На фото В.Г. Конради с сестрой Надеждой
Вера была вторым ребенком в семье. Ее отец и мать состояли в близком родстве между собой. Возможно, именно поэтому их первенец, старший брат Веры Николай родился глухим. Что касается самой Веры, то ее это не коснулось.
Герман Карлович Конради, агроном, управляющий имением великого князя Константина на Украине, был достаточно богат, чтобы нанять учителей для глухого сына. Домашним учителем и воспитателем Коли Конради стал Модест Ильич Чайковский, действительно вложивший душу и умение в эту работу. (Колю научили говорить, понимать по губам, ему дали прекрасное домашнее образование. Дальше он окончил университет, женился, имел трех детей). Надо предполагать, что и Вера имела домашних учителей, гувернанток и воспитательниц, а впоследствии получила все положенное образование. Заведомо известно, что она владела французским, немецким, итальянским и латынью.
Брак родителей был несчастливым и через какое-то время распался. Алина (мать Веры) ушла от мужа к Владимиру Александровичу Брюллову. Общественное мнение заклеймило мать, а о том, чтобы дети ушли с ней, нечего было и думать. Ей запретили их видеть. Николай продолжал оставаться под крылом Модеста Чайковского, а про жизнь Веры в те годы мы можем только догадываться.
Через несколько лет Герман Конради умер, оставив большое состояние своим двум детям. В новой семье Алины, принадлежавшей тому же кругу, но значительно менее состоятельной, родилась дочь Надежда (Н.В. Брюллова-Шаскольская). Вера стала жить с матерью, для нее начался новый виток, о котором мы опять знаем лишь пунктирно. Общественное мнение успокоилось не скоро, следы этого мы находим в переписке П.И.Чайковского. Брат Модест, полностью стоявший на стороне обвинителей, продолжая жить в Гранкине (поместье Конради), пытается «спасти Колю от этой ужасной женщины, которая равнодушна к своим детям и не интересуется ничем кроме их денег». Про Веру он никогда не упоминает. Когда эта переписка была впервые опубликована, в 10-е годы уже ХХ-го столетия, взрослая Вера Германовна пишет жесткое письмо в редакцию, вступаясь за мать (черновик письма сохранился). Но в самые годы травли она еще мала. Она вновь с матерью, у нее теперь есть младшая сестренка Наденька. Вера вырастает интереснейшей, прекрасно образованной светской женщиной. Ее окружение – музыканты, художники, архитекторы, люди музеев и университетов. Занимается новый век, в Петербурге кипит яркая артистическая и художественная жизнь. Но мы не встречаем имени Веры Конради в каких-то заметных событиях. Она все время близко от них, но как-то незаметно, в тени. Отношения с семьей Чайковских впоследствии полностью наладились.
В 1905 году Вера уезжает в Европу, поправить здоровье. Возвращается она оттуда не скоро и привозит с собой маленького мальчика, который еще долго будет именоваться ее «воспитанником», хотя ни для кого не секрет, что это ее сын, родившийся вне брака вдали от любопытных глаз. Второго скандала семья благопристойно и благополучно избегает. Сын Веры Германовны – Георгий Павлович Конради (1905-1981), впоследствии доктор медицинских наук, видный ученый-физиолог.
Вера Германовна становится искусствоведом и сотрудником Эрмитажа. Составляет «Книгу о святом Франциске» (1912), полную глубокого преклонения перед святым. Примыкает к последователям Рудольфа Штейнера и всю последующую жизнь остается в антропософии. Переводит книги Штейнера и другую близкую к ним литературу. В 1915 выходит в ее переводе книга Э. Леви «Греческая скульптура». В 1917 году видит свет ее книга «Среди картин Эрмитажа» - путеводитель для неспециалистов. Продолжая работать в музее, она будет с ужасом видеть закулисную распродажу музея, но это уже при большевиках.
К концу 1918 года вся семья Веры полностью ощущает на себе тот ужас, голод и разруху, что царят вокруг. Младшая сестра Надежда стала к этому времени ученым-этнографом и пламенной эсеркой. В октябре 1918 умирает от испанки (гриппа) муж Надежды (П.Б. Шаскольский). Рядом с Верой Германовной семидесятилетняя мать, глухой и слепнущий брат, оставшийся один (его сыновья, офицеры белой армии, эмигрировали, судьба его жены и дочери мне неизвестна), овдовевшая сестра с тремя малыми детьми и полный ужас кругом.
Дальше судьбы Веры и Надежды на какое-то время расходятся. Надежда с детьми уезжает на Полтавщину, в бывшее имение Конради «Гранкино». Когда двое старших племянников (Валерий и Марианна Шаскольские) через несколько лет блужданий и разлук вернутся в Петроград, они вернутся в дом Веры Германовны, и она станет «второй мамой» (их мать Н.В. Брюллова-Шаскольская пройдет тюрьму, ссылку, еще одну ссылку и погибнет в 1937 году). «Дома» как такового нет: их квартира отнята, они живут в чужой. Знакомые уехали «переждать в Европе всю заварушку». До середины тридцатых годов (когда квартиру отберут) Вера Германовна, с ее тончайшим вкусом искусствоведа, не будет разрешать снять их безвкусные поддельные картины со стен – это же хозяйское, хозяева вернутся, ведь кончится же это все когда-нибудь! Но вот как-то не кончается. В какой-то момент полностью ослепнет глухой брат, потеряв всякую связь с миром, и его мать будет часами писать ему на руке буквы, поддерживая разговор, и даже читать таким образом газеты. Возвращается младшая племянница (Тамара Шаскольская) со своей нелегкой судьбой. Сын женится, в доме появится невестка и внук (Лев Георгиевич Конради). И всё, всё будет непросто.
А с 1929 года на шестом десятке лет начинается просто борьба за выживание. С работы ее выгоняют и будут гнать еще год за годом. Вера Германовна уезжает из Ленинграда, переезжает из города в город, работает везде, где только дают дышать, - вплоть до геологической партии. Долго дышать не дают нигде – идет увольнение за увольнением. Для каждой следующей службы она собирает письма и отзывы с предыдущих мест. Отзывы положительные, а письма просто восторженные, но на работу брать не хотят. В какой-то момент она уезжает к ссыльной сестре в Ташкент. Там же в Ташкенте, тоже в ссылке, живут друзья по антропософскому обществу – Л.П. Брюллова (Владимирова) и ее муж Д.П. Владимиров.
В Ленинград она все-таки вернулась, чудом избежав арестов. Но поразительно, что в этой страшной жизни она все еще могла заниматься своей работой. В 1933 году вышла ее книга «Франс Гальс», в 1935 – «Ян Рейсдаль». Она дожила до войны. Сохранилась транспортная карточка весны 1941 года: «Предъявитель сего имеет право входа в трамвай с передней площадки». На маленькой фотографии – старая женщина с долгим усталым взглядом, в аккуратной шляпке. Губы, как всегда, плотно сжаты.
Вера Германовна Конради умерла от голода, в блокаду. Могила ее, судя по послевоенным письмам родных, должна быть на Смоленском кладбище, но пока не найдена.
Как ни удивительно для блокадного Ленинграда, но после ее смерти сохранилось много машинописных книг переводов Р. Штейнера. По рассказу Тамары Петровны Шаскольской, участницы войны, она отдала эти книги («диван книг»!) ленинградским антропософам, когда вернулась с фронта в последнюю квартиру Веры Германовны. Мне она назвала фамилию «Петровская». Судьба этих книг сейчас не известна, мне не удалось ее проследить. В списке «новых» членов антропософского общества в Петербурге в письме Е.И.Васильевой в Швейцарию от 1923 года есть Вера Германовна Конради. В том же списке есть имя Анны Петровской. (по книге Г.А. Кавтарадзе. Об антропософах старшего поколения (СПБ: Ключи, 2013)). Можно предположить, что речь шла именно об этой женщине.
Ко мне перешел по наследству Новый Завет, принадлежавший Вере Германовне. В книгу заложены переписанные от руки «медитация для русских» д-ра Штейнера и перевод длинного стиха Ангела Силезского, веселого мистика семнадцатого века:
Бог есть во мне огонь, а я сиянье в нем;
Не слиты ль оба мы всецело с ним в одно?
Богат и я как Бог; нет в мире ничего,
В чем (человек, поверь) я б не был с ним одно.
Для птицы воздух – дом, а камню дом – земля,
В воде жилище рыб, покой для духа – Бог…
