Дорога в никуда
«Мы волки
и нас по сравненью с собаками мало,
под грохот двустволки
год от году нас убывало,
мы как на расстреле
на землю ложились без стона,
но мы уцелели,
хотя и стоим вне закона.»
В.Солоухин
Вдалеке от солнечных лагун,
словно смерть сурова и горда,
по пологим склонам рыжих дюн
пролегла дорога никуда,
вдалеке уходят корабли
и бурлит зеленая вода,
но всегда безмолвен край земли,
где лежит дорога никуда,
вдалеке пылающий закат
изломала черная гряда,
ты устал, но нет пути назад,
не свернешь с дороги никуда,
вдалеке тебя никто не ждет,
ты бежишь от Страшного Суда,
ты идешь, стирая липкий пот,
ты идешь дорогой никуда,
не один ушел по ней храбрясь,
и исчез во мраке без следа,
не один огонь на ней погас,
любит тьму дорога никуда,
если ты беспечен, смел и юн,
не сдавай без боя города,
а не то по склонам рыжих дюн
ты уйдешь дорогой никуда.
1965
«Триптих»
1
Песня куклусклановца
Что вы не поделите, белые,
владейте тем, чем владеете,
имейте то, что имеете,
за стенами красными, белыми,
что вы не поделите, белые,
вы любите драку, белые,
Христа вы сменили Молохом,
щекочет ноздри и нервы
вам запах бездымного пороха,
и вот из душного ада
солдаты едут домой,
в гробах с полосатым флагом,
в гробах с жестяной звездой,
но подла цветная клика,
в награду за кровь и помощь
вам в спину - проклятый гринго,
вам в спину - русская сволочь!
так о чем вы ведете споры,
неуступчиво горды,
ведь ждет черномазая свора,
ведь ждут желтолицые орды
когда огневой лавиной
ракеты рвануться к цели,
дорежет нож хунвейбина
кого пощадит дейтерий,
делить вам нечего, белые,
владейте тем, чем владеете,
имейте то, что имеете,
за стенами красными, белыми,
помните, что вы - белые.
1967
2
Песня недобитого фашиста
Одним - канарский лавр и слава,
других в лачугах бьет озноб,
одним - корона, власть и право,
другим - решетка и пуля в лоб,
в зеленом дыму земного ада
в пять тысяч лет подведен итог,
горят на воротах Бухенвальда
слова египетских жрецов:
Jedem das seines!
Jedem das seines!
Jedem das seines!
Свергались Луны, гиганты пали,
над слизью червей поднялись мы,
мощь Шамбалы сплавлялась в стали
и молот Тора дробил умы,
ревело пламя Гербигера,
взрывая груз мирового льда,
гряла космическая эра
сверхчеловека и червя,
Jedem das seines!
Jedem das seines!
Jedem das seines!
От лязга танков тряслась Европа,
косила смерть и калечил страх,
во имя фюрера и народа
мы шесть миллионов сожгли в печах,
но не помог ни народ ни фюрер,
лежал в руинах Третий Рейх,
расплатой стал Сталинград и Нюрнберг,
одна петля захлестнула всех,
Jedem das seines!
Jedem das seines!
Jedem das seines!
А на востоке у стен закона,
в снегах колымских, в зыбях степей
сгноили тридцать миллионов
во имя пользы сытых червей,
но те, кто повинен в этой смерти
еще не лишились чинов своих,
и если наши болтались в петле,
то почему пощадили их?
Jedem das seines!
Jedem das seines!
Jedem das seines!
1967
3
Песня туруханского шамана
Я презрел страх,
я презрел страсти,
я презрел лючшия умы,
я даказал величье власти,
я паказал величье тьмы…
С Адольфом мы
играли в прятки,
но я его преодолил,
масоны мне
лизали пятки,
лизал и Рузвельт
и Черчилл,
Керенский, Троцкий и Бухарин
напрасно вылезал из кож,
я знал, кто гость, а кто татарин,
и был гроза
для красных лож,
еврев я рэзал
как баранов,
стрелял я русских и грузин,
я на Великого Ивана
шаманский бубен водрузил,
его Иван не переможет,
пребудет он
сто тысяч лун,
а в этом деле
мне поможет
мой лючший друг,
Мао-цзе-Дун…
Так косари на жатве спорят,
и косы ребрами гремят,
так мак зари
на Желтом море
седлает красного коня,
так, знаменуясь, времена
сменяют знаки и одежды:
неосвященность ведуна
на просвящение невежды,
слепую ярость бунтаря
на спесь тупого истукана
и византийского царя
на туруханского шамана.
1967
***
Вожди ведут невежд
не ведая откуда,
вожди ведут невежд,
не ведая куда,
из призрачных надежд
двоящегося чуда
не выкроить одежд
и не прикрыть стыда,
из выжженных полей
не вымолотишь хлеба,
из выпитых морей
не напитаться рыб
на острие строки
дрожат опоры неба
и чахлые ростки
как руки из под глыб,
невежды от вождей
не требуют ответа,
им было бы за кем,
им боязно без пут,
в распутицу путей
тускнеющего света
вожди ведут невежд
вожди невежд ведут,
вожди ведут невежд
зигзагом мефистофий
по скомканным рукам,
горящим от гвоздей,
по битым черепкам
гуманных философий,
по скользким черепам
расстрелянных идей,
сжигая корабли
редеющих изгоев,
святых еретиков
в нейлоновом раю,
под бой колоколов
над гибнущей землею,
и пепел их костров
стучится в грудь мою,
вожди ведут невежд,
не ведая, откуда,
вожди ведут невежд,
не ведая, куда,
из призрачных надежд
двоящегося чуда
не выкроить одежд
и не прикрыть стыда.
1976
***
Литые
извивы стиха
свивают стихии молитв,
святые,
устав от греха,
уста освящают для битв,
и мысли
- тупые мечи,
с плеча
застучат
на Путях,
как числа
молчат
палачи,
прищурясь в паучьих лучах,
в цепях
отрицаний и вер,
в соборах сверженных веков,
где в хмуром оскале химер
мерцают осколки эпох,
и в блуде
взбесившийся шар
над блюдом небес ворожит,
пустыни уставов, верша,
без кар разрешают от лжи,
литые стихии стиха
сливают разливы молитв,
святые, устав от греха,
уста освящают для битв.
1975
***
Когда у тебя беда за бедой,
когда тоска
берет за горло,
когда хоть плачь или волком вой,
и к черту все, что угодно,
ты других не кори,
так со всяким
бывало,
посиди,
покури,
и начни
все сначала.
Будет снова
весна,
будут листья
и мята,
будут ночи
без сна
по большим перекатам,
будут плыть корабли,
будут брать
перевалы,
посиди,
покури,
и начни
все сначала.
А если ты видишь, что мир - как нож,
что правду хранят лишь людские кости,
ты совесть неси
сквозь святую ложь
и не жалей,
что после
по тебе
не споют,
что хотел - не успел,
твой последний салют -
ком земли
по доске,
но проснется
трава,
серым снегом
примята,
и вода зашумит
по большим перекатам,
будет биться прибой
о застывшие скалы,
будет кто-то другой
начинать
все сначала.
1966
***
посв. Петру Старчику
Сохранил меня век вчерашний
у семи смертей на краю,
на развалинах древней башни
опершись на посох, стою,
тянет сыростью в щелях жабьих,
криволесьем порос бугор,
мохом выстелен камень ржавый,
возвышавшийся до сих пор,
в ожерелье свирепой славы
над костями и солью слез
он кровавые пентаграммы
к небу северному вознес,
изыдя из заречной степи,
землю хлебную взяв в полон,
опочил в лабрадоровом склепе
новоявленный фараон,
полыхали его знамена,
поднималась над склепом тень
в новолуние Скорпиона
и в Вальпургиев майский день,
здесь шаманил Кощей кавказский,
землю хлеба держа в плену,
стали былью сорочьи сказки
о головушках на тыну, -
грянул гром,
отшумели бури,
опустела земля,
зажигаются звезды в лазури,
одевают туманы поля,
в прах рассеян кумир вчерашний,
замуравела
ржавая пыль,
на развалинах красной башни
я стою, опершись на костыль…
1972
***
Держись, мой друг, держись,
назавтра примем бой,
зеленый океан
перемежают гари,
горит сухой бурьян,
но мы еще с тобой,
пусть время косит жизнь,
но мы еще в ударе!
еще не отбыт срок,
надежда не зашла,
и рано говорить:
а не пора ли в отпуск?
а мы роняем нить,
а мы сдаем дела,
и сложенный листок
несем судьбе на подпись...
корявый календарь
бесплотных голограмм,
тщедушья и обид
на каждом перекрестке,
но громко бьют часы
и рвутся пополам,
и вот уже горит
печать на теплом воске,
и вот уже весы
кивают головой,
не выбрать середин
на собственном пожаре,
все это впереди,
но мы еще с тобой,
все это впереди,
но мы еще в ударе,
еще не отбыт срок,
надежда не зашла,
и рано говорить:
а не пора ли в отпуск?
а мы роняем нить,
а мы сдаем дела,
и сложенный листок
несем судьбе на подпись.
1976
***
Если нашел – держи,
Если узнал - молчи,
Если ты храбр - скажи,
Если ты свят - кричи,
Если упал – вставай,
Если ты встал – буди,
Если имеешь - дай,
Если зовут - иди.
Но умеешь ли ты сметь?
И чего тебе здесь надо?
Что же это такое - смерть,
Расплата, или награда?
Где закон именин и тризн?
Где вина без вины виноватых?
Что же это такое - жизнь?
Награда или расплата?
Если нашел - держи
Если узнал - молчи,
Если ты храбр - скажи,
Если ты свят - кричи,
Если упал - вставай,
Если ты встал - буди,
Если имеешь - дай,
если зовут –иди.
1976
***
"...появились новые трихины..."
Пора вставать,
гремят затворы,
звенит отточенный стилет,
трихины покидают норы
и заполняют белый свет,
уже горит
костер желаний,
мгновенья жизни
сочтены,
в одушевленном океане
зашевелился бог войны,
пора, мой друг,
за ревом взрывов,
за ширмой пирровых побед,
за пеленой
неторопливых
бездумных и безумных лет
созрела ярость,
и в смятенье
чернеют реки и моря,
и в грозном свете обновленья
трепещет юная заря,
аскеты лжи,
букеты лож,
дома, мощеные, ампиром,
под доверительный галдеж
торжественно торгуют миром,
вот иссыхающая Парка
перерезает волосок,
вот супер-Мастер,
супер-Карго
приподнимает молоток,
уже не может быть иначе,
и в диком реве голосов
оглохший мир
дрожит как кляча
на аукцъене трех миров,
дрожат межзвездные рапиры,
ладони стынут на ремне,
а рыжий бог парит над миром
на огнедышащем коне,
еще в траншеях ждут приказа,
еще не пала тишина,
но молоток
гремит три раза:
Кто больше?
Продано!
ВОЙНА!
Пора, мой друг.
Гремят затворы,
звенит отточенный стилет,
трихины покидают норы
и наполняют белый свет.
1979
***
Слышишь крики вороньего пира?
поднимается нечисть и страх,
вон встает из подземного мира
лысый вождь на медвежьих ногах,
с каплей крови на рыжих усах
ухмыляется хитрое рыло,
перепачканный хвост крокодила
шевелится в мохнатых ногах,
и вползает удушливый страх
в диких кликах вороньего пира.
Михаил, сохрани мой народ
от болезни, от порчи, от сглаза,
сохрани от медвежьего ада
несмышленых детей и сирот,
охрани от раскрытых могил,
охрани от железного брата,
охрани от шаманского ката,
охрани от чужого солдата,
на деревни, на избы, на хаты
возложи свои светлые латы,
охрани мой народ, Михаил!
1979
***
Догорели корешки моих книг,
белый смерч за горизонтом потух,
я горбатый и слепой старик,
меня водит по дорогам пастух.
Он не прячется от серых дождей,
горстку зерен делит он на двоих,
нам никто не выбирает путей,
если сами мы не выберем их.
Мой родной, далекий город сожжен,
стали пылью и дома, и мосты,
на могилах дочерей моих и жен
расцветают голубые цветы.
Гордой чайки обрывается крик,
серый пепел под ногами потух,
я горбатый и слепой старик,
меня водит по дорогам пастух.
Под ногами скрипит мокрый песок,
свежий ветер прошумел и затих,
нам никто не выбирает дорог,
если сами мы не выберем их.
1980
