*   *   *

Книга о тихом Китеже-граде.
В углу Богоматерь блистает над нами,
А в мертвом, в потерянном, в слепнувшем взгляде
Все то же родное и темное пламя...

И снится, и снится, и бродит по дому тревога...
Куда мне бежать, дорогие, ослепшие очи!
Далеко от мира и даже далеко от Бога
Дыханье вьюжной серебряной ночи.




*   *   *

Мороз-разбойник хозяин здесь...
Плотнее окна свои завесь,

Чтоб мертвый холод не подул
От черных улиц, от белых скул!..

Мне в эту ночь который раз
Не отвести усталых глаз

От светлой полоски в твоем окне,
В тяжелом, в тихом, в глухом сукне!..




Летний сад

	Петрово диво! Под снегами
Уснуло непробудно ты,
Висят чугунные мосты
И глухо не гремят цепями.

	Дерев оледенелый бег
И вазы финского гранита,
Здесь буря жизни позабыта,
Стихает день; слетает снег.

	Смотри, хозяин твой державный
Проходит снова поутру,
И снова город своенравный
Застыл, робеет на смотру.

	И смотр жесток: дубинка свищет
И бьет по согнутым плечам,
Иль это вихрь внезапный рыщет
По опустелым берегам?

	Иль это лед Нева взломала
И Летний сад шумит, как встарь?
И удаляется усталой,
Тревожной тенью государь...

1921



*   *   *

Летит, качается вагон,
Поскрипывают буфера,
И тот, кто в этот час влюблен,
Был незнаком вчера.

Счастливая моя метель,
Воздушный, белый хмель...
Была душа и нет души...
Снежок, лети. Снежок, шурши.

И тот, кто в этот час влюблен,
Забудет обо всем...
Лети, мой поезд, под уклон,
Греми глухим мостом.

Жизнь унеси и оглуши.
Была душа и нет души.



*   *   *

	У забытых могил...
                     Ал. Блок

Я не знала лица страшнее
И не знала прекрасней лица...
Так и будешь над жизнью моею
Ты стоять и глядеть без конца.

И куда ни пойду - остановит
Твой суровый голос - меня,
То ли звуком тоски и любови,
То ли черным ожогом огня.

Чтоб не слушала речи земные,
Ты покрыл меня тяжким плащом,
Не глядела б в глаза молодые,
Заслонил высоким плечом.

И не перстень на палец, а крестик,
Улыбаясь, ты мне подарил,
Чтоб навеки уснули мы вместе
Под травою забытых могил.




*   *   *

Извечную печаль таит в себе природа,
О, смуглый лик луны над вырезом дерев
И звезд едва мерцающий посев
На черноземе тучном небосвода,

И белый камень в серебре полей,
Невыразимые таящий думы,
И моря шум тревожный и угрюмый,
И слезы на листве упругой тополей!

И, если ветерка проносится дыханье,
Как эхо музыки незримых сфер,
Лишь призрачный господствует размер
Над хаосом неясным содроганья.

И музыка сама - не есть ли только звук
Косноязычных слов, невоплотимых мук
Первоначального молчанья?

1918




*   *   *

Берегом, берегом, с разбегу,
Туда, где в буране ослепли дома,
Где в день и в поле осыпается снегом
Зимних дерев буревая кутерьма!
В домике старого лесничего
Жарко топят печь.
От говора огня, как от говора птичьего
Ни ходить, ни сесть, ни лечь.
И поет огонь
О том,
Что метельный конь
За окном.
На узде коня
Алая звезда,
Что уедешь среди дня,
Не вернешься никогда.




Данков

				Н. С. Л.

	Данков и Дон, и мост на нем дрожащий,
Убогий строй далеких огоньков,
И тяжкий ход нависших облаков,
Вороний грай над городом летящий,
И падающий звон колоколов,
О, как ты памятен, мучительный Данков!
Ты город ветхих снов, ты сам ненастоящий!

	Твои ворота кладбище; за ним
Гроба домов, базара голос грубый,
А на вратах прижал раскрашенные губы
К свирели сломанной уродец херувим.
И черных крыш обветренные трубы
Тяжелый, черный выдыхают дым...

И в этом городе ты мною был любим.

1918




Вячеславу Иванову

Под небом Италии неколебимым,
Учитель милый, не забудь,
Как рвется ввысь Кремля израненного грудь,
Как все заволокло багрово-синим дымом.

И звуки Дантовских торжественных терцин
Не заглушат напева русской речи,
И в Дантовом аду не те ли ветер мечет
Листы, что кружатся среди степных равнин.

Под небом Италии расплавление синим
Студеную дрему северных рек
Вспомни! - и льды мы родные раздвинем
И будет солнце в черной заре.

Блистают средь ада врата исхода.
Непрочен мятелей холодный покров,
Прекрасней волны Средиземной гул ледохода,
И воздушная сеть облаков.

1890




*   *   *

Ты возникаешь предо мной,
О муза, ангел мой убогий,
И пыль клубится по дороге,
И ветер ходит вышиной...

Но кто поймет очарованье
Твоих по-детски крупных рук
И складку губ, таящих звук
Неисцелимого страданья?

1914-1921




У памятника Гоголя

Молчи! Молчи, мой черный Гоголь!
Спины тебе не разогнуть!
Смеялся ты и плакал много ль,
Российский измеряя путь?

Какой мечтою сердце мучишь,
В какой дали ты видишь сон,
Когда летит от сизой тучи
Московский перекрестный звон?

Когда учебною стрельбою
В комки горячий воздух сбит
И вздрагивает под тобою
Пустынной площади гранит,

Все сумрачней, все безлюбовней
Следишь ты нашей жизни дым, -
На ведовской твоей жаровне
Мы, души мертвые, горим.




*   *   *

Судьбе, душа, не прекословь,
Боролась с нею ты немало.
Огромным зимним солнцем встала
Последняя моя любовь.

И льды молчат, молчит она,
Но в блеске все необозримом;
Морозным паром, светлым дымом
Вдали курится тишина.




*   *   *

Русь! Чужая чуженинка я
Пришла и греюсь у твоей груди,
Скажи, какою тропинкою
Мне всю тебя исходить?

Если б странницей твоей убогою,
Не оглядываясь никогда назад,
Мне пройти потаенной дорогою
В заповедный твой Китеж-град!

Ведь ты вся вырастаешь, Россия,
Не в Кремле златоглавом Москвы
И не там, где гранитные выи
Наклонили мосты Невы,

Ты молчишь и горишь, не сгорая,
Там, где Китеж в глубинах спит,
Где пугливая выпь пролетает
И над озером мертвым кричит.

1918




*   *   *

Спишь с открытыми глазами,
Неподвижен слепнущий твой взгляд,
И поет, и плачется над нами
Красной птицей налетающий закат.

Или эти песни только снятся
	И моя любовь?
Но лучи порхают и кружатся
И живая каплет кровь.

Что с тобой мне и с любовью делать,
	С трудною моей?
Непробудно спишь и сердце онемело
Много, много дней.

Если разбудить я не сумею,
	Что ж! Прости!
Ты, душа, тоскуя и немея,
В тот закат лети...




*   *   *

Поставь свечу перед Казанской
И больше сердца не тревожь!
А помнишь ночь, напев цыганский,
Боль, отвращенье, скуку, ложь?

Но чистотою негасимой
Сияют первые снега;
Морозные ложатся дымы
На скованные берега.

И все прошло. Лишь в темной церкви
Мерцает малый огонек,
Лишь черные осыпал ветви
Уже не тающий снежок.

Гори, свеча, - моей молитвой,
Гори, пока достанет сил,
Чтоб милый друг пред поздней битвой
Свою тревогу погасил...




*   *   *

Песня моя. Вьюга моя.
	Северные края.
И шпал пробег, и спящий бор,
	И твой обжигающий взор.

Ты не гляди в глаза мои
	И не ласкай меня.
Запели дикой вьюгой дни,
Смотри, уплыли все огни
	В пустынные поля...

Моя звезда, мой поезд, мчись.
	Нет станций на пути,
И если вскрикну я: "Вернись!"
	- Не слушай и лети.




*   *   *

		М. К. Неслуховской
		Петербургу быть пусту.

Ломают дом, а день совсем пустой;
Желтеет небо над скелетом крыши,
И ветер северный свободно дышит
Над городом, мостом и надо мной.
Не жаль разрушенного пепелища,
И весел стук упорный топоров,
Как будто дик нам строгий строй домов,
Как будто вновь волками мы зарыщем
В родных полях, и снова ветр и снег
Замедлят наш голодный хищный бег.
Мы - граждане покинутого града,
И дикий, древний нам приснился сон.
Напрасно над высокою оградой
Блестящий шпиль и ангел вознесен!
Здесь городу не быть и мордою звериной
Болото финское оскалилось, глядит.
Пройдут века, и пристаней гранит
В глубокие осядет котловины,
И волчий вой, дремучий долгий вой
Над развороченной раздастся мостовой.

1921





*   *   *

Недобрая ночь с недоброй тоской;
Косматое небо встает над рекой,

И бродит, и стонет, и свищет мороз;
По пояс Исакий в сугробы врос.

И черным комком у церковных плит
Лежишь ты, жизнью и Богом убит.

Твоя чистота никому не нужна,
И песня твоя никому не слышна,

Да, верно, и не было той чистоты,
А песни своей не запомнишь и ты.