*  *  *

Не юношей невинным избран я,
Как Данте, у порога посвящений
"На полпути земного бытия"
Я опустился на колени.

Смыкалось вкруг меня небытиё,
Усталость тяжкая владела мною,
Минувшее взносило остриё
Над жизненною крутизною.

Давно последний разрешён вопрос,
Исполнены грозящие расплаты.
Но я смотрел, как ширился и рос
Над алтарём огонь крылатый.

Была часовня строгая темна,
Но в огневеющем прозрачном мраке
В заветные слагались письмена
Неизъясняемые знаки.

Моей любви необычайный суд
Вершил таинственные начертанья,
И тридцать дней я горький пил сосуд
Сурового самосознанья.

И что же? Вот: в отливы янтаря
Небесный свод окрашен на востоке.
Слепительная да начнёт заря
Грядущего иные сроки!

26 июля 1926




*  *  *

Это было мигом между снами,
Можно было двери запереть.
Опускалась медленно над нами
Сумерек серебряная сеть.

Это было не в обычной жизни -
Лишь одно касание руки
И заплачет о былой отчизне
Тихо веющая тень тоски.

Эта боль вовеки не престанет,
Это пламя будет вечно жечь;
Высоко над головой воспрянет
Посвящающий на битвы меч.

Красной розой плачет Сердце Мира.
Роза Белая - слеза планет.
В сумерках - ты слышишь. Мира, Мира!
Зов звезды и ангельский привет?

Строгий гончий вышел для ловитвы
Острый плуг распахивает новь.
Слышишь сумеречные молитвы?
Крыльями да станет нам любовь!

28 января 1926




*  *  *

В перламутре тает алмаз,
Догорает огонь сапфирный,
Если феи в последний час
Расстилают чары над миром,

И ночные чертят пути,
Серебристые клонят лица, -
Рукояткой меча крестись,
Заблудившийся бедный рыцарь!

В вековую грустную жуть
Заплетут, качаясь, лианы
Навсегда затерянный путь
На лужайки Броселианы.

Опускайся, новая ночь!
Утро будет светлей и жальче.
Кто сумеет тебе помочь,
Обезумевший в роще мальчик?

Подойди, смотри и молчи,
Погрузив своё сердце в пламя.
Только так сбережёшь лучи -
Золотую фейную память!




*  *  *

Свет погашен. Мы опять с тобою.
Ты опять со мной, моя мечта!
Сумерки неслышною тропою
За звездой уводят голубою,
Отворяют тесные врата.

Фея вечера невидно нижет
Бусы счастья на шнурок мечты.
Наклонись ко мне опять поближе -
Ты ль не видишь, зоркая? Взгляни же,
Как светло сиянье. Это - ты.





*  *  *

Три рыцаря зелёным утром
Встречаются от трёх сторон.
(Неуловимым перламутром
Переливался небосклон.)

Один из встречных - вождь сражений,
Другой - познания герой.
Но третий - преклонял колени
Перед единой Госпожой.

И перед знаками другими,
Покорствуя иной судьбе,
Её серебряное имя
Начертано в его гербе.

И на вопросы - "Кто ты, странник?
Остановись и расскажи!"
Звучит ответ: я верный данник
Моей единой Госпожи!





*  *  *

Одиночество! Злая горечь,
Ты томительна и строга.
Одиночество! Это море,
Чьи невидимы берега.

Ты изведало все измены -
Только он навсегда душист
На сухие улицы Вены
Прилетевший с Кавказа лист.

Только молится утром рано,
Чтобы стала тоска легка,
Крестоцвет святого Стефана,
Устремившийся в облака.

1927, Вена.





Каббалистическая ночь

Пройдём, спеша, мгновенья малых зол.
Дня водомёт восплещется короче.
И вот душа, мудрейшая из пчёл,
Сбирает мёд с цветов небесной ночи.

Излистаны старинные тома,
Чертящие границы гороскопа.
Все истины вскрывает эта тьма,
Блестящие глаза Макропросопа!

В прозрачном мраке пламенных вершин,
Оград неизречённого возмездья,
Слагаясь в знаки Алеф, Мем и Шин
Лежат великолепные созвездья.

А мы читаем строки стройных строф,
Что пишет нам прадедовая вера,
Да познаваем, кажется, Айн-Соф
По письменам небесного Катера!

31 августа 1939, Коктебель