Послевоенные стихотворения

       След жизни
 
Люблю читать на первом снеге
Скупые заячьи следы.
Смотри: здесь был он на ночлеге,
Тут уходил он от беды,

Там он сидел, прижавши уши,
Водя усами на ветру,
А здесь неторопливо кушал
С березки сладкую кору.

И на душе тепло и славно,
И я, не отрывая глаз,
Читаю этот своенравный,
Наивный заячий рассказ,

И думаю: быть может Кто-то
Моих неизгладимых лет
С такой же милою заботой
В моей душе читает след.

И всё, что мне цвело так дивно,
Так пело сердцу и уму,
Такой же повестью наивной
Наверно кажется Ему!
                                        1945
                                 



        Н.С.Гумилеву

Как валежник, сухие годы
Под ногою хрустят мертво,
Волчьей ягодою невзгоды
Обвивают истлевший ствол.

И сквозь голые сучья небо
Словно треснувшая слюда.
Все чужое: краюха хлеба,
Сеновал, скамья и вода.

Дай мне руку! Как никогда ты
Мне, учитель, нужен сейчас,
В час бессмысленнейшей расплаты,
В обнаженный, как череп, час.
                                                      1945
                                     

 



                        ***
Бродя весной по солнечным дорогам,
Что паутинкой по холмам легли,
Так хорошо беседуется с Богом
В скупых просторах неба и земли.

Он слышит всё. Он отвечает редко:
Дыханьем ветра, шелестом травы,
Да иногда черемуховой веткой
Совсем легко коснется головы.

Но в скудных знаках медленной беседы
Красноречивой столько красоты,
Что чувствуешь: ты лучшее изведал,
Что в этой жизни мог изведать ты.

И вот идешь... Глаза сияют счастьем,
Душа звенит, как горный ключ чиста,
И ароматом первого причастья,
Как у ребенка, тронуты уста.
                                               1946
                                                 

\

              ***
Елочка с пятью свечами
Без игрушек и сластей
Робко льет скупое пламя
В нищей комнате моей.
Ах, не также ль у порога
В мой заветный Вифлеем
Сам стою я перед Богом
Неукрашенный ничем!
Только иглами сухими
Всех земных моих тревог,
Только свечками скупыми,
Что Он Сам во мне зажег.
И мою пуская душу
В путь намеченный едва,
Сам же скоро и потушит -
До другого Рождества!
                                          1947
                                                        


 
            Моя рука
 
Моя рука - день ото дня старей,
Ее удел с душою одинаков.
Немногое еще под силу ей:
Стакан наполнить, приласкать собаку,
Сиреневую ветвь ко мне нагнуть
(Ее сломать ей было б тоже трудно),
Да записать стихи, да изумрудной
Студеной влаги с лодки зачерпнуть.
И это все. Но в скудости такой,
Овеянной вечернею прохладой,
Есть вечности целительный покой,
Есть чистота... - и лучшего не надо!
И хорошо, что силы больше нет
У встречной девушки украсть объятье,
Степному зайцу выстрелить вослед,
Солгать товарищу в рукопожатьи,
Что нетерпенье юности моей
Сменила мудрость осторожной дрожи...
Пусть ты слаба и с каждым днем слабей,
Моя рука - ты мне такой дороже!
Вот на тебя смотрю я без стыда,
Без горечи и радуюсь невольно,
Что ты уже не можешь сделать больно
Отныне никому и никогда.
                                                   1947                             

                                                         


                ***
Скажешь: был он зимней зорьки проще,
Ласковый и бережный такой!
Жил он - деревцем и Господней роще,
Умер - словно песня за рекой.

Вот еще зовет вдали и плачет,
Вот уже и вовсе не слышна.
Тишина... Но разве это значит,
Что умолкла навсегда она?

Нету песни благостней и выше,
Чем от нас ушедшие поют.
Это только мы ее не слышим,
А она звенит!- В ином краю...
                                                 1948
                                                             




                ***
Если кошка пищит у двери
И ты можешь ее впустить -
Помоги обогреться зверю,
У плиты молока попить.

Если мальчик бредет из школы
И, насупившись, смотрит вбок -
Подари ему нож: веселый,
Смастерить ружье и свисток.

Если девушка на рассвете
Замолчит на твоей груди,
Как молчат, наигравшись, дети -
Через жизнь ее проведи.

Это всё, что во славу Бога
Можешь сделать ты на земле.
Это мало и это - много.
Это - словно цветок в скале.
                                               1948
                                                               




               Ангелы
 
Бойся падших ангелов! В толпе
Ангелов - не все к нам благосклонны.
Есть такие, что как червь в крупе,
Роются в душе твоей смущенной.

Точат потаенные пути
В чистые, заветные глубины,
Чтобы, в пыль их зерна превратив,
Липкую оставить паутину.

Падший ангел - он тебя бедней,
Потому и кормится тобою.
Словно к горлу, к совести твоей
Присосется жадною губою.

Иль твою откормит щедро страсть,
Всё, чем сердце суетно и глухо,
Чтоб потом полакомиться всласть
Свежею убоиною духа.

Он тебе является, паря
В силе, славе и великолепьи.
Только горе! Если за наряд
С плеч его отдать свои отрепья

Настоящий ангел твой незрим,
Подойдет - листа не заколышет.
Будто ты и не встречался с ним!
Будто вовсе он тебя не слышит!

Он тебя не балует ничем,
Строг к тебе, суров порою даже.
Лишь когда отчаешься совсем -
Незаметно путь тебе укажет.

И когда (в лазурь из темноты!)
Он тебе откроет двери рая
-Вскрикнешь ты в смятеньи: "Это Ты!
Я тебя давно и странно знаю!

Ты скрывался с моего пути,
Ты молчал, когда я звал на помощь!
Думалось: ну где же мне дойти,
Жалкому и нищему такому!

А теперь передо мной расцвел
Этот край, безоблачен и светел!
И что Ты сюда меня привел,
Веришь ли, я даже не заметил!"
                                                           1948
                                                        


                                                                            
           ***
Легкокрылым Гением ведомы,
улетели птицы за моря.
Почему же мы с тобою дома
этим хмурым утром октября?

Может, нужно было взять котомку,
палку, флягу, пару верных книг
и пуститься ласточкам вдогонку
через лес и поле напрямик!

Только тем, кто медлят, невозможно
причаститься радостей земли.
Через все шлагбаумы, таможни
мы бы невидимками прошли.
 
И наверно б вышли мы с тобою
завтра утром к розовым камням,
тонким пальмам, пенному прибою -
золотым благословенным дням.

И наверно самой полной мерой
было б нам, дерзнувшим, воздано
за крупицу настоящей веры,
за одно горчичное зерно. 
                                                 1949
                                                           
  
    
 

                      ***
Высох ключ, струившийся в овраге.
Полдень жжет. Но вот, взгляни сюда:
В полом пне немного мутной влаги -
Дождевая, прелая вода.

Не расплескивай ее, играя
Хворостинкой! Может быть она,
Скудная и жалкая такая,
Всё-таки кому-нибудь нужна!

Может быть придут ее напиться
Завтра утром белка или ёж ...
Или сам ты (может всё случиться!)
К ней с последней радостью прильнешь.
                                                        1950
                                                                               


 
                Сонет о меде
    
Засахаренным солнечным лучом
Сияет мед на блюдечке стеклянном.
Посланец неба! Гость благоуханный!
Что хочешь ты поведать нам? О чем?

Увы, мы никогда их не прочтем,
Те знаки формулы твоей нежданной,
Что в золотом ларце, от Бога данном,
У ангелов хранится под ключом.

Мы будем, волшебства не замечая,
Тебе всего лишь радоваться, к чаю
Меж  булочкой и маслом получив.

Ведь тайна тайн твоих неизреченна,
И может быть, от нас сокрытый, жив
На хрупком блюдце вздох самой вселенной.
                                                                   1954
                                                                             




Эпитафия на смежных могилах

Были: он садовником глухим,
Я - поэтом, всем внимавшим зовам.
И трудились каждый над своим:
Он - над саженцем, а я - над словом.

Мы ушли. Но на какой-то срок
На земле неистребимо вешней
Сохранимся: я - десятком строк,
Он - посаженною им черешней.
                                                        1954
                                                              


  
    
                        ***
О, только бы припомнить голос твой -
Тогда я вспомнил бы и этот город,
И реку (не она ль звалась Невой?),
И колоннаду грузного собора,
И тонкий шпиль в морозной вышине,
И сад в снегу, такой нелетний, голый...
О, если б голос твой припомнить мне,
Твой тихий голос, твой далекий голос!
Что это все мне без него? А он...
Он потонул, как все тогда тонули:
Без крика, без письма, без похорон,
В тифозной качке, в орудийном гуле,
С последней шлюпкой, на крутой волне
Отчалившей от ялтинского мола...
О, если б голос твой приснился мне,
Твой дорогой, твой потонувший голос!
                                                                 1955
                                                                                



               ***
Мы все уходим парусами
в одну далекую страну.
Ветра враждуют с облаками,
волна клевещет на волну.

Где наша пристань? Где-то... Где-то!
Нам рано говорить о ней.
Мы знаем лишь ее приметы,
но с каждым днем они бледней.

И лишь когда мы все осилим
и всякий одолеем срок -
освобождающе под килем
прибрежный зашуршит песок.

И берег назовется ясным
и чистым именем своим.
Сейчас гадать о нем напрасно
и сердца не утешить им.

Сейчас кругом чужие земли,
буруны, вихри, облака,
да на руле, когда мы дремлем,
немого ангела рука. 
   
 


                   ***
Нади, Любочки и Верочки!
Дорогие имена!
В редком доме эти девочки
Не мелькнули! Хоть одна!

Кто, учась любовной грамоте,
С гимназических времен
Не был в Верочку без памяти
Или в Любочку влюблен!

От Хабаровска до Винницы,
От столицы до села
Пол-России именинницей
В сентябре всегда была.

Но теперь у нас на родине
Редки эти имена,
И плохой на них пародией
Запорошена она.

Та - Нинелью, эта - Жанною
Стали девушки подряд.
И на всей Руси (не странно ли!)
То сказалось, говорят.

Словно жребий тот же вынула
Вся страна, и, хмуря бровь,
Вслед за верой Русь покинули
И надежда, и любовь.

Вот стоим перед отчизною
Обокраденной своей...
Ах, когда, откуда сызнова
Эти три вернутся к ней?

Не тогда ль, когда, прозревшая,
Станет девочек опять
Теми милыми, утешными
Именами называть!
   
 



                    ***
Жизнь незаметно, с каждым днем,
Мне всё становится нужнее.
Мы так давно уже вдвоем,.
А вот впервой сроднился с нею.

Так в детстве смотришь, не дивясь,
На статуэтку на камине,
И сердца не волнует вязь
Ее давно знакомых линий.

А после как-нибудь возьмешь
И разглядишь ее прилежней
И подпись Мастера найдешь,
Которой не заметил прежде.

И вот особое с тех пор
Ты видишь в ней очарованье,
И для тебя ее фарфор -
Сладчайшей плоти трепетанье.

С тревогой размеряешь срок,
Что ей отпущен быть твоею,
И мыслишь: как я только мог
Всегда не любоваться ею!

                                                    1956

 


Поэт зарубежья                           
 
Я много молчал и ждал
То верил, а то не верил
Я словно всю жизнь стоял
У плотно закрытой двери.

Я знал, что за ней ответ
На все, что во мне боролось.
Сквозь щель пробивался свет
И слышался  чей-то голос.

Но я уловить не мог,
Как я не хотел, ни слова.
Таким и в могилу лег -
К нездешнему не готовый.

Так дети порой молчат,
Прислушиваясь напрасно,
Как взрослые говорят
О чем то, для них неясном.

Но вот обернулись к ним,
И что-то должно случиться.
А кончится все одним:
Что спать им пора ложиться.
                                                    1962




                ***
Он живет не в России - это
Неизбывный его удел,
Но он русским живет поэтом
И другим бы - не захотел.

Пусть доходят всего лишь строчки
До запретной его страны -
Эти порванные листочки
И желанны там и нужны.

Их заучивают с опаской,
Переписывают тайком.
Их берут как ребенок сказку
В свой, замученный явью, дом.

Пусть сжигают в печи казенной
Неугодливые стихи,
Пусть свирепо и неуклонно
Обличаются их "грехи"  -

Перебродит, перетомится,
Отстрадает моя страна
И обугленную страницу
Прочитает тогда сполна!

                                           1973




          Родине                 

Между нами - двери и засовы,
Но в моей скитальческой судьбе
Я служу тебе высоким словом.
На чужбине я служу - тебе.
Я сейчас не мил тебе, не нужен,
И пускай бездомные года
Все петлю затягивают туже -
Ты со мной везде и навсегда.
Душное минует лихолетье,
Милая протянется рука...
Я через моря, через столетья
Возвращусь к тебе издалека.
Не спрошу тебя и не отвечу,
Лишь прильну к любимому плечу
И за этот миг, за эту встречу,
Задыхаясь все тебе прощу.




             ***
Пусть иной из поэтов
Что затворник живет,
В одиночестве этом
О себе лишь поет.

Никогда одиночкой
Не останется он,
В ком-то, строчка за строчкой,
Он всегда отражен.

Вот и бродят по свету,
От души до души,
Из копилки поэта
Золотые гроши.

И поэту известно,
Что он чей-то двойник,
Что он в ком-то безвестном
Повторённым возник.

И награда поэту
За творимое им
В том, что где-нибудь это
Пригодится другим.

                                                   1975



                     
                   ***
С каждым изменением названия
Что-то милое идет на слом.
Город Пушкин у меня в сознании
Царским не становится Селом.

Петроград с его тяжелой тризною
Петербургу нашему не брат
И уже совсем зловещим призраком
Нынешний маячит Ленинград.

А за ним пришло на память множество
Оскверненных сёл и городов -
Жалкое словесное убожество,
Повторенье омертвелых слов.            

Вновь и вновь шагами молча мерю я
Кладбище погубленных имен.
Что же: примириться мне с потерею
Или мертвый будет воскрешён?

Может быть в часовне, за околицей,
Где-нибудь в олонецкой глуши,
Сам Господь наш за Россию молится,
За спасение ее души!
                                                               1976

 



Сон о казненном поэте
 
Повторенье омертвелых слов.            
- Это он! С кем хочешь я поспорю!
Видишь, вот идет он впереди
С неизбывной мукою во взоре,
С неостывшей пулею в груди!

- Он же умер! Он уже не может
Услыхать слова твоей любви!
Никакое чудо не поможет!
Не ищи его и не зови!

- Нет! Скорее! Мы его догоним!
Я клянусь тебе! Мы добежим!

…

Как года - мгновения погони.
Год еще - и поравнялись с ним.

Страшно заглянуть за эти плечи…
Может быть, всё это только сон?!
Оглянулся - и свершилась встреча
И сомнений нет, что это он.

Серый глаз струит холодный пламень,
Узкий шрам белеет вдоль щеки…
Наш учитель! Вот ты снова с нами!
Отзовись! Коснись моей руки!

Но запачканные кровью губы
Ничего не вымолвили мне.
Только вдруг серебряные трубы
В солнечной пропели вышине,

Рыжегривые заржали кони,
И рванули ввысь, и понесли,
И уже не слышен шум погони
С убегающей назад земли.

Только бездны, вихри и просторы,
Звездные озера и сады,
И внезапно - старой сикоморы
Ствол корявый у скупой воды.

След звериный вьется к водопою,
Заунывная звенит зурна…
Только бы остаться здесь с тобою,
Эту радость всю испить до дна!

Но стираются черты и звуки,
Миг еще - и на сухой траве
Судорогой сведенные руки…
Окрик парохода на Неве…

Люди молча топчутся у ямы,
Раздается мерный лязг лопат,
А вдали угрюмыми домами
Щерится притихший Петроград…
…
Прошлое! Оно таким мне снится,
Как его увидеть довелось:
Белою, бессмертною страницей,
Пулею простреленной насквозь!

Из сборника "Образ Гумилёва в советской и эмигрантской поэзии". 
(Стихотворение посвящено памяти Николая Гумилева).