем не помру,
Уж я без полотенец разберу!..

Изволь. Сие лицо в удобном месте
Истории покажут витражи.
…Толпа вкруг Родиона - морд на двести,
Скандирует: "Потапыч! Покажи!!"

- К чему пугать коней? Но, коль хотите, -
С народом не заспоришь - что ж, ведите!
Но только прегорячих чтоб кровей,
И - сразу уговор - поздоровей!

…Ведут ли скакуна каурой масти,
Иль волоком он конюхов влечёт?
Что не по нём - узду порвёт на части,
Такие по стране наперечёт;

Из глаз уж сыплет искр другая тонна!
Вдруг лошадь замечает Родиона
И начинает голову клонить,
Как будто попросила извинить.

Потапыч, подойдя едва ль не в лени,
Кладёт на холку - кисть, не куль с зерном,
Но странно что: у лошади колени
Мгновенно заходили ходуном!

Ещё одно мгновение - средь торга
Прегромкий раздаётся вопль восторга!
Шажочка два скакун поотступал,
Да тут же на колени и упал.

Визжат мальчишки, воют даже бабки:
"Вот диво! Ай, Потапыч! Ну, силён!
Красавца как он кинул-то - на бабки!"
Любимец пол-столицы - Родион.

…Премногая тебе, читатель, лета!
Как личность? каково глядит с портрета?
Фас, профиль! а три четверти! - три-птих!..
А результатов - вовсе никаких.



Милиции любого региона,
Чтоб навыки профессии впитать,
Про житие купчины Родиона
Полезно, хоть в стихах, а почитать.

Да, улицы плодят дурман, заразу;
Бывают и убийства по заказу…
Но самый изощрённейший злодей -
Лишь в спальне и на кухне у людей.

Потапыч (не спьяна, не в день зарплаты)
Ходил к жене - как в лавку, для трудов.
Я чуть ошибся: бы-ли результаты!
Но не было - поверите!? - следов.

Уж каждый день, иль только в выходные
Являлся к ней - не знали и родные.
Поэтам сласть - под звёздами брехать;
Купцам, хоть раз, да надо отдыхать?!

Пока хозяин дома отдыхает:
Съест отбивную, ляжет потужить, -
Слаб человек! - жена его харкает…
Но отбивной, порою, - есть, чем жить.

…Она вдруг чует ток в любой реснице!
И мановеньем ног по половице,
Пригнувшися под рамами окон,
К ней ангел приближается сквозь сон!

Четыре? шесть ли лет сему виденью?
Да было и двенадцать, что с того?
К её ногам припав солёной тенью,
Он матери не скажет - ничего,

Она ему - ни слова не проронит.
Лишь пальцы на макушечку уронит, -
А пальцами читают, или нет? -
И чувствует подушечками свет!

Да, счастье материнства - это смелость,
Сыновняя любовь - сложенье крыл…
И столько им сказать ВСЕГО хотелось!
Но, как они, - НИКТО не говорил!

…Ребёнок возрастал, отверзши очи.
Он редко спал хотя бы по полночи,
И мамина рука по голове
Кружила тенью облака в траве…





               VIII.


Четырнадцать годков сравнялось Ване.
Кудрявый белокурый Купидон[76]
Был статью отражением папани,
А синевой очей - как есть, Дрюон.

Пришла пора, призвал купчина сына:
- Души моей и счастья половина!
От сердца молви, лишнее отсей, -
Заняться чем желаешь в жизни сей?

И ныне дай ответ не боязливый -
Прямой, как своему духовнику…
- Прости меня, отец мой справедливый! -
В подручные желаю. К мяснику…

Лицо купца почти не омрачится:
"В домашнем тож хозяйстве пригодится".
Кто ж знал, что это - Вечности звонок?
- Хорошая профессия, сынок!

               *

Прошло три года. Сцена на экране:
Жар, полумрак, два веника… парит…
Потапыч с мясником болтают в бане,
Отцу наставник сына говорит:

- Уж ты как хошь, в глаза хвалить не буду,
Но всякий мёд - познай свою посуду!
Здесь - чистая слеза, завод "Кристалл"[77];
Ты парня золотого воспитал!

Глаз, точность, но - огромные ручищи;
Ломает рёбра, в пальцах теребя.
Сказать-то страшно: думаю, дружище,
Что силой превзойдёт он и тебя!

Вниманием к клиенту потрясает:
Ну, бабушка столетняя растает,
Как для неё, из уваженья лет,
Нарубит - солнце видно на просвет!

При этом книга Гиннеса рыдает;
В соседних лавках - досточки трясёт;
На девушку засмотрится, бывает,
Так и чурбан ударом разнесёт!

Да, ждёт его большая популярность…
Сердечную, Потапыч, благодарность
От цеха от всего передаю.
Таких ребят не много и в раю!

Природа, коль даёт, - не экономит.
Жаль, братьев нет; снесли б любой барьер!
…Не жарковато? - "Пар костей не ломит.
Потом я остужусь, на свой манер!.."

Купец, успевши в бане натрудиться,
И впрямь - к жене заходит остудиться.
Как вдруг зовёт, средь мыслей одинок:
"Ванюша! Загляни сюда, сынок!"

И молвит: "Вот так новое коленце!
С чего бы вдруг? - немыслимо уму!" -
Лоб вытер. - "Отожми-ка полотенце.
Перестарался, что ли? - Не пойму…".

Ванюша вышел. Отжимая влагу,
Жгут разорвал, как карапуз бумагу.
Привычно снасть блеснула серебром.
К отцу он возвратился с топором.

Подальше ногу правую отставил,
Кивнул закрытым матери глазам,
Тоскливый взгляд поверх икон наставил
И - рубанул, как мог! Напополам.

             * * *

Амбиции отцов… Успеха смета…
В ней души чад - разменная монета,
Не каждый дом обходит стороной
Звериный рык, что слышно за стеной:

- Ведь я же объяснял тебе, дубине,
Как заслужить отцовскую хвалу!
Желаешь есть - играй, как Паганини,
А нет, так на коленях стой в углу!

…Иное дерзновенье миллионов -
Дать имя клану, скажем - "Родионов".
Мечта такая сладости полна,
И если на пути стоит жена…

Блажен, кто не кривился, примеряя
К себе, во славу Вышним, роль слуги!
Но чувствам, что пониже, доверяя,
Купец платил Дрюоновы долги,

И самоё Любовь считал товаром.
Гордыня - грех? Не ломит кости паром!
Ах, здесь чрез реку Вечности паром… -
Не наш, простите, случай. Топором.





                IX.


Просторные московские проспекты,
Бульвары, берега Москвы-реки
Сейчас переполняют диалекты,
Как прежде - песни, звоны, говорки.

Гурману в наши дни московский говор
Кто может описать? - кавказский повар.
А вот в петрову пору свой прононс
С улыбкой нам дарила Анна Монс.

Да оказалась скверною актриской;
Счастливый день! - не взобралась на трон.
Так отчего же тризна на Мясницкой,
И что за странный вопль со всех сторон?

Кузнецкий Мост, Лубянка… ближе… дальше…
Всё тот же стон, и - ни малейшей фальши,
Чувствительной для слуха моего:
"Потапыч! Да за что же МЫ его!?"

Не "ОН" и не "ОНИ"! Воздевши руки,
Прямой и простодушный наш народ,
Не ведая редакторской науки,
Грех на себя, как Божий Сын, берёт.

Нагнало бурей волн народа лишку,
В толпе здоровяки ведут парнишку;
Изрядны дядьки густотой бровей,
Но паренёк любого здоровей!

По щучьему веленью? колдовскому? -
Их пропускают. С дланью длань, сцепись!
Так Моисей народ по дну морскому
Провёл, велев стихии: "Расступись!"

На Лобном месте - лязг полушек странный.[78]
- Молись, отцеубийца окаянный!
…Ну, всё; пора ступени окропить.
Внезапный шум. Всё ближе. - "Пре-кра-тить!!"

          Палач

- Ох, принесло царя из-за границы;
Я ж инструмент наладил, как назло!
Коль есть работа, мне всю ночь не спится:
Зашкурил, наточил… Не повезло!

…Вблизи, меж мясников, - цемент объятий.
Подъехал Пётр: "Сверх всяких вероятий!!
Везёт тебе на кадры, Третий Рим!"
- Отставить! Отпустить. ПОГОВОРИМ?

               *

Окреп, как в сказке, день новорождённый;
Синицей промелькнула суток треть.
В светёлке - царь и юный осуждённый.
- Ну, дай тебя получше рассмотреть!

…Он мог принадлежать к небесным силам.
Чело, степенность, стать… - мороз по жилам!
Помладше б был - к архангелу в пажи!..
- Уж будь как дома. Здравствуй! Расскажи.

Ванюша рассказал - не враз, но стройно -
Про стоны, вздохи, шорохи, слова;
Витиевата жизнь и многослойна,
Час миновал - управился едва,

Подвёл итог бесславного турнира.

          Пётр

- Прискорбно! Вкруг мерцали слёзы мира,
Пока ты о житье своём басил…
Какое, бишь, прозвание носил

В отцова дома атмосфере затхлой,
Наследником родительских имён?

          Ваня

- По батюшке, по-уличному, - Чахлый.
А матушки фамилие - Дрюон.

          Пётр

- Какая сцена! Пир для лицедейства:
Позор долгов, сжирающий семейства,
Замужество, достаток, кабала…
О Небо! Сколь чудны твои дела!

Ну, заболтались! Дел насущных - куча.
В Преображенский[79] подходи к утру…
Дрюон и Чахлый? - Славно: будешь Дрюча.
РАБОТУ ДЛЯ ТЕБЯ Я ПОДБЕРУ.







                X.


Изволь спешить! Сегодня царь в ударе;
Для нас он ныне делает, бояре,
Доклад об обновлении страны.
Сбирайтесь поживее, пацаны!

Чтоб угодить и выглядеть красиво,
Обрежь кафтан. - Эх-ма, галиматья!
Зато фуршет голландского разлива;
Разносят булки, с кремом для бритья.[80]

               *

                    А куда ты, Ваня, гонишь,
                    С грузом - в гору, ёшкин свет!?
                    Ну-ка брось, а то уронишь,
                    Потеряешь вторитет!

          Пётр

- Горбом, без иноземныя подмоги,
Собравши для правительства налоги,
Оплачиваем трижды мы: вдовство,
Детей убийство, также воровство.

А я хочу, пусть кровию харкая,
Пробить стезю сквозь косность, лень и тьму;
От нужника и сгнившего сарая
Вести народ к довольству и уму.

Какая - тьфу! - Европа? Что - свобода!?
Как мыслю, что за жертва от народа, -
В глазах круги, и громкий звон в ушах.
Ведь вымостим костями каждый шаг!

Коль в этой бане не удержим пару -
Что делать? ход истории таков! -
На Божий свет всего оставят пару,
В спирту, горбатых русских мужиков.

В кунсткамеру заходишь возле тракта:
"Ах, русских жаль, да выродились как-то!
Уж сколь за них поляки ни дрались,
Да больно осетриной зажрались!"

…Поверим сим словам проникновенным?
Из пол-России сделав антрекот,
Шеф-поваром являлся Пётр отменным.
Рабочий материал… рабочий скот…

             * * *

Дам берковец[81] за фунт! Пустой нагрузкой
Не утомляй мозги, воитель русский:
Кто во главе колонн в поход пойдёт,
Тех благодарность царская найдёт!



Мы в Шеине талантов не открыли;
Вишь, вырос парень в северной глуши.
Хоть званием они на равных были,
Умишком Шеин ниже Чан Кайши[82].

Стрельцов рассеяв, зря сей знатный воин
В столице ждал царя и был спокоен.
Хоть политесом не владела мать,
Политику потребно понимать!

Такое ж - в жизни раз, счастливый случай,
Как ворогу на голову кирпич:
Раз следствие идёт, до общей кучи
Помочь царю постылую постричь,

Супругу оболгать. Забудь терзанья;
Тут главное - составить показанья,
Да после мужиков ломать и гнуть!
И крестик уж поставит кто-нибудь.

А Софьюшку до кельи не проводишь?
Иль ей - от Санта Клауса носок?!
Напрасно философию разводишь,
Что толку прятать голову в песок -

Торчит брада, и всё иное тоже,
Оно в песке и неудобно роже;
А вдруг какой проказник закричит:
"Гляди-кось, шея Шеина торчит!"

Забудь о том, сколь важная ты птица;
Царю служить - не перл един клевать.
Хороший врачеватель не боится
Дерьмо страдальцам с кобчиков смывать!

Присел бы, посчитал всё по науке:
Снести голов - семьсот четыре штуки,
Ведро ноздрей, пятьсот ушей под нож.
А остальных - уж ладно, на правёж[83]!

               *

          Пётр - Шеину

- Ты, вправду, белены объелся сдуру?!
Спросонок этак мало порешил?
Иль злостно разъяряешь мне натуру?
В день встречи подразнить царя решил!?

          Шеин

- Льзя ль глупым овцам отвечать за волка?
Кто виноват - тот найден, не иголка;
Я с измальства монархов не дразнил,
Верёвки нет - зачинщиков казнил.

Не бойся, всё дознали. Как старались!
Всех вывел, хоть наскрозь меня ударь!
И ныне невиновные остались;
Взаправду - непричастны, государь.

          Пётр

- Не лили кровь царя, и тем несчастны!
Казнил лишь тех, которые причастны? -
А кто ж теперь расскажет про сестру!?
Я шкуру с самого с тебя сдеру!! [84]

          Меншиков

- Мин херц! надрать бы уши - способ верный.
Гляди - отрепье, государю врёт!
Хоть он генералиссимус и скверный,
Коль ты расстроен - он и сам умрёт,

Вот сей же час, как верная собака.
А ну, злодей, прими-ка позу рака!
Мин херц, с разбегу, туфлей - прямо в зад!
Ну, как Пеле! Глянь, Шеин тоже рад…

Давай "сухим листом" ещё ударим!
"Девятка!" (…Лёш, ты вечером зайди.
За вас мне изъясняться с государем -
Бесплодное томление в груди!)

          Пётр

- Философ... Тех бы на кол! - Дали маху…
Короче! Невиновных - всех на плаху…
Да ладно, извинения потом…
И этих, непричастных, - бить кнутом!

…И взрослым детский ужас так реален!
Планида! У монарха - свой букварь.
Грех близок. Человек не идеален,
Хоть сам - отец, и лучший государь.

Нельзя сказать - жестоким уродили;
Второй был бунт, едва уговорили
Указ о Шакловитом подписать. [85]
Смотри, как развернулся! Чудеса…



На первый лист я в каждую из азбук
Вписал бы, чтобы знали наперёд:
Терпение царя - как грозный Айсберг;
Перевернётся - многих зашибёт!

               *

Уж не скажу, чтоб "Шаттл" или "Фау",
Но государь привёз нам ноу-хау:
В Европе рубят рёбра кораблям,
А шеи, что ж - стрельцам, - и королям[86]!

Да, власть скучна; иное только дело,
Скажу вам без художеств и прикрас,
Отчёты Позвоночного отдела -
Разбойный, что ль, в правительстве приказ[87]?

Тут, вместо к иностранкам прислоняться,
И с топором не грех поупражняться;
Влекут, как театральные звонки,
Всех корабелов шейны позвонки.

Увидев плод трудов своих на блюде,
Мужчины не замедлят пошутить.
В такой отдел всегда найдутся люди!
Иные даже могут приплатить.

Ты что грустишь, любезный? Эй, не кисни!
Мы с этой тренировкой, только свистни,
Наполним кораблями водоём.
И полстраны к галерам прикуём!

               *

                    У меня с подругой Клавкой
                    Общий милый - как тут быть?
                    Вишь, нашёл топор под лавкой,
                    Станет головы рубить.

          Пётр

- Анюта! коли надо - вот чернила.
Тебя масштабность сделки потрясёт:
Ты более чем в триста оценила? -
Меняю, для начала, на шестьсот! [88]

Так по рукам? Не надо сдачи, что ты!
Мне этот мальчик нужен для работы.
Ты знаешь - на Руси теперь пора,
Когда в большом почёте мастера!







                    XI.


                    Время действовать, теории - потом.
                    Грозный час пробил. Россия - что? - Бумага!
                    Заартачится, так мигом слово "благо"
                    На спине ей будет писано кнутом.
                         (Из книги "Санкт-Петербург. 365 посвящений")

          Дьяк - боярам

- Кончай зевать! Готовность - нулевая.
Указ дошёл? - Какого ж вам рожна?
На свете есть порука круговая,
И ближний круг связать она должна.

Для добрых дел? для церемоний чайных?
Зачем пускать во власть людей случайных?
Впредь все, чья цель - высокие чины,
Народной кровью будут сплочены!

…Двор новостями весь сезон делился:
Кто был хорош, а кто и не вполне.
Голицын-то, Борис[89], как осрамился! -
Попал, чудак, бедняге по спине,

И всё не оставлял стрельца в покое.
Но человек - не дерево какое,
В нём выемки непросто вырубать:
Кричит! Борис затрясся, ну долбать!

(Ведь пил - не просыхал, а сох и чахнул).
Да тут приспел толковый молодец:
Как ветер налетел, разочек ахнул,
И сразу наступил стрельцу конец.

…"Для нас бы нежелательно к боярам -
То мимо бьют, то пахнет перегаром!"
Кого пошлют - обида не мала.
А к Дрюче просто очередь была!

Всем двери автоматом раздвигали,
Как ныне в гипермаркете "Уют".
Прохожие частенько подбегали:
"Кто крайний? Подскажите - что дают?!"

- Заботливо встречать, не по одежке!
Продукты вывозите на тележке.
…Возница вёл каурых в поводу,
А чернь перегружала на ходу.

…Раз Меншиков изволил похвалиться,
Курсируя боярских групп промеж:
- С такой работы можно надсадиться!
Я двадцати голов лишил мятеж. [90]

Бояре не могли понять причину:
- У нас-то результаты - не по чину!
Лишь хвастал Ромодановский спроста,
Что четверых лишил он живота.

А что же Дрюча? - день и ночь трудился;
Ведь надо ж, человек себя нашёл!
Какой-то грамотей считал, да сбился,
Потом опять. - Так плюнул и ушёл.

И ввечеру, и пред рассветом алым
Сопровождалось действо ритуалом;
Из раза в раз всё слышала заря:
- ЗА ЧТО ЖЕ МЫ ЕГО? - Да за ца-рря!!

               *

А царь кипел, князь-кесарь волновался -
Дознание опять теряет нить.
Один вопрос главнейший оставался:
Как Софью поскладнее обвинить?

Но тут, с неизлечимостью волчанки[91],
Подследственных настигла гниль МОЛЧАНКИ;
Сия болезнь в России так крута,
Что не боится дыбы и кнута! [92]

Один лишь Пётр не потерял надежду;
Обдумал, осознал, заданье дал:
- Зовите Дрючу! - "Энтого невежду?
Тут - не рубить, он батоги[93] видал?!

Поддастся ль топору болезнь? - Едва ли".
Да царь велел; что ж, драться с ним? - Позвали.
Явился Ваня, к узнику идёт
И тихо руку на плечи кладёт.

А у стрельца - вот диво, посмотрите! -
Желание молчать прошло само:
- Я расскажу! Не надо! Уберите!! -
И всё открыл про Софьино письмо.

…Коллеги на глазах переменились.
До этого Ивана сторонились,
Да мало ль дел совместных впереди?
- Ты… - В общем, мы научим. Приходи.



          Меншиков

- Мин херц, я пас - на редкость парень ловкий;
Такой палач Руси, как судну винт!
Он где набрался этакой сноровки?

          Пётр

- Наследственность и школа, херценкинд[94].

          Меншиков

- Хоть и с такой весьма смазливой рожей,
А изучал закон - навряд ли Божий…
В какую гавань, шхипер[95] мой, рулишь? -
С тигрицей Сонькой делать что велишь?

          Пётр

- Постричь! - чтоб царство не осиротело,
И НАВИСУ ЯЗЫК ЧТОБ НЕ РАСПУХ!
В здоровое природной массой тело
Молитвою вдохнём здоровый дух.



Раз так, для Дуньки не нужна бумага:
В разгаре пир, и льётся кровь, как брага;
Истории новейшей гегемон
Не знает слова древнего "закон".

          Пётр

- Я не прикован цепью к этой юбке!
Пусть сына жаль, но родичи жены
Вытягивают соки, словно губки,
Из вовсе обессилевшей страны.

Мне выводить народы из барака,
А тут ещё вериги - узы брака,
Как будто нет Руси судеб иных,
Чем тягло[96] во прокорм Лопухиных!..

Движение Планида наблюдает
От центра расходящихся кругов.
СЕЙ рай ли венценосцу подобает?
С ТАКОЙ женой - простушкой без мозгов!?

Ведь счастье близко, главное - дорваться…
Монархиня Еленой[97] стала зваться,
Иные же, до тысячи голов, -
Без имени. Всего-то и делов!






          XII.


     Промелькнув, навеки кану,
     Спрячусь в землю головой,
     Позабыт людской молвой.
     Так давайте по стакану -
     Я пока ещё живой!

          Нам наклонности к вину
          Путь мостят во глубину -
          Не сибирских руд, конечно,
          А души, где тьма кромешна.
          Ищем ощупью ответ:
          Чем тут щёлкнуть, где тут свет?

     Вскоре, горд и своеволен,
     Нарушая улиц тишь,
     Затяну "Шумел камыш!";
     Вечно кто-то недоволен,
     Но на всех не угодишь.

          Что ж, добавим по одной.
          Не тряхнуть ли стариной
          И в вино окрасить воду,
          Снявши голову народу?
          Мы, рыдая по кудрям,
          Это дело одобрям!

     Промелькнув, навеки кану,
     Спрячусь в землю головой,
     Позабыт людской молвой.
     Так давайте по стакану -
     Я пока ещё живой!

          Нам наклонности к вину
          Путь мостят во глубину -
          Не сибирских руд, конечно,
          А души, где тьма кромешна.
          Ищем ощупью ответ:
          Чем тут щёлкнуть, где тут свет?

               *

Иван прошёл горнило дней азартных.
Рок мастера молчанкой одарил:
"За что же мы его?" - пять слов стандартных,
Он больше ничего не говорил.

- А прочие слова куда же делись?
Не то чтобы претензии имелись -
Работу разумеет, не нахал, -
За стопкой Ромодановский вздыхал, -

Такой шедевр уж кто покроет бранью?
Но наш ОН, нет ли? - не возьму я в ум.
Всё пахнет от НЕГО какой-то дрянью;
Франц[98] цокал языком: "Парфюм, парфюм!"

Пётр доливает в кружку слёз и сидра:
- Мне отчина, как Геркулесу Гидра[99].
Издетства не могу царить в Москве;
Главу отрубишь - отрастают две.

Но день настал, нашлась опора трона,
Мой Гнев явился в мир во всей красе;
ОН на посадских глянет, как Горгона[100],
И пёсьи морды каменеют все!

               *

Служил владыкой жил. Утюжил. Княжил.
Что редкость - и врагов себе не нажил;
Нельзя сказать, чтоб с кем-нибудь дружил,
Но в жизни никого не заложил.

Петровых планов став столпом дебелым[101],
Он был для полстраны основой снов.
Его слова не расходились с делом,
Дела красноречивей были слов.

…Отныне и стиха Петру хватало,
Чтоб урезонить всякого нахала;
Вопрос он ставил вскользь, не по злобе:
"Не с Дрючей пообщаться ли тебе?"

             * * *

В лечебном деле нам драматургию
Использовать всё шире надлежит.
Сосед мой позабыл про аллергию;
Меня завидел издали, бежит,

И, словно пообщавшись с Авиценной[102],
Нежданно-зычно кличет: "Драгоценный!
Узнай: такое чтиво не по мне -
Рукою правой дёргаю во сне.

Эмоции, что волны; коль накатят -
Посудой никакой не исчерпать;
Сам знаешь, мне за критику не платят,
Но лучше кашлять, чем почти не спать.

Ваш брат, он за читателя в ответе!
Откуда что берёшь, зачем ты эти
Фантазии народу преподнёс?
С тобой хлебнёшь, горячего до слёз!"

             * * *

Бумаги ворох, кресло возле шкапа;
Я делаюсь совой, стихи строча.
Кому-то интересней про арапа,
Но я решил писать про палача.

Вся улица могильной тьмой объята.
В шкафу… Вы снова шепчетесь, ребята? -
"Несносен. Надоел. Неудержим.
Закончит - в типографию сбежим!"



          Конец первой части.



Москва - Санкт-Петербург - Уфа              
Май 2002 г. - июль 2009 г.




        Примечания к части первой

[1] Матвеев Артамон Сергеевич (1625-82) - государственный деятель и дипломат, ближний боярин царя Алексея Михайловича. Воспитатель Натальи Кирилловны Нарышкиной, будущей царицы и матери Петра I. 11 мая 1682 г. (даты исторических событий даны по старому стилю) фактически был поставлен вдовствующей царицей во главе правительства.

[2] Первый стрелецкий бунт. 15 мая 1682 г. стрелецкие полки, поверившие навету, взбунтовались и заняли Кремль. Кровопролитие продолжалось три дня.

[3] Софья Алексеевна (1657-1704) - царевна, дочь Алексея Михайловича и его первой жены, Марии Ильиничны Милославской. После смерти отца (1676 г.), в царствование недужного брата Фёдора Алексеевича (сын М. Милославской, умер в 1682 г.), оказывала значительное влияние на деятельность правительства. Властолюбивая, умная и энергичная С. А., поддержанная приверженцами во главе с боярином Иваном Михайловичем Милославским, в результате Первого стрелецкого бунта 29 мая 1682 г. стала правительницей государства при малолетних братьях-царях.

[4] Нарышкины - родственники царицы Натальи Кирилловны. На этот клан и на его сторонников пришлась вся тяжесть удара взбунтовавшейся стрелецкой массы в мае 1682 г.

[5] Иван V Алексеевич (1666-96) - номинальный царь, соправитель (с 23 мая 1682 г.) Петра I. Непосредственно после кончины Фёдора Алексеевича шестнадцатилетний сын М. Милославской царевич Иван, хромой и косноязычный, почти слепой, был обойдён при решении вопроса о престолонаследии. При поддержке патриарха Иоакима и многих бояр 27 апреля 1682 г. царём был "выкрикнут" на Соборной площади девятилетний Пётр, старший брат которого, Иван Алексеевич, всё ещё оставался царевичем.

[6] Пётр I Алексеевич (1672-1725) - царь, первый русский император. Сын Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны Нарышкиной.

[7] Непосредственной причиной вспышки стрелецкой ярости оказалось выступление князя Михаила Юрьевича Долгорукого, сына боярина кн. Юрия Алексеевича, главного начальника стрелецкого войска. М. Ю. из-за болезни отца управлял Стрелецким приказом. Восприняв как личный позор выступление подчинённых ему служилых людей, Михаил Долгорукий приказал им немедленно возвратиться в слободу, угрожая в противном случае жестокой расправой. Рассвирепевшие бунтовщики сбросили князя Михаила с Красного крыльца на стрелецкие копья. Та же участь постигла Матвеева, братьев царицы Афанасия и Ивана Нарышкиных, убитого в своем доме князя Юрия Долгорукого, Григория Ромодановского, Фёдора Салтыкова, Ивана Языкова и других "изменников".

[8] Многопросвещённый современный школьник, конечно же, вспомнил строки Ивана Андреевича Крылова: "Беда, коль пироги начнет печи сапожник, // А сапоги тачать пирожник…".

[9] Манкировать (здесь) - пренебрегать чем-либо.

[10] Теза - утверждение.

[11] Кипенный - белый, как кипень; очень белый.

[12] Да не забудет читатель крылатую фразу Аполлона Григорьева: "Пушкин - наше всё".

[13] Заячий остров - первая территория Петербурга, остров близ места разделения Невы на два больших рукава. 16 мая 1703 г. на нём Петром I была заложена крепость, названная впоследствии Петропавловской.

[14] "О доблестях, о подвигах, о славе" - первая строка стихотворения Александра Блока.

[15] После первого бунта упивавшиеся вседозволенностью стрельцы на несколько дней стали высшей властью в стране (поначалу - не без наущения Милославских). 23 мая 1682 г. по их требованию было установлено двоецарствие; 26 мая "первым" царём был объявлен Иван, а "вторым" - Пётр. Наконец, 29 мая стрельцы потребовали "правительство ради юных лет обоих государей вручить сестре их", царевне Софье. Регентство Софьи Алексеевны длилось семь лет.

[16] Возмужание Петра, в играх которого с потешными ковалась новая воинская сила России, всё более тревожило правительницу и её окружение. В 1689 г. сложился заговор, основной и наиболее зловещей фигурой которого стал начальник Стрелецкого приказа Фёдор Леонтьевич Шакловитый (?-1689), ближайший приспешник Софьи. Ш. велел преданным ему стрельцам приготовить до сотни человек из каждого полка, чтобы при удобном случае перебить приверженцев Петра. Однако несколько стрельцов во главе с пятисотенным Ларионом Елизарьевым решились донести царю о готовящемся покушении. 7 августа Софья приказала Ш. собрать стрельцов в Кремль, затем все кремлёвские и городские ворота были заперты. Чувствуя, что решительный момент настал, Елизарьев поспешил известить обо всём Петра. Стрельцы Дмитрий Мельнов и Яков Ладогин были посланы к царю с сообщением, что злоумышленники вот-вот пойдут на село Преображенское, бывшее в ту пору скорее пристанищем, чем резиденцией далёкого от реальной власти юного государя.

[17] В ночь на 8 августа Пётр был разбужен криками о смертельной опасности. В страхе, не одеваясь, он вскочил на коня и ускакал в ближайшую рощу. Ближние люди примчались к царю с одеждой; надев её, Пётр пустился вскачь и к утру достиг Троице-Сергиева монастыря. За неприступными стенами этой обители, одной из главнейших святынь России, можно было прийти в себя и переждать беду.

[18] Карбас - небольшое парусно-гребное судно жителей русского поморья.

[19] Так говорит о себе Христос: "Азъ есмь Альфа и Омега, начало и конец".

[20] Вслед за Петром 8 августа в Троице-Сергиев монастырь явились обе царицы, Наталья Кирилловна и Евдокия. В этот же день прибыл из Москвы стрелецкий полк под командованием Лаврентия Сухарева. Подошли "потешные" полки, доставившие царю и артиллерию. 10 августа Пётр отдал приказ прибыть в Троицу Ивану Цыклеру, полковнику Стремянного полка, к которому принадлежали стрельцы, предупредившие царя в ночь на 8 августа об опасности. Цыклер явился, привёл с собой 50 стрельцов и подробно рассказал о намерениях Шакловитого. Теряющая власть правительница попросила патриарха Иоакима отправиться в Троицу и помирить её с братом. Патриарх уехал из Москвы и сразу примкнул к Петру. Вскоре к Троице отправились ещё пять полковников, много урядников и рядовых стрельцов. В поисках примирения с Петром Софья сама поехала к нему, но была остановлена в дороге и получила приказ вернуться назад. Власть ускользала от неё, и возврата к прежнему не было.

[21] Сильвестр Медведев (в миру Симеон) (1641-91), духовный писатель. Принимал значительное участие в исправлении церковных книг на закате раскола. С 1680 г. - настоятель Заиконоспасского монастыря, в котором создал школу, отличавшуюся латинским направлением. В 1689 г. С., участие которого в заговоре состояло, помимо прочего, в том, что он написал хвалебные стихи под портретом Софьи, противниками всего "латынского" был объявлен честолюбцем и возмутителем, замышлявшим убить патриарха. С. бежал из Москвы, но был схвачен и отправлен в Троице-Сергиев монастырь. Его лишили иноческого статуса, пытали и приговорили к смертной казни. После двухлетнего заключения С. был казнён.
1 сентября 1689 г. в Москву прибыл стрелецкий полковник И. Нечаев, объявивший требование Петра: выдать Шакловитого, Сильвестра и их сообщников. Разъярённая Софья приказала отрубить полковнику голову; на счастье последнего, в суматохе "Дня знаний" в Кремле не нашлось палача.
Пётр снова потребовал выдать главных злоумышленников и повелел служилым иноземцам прибыть к нему. Все иноземные офицеры во главе с генералом Патриком Гордоном, который привёл и "выборный" Бутырский полк, 5 сентября прибыли к Троице. 6 сентября толпа стрельцов в Кремле потребовала выдачи Ш. Не имея более поддержки, Софья смирилась. Ш. был привезён в Троицу 7 сентября. После пытки он сознался в намерении убить царицу Наталью, но отрицал посягательство на жизнь Петра. 11 сентября Шакловитого и двоих его сообщников-стрельцов обезглавили возле монастырской стены.
Одновременно с Шакловитым, но по доброй воле, к Троице прибыл Василий Васильевич Голицын (1643-1714) - фаворит царевны Софьи и фактический правитель России в годы её регентства. От наихудшей участи князя Василия спасло заступничество двоюродного брата, князя Б.А. Голицына (см. примечание 89). В. Голицына сочли непричастным к заговору, но за другие вины (в т. ч. провал совершённых под его командованием Крымских походов 1687 и 1689 гг.) он был сослан в Архангельский край, где и умер через 25 лет. Софье местом жительства был определён Новодевичий монастырь, при этом царевна не была пострижена в монахини.

[22] Эта сцена со стрельцами столь же исторически точна, сколь и театральна.


[23] Каплер Алексей Яковлевич (1904-79), кинодраматург, заслуженный деятель искусств РСФСР (1969). Будучи автором сценариев популярнейших фильмов и лауреатом Сталинской премии, Каплер, человек исключительного обаяния, добился внимания дочери И. Сталина - десятиклассницы Светланы. Роман получил огласку. Вождь (партийная кличка Сталина - "Коба") не пожелал расстреливать заигравшегося драматурга, но примерно его наказал: с 1943 по 1953 год Каплер провёл в лагерях. Одну из волн известности подарил Каплеру Владимир Высоцкий, запечатлевший в песне "Антисемиты" пантеон знаменитых евреев: "Средь них - пострадавший от Сталина Каплер, // Средь них - уважаемый мной Чарли Чаплин, // Мой друг Рабинович и жертвы фашизма, // И даже основоположник марксизма".

[24] Цыклер (нередко используется осовремененный вариант написания фамилии - Циклер) Иван Елисеевич (?-1697), думный дворянин. Сын полковника из иноземцев. С 1682 г. - один из ближайших сподвижников Ф. Шакловитого, ревностный приверженец царевны Софьи. Полковник Стремянного стрелецкого полка. В 1689 г., понимая, что регентству Софьи приходит конец, принял сторону Петра I. Царь, вопреки ожиданиям перебежчика, не только не осыпал того милостями, но и фактически отдалил. Озлобленный Цыклер в 1697 г. то ли слишком открыто выражал своё недовольство, то ли и вправду составил заговор против Петра.

[25] Пытки во время суда заставили Цыклера сознаться, что к преступному замыслу его побудили упрёки в старой дружбе с И.М. Милославским ("собеседником" которого Цыклера называют источники того времени).

[26] Пётр, памятуя о прежней принадлежности Ц. к партии Милославских, не поспешил в 1689 г. принять вчерашнего недруга в свои объятья. Вначале царь отправил его воеводой в Верхотурье (на Урал). В 1696 г. Цыклер был вызван в Москву и назначен к строению крепостей при Азовском море; он счёл это назначение за очередную отнюдь не почётную ссылку.

[27] Соковнин Алексей Прокофьевич (?-1697), окольничий. Участник заговора Цыклера. Казнён.
Пушкин Фёдор Матвеевич (?-1697), стольник. Зять А.П. Соковнина. Участник заговора Цыклера. Казнён. Вопреки распространённому мнению, Ф.М. Пушкин не был прямым предком поэта. В действительности он приходился аж шестиюродным братом прапрадеду Александра Сергеевича, стольнику Петру Петровичу.

[28] "Птенцами гнезда Петрова" царь называл своих наиболее близких сподвижников.
Небезынтересный факт: главным доносителем по делу Цыклера опять оказался стрелецкий пятисотенный Ларион Елизаров (Елизарьев; см. примечание 16). Поразительное постоянство!

[29] Ромодановский Фёдор Юрьевич (ок. 1640-1717), князь, государственный деятель. Один из ближайших сподвижников и свойственник Петра I (сын Р. Иван был женат на Анастасии Салтыковой, сестре жены царя Ивана V). Многие годы возглавлял Преображенский приказ. В ходе долгих отъездов молодого Петра из столицы (связанных с Азовскими походами и Великим посольством) Р., которого царь удостоил титулов князя-кесаря и Его Величества, фактически управлял государством.

[30] Бомбардир - воинское звание, установленное в 80-х годах XVII века для артиллеристов "потешных" войск. "Зачал служить с первого Азовского походу бомбардиром", - писал сам Пётр. "Господином бомбардиром" зачастую именовало Петра в дни его молодости близкое окружение.

[31] Лодер Христиан Иванович (1753-1832), знаменитый врач. С 1806 г. в России. Инициатор и руководитель нескольких значимых проектов создания медицинских учреждений. После того как профессор Лодер открыл в Москве на улице Остоженка заведение, посетителям которого предписывалось не только пить минеральную воду, но и совершать длительные пешие прогулки, в московском простонародье родилось выражение "лодыря гонять".

[32] В стихотворении "Моя родословная" А.С. Пушкин написал: "Упрямства дух нам всем подгадил: // В родню свою неукротим, // С Петром мой пращур не поладил // И был за то повешен им". На самом деле И. Цыклер, А. Соковнин и Ф. Пушкин не были повешены, но четвертованы и затем обезглавлены. По приказу Петра на Красную площадь доставили и установили под плахой открытый гроб с костями скончавшегося в 1685 г. И.М. Милославского; кровь заговорщиков стекала на ненавистные царю останки.

[33] Злополучная рифма "два раза - зараза" гуляет в эфире с лёгкой руки кабаре-дуэта "Академия" (А. Цекало и Л. Милявской).

[34] О заговоре Цыклера Петру донесли 24 февраля 1697 г. Казнь сообщников состоялась 4 марта.

[35] "Мин херц" (от нем. mein Herz - моё сердце, моя душа, миленький), шутливое обращение к Петру I его любимого сподвижника и фаворита А. Меншикова.

[36] Турецкая крепость Азов была взята Петром I в итоге Второго Азовского похода (1696 г.).

[37] Кубок Кубков. Вряд ли царь видел во сне футбольный трофей. Скорее, ему представлялся Кубок Большого Орла - непременный атрибут будущих ассамблей. А вот каков был во снах царя Финал, письменные источники той поры умалчивают.

[38] 9 марта 1697 г. из Москвы двинулось в путь Великое посольство, снаряжённое Петром в целях создания военного союза против Турции, приглашения на русскую службу европейских специалистов и закупки вооружения.


[39] Конечно, удирать от белых в анекдотах - не царское дело, а неизменная участь Василь Иваныча Чапаева и его верного ординарца Петьки.

[40] Длившееся более года отсутствие царя вызвало в стране брожение, которое вылилось в возмущение стрельцов, подстрекаемых посланиями царевны Софьи.

[41] Дунька - Евдокия Фёдоровна Лопухина (1670-1731), русская царица (с 1689 г.), первая (и нелюбимая) супруга Петра I. Будучи воспитанной по старине, Евдокия никак не могла стать гармоничной "половинкой" Петра, с его бурным темпераментом и стремлением к обновлению всего строя жизни в государстве. Письма жены то нагоняли на Петра тоску, то приводили его в раздражение: "Здравствуй, свет мой, на множество лет. Просим милости, пожалуй государь, буди к нам, не замешкав. А я при милости матушкиной жива. Женишка твоя Дунька челом бьет"; "Только я бедная, на свете безчастная, что не пожалуешь, не пишешь о здоровье совсем. Не презри, свет мой, моего прошения!" В 1690 г. Евдокия родила сына, царевича Алексея Петровича. Нельзя сказать, что после этого её писания к мужу стали интереснее: "Отпиши, радость моя, ко мне, - как ты ко мне изволишь быть… А я с Олешенькой жива…".

[42] Гиппократ (ок. 460 - ок. 377 до н. э.), выдающийся греческий врач и педагог, признанный "отцом медицины". Автор обширного собрания медицинских сочинений.

[43] Асклепий, в древнегреческой мифологии - бог врачевания (у римлян - Эскулап).

[44] Достаточно точное научное определение.

[45] Гамалея Николай Фёдорович (1859-1949), один из основоположников отечественной микробиологии и эпидемиологии, почётный член АН СССР, академик АМН.

[46] Участие царя в Великом посольстве (1697-98) не скрывалось от правительств стран пребывания, но и не афишировалось. Он был записан в состав посольства как урядник Пётр Михайлов.

[47] Приём, оказанный Великому посольству в большинстве стран, которые Петру и его спутникам довелось посетить, был самым радушным. Курляндский герцог Фридрих Казимир, курфюрст Бранденбурга Фридрих III, бургомистр Амстердама Николас Витзен, а также штатгальтер (правитель) Нидерландов и король Англии Вильгельм III Оранский многое сделали, чтобы европейский вояж был для русского царя приятным. Однако следующий визит, в Вену (столицу Священной Римской империи и одновременно эрцгерцогства Австрийского), произвёл на Петра совершенно иное впечатление. Ведь прежде всего с императором Леопольдом I Пётр надеялся договориться о совместных действиях против общего врага, Турции. Однако Габсбург, озабоченный намечавшейся войной с Францией за испанское наследство, не желал в угоду порывистому русскому царю ссориться с юго-восточным соседом. Утомлённый бессчётными нюансами имперского протокола и не имеющий ещё опыта для того, чтобы разобраться в нюансах европейской политики, Пётр с трудом сдерживал ярость.

[48] Первой заграничной областью, которую посетило Великое посольство, была Ливония (по территории приблизительно соответствовавшая современной Латвии), в тот исторический период - владение Швеции. Генерал-губернатор Риги, Эрик Дальберг, не показался Петру достаточно радушным хозяином (и тому был целый ряд оправдательных причин, но, как обычно и бывает, важнее оказался результат). А инцидент, в ходе которого любознательного царя, вознамерившегося произвести обмеры укреплений Рижской крепости, едва не подстрелил шведский часовой, и вовсе испортил отношения между гостями и хозяевами. В дальнейшем этот казус Пётр использовал как повод для объявления Швеции войны.

[49] По плану, следующим пунктом в маршруте Великого посольства должна была стать Венеция - Пётр собирался изучить тонкости сооружения галер.

[50] Третий стрелецкий бунт. Получив письмо Ф.Ю. Ромодановского, написанное 17 июня, Пётр немедленно с небольшой свитой помчался в Россию (это произошло 19 июля).

[51] Порфира - пурпурная мантия монарха.

[52] Среди москвичей бытовало мнение, что любимец Петра, офицер-иноземец Франц Яковлевич Лефорт (1655/56-99), был отцом царя. Излишне упоминать, что будущий первый русский адмирал прибыл в Россию в 1675 г., когда Петру было уже три года. Немцами на Руси звали всех иностранцев, не подразделяя их на швейцарцев (как Лефорт) и прочих.

[53] "Зарница" - массовая пионерская военно-спортивная игра времён СССР.

[54] Ботик Петра I ("дедушка русского флота") - небольшое парусное судно английской постройки времён Алексея Михайловича, обнаруженное любознательным юным Петром при осмотре фамильных амбаров в Измайлове. С интереса к этому ботику началась любовь царя к морю и кораблям.

[55] Немецкая слобода - поселение выходцев из стран Западной Европы в Москве. Располагалась на берегу реки Яузы. В просторечье - "Кукуй" (по названию протекавшего там ручья). Пётр в молодые годы частенько навещал Немецкую слободу, в которой вначале нашёл себе друзей и учителей (П. Гордона, Ф. Лефорта, корабельного мастера Франца Тиммермана), затем - соучастников весёлого застолья, а вскоре и сердечную привязанность. Всё возраставшее влияние иноземцев на царя вызывало в народе ропот.

[56] Теория "Москвы - третьего Рима" была сформулирована иноком псковского Елеазаровского монастыря старцем Филофеем. В "Послании на звездочётцев" (ок. 1524 г.) он писал, подчёркивая роль Москвы - преемницы всемирно-исторической роли Рима и Константинополя: "Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти".

[57] Ромул и Рем, легендарные братья - основатели Рима.

[58] Отправляясь с Великим посольством за границу, Пётр поручил наблюдать за государственным управлением регентскому совету, составленному из ближних бояр: царского дяди Льва Кирилловича Нарышкина, князя Б.А. Голицына и князя Петра Ивановича Прозоровского. Впрочем, истинная власть передана была князю-кесарю Ф.Ю. Ромодановскому.

[59] Шеин Алексей Семёнович (1662-1700), боярин, первый русский генералиссимус (1696). Командовал сухопутными войсками во Втором Азовском походе 1696 г. Подавил Третий стрелецкий бунт (1698 г.).

[60] Пареной репой, во избежание жертв, стреляла артиллерия юного Петра во время потешных баталий.

[61] После смерти в июне 1696 г. польского короля Яна Собеского на освободившийся престол (в те времена Польша фактически была дворянской республикой, короля избирал сейм) нашлись два претендента: Франсуа Луи де Бурбон, принц де Конти, и курфюрст Саксонии Фридрих-Август I (1670-1733). Протеже Версаля никак не устраивал Петра: Франция была связана союзническими отношениями с Турцией, на тот момент - врагом номер один для России. Поэтому царь энергично поддерживал кандидатуру курфюрста, для чего ему даже пришлось полтора месяца пробыть в соседнем с Польшей Бранденбурге. Саксонец, в целях обретения королевского титула не остановившийся перед сменой вероисповедания (из лютеранства он перешёл в католичество), вступил в Польшу во главе немалой армии и под именем Августа II Сильного утвердился на новом престоле. Фридрих-Август, обладая феноменальной физической мощью, упражнялся, поднимая ядро весом в 450 фунтов (некоторые источники утверждают, что он проделывал это одной рукой - несомненная ошибка, впрочем, ещё более оттеняющая достоинства этого героя). От 700 любовниц король-курфюрст обрёл более 350 внебрачных детей. Кроме того, он был любителем военных смотров и весёлых пирушек, чем безмерно понравился Петру при первой встрече, проходившей в галицийском местечке Рава Русская с 31 июля по 3 августа 1698 г.

[62] Август, в молодые годы много путешествовавший по Европе, немало жарких дней провёл в Испании. Удивительно, но факт - наследник саксонского престола принимал участие в корриде. Проявив удаль, он добился успехов и в этой забаве.

[63] Август был любителем замысловатых, а порой и жестоких развлечений. Это убиение животного попало на страницы хроник.

[64] Историческая правда: именно таков был ответ Петра на кровавое бахвальство Августа.

[65] Опричь (стар.) - кроме, особо, отдельно. От этого слова произошло название системы чрезвычайных, жесточайших мер, осуществлённых Иваном IV Грозным для преодоления боярско-княжеской оппозиции и укрепления самодержавия - опричнины.

[66] Монсихой звали москвичи Анну Монс (1672 или 1675-1714), одну из красивейших девиц Немецкой слободы, ставшую фавориткой Петра I около 1690 г. Это положение А. М. смогла сохранить до 1703 г.

[67] Мальбрук - так именовали в петровской России Джона Черчилля (1650-1722), знаменитого английского военного и государственного деятеля, первого герцога Мальборо.

[68] Достаточно точное описание маршрута от Немецкой слободы до Красной площади, в окончании которой (со стороны собора Василия Блаженного) находится Лобное место.

[69] Васильевский спуск - территория склона, ведущего от собора Василия Блаженного к набережной Москвы-реки.

[70] Руст Матиас (род. 1968) - немецкий лётчик-любитель. 28 мая 1987 г., воспользовавшись неразберихой в действиях советской системы противовоздушной обороны, совершил перелёт на лёгком самолёте "Сессна" из Гамбурга в Москву. Приземлился на Большом Москворецком мосту и накатом доехал по Васильевскому спуску до собора Василия Блаженного.

[71] Пандора, в древнегреческих мифах - жена Эпиметея, брата Прометея. Муж Пандоры принял в дар от Зевса ларец (ящик), который ни в коем случае нельзя было открывать: в нём были заключены все людские пороки, несчастья и болезни. Из любопытства Пандора открыла ларец, и все эти беды обрушились на мир. Только надежда осталась на дне ящика, поскольку Пандора успела захлопнуть крышку.

[72] Данке шён! (нем.) - большое спасибо! (К сожалению, сайт не понимает немецкую букву "о умляут"; пришлось дать написание кириллицей).

[73] Хотя для московского жителя конца XVII века жена-иноземка и была ещё диковинной птицей, некоторые бояре решались ввести в свой дом в качестве хозяйки девицу немецкого происхождения (как мы помним, немцами на Руси звали всех представителей Запада). Достаточно упомянуть Артамона Матвеева, женатого на Евдокии Григорьевне Гамильтон, дочери весьма родовитого шотландца, выехавшего в Россию на службу. Что же до купцов… Времена их общения с Европой уже приближались. В эпоху "русского Ришелье", выдающегося государственного деятеля и дипломата Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина (ок. 1605-80), Россия оказалась всерьёз вовлечённой в общий хозяйственный оборот Европы. Русские посольства, в деятельности которых, несомненно, был представлен и купеческий интерес, направлялись в Вену, Венецию, Варшаву, Константинополь (П.Б. Возницын, 1668-1681 гг.), позднее - в Голландию, Францию и Испанию (Я.Ф. Долгоруков, 1687 г.). Если автор, вместе с Родионом Чахлым, и опережает время, то совсем чуть-чуть.

[74] Феб ("блистающий"): в древнегреческой мифологии - одно из имён Аполлона, данное ему как божеству солнечного света.

[75] Ментор (устар.) - наставник, воспитатель.

[76] Купидон (лат.) - бог любви у римлян, сын Венеры.

[77] "Кристалл" - московский ликероводочный завод, выпускавший в последние годы советской эпохи лучшую и наиболее популярную в народе водку, "Столичную".

[78] Лобное место - круглый каменный помост-возвышение на Красной площади диаметром около 13 метров. Построено в первой половине XVI века напротив ворот Спасской башни. Служило важнейшеё трибуной: с него зачитывались царские указы, в 1612 г. князь Д.М. Пожарский объявил с него об освобождении Москвы. Историки полагают, что казни осуждённых производились ОКОЛО Лобного места. Автор же, ничтоже сумняшеся, дозволяет царским палачам вершить расправу на самом Лобном месте.
С давних пор существует примета, согласно которой желающий вернуться на Красную площадь должен бросить на Лобное место монетку; в привычном своём состоянии оно попросту усыпано мелочью.

[79] Преображенский приказ - административное учреждение (1695-1729), орган следствия и суда по политическим преступлениям в России (массовые дознания, связанные со стрелецкими бунтами, и др.).

[80] Едва приехав в Москву из поездки за границу, Пётр, стыдившийся того, что за рубежом его подданных считали "крещёными медведями", приступил к "очеловечиванию" своих подданных на европейский лад. Лицам боярского и дворянского звания велено было носить "польское" платье и брить бороды. Царь самолично отстригал большими ножницами бороды недостаточно расторопным боярам.

[81] Берковец - старинная русская мера веса, равная 10 пудам (163,8 кг).

[82] Чан Кайши (1887-1975), глава (с 1927 г.) гоминьдановской администрации в Китае; на о-ве Тайвань с 1949 г. Генералиссимус.

[83] Правёж, в древнерусском судопроизводстве - битьё батогами (см. примечание 93) несостоятельного должника, как средство принуждения к уплате долга; вид телесного наказания, не предполагающий причинение серьёзных увечий.

[84] Историческая ситуация, в которой Пётр во гневе обрушился на А.С. Шеина, была несколько иного свойства: царь узнал, что в его отсутствие генералиссимус продавал армейские чины. Но Пётр был изрядно недоволен и тем обстоятельством, что в ходе дознания, проведённого Шеиным до прибытия царя из Великого посольства, достаточные для обвинения царевны Софьи результаты достигнуты не были, а зачинщики уже были казнены.

[85] Действительно, юноша-царь не был сторонником крутых мер в отношении Шакловитого и его подручных. Лишь благодаря настоятельным увещеваниям ближайшее окружение смогло добиться от Петра согласия на казнь заговорщиков.

[86] В Европе конца XVII века, которую посетил царь (в том числе немалое время проведя и в Англии), весьма свежи были воспоминания о низложении и казни английского короля Карла I Стюарта (1600-49).

[87] Разбойный приказ, центральное государственное учреждение XVI-XVII вв. в России. Ведал дознанием и судом по крупным уголовным делам.

[88] Всего в 1698-99 гг. было казнено 1182 участника Третьего стрелецкого бунта.

[89] Голицын Борис Алексеевич (1654-1714), князь, дядька-воспитатель Петра I и его ближайший советник в борьбе с правительницей Софьей.

[90] Царь заставил всех ближайших сподвижников принять личное участие в казнях стрельцов (отказаться смог только Ф. Лефорт, сославшийся на запрет, налагаемый верой). "Рекорд" рвения был установлен А. Меншиковым.

[91] Волчанка (мед.), трудноизлечимый туберкулёз кожи.

[92] "Публичными пытками и казнями нельзя было в XVII веке удивить ни одного европейца, но всё-таки в России иностранцев неизменно поражало то стоическое, непреодолимое упорство, с которым большинство русских переносило эти ужасные мучения. Они терпели чудовищную боль, но не выдавали товарищей…" (Роберт К. Мэсси).

[93] Батог - палка, толстый прут для телесных наказаний.

[94] Пётр называл Алексашку Меншикова "мейн херценкинд" (нем. mein Herzenkind), что означает "дитя моего сердца", или, используя петровскую лексику, "дитятко сердешненькое".

[95] Шхипер (т. е. шкипер, от гол. schipper) - командир судна в коммерческом флоте. Это слово использовалось как одно из многочисленных прозвищ Петра, раскрывающих суть его увлечений, освоенных им ремёсел: "Сей шкипер был тот шкипер славный, // Кем наша двигнулась земля…" (А.С. Пушкин).

[96] Тягло - денежные и натуральные налоги, повинности неслужилого населения в Русском государстве до XVIII века.

[97] Сразу по возвращении в Москву Пётр I отправил супругу, Евдокию Фёдоровну, в Суздальский Покровский монастырь, где она была насильно пострижена в монахини под именем Елены. В Манифесте, изданном в связи с "делом царевича Алексея" (1718 г.), Пётр более чем расплывчато сформулировал обвинения против бывшей жены: "...за некоторые ее противности и подозрения".

[98] Франц - Ф. Лефорт (см. примечание 52).

[99] Геркулес (лат.; греч. Геракл) - самый популярный из героев мифов, сын Зевса и смертной женщины. Умертвил Лернейскую гидру (один из двенадцати подвигов, совершённых им на службе у Эврисфея). Гидра - гигантская многоголовая змея, обитала на болоте в местности Лерна. Выползая по ночам из болота, опустошала окрестности и пожирала стада. Поскольку вместо каждой отрубленной головы у Гидры вырастали две новые, Геракл рубил головы и прижигал шеи горящим деревом.

[100] Горгона (греч.) - мифическая женщина-чудовище, из головы которой вместо волос торчали извивающиеся змеи. Все смотревшие на неё обращались в камень.

[101] Дебелый (здесь) - прочный, крепкий (устар.).

[102] Абу-Али аль-Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина (Ибн Сина, лат. Авиценна) (ок. 980-1037), учёный-энциклопедист, великий врач, философ средневекового Востока. Автор энциклопедии теоретической и клинической медицины "Канон врачебной науки".