***
Сосны стройные
в травах настоены.
Бор настроил стволы
и тренькает струнами -
смолистыми струями
с желто-тягучей смолы.
Мы с бором вместе
в беззвучной песне
над жаром земли взлетаем.
Зелено-оранжевым
дымным миражем,
воображением таем.
И где-то, когда-то
возникнет внезапно
видение солнечных сосен.
Из воздуха знаком
волнующий запах,
что песни леса приносит.
Сколько видений
всего населения
там без конца и края.
И если узнаем,
то память с нами
в соснах души играет.
***
Каждый раз, как светлое небо
тускло темнеет днем,
что-то движется, плещет как рыба
в небе и в сердце моем.
Это "что-то" схоже с тревогой
и не понятно как тьма.
Как-то скрытно смотрят ограды,
ивы, столбы, дома.
Будто могут незримое видеть,
искры тьмы различать.
Но об этом не знают люди
ни вообще, ни часть.
Над равниною небо померкло,
дождь мелок и тих.
И дорога пустая промокла.
Просит в вечер идти.
Переносятся чувства в другое,
в свой сокровенный мираж,
где играет тайнами крови
близкое сердцу вчера.
Уходящая жизнь заметней
в чувстве всеобщей любви.
Оно прячется за облаками,
в светлую высь летит.
Величавый свет уходит.
Музыку не понять.
Но сверканием, плеском мелодий
как бы зовет меня.
***
Иду по камням. В жизни мостовой
еще шаги. Мои. Как эхо вздоха.
Дождем, полями дальними пропахло
все в городе. В нем были мы с тобой.
Я вновь с тобою, брат мой дорогой,
назад вернулся в детскую эпоху.
Для нас она не может быть пропавшей,
как те дома над плавною рекой.
Я помню сумерки тогда острее
мне ощущенье странное растили:
теплеют стены, мы с тобою стары
и в теле жизнь совсем не наших тел,
и в небе отблески других историй,
другие, но мои шаги у стен.
***
Со мною розовый весенний вечер,
он укрепляет всех величьем здравиц.
Так, оттеснив все что тщетою дразнит,
ребенок улыбается, доверчив.
Мне было тяжело и вот он - праздник.
Горит в груди. Любовью я отмечен.
Со мною рядом столько жизней разных,
что страх пред неизвестностью залечен.
Деревья леса пробужденью рады,
а воды талые бурлят в овраге,
потоком мутным льются в грудь мою.
И с гаснущего в искрах небосклона
глаза природы смотрят благосклонно -
я родственность могучую таю.
***
Как я хочу, чтоб чувства все из тела
неслись туда, где жизни прошлой прах,
чтоб ощутить все то, что жило, пело
и сохранилось там, средь диких трав.
Прошу, пусть мне для этой трудной темы
любовь поможет на пути пера
дойти до лет, где медленные тени
в сознанье держат близкое вчера.
Найду ль слова невысказанной сути?
Она во мне, и в жизни вижу знаки.
Но ощущений ток туманно смутен,
забыт душевный клад далеких знаний.
Как мне озвучить шёпот крови тихий?
Пропеть, проплакать перед мраком "nihil"
***
Моя любовь, дай мне возможность внять
что ты мне скажешь. Верю лишь тебе.
Скорее рухнет вечный свод небес,
чем я ослушаюсь, решусь предать.
Моя любовь, ты помоги понять -
куда уходят силы при борьбе?
И как при пораженьи взять разбег,
чтобы на жизнь в пустую не пенять?
Любовь моя, твое лишь мановенье
внимать и помнить буду каждым нервом
и постигать в тиши его значенье.
Всегда учеником твоим примерным
весною, осенью, порою зимней
и летом буду. Только помоги мне.
***
Рассудком доверялся я мечте
и чувствовал далекое сознанье.
Пора прошла. Я потерял призванье
запечатлеть те чувства на холсте.
Но в музыке услышал я сказанье,
которого не прочитать в листе.
Мне осветил открытое страданье
мой свет, мой луч. Он в мраке заблестел.
Он осветил поля дорог открытых.
Душа летит над Русью зимней, летней ...
Мой крик вдали. Назад мой мир зовет!
Я ощущаю стены, окна, крыши ...
Родное время на волне сердечной
передо мною снова предстает.
***
Лови быстротекущих дней теченье,
пойми его по линиям, по пятнам.
Чтобы сложить хвалу долготерпенью,
я вслушивался в гул земли невнятный.
И в сердца гул и мысленное пенье.
Со стороны - занятие приятно,
но разум страждет, на кресте распятый,
на зыбкой прочности невзгод и терний.
Кристаллизуются слова и жесты,
и оживают в тонком ощущенье.
Найдется время и земное место
и совершится в мраке откровенье.
Той глубины без видимых следов -
сознание земли - природный вздох.
***
Гляди, как снег в следах твоих наброски,
а мысли как метели в толще неба.
В груди как в глубине подвала - нега.
Слова на сердце тяжелы, громоздки.
Готовь на ящик и на рамы доски
и не ищи в прошедшем быль и небыль.
Остатки памяти на перекрестке.
В глазах они опять. Забыть их мне бы.
Зови людей и плач искусных плакальщиц
размочит душу. Лей свою кутью.
Пей алкоголь и вой напропалую!
Я образы той жизни поцелую.
Картины жизни дороги. Там сладость лиц.
Там жизнь твоя уходит в жизнь мою.
***
Вспомнишь ли о том свиданье
Его вечер не заметил
И легла седая плесень
На памяти дальней.
Горечи не выскресть клей,
Мне его не смыть слезами
С высохшей души моей
Как память свиданья.
Спит любовь моя ребенок
И запрятаны рыданья.
Он больной и не придем мы
На место свиданья.
Он живет, не умирает,
Только он забыл приданье,
Как твердила ты о рае
Обманчивом, дальнем.
***
Я сам себя гипнотизирую?
Безостановочно любовь внушается.
Догадываюсь я об этом действии,
Поскольку жизнь в груди не умещается.
Безостановочно ее мне образ кажется,
Мой занимая ум прозреньем, знанием.
Минуя волю взгляд воздействует,
Я окружен любви желанием.
А кровь беззвучным колыханием
Мне навевает фильм любой возможности.
И близко-родственно в повторах ощущения,
И душно-тяжко в общей сложности.
Любовь владеет мной, ломает на двое,
Смиряет страсть и возбуждает смирную,
Внушаем я её ли обликом,
Иль сам себя гипнотизирую.
***
Помню серых глаз блеск,
мягких волос свет.
Помню как уехал в лес,
а как возвратился нет.
У меня внутри плач,
а на глазах сушь.
Знала б, через сколько плах
голову свою несу.
Потерял любовь я - встреть.
Сердце как медведь в берлоге спит.
А охотник зоркий - смерть
слышит его тяжкий хрип.
В памяти тот миг растил
в песню которую пел.
Только сохранить не сумел.
Потерял и нет сил.
Помнишь ли меня там?
Видишь ли мою тень?
Я без тебя устал
среди неживых стен.
***
Отправлюсь калека
до русского леса.
Он для человека
опора и лекарь.
С глушью лесов
понятно общенье,
вся сущность без слов,
без красок, без пенья.
И будешь ты понят
в молчанье небес
дорогой во поле,
что тянется в лес.
Пасмурным днем
соцветье манит:
земли краснозем,
лесов малахит.
Под небом огромным
прошлого займы.
Тропы знакомы
овраги знаемы.
Среди ощущений
еще непривычных
я - до крещенья
славянский язычник.
Забытой полн
жизнью снова.
И светится холм
над тенями дола.
***
Знаю краток мой
этот век земной.
Вечность пролетит
с шумом надо мной.
И оставит след
на душе моей -
несказанный свет
многих, многих дней.
Пробегут года,
новые придут.
Как течет вода
из ключа в пруду.
Вал уже летит
мыслями гремя.
Надо мной хрипит
и зовет меня.
Пучится пузырь
с мельтешеньем слов.
Схоронил пустырь
сонмы детских снов.
Пусто, нет следов,
я один, один.
О, моя любовь,
сердцу помоги!
Близкая моя,
ночь мне освети.
Тихая мне тьма
тяжести нести.
Мир мой словно смерч
мглой умножил страх.
Помоги рассечь,
тайну вечных стран.
Разложи, хочу,
мне за днями дни,
чтоб порядок чувств
хаос заменил.
Дверь в себе самом
помоги открыть,
чтоб узнать я смог
что горит внутри.
Может ждет уж смерть,
мне косой грозя.
Помоги мне спеть
что сказать нельзя.
***
Облака над землею низко
проносятся ночью как стон,
роняя видения жизни,
неведомых мест и времен.
И воздух струящийся густ
у стекол, у веток тьмы.
И неуловимый гул
тревожит тягучие сны.
Входов в таинственность нет
и знать никому не дано.
Тишь. Застает рассвет
оцепененье домов.
Проходит размеренно жизнь
там где была другой.
И плавится плач - задержись,
дай нам собраться с собой!
Сосредоточиться, вспомнить,
свести в систему одну,
чтоб истиной вечности повесть
могла осветить эту тьму.
***
Там, где полуслепые деревянные дома
едва что видят бельмами сухих и тусклых окон
и где сверкает зрак всевидящего ока,
там сила превозмогающая страх дана.
На землю отроков спускается весна,
над тополями светлыми проносит воздух нежный,
струит причудливо напоминанье сна,
напоминанья жизни давней и безбрежной.
И дети чувствуют летят к ним знаки близкой смерти.
Играют средь лучей. А в сумрачные дни и в ночь
им видятся пустыни вьющиеся смерчи,
безлиственных лесов тоскующая мощь.
Родные образы проносятся пред ними.
Нет их. Но в некоторый миг вновь
как бы являются. Блеснут крылья,
значеньем тайным, холодя кровь.
И крыши, словно крылья их любви, черны у белых облаков,
и жар в голубизне, и пыль у горизонта.
Тропинка вьется теплая средь моря лопухов
во тьму тени, где солнце в листьях звонко.
На берегах притихших заросли густые
скрывают отблеск листьев у воды речной.
В них протекает смутный ток пустыни,
тягучий сонный непонятный зной.
В полях и над холмами трепетной игрою,
над травами мелькает светом голубым.
И луч светила, в сердце превращаясь в дым,
разносит ток по телу жаркой кровью.
И этой жизни искорки простые
скрываются, крик радости тая.
В полях полета, в воздухе пустынном
таятся крылья в детские края.
***
Полон закатом запад,
тишь на стенах огромных.
Свет приглушенный в залах
и ткани глухих драпировок.
Желто-коричневым цветом
уводят в прошлое взглят,
уводят рассудок следом
и образов сменой пьянят.
Величие окон-арок
сулит необъятность мира.
В трещинах стен этих старых
трепещет длительность мига.
Стоят дома и взгляд их
задумчив и терпелив.
Ритмичность у всех вместе взятых
и теплые стены у них.
Как будто они из золота,
деревья стоят в отдалении,
и марево у горизонта
в сравненьи немного темнее их
Стены листвою пропахли
и звуков совсем не слышно.
Висит тишина в пространстве,
полная темного смысла.
Незримо огромное, тайное
под голубизною небес.
И все стоят в ожидании
сумерек и чудес.
***
Если хочешь,
можешь тронуть
в стуже ночи
неба прорубь.
Тише мыслей,
тише век зениц
сосны, ели,
небо вех земных.
Пышно, страшно,
тёмно, тихо.
Ты и сказка,
искры скрипа.
Валы пены,
валы снега,
валы белых
грудей нега,
сны зимы.
Во тьме стоя,
стынет хвоя.
В синей выси
хвоя, думы
стражей неба,
гигантов леса,
во тьме немых.
От снега веса
они онемели,
заиндевели
с облаками пены,
с хвоей тела,
с облаками снега
студеного неба.
Валами снежными
сны не здешние
сосен и елей
во тьме немых.
Сиянье пустыни,
бескрайность равнины.
Горы придвинулись
в пронзительной сини.
В низу застыли
деревья, кусты ли
с миражами смутными
северной стыни.
С облаками снега
морозной пены,
с облаками леса,
студеного неба.
С памятью ношей,
что жизнь сохранила,
с памятью воздуха
темной и милой.
***
меньше будет безумных треволнений
меньше будет ненужных пререканий
вздыбится свобода увлечений
вот она- свобода испытаний
круг возврата
путь и ветер
больше нечем
в этот вечер
развлекаться
весны роскошь
вся пропала
в снегу просто
из свиданий
гнилых далей
на приволье
реки талой
вырастают
глаза дома
скрипы бора
снега дола
и там и там
померкший свет
кого встречать
кого здесь нет
кому кричать
сюда, сюда
в груди печать
судьбы удав.
Когда весна
и снег весь тает
в меня тоска
свой взгляд бросает
***
Проходят тучи. Свет залил округу,
ожившую природу осиял.
И музыка неведомо откуда
с лучами солнца пролилась над прудом,
над полем ярким, красками звеня.
Во тьму за свет уносится то пенье,
над блеском крыш, над пеною реки,
над лесом, что стоит в оцепененьи
и над дорогой музыка и с нею
мечты и чувства детские легки.
И скрылась где оранжевые замки,
нет, золотые в дальних облаках.
Ликующей вселенной светом залиты,
как далеки и непонятны знаки,
затерянные в детских смутных снах.
Они связали с небом жизнь земную,
хоть слабые, но все же сбереглись
и превратились в сказочность немую,
и розовые выси их волнуют
и мрак, что голубую держит высь.
***
Спустился полусумрак на безлюдный путь.
Дома простые, окна тьмой занесены,
следят за медленным теченьем низких туч,
в которых солнечный запутавшийся луч
рисует контур гор крутых и неземных.
Дождь моросит на землю сочной зелени,
у горизонта протянулся яркий свет.
Дома стоят хозяйственно-приземисты,
заборы тоже от дождя и времени
сырые, черные хранят раздумий след.
Блестит дорога, а деревьев листья
в дожде висят, не шелохнутся чуткие,
приемлют влагу радостно привычно.
Играет мрак со светом в тучах низких.
Особой жизни в этом всем присутствие.
Я столько раз все это видел, слышал,
что мне казалось : это было там еще -
и дождь шумел по неприютным крышам
и по кустам восторженно застывшим,
и свет на всём был быстрым, ускользающим.
***
Асфальт уж высох. Никого здесь нет.
Аллея тополей бледнее неба.
И светлые дома в раздумьях лет,
над ними вьется дымкой теплой нега.
Вздохнули перламутровые дали
и легким ветерком пронесся этот вздох
у светлых крон и темных окон зданий
и над асфальтом белым без следов.
А в небе, где ветвей веселых сетка,
мелькают красный, желтый, голубой -
цвета, всегда волнующие сердце,
когда ниспосылается любовь.
***
Мысли мне жить мешают,
прочь утекают без толку.
Чувствую - в поле летают
теплым и влажным током.
Ищут они тот дом:
низкий, стоит на холме.
Лес вдали и дол,
примет довольно вполне.
Ищут знакомую тропку,
лес как бы в шутку скрывает.
Там я в прошлом просто
мысленно листья срываю.
Вот он - знакомый путь,
вот он - протоптан и цел.
Мысли быстрее пуль
мчатся в нужную цель.
Дом одинок и пуст,
тихо внутри и снаружи.
Будто в сплетении пут
птицы кружат и кружат.
***
Движется некая странность -
сгусток радости, бедствий.
Ветер дает мне крылья,
крылья чудесного детства.
Лица людей и стены
из темноты теплом мне.
Давним, знакомым пеньем,
небом холмов переполнен.
Небо холмов надо мною
движется, тянется мимо.
С улицей старой моей
с жизнью далекой и мнимой.
Вновь заборы, склады,
липы, старая церковь.
Сумерками сказок
в тихом селении смерклось.
И, над землею взлетая,
вижу огни на востоке.
Ближе звезда золотая,
в синем полете восторги.
А там свои намеки
полные смутных значений.
О странах родных и далеких
звучат еле слышным пеньем.
В синей вечности зимней
ждёт одинокий домик.
Теплым огнем он светит,
яркого детства звездою.
***
Как удивительно,
смотри, помечены
златыми нитями
созвездья вечера.
И в них рисуются
дворцы угасшие.
И песня с улицы
летит вчерашняя.
И неприметные
немые нежности
лучами вечера,
лучами вечности.
Ты слышишь возгласы?
Там люди вроде бы
на них есть отсветы
огромной родины.
Скажи, не правда ли
они ведь ангелы
меж ними разница
по чувству праздника.
***
Надо мною музыка гремит,
остальное пусть повременит.
Тяжела, никчемна пустота,
ноша тяжела взамен креста.
Тяжелы, ленивы на подъем
мы сидим. Зачем, кого мы ждем?
Ну зачем так тягостно, скажи,
Я хочу почувствовать ту жизнь.
Странную как сумрак зимним днем
Где я был любим и был влюблен.
Где я вечером предчувствовал зарю.
Вспоминал мгновенья на краю.
Долетала жизнь, как звездный свет
долетает через сотни лет.
Надо мною музыка гремит,
улетает прошлое в зенит.
И мерцает где-то надо мной
Непонятной жизни смутный зной.
Чувствовал тогда ... Когда и где?
Дуновение, другой предел.
Дуновение, а может край
жизни, обретенной невзначай.
За мгновением течение рекой
жизни, обретенной далеко.
***
Полет мечты, таинственность миров
здесь у домов,
забытых, деревянных.
Как Дантов круг, как сюр Миро,
моей души возвраты окаянные.
Здесь незаметный темный жар,
залитый пепельным отливом.
Здесь жизнь была легка, свежа
с теченьем мысли прихотливым.
Бурьяном заросла межа,
и связь времен разорвана,
и умирающих мне жаль
дома, что свозят на дрова.
Я не сумею объяснить
мысль кочевую и земную,
но тянет золотая нить
узнать, как те дома зимуют.
Как лето в них проходит, как,
объятый светом сквозь деревья,
сжимается пугливый мрак
и времени, увы, не верит.
В каком-то дальнем городке,
забытом господом селеньи
стоят дома как городки,
их современность бьет сильнее.
Точнее бьет цивилизация
своей бетонною битой.
И умирает чувство дальнего
под планомерною плитой.
***
Хорошо бы мне работать
там где видится огромность.
Нахожу её в соцветье
стен и неба в тихой славе.
Там где чувствуется блеск
влаги капельки на камне.
И сознание трепещет
там где слышен шепот трещин.
Хорошо мне там ходить,
где улыбчивые стены,
дворик, дерево, сарай,
окна, а на стёклах пыль.
Под весенним солнцем греясь,
раскрывают поры стены.
Им пригрезилась волшебность
и далеких видов смены.
Где-то за морем колонны
и торжественность ступеней,
отсвет неподвижных веток
с нежностью текущей тени.
В меланхолии весенней
цвет песочный повсеместно.
В бледном небе тоже трепет -
цвет песочный и телесный.
Поселилась сырость почвы
среди старческих улыбок.
Стены с трудностью великой
вспоминают тех кто выбыл.
Кто по пыли босый бегал,
арифметику учил.
Затерялся в сонме чисел,
среди мнимых величин.
***
Вы подвиньтесь чуть слова,
память между вами,
чтобы мне почувствовать
небо над снегами.
Низкое, поющее
над седыми крышами,
хмурое и ждущее
чтоб его услышали.
Тихий звук металла -
так его я понял,
будто громыхало
над далеким полем.
Над полями дальними
мало ли каких чудес?
Там путями тайными
протекало небо в лес.
Как понять куда же тянет
небо сумерек лесных?
Может чудными путями
протекают детям в сны.
Мне бы с небом сжиться,
стать воздушной частью,
чтобы раствориться
в состоянье счастья.
Может, спутал я, внимая
сумрачному снегу,
и дорога полевая
поднималась к небу.
За домами, пустырями
плыли знаки кружащие,
очертания теряли
и тянули в будущее.
***
Хотел бы мир обнять, любить,
заполнив знанием, собой
и над любимым быть и плыть
подвижной золотой пыльцой.
Хотел бы снова вспомнить все.
Частицей жизни каждой быть!
Слова безумны и глупы - все ж,
так сердцу велено любить.
Так сердцу велено - пойми
и раствори свое окно,
частицу бытия - прими!
Люби его, в тебе оно!
***
Незаснувшими полями
ветры носятся шальные.
Знают ветры где холмы там,
где овраги,где лощины.
Развлекаясь облаками,
делят меж собой удачи.
Тьмой закроется округа -
прыгнут вверх и дуют дальше.
Низко стелется сонливость,
затопив карнизы, крыши.
Крыльями шевелят птицы,
но бесшумно. Тихо, тихо.
Растекается по телу
утомительная тина.
За закрытыми глазами
открываются картины.
Там за горизонтом длинным
ни дороги, ни пути нам.
Над землей летают тени -
оживают те картины.
***
Плещется водица
меж стволов по камушкам.
Над листвою птица
полетела, канула.
Лениво, неспешно
зноем перегрето
над землею взвешено
проплывает лето.
Над холмами марево,
ароматы томные,
а у пруда старого
спят деревья темные.
Воздух не шевелится,
стены пересохли,
ветряная мельница
застоялась сонной
Оборвал задорно
крик на хриплой ноте
кочет на заборе
и застыл в дремоте.
И никто не знает
долго ль быть им сонными
и какие знаки
зноем нарисованы.
в небе опрокинутом
над полем пшеничным.
Теплыми тропинками
там ходить привычно.
По холму к оврагу,
а потом и к лесу,
там стрекочет радость
солнечному свету.
***
Друг, над нами свет струится.
Небо детства тает, тает ...
Пусть ушло, не повторится,
но приснится, будет с нами.
Мы увлечены теченьем,
чувствуем себя в полете,
вместе доверяем пенью
голосов родных, далеких.
Превратится ночь в день,
пролетят над нами тени
памятью других людей,
ощущенья тронув в теле.
Разговоры наши долги,
эта встреча в свете дали.
Свет и небо. Белой стаей
облака иных свиданий.
Белой стаей над пустыней,
над снегами солнца сини ...
Выгоревшею травою
мы идем они над нами.
Просыпаясь, ты не помнишь.
Так, чуть-чуть в душе пример лишь.
Вспоминаешь, где же был ты?
Трогать нечего - не веришь.
***
Я сплю и лечу в темноте,
и пространство как омут влечет.
Невесомость. Легко мне лететь,
пролетать и кружиться еще.
И кружиться еще,
и изменчивый круг
разрушать,
и касаться восторженных стрел
до тех пор
пока пальцы замученных рук
не найдут отраженья разбуженных встреч.
У разбуженных встреч
за темным-темнотой
полоса недомыслия,
праведность,
синь.
За темным-темнотой
есть
желтеющий свет
и светило,
как сито в чулане висит.
Мое сердце,
мой свет,
через тьму пронеси!
В полнозвучье глубин
череп мой - батискаф.
Ощущение тела, ума
нанести
на разбуженных нотах, холстах и листах.
Через ночь прорываясь,
мне свет мой блестит.
Там молчанье
как пропасть.
Ничто, пустота.
Я хочу, я могу
за тревогой брести,
но сознание слабо и мысль не чиста.
Она мечется мухой
в затемненном окне,
кружит, кружит и кружит
у лампы огня,
и движение дали - мелодией мне,
восхищаюсь душой
как уносит меня.
Там я жил!
И летели минуты, кружась,
и загадочность снов,
и тревога огней.
И пугал горизонт, далью дней накренясь,
и мой свет полыхал
отраженьем в окне.
***
Как я очутился в этом лесу?
Это не шум - тишина разлита.
Слышишь шаги? Все таки шум
Заполнил собою глухие места.
Куда я шел? Это жаркое лето...
Места незнакомы, но будто их знаю.
Будто я видел когда-то и где-то.
Было, я жил и вновь повторяю.
Миг отлетел и ещё. Другие.
Я здесь как рыбка в аквариуме.
Смотрю на стрелку, считаю круги я.
Грозится все время авария.
Миг отлетел. И еще. Много их.
Облака их молча трогали.
***
Снова легко
в немой пустоте.
Снова исполнен я чувством скитаний.
Свет в темноте - этот жизненный свет,
завязь любви и присутствие тайны.
Снова полет, исполненный мощи.
Он мне не внове, я сном приготовлен.
Млечная завязь тоскующей ночи -
током волшбы перелета историй.
Чувствую, знаю зеленое поле.
Дышит багровость земельного лона.
Помню я, помню далекую пойму,
ровную, ровную травность зеленую.
На возвышеньи рязанским собором
Русь колыхнулась в небе и в сердце.
Воображенье за городом, бором
тихой долиной туманами стелется.
.................................
Там осыпалась земля песками,
сосны и тропы хранят разговоры.
Море под ветром плескалось, плескалось,
сильное, сильное, ровное море.
***
Я памятью пленен,
она меня пленила.
И дымной пеленой
летят минуты мимо.
Стучат удары пульса
и я лечу к рассвету,
несет теченье чувства
меня навстречу ветру.
Там воздух плещет струями
над зеленью известной
и я над сферой старою,
где растворилось детство.
Зачем жилища-дыры
моих дорог следы,
цвет горизонта дымный
сменился голубым.
Как славно, что пленила
и шепот крови тих.
За край иссиня-дымный
мне не легко уйти.
О если бы незнаемы
к нам прилетели ветры!
О если бы когда-нибудь
познали мы рассветы.
О если бы случайно
открылись сердцу знанья.
О если бы когда-нибудь
познали мы всю тайну.
О если бы постигли
великие возможности -
явления простые,
в которых дыры сложности.
***
Облака парят,
яркозелен луг,
блещет синь, а я
слышу странный звук:
будто колокол
жалобно гудит
там где облако,
иль в моей груди.
Там где облако,
или где поля.
Слышу - около -
радость не понять.
Темнота в пруду
та же что в груди.
Я один иду.
жизнь моя гудит.
Летний теплый свет
струи в сердце льет.
Ветер, прозвенев,
к небосводу льнет.
В чистом сердце смех -
колокольцев звон.
Где-то рядом смерть
кажется незлой.
В черноте - желта,
временем в веках.
Дарит в блеске знак
в белых облаках.
И в голубизне
застревает - вновь.
В сердце ж по весне
замирает ночь.
И июньский зной
розов по утрам,
сладостной пыльцой
вьется тих дурман.
Проплывают дни
стаей облаков,
в них горят огни
древних, детских снов.
Нет, там мельтешит
посветлевший мрак.
Вспыхнет и слепит
болью слезных ран.
***
В картин гудящей глубине,
где свет огромных зал,
плывут узоры тонких нег.
Они поют глазам.
А в песнях дух един,
его постичь не враз.
- Иди, иди, иди -
толкает в спины нас.
На белизне
уснувших слов
зовите свет
своих шагов.
Залитых снов
протянет клей -
растите вновь
пути затей.
Тлена знак
тем кто стоит,
ведь каждый шаг
вселяет миг.
Гремят труды
в дремучих днях.
Иди, иди,
хлестнувши страх.
На белизне
своих затей
ловите свет
счастливых дней.
Исхожен путь
звучащих слов
ищите суть
своих шагов.
***
Спирали мозга раскалены
и раскаленные палят.
И руки в снежные простыни
воткнуты. Сверху в ряд
из темноты просунулись глаза,
а это нос, оскал под ним.
Так чертовщины бьет родник,
пока мы дремлем в темноте,
когда ушел рабочий день
к другим требовать дани дел.
Он рядом был. Теперь один
я иль другой среди ночи.
А день ушел, людей увел,
и кто-то смотрит и молчит.
Вот шевельнул губами вроде,
но нет ни звука, глаз мигнул.
Явит же ночь таких уродин.
С презреньем явным взгляд метнул.
Со шкафа тоже - что-то лисье
как бы крадется - свет зажги!
Под небом черным сбились мысли,
в пустыни ровной мрак, ни зги.
Вот посветлела плоскость. Что же,
куда идти, кто скажет нам?
Быть может влево нам, а может
прав тот, кто вправо указал?
Темнеют толпы в бледном свете,
идут вперед, кружа, во мрак.
И, возрождаясь после смерти,
они не помнят прежний знак.
***
С утра вчерашний след
и требующий глас.
Так будний дробный свет
толкает в спины нас.
Воскресный свет иной -
так медленно летит,
и летний светлый зной
нас от земли слепит.
Вздымаясь вверх волной,
рисует нечто свет.
Уносит взгляд с собой
и там как будто след
Ушедших дней ночей...
Изменчивы тона.
И не понять зачем
их вытесняет тьма.
Играет в небе тень,
проходит, но не вдруг.
И весь воскресный день
походит на игру.
***
Я вижу как под небом тусклым, дальним
стоишь ты над обрывом, рядом с бором.
Сырая осень пасмурным убором
все облекла задумчивостью давней.
Повсюду тишина и, чувствуя теченье
минуты вечности особенной, тоскливой,
твоя душа испытывает силы
из тела вырваться, взлететь стремленье.
В лице печать активности осенней.
Ты переполнена любви желаньем.
В глазах вопрос, в груди переживанье
всей совокупности тревожных ощущений.
Темноволосая, как ты красива!
Еще не знаешь жизненных метелей.
Душевное здоровье у тебя и в теле
разбуженного сердца чувственные силы.
***
Туман средь ветвей
невнятным маячит.
Вдруг стало светлей,
просторней и мягче.
Огромное облако
над горизонтом -
палево-розовое,
дымное с золотом.
Оно на пол сферы
сияющей славой,
в нем ветви рассвета
мелодией сладкой.
Зачем вы, куда?
Пути неизвестны.
Пустые года
из охристой бездны.
Из черных провалов,
оранжевой черни.
Вчера не пропало
и дни не исчезли!
Во мне шевелят
опавшие листья.
Ах, где-то земля
с дорогою мглистой.
С мглистым путем,
с холмами пустыми,
с оврагами темными,
где сумерки стынут.
Мне там не пройти,
душой не промчатся,
и темный не встретит
бог смутного счастья.
Туда не вернуться,
но шлют мне приветы
горящая юность,
воздушное детство.
И в этих ветвях,
и в этом вот облаке
мне видится прах
забытого опыта.
Дома тяжелы,
их окна средь веток,
и жаром живым
их стены согреты.
Дорога оттаяла.
Автомобили
летучими стаями -
мысли, мечты ли.
***
Знаю каждый день
полон разных смен.
Друг мой, носишь где
жизни скрытый смех?
Я тебя во сне
видел в эту ночь.
Верить я не смел -
вместе в детстве вновь?
Облака
и трава,
вслух слегка
все слова.
Пыльность троп,
жар и пруд.
Знаю - вот
близкий друг.
Чувства вздох -
знаешь ты,
что без слов
все цветы,
облака,
светлый мир
знают нас
в этот миг.
Сон прошел,
ночь стоит.
Слышу шепот
чувств своих.
Знает мир,
сны храня,
в этот миг
про меня.
Знает он -
вышел я.
Месяц вон
плачет вняв
скорби лет:
горечь в них.
Гаснет свет,
город тих.
Облака молитв,
чернотой слиняв-
красное ль на них? -
смотрят на меня.
Улица молчит,
в окнах тьма, ни зги.
Не мои в ночи -
времени шаги.
Желтые дома
и над ними гул.
Кружатся слова
в мраке смутных дум.
***
Я не могу читать стихи
Когда мерцает дождь
И в памяти летят пути
За горизонт, где ночь
И тихо, тихо все вокруг,
а позади мой дом
Звук прорезает тишину
в непроходимый дол.
Дорога черная блестит
а там вдали огонь
Как звезды он к себе манит
невнятною игрой.
И тихо, тихо все вокруг,
а позади мой дом
Звук прорезает тишину
в непроходимый дол.
И черный столб уходит ввысь
а лес густой стеной.
Поля не спят, поют они
басовою струной
***
Замечательная радость
в волнах тающего света
и вернулась сердца младость
и вернулась легкость ветра.
Средь мерцающих растений
сон сознания летит.
В темноте живые тени.
Тучи на свету пути.
Загорелись ветви, травы,
в черни - розовая зелень -
замечательная радость
у пустого мрака зева
Живописные намеки
тайны мира и любви...
И поля - пути далеких
стран избрания людьми
Бог любимый - темный омут
у небесного соседства
Мир огромен, жизнь огромна
в кратковременности детства
***
Все тихо. И страницы книги
не шепчут вашему сознанью.
Лишь золотые солнца нити
летят и плавятся в сознанье.
И лето пламенного зноя
переплавляется в мираж.
Не я ль иду родной тропою?
И это было не вчера ль?
И благодать литого свода
и травный запах горьковат,
и пыль, и облака - свобода!
И под стопами мурава.
Прилечь в траву, смотреть на небо,
вдыхая запах у дубравы.
Летит неведомое лето,
не зная никакой преграды.
Соотнесенность с прежним счастьем
и с ним тоскующее нечто,
когда намеки и случайность
предполагают близко вечность.
Стоят раскидистые сосны
над рыжей зеленью дубравы.
И плещется смеется солнце,
и протекает жизнь другая.
И свежий ветер, пролетая
вздыхает дальними местами
а ток тоскующих известий
так нежно - тонок и изменчив.
***
Я дней не тороплю:
Полны значенья.
Вопросов не треплю -
Как жить, зачем я?
Бывает тяжело
И как-то сиро,
И пусто также, но
На то есть сила.
Мелодия звучит-
Любви созданье.
Мне помогает жить
Мой ток сознанья.
И образов моих
Отрадны тени,
Я чувствую на миг
В душе теченье:
Родное на веку
Людей веселье
И окон темноту
И листьев зелень.
Дорога без конца
До горизонта,
И темнота лица
Немого бога.
И темноте земли,
И рук, и бревен,
И вдалеке звенит,
Зовет и просит.
А то вдруг лица тех,
Кто мной забыты.
Ах, как бы я хотел
Сейчас меж ними!
Представлю свой полет
Над полем, полем.
И кто-то мне поет,
А кто - не помню.
Так ощущаю я
И мощь объемлет.
Поет моя земля,
Я слышу землю.
***
Дома средь частых веток
багровые темны.
Во взглядах сонных окон
есть отсвет старины.
Зима, увы, не может
засыпать снегом хруст,
и небо моет, моет
столбы, столбы вокруг.
Седое утро
напоминает вечер.
Мой дом родной и утлый
далече, далече.
И мне опять, как прежде,
средь люда
толкаться.
Напрасно торопился.
Когда же мы приедем,
когда же возвратимся
в тот дом, что там остался.
***
Вровень времени прибою
нитью золотисто-желтой
жизнь моя, какою длинной
тянется за горизонтом?
С этих дней, прожитых как-то,
в будущее мне разбег есть.
Из простых и голых фактов
вырастает неизбежность.
Каждый раз как будто вехи
ставит жизнь удар к удару.
И равняет образ смерти
все удачи, неудачи.
И ошибочность, вина ли,
настоящего не видно.
Позади оно осталось
песней давешней и дивной.
Я прошел довольно много.
Горизонт мой ближе, ближе.
Чувствую дыханье ночи,
звездное сиянье вижу.
Там далекие огни лишь
нашей жизни остановок.
Их дома во сне мне снились,
да забыл, забыл давно уж.
***
Как далеко мы друг от друга
Как далеко
Как далеко
И километры как столетья
Как тьма веков
Как тьма веков
И ближе я себя не мыслю
Пройдут года
И жизни нет
Во мраке засверкают искры
Природа нас
К себе прижмет
Я вспоминаю, вспоминаю
Ведь ты была
Тогда со мной
И было счастье вместе с нами
И свет мерцал на небе с тьмой
Там тишина
И полумгла
На стенах шторах трепет тьмы
И теплая ладонь легла
Мне на плечо -
Лицо и свечи
Немые сны.
***
Ты положи желанья в угол.
туда, за зеленью лимона.
И смутным вспоминаньем думы
плеснет любовию зеленой.
Ты положи свою палитру
на подоконник полный солнца
и поэтитескою лирой
прервешь видений ложных сон ты.
Ты положи всю жизнь на ноты
багровые средь зыбкой сини.
И с колыханьем звучной ночи
пребудешь полон веры в силы.
И не забудь о детском чувстве
среди забытого простора
Исполнись таинством растущим
ах, это дело не простое.
Стань деревом с простертыми ветвями
и поднимись над горизонтом,
и ветер смутного трезвона
ты задержи души ветвями.
И даль заманчиво протянет
свои невнятные напевы.
Лови листочками, ветвями,
втяни в себя, в живое тело.
И пой родимую невнятицу,
цени в себе всю радость, радость.
И снова жизнь как счастье тянется,
затягивает и нежно ранит.
Но можешь ли ты стать вершиной,
расти огромною горою,
чтоб совершенное решило:
готов ли ты на путь героя.
Ведь нужно быть вещами всеми
и длить переживанье каждое,
чтобы на почву мерно влажную
легло таинственное семя.
***
Тело этой женщины
рядом с небом ровным
так пьяняще-нежно
будто нарисовано.
Может быть оттенок
у ее одежды
мимолетной тенью
от крыла надежды.
Лик ее - луною
в голубой равнине
показался внове,
мир знакомый - ныне.
Мир знакомый внове,
восприятье чутко -
дуновенье ночи
перед светом утра.
Предрассветным вздохом
что живет и дышит
возле самых окон,
у карнизов крыши.
Сновидений нежность,
сновидений тяга,
темнота и свежесть
зелени у сада.
Ангельское пенье,
ожиданье чуда -
мимолетной тенью
за пределом чувства.
***
За горизонтом длинным
который без конца
Я чувствовал что дивный
предел влечет сердца
За горизонтом темным
сокрытый жар земли
Там огненно-зеленым
пространства зацвели.
Сгребая снег зимою
неся охапку дров,
Я слышал - громыхает
на небе гул багров.
И снежные равнины
и крыши всех домов
тревожное хранили
и пенье облаков.
Энергия движения
в земле живет, гудит
И внутреннее жжение
поёт в моей груди.
И в сумраке отчетливо
Я вижу город мой
И ночь летит, поет она
басовою струной.
***
Ко мне из ночи будто свет.
И вижу я, как дни мои кружаться.
Как музыкальный плен желание мое:
вернуться, пережить и в каждом задержаться
и удержать в груди, что чудится во тьме.
***
Ах, это древний звук,
мне не впервой весной
слушать хмурый гром,
тревожит дрожью грудь.
Сырой прохладой все затянуто весной,
сквозит порыв и испаряется во вне.
И снова как и прежде дышит новизной
вся жизнь что как любовь безмерная во мне.
И чувственности токи и подземный сок
текут, в темнооливковом стволы весны.
И старым-старым запахом дохнул весь свод
на теплые дома близ молодой листвы.
Назад гляди. Там сырость всех столетий,
Тысячелетья жизни заполняют грудь.
мильоны лет несет мне в душу ветер,
седым порывом разметавший грусть.
Нет,
слишком рано гром.
Нет, это давний гул.
Как память всех пещер
над каменным земли хребтом.
***
Замет сплошь.
Высох лист.
Глубже слов
мысли слить!
Если слеп,
всуе власть.
Стражду - мне б
в сути власть.
Ночи тишь,
крови шоп.
Влазь же в них!
Настежь вход!
***
Сколько лет, сколько весен,
сколько зим за плечами.
Спутал с осенью осень,
мысли мельче, печальней.
Ожиданье ль чуда?
Знаю, в чем мне отрада.
Из того ниоткуда
вдохновенья отрава.
Опьяняет как память
ток небесный по жилам.
И лететь или падать -
все равно, лишь бы жило
то далекое действо.
И летят ко мне вести,
как в славянскую древность
будто колокол вече.
Это может быть глупо:
поджигать свои жертвы.
Но я вижу из глуби
пережитые жесты.
С замиранием, гулом
грустный сумрак вечерний.
Там придут в мои думы
повороты значенья.
***
Не замечена никем моя свобода-
круг любви и день весны.
Слобода, дома и своды.
Здесь, моя душа, усни.
Свет молочно-теплый с желтизною,
ветви, бревна дома, окна тьмы.
Проникающий до сердца пламень зноя,
пламень феникса, немые сны.
Только бы взлететь. Увижу дали.
Там волшебным превращеньям - смерть.
Снова я вернусь из черной дали
чтоб любить, надеяться и верить.
В этой музыке существованья
что такое в сердце крутит жалость?
Искрами святыми без названья
меж землей и небом задержалось.
***
Удлыбнусь я, вспомнив
ветви старых улиц,
взгляды окон темных,
неприступно-умных.
Игры детства - счастье,
в них единство действий.
Я вернулся в давнее,
я вернулся в детство.
Я вернулся, поле!
Здравствуйте, дороги!
Я всегда вас помню.
Вы всего дороже.
Ощущают ноги
мягкость пыли-праха.
И дыханье ночи
не внушает страха.
Нет, совсем напротив -
даль путей возможную,
сказочность огромную
в памяти народной.
***
Не замечу снег ли, дождь ли сыплет -
буду топать по асфальту ночи.
Мысли тихо мельтешить привыкли
в одиночестве моем средь улиц-просек.
Стены в памяти как будто цепенеют,
тишина сквозит у темных окон.
Вижу я её и мысленно лелею
русый, бесконечно милый локон.
Пропадают в гулком небе возгласы,
падает любовь как тьма на темя,
как её густые волося
на тело.
Вот она идет ко мне на встречу,
вижу я её. Вся жизнь внизу там.
Этот путь сверкает бесконечен,
в гордом торжестве небес - ни звука.
Ваши губы нежны и капризны,
ничего не говорите, тише.
Глянем с облаков свиданий вниз мы.
Сны крадуться там среди ветвей по крышам.
Сны колдуют в лунном освещеньи.
Время, растоянья - не преграда.
Души в этот час в естественном влеченьи
у цветов таинственного сада.
Тронемся мы в сторону расвета.
Синее мерцание под нами.
А над нами розовые ветры
весело играют с облаками.
Мне дыханье ваше рядом
нужно чуствовать, необходимо.
И тепло плеча и взгляда
и волос бегущих диво.
На земле ведь нам
однокрылым птицам "пи-и"...
только вместе полетим мы
в идеальности идиллий.
И реальности насмешка,
пробужденье ото сна.
Чтобы в праздности не мешкал,
дейсвий требует весна.
Пробирает дрожь слегка,
грёзы потерял прозаик:
два огромных паука
у меня перед глазами.
Два паука -
ваши глаза!
Взгляды липкие бросают
и плетут тенета ночи.
Ох, загадка львиц-красавиц -
как шаманствуют их ноги?
Оживляют древних духов
ноги и лицо без бубна,
те иллюзиями манят-
обмануться так не трудно.
В разуме те путы-нити,
ловят образы в тенета.
Опоздал я подойти, простите.
Буду помнить, дом примета.
Правда, знаю, что ушли вы
насовсем и мне не видеть
выражений глаз счастливых,
ничего у нас не выйдет.
Снова мне ходить под крышей
свода черного, что в звёздах,
и ища усталость, слышать
чем наполнен смутный воздух.
Над домами ночь в расцвете.
Различить могу цвета я.
И увидеть в новом свете
что скрывает тьма слепая.
***
В селе большом, где жили в самом центре,
Ты помнишь, мы ходили вместе в церковь
Заброшеную с толстыми стенами
и тени прошлые дышали вместе с нами,
Шаги звучали с шепотом и четко
И высота была большой и темной,
А в окнах свет был нестерпимо ярким
И теплый воздух затекал под арки.
Ты помнишь как всходили по ступеням
Все вверх и вверх и голубели стены.
......................................
вот золото в пространстве розовеет
и теплое лицо от туда смотрит.
Стена полуразрушена. За нею
Стоят деревья безмятежно-кротко.
Высокие и с темными стволами - липы,
И клейкие листы и воздух сладкий,
Темнеют окна церкви рядом с ними.
Они в тепле и в лете вместе с нами.
И воздух золотой вблизи сверкающей стены
сознанье веселит, желания пьянит.
А в детстве безмятежном лишь одно желанье:
Взлететь над миром светлою спиралью
Иль облаком, иль тенью-серафимом -
Объять всю землю проносясь над миром.
***
Горький полынный запах,
зной висит над деревней.
В поле со спелым злаком
мельница тихо дремлет.
Дорога - вся пыль - сияет,
сады развалились устало.
Все краски напрочь слиняли,
полутонов не стало.
Огромная жизнь проходит
с солнцем над миром этим.
Она на другую походит
с таким же сияющим светом.
***
Зима и солнце
Заиндевело сердце
Вернулось ожидание
Латунная истома
Я вижу образ дальнего
Щемит у глаз истока.
Зачем тревожит и щемит
Надолго свет не гас
Сменяются за видом вид
Подарок странных глаз.
Не будет удара
Не будет взрыва
Плывет небесный странник
По таинству как рыба.
Увлечь способны крылья
Куда бы не подумал
Со мной значенье крика
Под куполом над гулом.
Хоть свет далекий смутен
Вновь протекают токи
Небесные минуты
Всех ощущений тонких.
Я верю токам вещим
Пронзительным минутам
Песком пустыни вечность
Людей идущих мука.
Длиннейшие столетья
Открытия и тайны
В бревенчатых строеньях
Средь городского камня.
Со мною жизни люда
Со мной желанье знанья
Мне дорого и любо
Земное ожиданье.
***
Над июньским лесом
звезды, блеск мгновений
в черноте зеленой
необъятны тени.
Запевают травы
и цветы щебечут
и шагов не слышно
от цветов сердечных.
Реки нежных песен
под июньской ночью
и от зноя сердца
спать ты не захочешь.
Столько силы жара
за июньским солнцем
что моля и жалуясь
тащится бесонница.
Над родимым местом
над селом и лесом
зазвучала меса
высоты и лета.
Полная любови
полная страданий
неизбывной болью
доли стародавней.
Звезды засияли
над селом и лесом
и органным гулом
тишина разверзлась.
Были наши ливни
было наше солнце
только в наше возвращенье
верить не придется.
***
Я тоненьких веток у камня
и сумерек серость разбил
своими чужими руками
и плавают токи любви.
Колышутся нежные в танце
и ноги красавиц моих
останься останься останься
останься на вечность на миг.
И ты ощутишь эту радость
волною избыточных слез
певучим течением радуг
твой дух вознесется до звезд.
Поверишь в огромную память
и сжатость крупицы в песке
и сущности жгучее пламя
вернется опять по весне.
Колышутся нежные липы
и ты среди них одинок
ты лишний ты лишний ты лишний
как лишний прожитый денек.
Ударами сердца и света
расколет мелодия тьму
и ты как стрела или вектор
умчишься в родную страну.
***
Какая-то сила плещется
в моей груди иногда.
Селенье равнины мне чудится,
далеких холмов гряда.
И тьма ни густая ни бледная.
Заснули простые дома,
прижались к земле и не ведают,
как тихо уходит тьма.
С востока ее вытесняет
неровный и теплый свет,
он чувства людей волнует
с сознанием прожитых лет.
Деревья и старая церковь
в молчаньи приемлют мерцанье
серебрянного рассвета
невыразимой тайны.
Волшебное время я помню,
таким озареньем пленен,
я чкткою силой наполнен,
образами опьянен.
В потоке небесного света
пороносится жизнь другая:
людей, состояний смена,
едва едва задевая.
Но эти касания сердцу,
как волны любви и смерти.
И мысли и сны, что снятся,
и жизнь, и смерть - все свято.
***
Приходит время и приходит вечер
И мой уход остался незамечен
В пространство серое меж небом и землею.
Мое призванье в отдаленье зоя,
Мое желание - долететь до края
Моей любви, которой я не знаю.
Как там темно, как там темно и сладко,
Как будто ночью я в воде прохладной.
Я взвешен меж землей и небом звездным
И все желаемое вновь возможно.
И счастием полны земные слезы,
И горечью печали, жизнью сложной
Полна моя душа с сознанием немым
Поток мелодий - к нему я не привык -
Вновь возмущает ощущения во мне,
Сны редкой радости среди моих теней.
Покров над нежной тайной где-то рядом
И гений мой во мраке непроглядном.
***
Уходит солнце вниз
и день идет за ним,
и все дома стоят и ожидают,
и стёкла их блестят,
уставившись в закат,
как будто там знакомое витает.
И белые кубы
закат позолотил,
а тени, щели смотрят бирюзою.
Мне память шепчет - жил,
ты здесь когда-то жил!
Возможно, и мне кажется весною.
Камень и бетон
со всех сторон.
Сухое русло, стены в мраке тонут.
Шаги и сердца ком,
улицы кругом,
улицы и окна чьих-то комнат.
***
Слезой скупой окапаю
Изворотила душу оползень - тревога
Все кувырком
Растерянно смтрю я
Как то, что называется дорога,
Изрыто и завалено.
Отцы и матери
бегут ...
Бесценные, бесцельные
бегут, чтоб получить
хоть что-нибудь.
И рев
и требование.
Убраться
или драться!
Зацацканы цивилизации дары.
На месте толчея.
И я
в цивилизации.
***
Предполагаю смерть.
Встретить придется когда-то.
Я вот сейчас как будто
вижу не здешний свет.
В чуствах моих непрестанно?
У потемневшего ль свода?
Я быть может сегодня
вдруг упаду и не встану.
Что же случится? Исчезнет
мой драгоценный свод
и прекратится отсчет
длительности ощущений.
Имя мое как листик
снег прикроет на веки.
Где-то лишь будут намеки
в далях туманных и мглистых.
В сумраке может кто встретит
вздох мытаря-духа.
В мыслях затеплится дума,
но в мою жизнь не поверит.
Я же, увы, бессловесен,
смутность всеобщего счастья.
Я - природное чувство -
листья, рассвет и вечер.
Чуждый людским развлеченьям,
я и при жизни сторонний.
Я - зачарованный странник
в небе далеком вечернем.
Знаки перевоплощений
вот уж мерцают в небе.
Но никому не ведом
вход в безвестную темень.
***
Весь день и вечер мелкий дождь моросил.
Бесшумным сеяньем и ночью он.
Сижу один и словно выбился из сил,
во мне нет ощущенья прочного.
Свет фонарей в дождинках тьмы блестит
и на дороге тускло светится.
Там жизнь идет, и след её размыт,
и тень забвенья зыбко плещется.
Огонь и у меня в груди горит,
вот еле тлеет, подкачал меня.
Неслышно-тихо память говорит
и с ней мелодия печальная.
Звучит она, уносит в тьму мою,
нести все образы легко ли ей?
Бездействием обязан я дождю
с его тоскливой меланхолией.
Как все же хорошо на дождь смотреть,
на свет, хоть нагоняют грусть они,
ловить и обнимать мечты во тьме
и целовать своими чувствами.
И жизнь идет, идет. За видом вид
я воскрешаю поцелуями.
Скрываются в сырой дали, на миг
в них ощущенья не минуемы.
***
По лиственным фибрам прошёл озноб
зашелестела шелуха острых осок
озёрная гладь покрылась рябью
фавны у озера вымазались грязью
прыгают рогатые на зеленом лоне
и нимф пышнотелых и розовых ловят
Здоровье и сила в раскованном теле.
Жар спадает, удлинняются тени.
Т-ш-ш. Тихо. Солнце в масле.
Вечер спускается на тёплые заросли.
Созерцая закат, все живое немеет,
а на востоке небо темнеет, темнеет.
Уж звёзды сигналят, алмазы-телеграфисты
и луна повисла низко-низко.
Плывёт, медное тело в воздухе тёплом купая
ногами шевелит чёрную воду, след оставляя.
Постепенно бледнеет тело её
и она уходит в холодную обитель свою.
Становится там совершенно зеленой
и колдует одна между звёзд над землёю.
***
Прекрасная тема -
любимая дева.
Ее обнаженье
пишу, рисую ли,
в листе отраженье
искусственных сумерек.
Штрихи за штрихами
изменчивых знаний.
Тянет течение
в область сгущения.
и вот словно ветром
вздохнуло все вдруг
и линии спектра
выходят из рук.
Из пены той нервной
выходит Венера.
И волосы - тени
лесных сновидений,
и тело рассвета
исполнено ветра.
Свобода в природе
спокойно - ясна.
у девушки ноги
в разбуженных снах.
У девушки этой
рубашкою платье,
шевелится ветром
над крепкою статью.
И складки у платья
играют упруги
и ласково гладят
сладкие груди.
И в теплом рассвете
чуть светятся плечи.
Эти уроки
мне радость иль муки?
С пульсом крови
работают руки.
И мне интересны
потоки изъятий.
Но эти чресла -
как мене понять их?
Латунная томность
судьбы неизменной
с чувством темным
в свете вселенной.
У губ ее свежих
порхает усмешка:
тела напеву
внимает неспешно.
И мысли слепые
и чувства минуты
и в сердце стихия
смутного утра.
Слабо мерцает
сумрак в ресницах,
приберегает
ночью приснится.
***
Месяц пустыни.
Снег, дорога.
Ели синие -
много их, много.
Сгрудились.
Стали так...
Под небом,
над мыслями
в ста летах.
Холод доходящий до звезд.
В выси песчинки пути.
Идет он с грузом грез,
идет как будто летит.
Мечта висит,
висит и стынет так.
Земля с мечтою летит,
с мерцающей точкой пустынника.
Путями тайными
в памяти таем мы.
Сердца след
узнаем во тьме.
Детства след,
человечества след.
Весенние запахи
с белыми вишнями...
Слышим мелодию!
Слышим неслышное.
След
узнаем во сне.
***
В груди непонятный плач.
Жизнь по полям ушла.
Дни, впереди еще дни
предчувствовать каждый миг.
Пережить те лучше дни,
что через жизнь прошли.
Вон там мерцают они,
где тьма и звезды одни.
В груди
любовный ли плен?
Тревога живых картин.
С игрой моментальных смен
весен,
лет
и зим!
***
Туман наползал
как наползают слухи
каменные глыбы
замуровали волосатые сумерки
окна чуть-чуть изгибались
бредили кривые рамы
о красном камне
бредили
зажатые в цитадели духоты
входы и выходы
входы и выходы
там край
тащились люди
разные
но в сумерках совершенно серые
один -
я заметил -
имел лицо мертвеца.
лицо блестящее как бы выпачканное графитом
от карандаша
свинцовый цвет
впрочем и небо свинцом налилось
а здесь у лестницы
перила оторваны
надзиратели оставят замкнутые тупики
бегут
разбегаются люди
у серого неба
ни одного лазурного пятнышка
я помню
обглоданными костями аллея скользила
а свет -
холодный
лился и лился на почерневшие
деревянные дома
на голодные деревья
на высосанные снега
на людей
что стояли толпой
на людей что спать уходили
ночь потоки машин успокаивала
успокаивала
успокаивала
и не могла успокоить
я шел по пустыне каменной
и гремел надо мной ураган
камень на камне
камень на камне
города крупного
города огромного
рёв во вселенную гнал
по сфере земной
пульс
души-люди там
вокруг катит
летит
клубящегося гимна стук
плазма музыки
о музыка
величающая память
земная музыка
появляются те что были
те что жили когда-то
лица их молчаливым гимном
улетают
вырастают другие
прячутся за камень
и лежат на кровати недвижно
я шёл по ниточке ночи
скрип отдавался в груди
и звенел мой путь
звоном струн
звоном многих струн
повисших проводов
между небом и землей натянутых.
(темное небо
скользкая земля)
реяли голоса
цветами розовыми на облаках
реяли
плавали
воспоминания
неясные древние
как сумрак старые
плавили грудь мне
сдирали покров
обнажали высветленную луну
голоса ангелов падших
замкнутые тупики открылись
голоса людей полились.
***
Полегли стволы густые
В толще неба залегли
Я среди пустой пустыни
Ах среди белой земли.
И полным-полна равнина
Судеб клеток золотых,
Но душа - не тронь - ранима,
Светом мосты залиты.
Славный город, чьё названье
Театральный перезвон.
Там она осталась, знаю
Ей в любви повезло.
Полегли густые вязы
И осыпались листы
Нитями я с ними связан
Как с действительностью мечты.
Осыпается дней стая
Осень мечется - ей боль
Что зимы раздумья старят
Льются слезы рекой.
И слова летят по небу
Серой пылью в высь
На стволах играет нега
Ветер падает вниз.
Высыпалась тьма из прорвы
Навалилась на меня
И открыла света кроны
Синие жилки огня.
Разгораются всё ярче
Птица феникс - не слепи
Там темно места ребячьи
Что тревожат, освети.
Образы мне дальние взывают
К полю где когда-то я бродил.
Летом к ним один я уходил
Умершие времена летают.
Мне поют о запахах, цветах
Солнце теплая трава, дорога,
Горизонт вдали - неясная тревога,
Тишина на белых облаках.
***
Заиндевело поле отростков
не слышит
птица не летит
ветер не шумит
и снедает забота
забота снедает
бесполезные руки
бесполезные пальцы
скребутся слова речи
скребутся слова плена
падают у закрытой двери
на улицы льются лучи
на шум и на белые стены
льются лучи на здания
цвета каменной пустыни
бледнопесочного цвета
человеческого ожидания
на небе голубом нежности
извивается змейка моментов
в голубой глуби светится
как надпись бога "memento"
как отпечаток мозга
розовая дымка памяти
удары гонга у горизонта
смутны виды у наледи
столица
ведунья дум
гуденье дизелей
домов детонация
окна скулят в унисон
крыши приготовились к прыжку
оглянулись на небо
оледенели и легли на Москву
у горизонта толкутся
и ждут весну
Льются лучи как чернила
на все извилины горда
что на листы пустыни
вкрадчиво
касаясь едва
о моя память
как ты слаба
звон беззвучный
в душе молчаливой
звон величальный
удушье колоколов
хрипенье дырявых труб органа
над зарытым
над закопанным воплем
над летаргией страдания
укоренилась тоска
всосалась в чрево
несытого города
белые белые клубки облаков
ждут весну
и сосут испарения дышащего города
белые дальние горы
вырывают
тёмные воспоминания
красные флаги
на домах сияющих
как счастье
и чистенькие белые облака,
что над землёю пляшут
солнце жёлтого пути
падает на облаках
медленно
словно оно десантник
падает на запад
за ним легкий шлейф
мир медуза
Люди уходили с работы
осунулись лица и речи
сумерки скрывали сырость
замороженную на потоке гари
в потёмках серый лёд
грязный невзрачный посверкивал
линии домов
среди оживившегося грома
всхлипы нечаянной радости
люди бежали к себе
метались растрепанные тени
среди гремящего молчания
вырвалась музыка и зашагала
среди душ одиноких и чахлых
и захлестнула их и подняла
и бросила
в прошлое как в пропасть
люди спешили в квартиры
спрятаться от страха
люди спешили на свет
заведений огромных зданий
тихо рассаживались
и в темноте
что-то нужное им ожидали
Толчея рабочих часов
судьба такая невзрачная
мечта желанья несет
нарядная и праздничная
толчея часов заслонила годы
там серые памяти горы
Звон величальный
звон беззвучный
в душе молчаливой
***
Узоры, узоры, узоры
из окон, из воздуха морозного.
Зима воплощает неявное
из потусторонней зоны.
Воскрешает снежная смерть
искрами мира жизнь,
непостижимая высь.
Себя ощущаешь во вне
и не возможно не верить
что живешь не в этой лишь жизни,
в памяти иные просторы,
дороже золота образы
невообразимой мысли.
Если ощущали, если жили,
если с привычкой не свыклись.
Это не трамвай в тряске и скачке -
это камень сказки
катится, искры пути высекая.
Слышишь? Кажется, да.
Позванивают дальние гирлянды льда.
Помню, припоминаю.
Инея пепел висел над рекою,
над Москвой голубою ранью.
Где этот камень? Укатил в века,
а звук той сказки
спрятала река.
Из бора сучьев оскал.
И в бахроме обрыв...
Из травы бахрома,
в инее трава
над долиною на ветру в сумерках ярко.
Голоден омут -
славян полынья.
***
Солнце уходит на запад.
Вслед ему смотрят зданья.
Знают тепло прикасаний,
скрывают во тьме свои знанья.
Окна как взгляды умниц -
грустны, таинственны, кротки.
Жизнь этих светлых улиц
теплой волной в моей крови.
Вот подмосковный город.
Тот ли, другой не важно.
Важно лишь то, что он дорог,
в памяти яшмовой вазой.
Стоит подмосковный город
в сознании с дестей бумажных.
Какой достоверностью дорог,
какой любовью вчерашней?
Какие извилины лета
приникли к извилинам мозга?
И, полные солнечным светом,
себя представляем мостом.
Из прошлого к будущим людям.
Прожитое нами любимо,
но многожды любим и любим
в себе волненья светила.
О как эти тени прекрасны!
Зовут в глубину осознанья,
И чуткие стены пропахли
жасминовым воспоминаньем.
Сознанье переживанья -
оно для души - наслажденье.
Но как далека эта тайна
там, в глубине рожденья.
Там темнота земная
к нам приникает, волнуя.
Музыкою поднимает
в нашу любовь иную.
***
И счастье встреченных домов -
мое забытое другое.
Там деревянный жар дорог
проходит смутною тропою.
И эта смутная тропа
тягучее и слаще меда
как непонятная строка
звучит, поет под сводом неба.
Какая жалость - их не много.
И нам не дар, но лишь победа,
и протекает в ту дорогу,
где бег других под сводом неба.
Непревзойденное уменье
травы и листья различать.
Уединенное селенье
и отвлеченная печаль.
Звучат веселые повторы
весла-уключины рыбачьи
и рук натруженных рабочих
с их заскорузлостью натуры.
Там нет придуманных историй,
есть состояния раздумий.
Земных растений душе просторней,
где свет свиданий с тьмой-ведуньей.
***
Поземка
метель
крутится, свистит и пляшет
у домов, зовет с собой
в темноту лететь.
В воздухе порывистом
колючем и мутном
всех зовет с собою.
И село пропало
и не видно путь там
среди ветра воя.
Под мостом, под мостом
там воды течение
у белого снега.
Все утихло, сгинуло,
тишина раскинулась
под огромным небом.
Но еще под мостом
острых кромок льдины.
Ох, вздыхает небо
и летит над ними.
Над селом спокойным
воздух пахнет дымом.
Когда это было?
Когда это было?
Крутилась поземка,
метель была злая
темной ночью долгой,
не переставая.
Ветер выл задиристый,
округа под утро
в воздухе порывистом
колючем и мутном.
И село пропало,
а потом развиднелось.
Непогодь устала,
саваном раскинулась.
Темный мост на сваях,
блещет кромка льда,
здесь не замерзает
темная вода.
Быстрое течение,
перекатом дно,
темные тени
в струях подо льдом.
И от сельских труб
воздух пахнет дымом.
Помнишь милый друг,
когда это было?
Мир забытый этот
был он или не был?
Замело приметы
и темнеет небо.
Замелькали быстро тени
и часы бегут.
Под мостом я вижу тело
с кровью на снегу .
там внизу вода
щерит черный рот,
длинное тело,
на снегу кровь.
Оступился человек,
видно он не местный.
Потерял в метели слет
и нашел конец свой.
Мы с тобой спустились вниз,
сердце онемело.
Посмотрел я в этот миг
небо потемнело.
Я гляжу туда назад,
в тот далекий зимний свет,
и темнеет свет в глазах -
там впервые видел смерть.
Показалась мне она
знакомой, печальной.
Будто рядом та страна,
что мы ощущаем.
И в трепещущем том свете
был намек немой и грустный
непонятной, темной смерти,
среди жизни всей - не нужной.
Темный взгляд
у немого бога.
Слышен крик
у каждого дома.
Бог тот забыт,
не жалеют люди,
что и он про них
забыл иль забудет.
Не заметен в жизни след -
может вовсе его нет?
Годы, годы пронеслись,
но куда уходит жизнь?
Принимает кто её,
иль она в земле гниет?
И природа как бы знает
что должно случится с нами.
В ней повсюду бог
с чувствами без слов.
Люди ощущают чуть
на пределе своих чувств.
И сбегаются смотреть
пристально на смерть.
Черное тело,
снег белее мела.
На снегу кровь -
красная на белом.
***
Там жили славяне,
и я их помню.
Я мыслей слияньем
и кровью их понял.
Далекие жизни
далекие чувства.
И как донеслись вы?
Во мне вы как чудо.
Селенье за полем,
дорога в пыли вся,
я вижу, я помню -
там жар разлился,
приходится щурится
в солнечном свете.
Широкие улицы,
вид их приветлив.
И крыши домов здесь
покрыты соломой.
Такие ж головки
детей босоногих.
Такое же солнце
и нивы и ливни,
и в небе высоком
огромность жизни.
Душевная взвешенность,
легкость разлита,
как будто вечность
коснулась земли там.
И помнится будет
дорога седая
нам, будущим людям
как образ преданья.
Там память промчалась
как тень, как ветер,
как чувство счастья
в мерцающем свете.
И если встречаем
такую равнину,
вдруг чем-то печальным
дохнет с пути нам.
Я чувствовал так вот,
с чего - не понятно,
не хочется плакать
в рязанских полях там,
ближе к Мордовии.
Песчаный оттенок.
Во всем огромность
сердечного плена.
***
Нам не повернуть теченья
времени, и память наша
кажет внутреннему зрению
что лежит под слоем праха.
Там земля пустынным камнем
и вокруг нее гуденье.
Это время за веками
мы угадываем в пенье.
Там встречаемся мы с небом
новым телом и в причастье.
Из высот потоки света
лили водопадом счастья.
Древность ту припоминая,
пусть едва - в частицу верьте!
Музыка в крови играет,
музыка целует сердце.
Зазвучала над холмами
протянувшейся дорогой.
Горизонтом дальним манит
гул оврагов и отрогов.
Дрожью растекаясь низам,
сумерки из труб басовых
разрушают очертанья
у дорог полей бессонных.
Тихо улетают души.
Ты не спишь, но не увидишь.
Там другие измеренья
подчиненные любви лишь.
Над печальными холмами
кружатся подруги - души.
Плачут облака над нами.
Сумрак у минут в минувшем.
Шорох слов у коридоров.
Не запомнить этих снимков.
Каждый пережитый дорог,
жизнью знаемой приснится.
Мерят призрачные тени
расстояния меж днями,
и травы густой волненье -
будто чуда ожиданье.
Как остры для зренья травы
зелени густой как омут.
Тени меж ветвей деревьев
тянутся к жилью людскому.
Петухами песнь пропета,
тени над землею током
поспевают за рассветом
и мелькают светом в окнах.
Друг, над нами свет струится.
Небо детства тает, тает...
Пусть ушло, не повторится,
но приснится, будет с нами.
Мы увлечены теченьем,
чувствуем себя в полете,
вместе доверяем пенью
голосов родных, далеких.
Превратится ночь в день,
пролетят над нами тени
памятью других людей,
ощущенья тронув в теле.
Разговоры наши долги,
эта встреча в свете дали.
Свет и небо. Белой стаей
облака иных свиданий.
Белой стаей над пустыней,
над снегами солнца сини...
выгоревшею травою
мы идем, они над нами.
Просыпаясь ты не помнишь.
Так, чуть-чуть в душе пример лишь.
Вспоминаешь, где же был ты?
Трогать нечего - не веришь.
Забывается основа.
Слышишь шорох? Шибче. В жилах.
О прошло все. Окна строго.
Было жизнью, жизнь забыла.
Нет, дарами снов не увлекайся,
там ты не хозяин, тело - бремя.
То что ты увидел - жизнь другая,
всполохами дальними не греет.
Те картины сердцу милы.
Их увидеть - жить вторично.
Дайте, дайте эти страны,
те что время просто вычло.
***
Из глины и камня
песчаным замет
закрытая тайна
всечасно зовет.
Я будто бы прежний
воскрес до поры.
Вечернее время
забытой страны.
Вечернее время,
чернею кусты,
земля почернела
и чутки листы,
и тянется запах
дымка и еды.
Здесь люди и завтра
пойдут на труды.
И в сумраке резче
контрасты лица.
Мне слышатся речи
людей у крыльца.
Движение неба
за смерть и за жизнь.
А здесь запах хлеба
и окна зажглись.
Из глины и камня
песчаным замет
закрытая тайна
всечасно зовет.
Движеньем небесным
забытых дорог
народная песня
в сознанье поет.
***
Годы густые, неясные
в толще земли залегли.
А я с ощущением счастья
здесь, среди шумной земли.
Путь не скажу, чтоб рискованный,
но нечто, поющее "жил" томит.
Я будто веригами скованный
юродивый с желтыми жилками.
Люди шумят, ликуют они,
мимо проходят, играя.
Лица - листьями шумными -
дети планетного рая.
Двигаюсь телом трясущимся,
в груди заповедь таинства:
в пени темном сущность вся
к звездам надмирным тянется.
Цветением яблонь с вишнями
звезды мерцали над нами,
и над землею неслышная,
память людей задевает.
Мне радостно и в тюрьме с ней.
Жизни великой награда!
Найдутся образы песней
под темными сводами ада.
Дни несметные простые
в толще неба залегли.
Я среди невзгод пустыни,
да, среди светлой земли.
И полным-полна равнина
судеб-клеток золотых.
Но душа - не тронь - ранима,
светом все сны залиты.
Полегли густые ночи
на сверканье маяты.
Связан я со всеми прочно,
как с действительностью мечты.
Высыпалась тьма из прорвы,
навалилась - ох - на меня.
И открыла света корни -
красные жилы огня.
Разгораются все ярче!
Птица-феникс, не слепи!
Там темно. Места ребячьи
что тревожат освети.
***
Воображение душит мне жизнь.
Девушка,
не говорите обыкновенное - не знаю, нет.
Просьба не помалкивать
в опустевшем воздухе апреля.
Зачем эти губы у солнца поцелуя,
зачем этот лоб ангельский,
если не для исцеления
если не для праздника.
Толща непонимания
задавила взгляд отчаяния.
Эта толща подобна бетону,
пористая, серая,
только мысли - нет не плоскости
досок,
но жутко так, одиноко
в опустевшем воздухе апреля,
в синеве окон.
Русская лень объемлет
игрушечного папуаса,
пляшущего
иногда на нити суровой.
Мы его называем сердцем,
а он всё тот же дикарь,
всё тот же дикарь бестолковый.
Он поддается обману,
он одинок
в миллионном племени.
Взыграет бубен шамана,
польются свирельные трели,
и он, позабыв обманы,
заходится в пляске веселий.
Весна
в длинном одеянии
порывистая,
с тусклым лицом
и яркими большими губами
смотрела вопрошающе.
Я не сказал ей слов,
знаков заклинаний тарабарщины.
Ушла,
а я не сказал самого главного,
чтоб она поняла танец сердца,
в припадке любви
со стуком шаманствующего.
Грубая жизнь таращит зенки до помрачения
на смазливые рожицы
у одиночества чуткие уши
музыканта так мне кажется
а хлебный запах догоняет голодного
в грязной рубахе и стоптанных ботинках
желудок жесток.
Вольная походка той, что идет впереди
сравнима разве что с шагом преуспевающего
века: высокомерие успеха с радужностью
бумажных перспектив, а у нее еще и женская
уверенность, знающая власть взгляда
власть печати.
Скомканное лицо умильно зовёт
пёсика - не уходи, мой мальчик
тело прошлой жизни невнятных нашептываний
с инерцией сердца
но какое же скомканное у этой старухи
лицо исписанный черновик
изломы земли.
Трещины и годовые кольца читают лекцию
впрочем беззвучную от тяжести света.
Да, увы годовые кольца - это
мертвая хватка невидимых пальцев
люди высохших лет, оставленных под сенью
прошлых небес могут подтвердить
а также знающие расследование
неудачных судеб, а также...
да многие из тех, кто на желтом
поле житейского плавания оставляет
следы могут подтвердить
польза гибели.
На земле лишь один поэт
занят соскабливанием лака
он иногда перебирает рифмы
незатейливое занятие для праздного
ума они лишь схожи по звуку
со словом "рифы", но не являются
таковыми даже отдаленно не напоминают
нет, у него безискуственное развлечение
необременительное для тела и души его
грубый хохот его не должен
смущать ни кого ведь это его один -
ответный недостаток верно вам говорю
у лака
латок
дела-то.
Тело уплывает остается лужица.
Разве на песке воздвигают башню?
Наивные вопросы подобные выше -
приведенному недалекого интеллекта
запах.
Цвет древесины родственнен цвету
песка и камня если оливковый
цвет навозной жижи протянется
между высотными зданиями а
шелковое голубое покрывало накроет
лысины машин
в таком случае красные флаги
издали будут приветствовать
надвигающееся торжество и аплодировать и хлопать
во всю.
Под открытым небом каменные
кирпичные лабиринты наполовину
засыпаны голубым вечером
пики величественных зданий
золотятся
и небо прощается со всеми
и солнце скатывается
в дальнее поле за равнину его
и неба лазурь уходит вослед.
Весело ль помнить
каждое лето, уходящего вглубь
неба на пути ровного поля
Весело ль нести
приметы древности в теле
приметы древности с тусклыми
страницами Ветхого завета
Весело ль исполнять
каждодневный танец паяца
сдерживая хрип
дабы не раздразнить
жадных до зрелищ
дабы не отупел издерганный люд
Ведь не изведаны тайны
и вехи нужны среди замет
существующего пути.
В надвигающейся ночи
слышен явственный гул.
Над окнами горящими и потухшими
проносятся медные облака.
В них влага скорбей
с ударами гулкими.
Круги музыки что кольца годовые
мгновения ухания неба
у вздыбленной земли
круги музыки что кольца годовые
мгновения темной ночи
в жемчужно-серебристых снегах
В красном омуте расходятся круги
Я люблю смотреть на лица людей
и угадывать жизни значительность
на светлой и темной лазури
золото каждой жизни.
На ровном поле
на поле цвета тоскующих стен
бесконечной пустыни
бледно-желтой под черным небом
хихиканье хаханьки хохот
и говор разноплеменных толп
в эфире радиовещаний
в пустыне вечной
Облава сродни обвалу
каждый без урона достоинства
мог бы сопричислить себя к сонму
беженцев тихой войны
жестокого мира
Захлопнулась дверь
он тихо шагает в сторону города
Так проходит мой путь лениво
у бесконечной жизни почти половина
улетела как дыхания тепло
на силы свои после мытарств
не надеется парень упрямый
и он обращается больше и больше
в слух весь.
У жителей кухни чадит
запах угарный, пряный
ползёт вдоль стен общежития
женщины и сырое бельё
Ах не понять им
своих тел тоску
и сердца никак не понять
дарователя счастья или мучителя.
И весной
огонь разгорается телом
алкоголь разливается всем неслышным и явственным
И огонь не спроста
Чем живешь,
что уходит к мерцающим знакам мечты
в слух весь
превратился душой
и улетают с гулом земли в темное небо,
Ночью его шаги торжествуют
среди улиц
средь застывших заснувших домов
И каким бы ты не был огнем
и какую не выбрал бы весну
не вернешь тех прошлых огней
и огромная жизнь пробежит
и картины - чары для глаз
ничего не расскажут он ней.
Мне в снах
можно встретить из прошлого всех
кто общался со мной музыкой слов
Кто общался со мной музыкой слов
