... и вот я стоял перед видимой оболочкой, которую его дух нес на себе в земной жизни. Теперь он, Рудольф Штейнер, сложил с себя эту оболочку. Пусть имя его никогда не изгладится из памяти людей. Оболочка земная лежала еще не тронутая на последнем ложе так, как он сам закрыл глаза, как сложил руки... В головах у него — Мария Штейнер, олицетворение чистейшей духовной любви: она мне передала священнейшее завещание, придавшее мне бодрости, и у меня на устах умерли слова, которые я мог бы сказать ей в утешение. Бесконечная благодарность великой женщине, которая так несет в своих руках и в своем сердце самое дорогое наследие человечества. Всякий, встретивший ее взгляд, уходил оттуда утешенным.
И вот я смог погрузиться в созерцание его при ярком свете позднего утра, проникавшего через верхний просвет в комнату, полную свидетелей его неутомимого творчества вплоть до последнего часа; и если надо сказать то, чего нельзя выразить словами, то попробую сделать это при помощи образа и сравнения.
Так говорит рот: мудрость умолкла для земного слова, но глубина этого священного молчания есть красноречие духа.
Так говорят глаза: бесконечная доброта светит сквозь сомкнутые вежды; кто когда-либо видел взгляд этот, тот снова встретит его в вечности.
Так говорит лоб: наивысшая сила сияния любви проистекает оттуда, где высшая мудрость все снова и снова зажигалась о пламень сердца.
Так говорят руки: освященные силою слова на творчество, они отдыхают от работы, но в себе они хранят высокую силу благословения.
И на это отвечает невыразимо длинный ряд образных воспоминаний более чем за 21 год, которые все свидетельствовали о личном общении с милым, добрым Учителем и Наставником, заслуживающим бесконечного почтения. Его дело продолжит жизнь — может быть, более грандиозная, чем мы подозреваем сегодня. Его творчество непрерывно продолжается среди людей во всех мирах, но личное человеческое воспоминание возлагает обязанность давать от его доброты всем тем, кто подходит к ней с открытым сердцем. Я знаю, что многие это чувствуют, питаясь от своей безграничной благодарности.
Тот, кто встречался с ним, знал, что перед его взором, проникающим в сердце, можно было обнаружить свои слабости, которых не надо было стыдиться, и смущение перед его неизмеримой, непостижимой добротой несли как драгоценное сокровище на протяжении всей последующей жизни. Как часто его неправильно понимали; и как часто снова всплывало после многих лет из души слово истины — мысль, полная силы, - и тогда оно, возродившись из своей собственной сущности, говорило громко, подобно голосу совести; и как часто бывало уже слишком поздно, чтобы воплотить его в действии.
После обеда я опять был в этой комнате в длинной веренице друзей, собравшихся вместе из разных стран. Теперь дневной свет сменился тьмой, и при свете свечей этот почитаемый нами лик казался еще просветленнее и священнее, чем утром. А надо всем высоко возвышалась статуя Христа, которую его руки оставили хотя и незаконченной, но полной величественного выражения. Освещенная сбоку свечами, левая сторона Его Существа выражала сильнейшую боль, но рука указывала ввысь. Тут я увидел и Иту Вегман, которая верной стражей стояла в ногах. Как безгранично боролись её самоотверженность и любовь на протяжении месяцев за дорогую жизнь, доверенную ей как врачу. Как многим обязаны ей все в смысле завещания Рудольфа Штейнера, оставленного им Гетеануму.
...До вечера следующего дня приходили все новые толпы членов Антропософского Общества, - его ученики. Делегации от рабочих и с новой стройки Гетеанума, которые хотели еще раз увидеть "милого доктора Штейнера"; они пришли с цветами. Делегации от старших классов его свободной Вальдорфской Школы, являющейся его любимым детищем, и все ее учителя явились проститься со своим главным Учителем. И друзья, встречавшиеся часто впервые после многих лет, безмолвно смотрели друг другу глубоко в глаза, и каждое пожатие руки было клятвой.
Вечером третьего дня члены Антропософского Общества собрались на поминовение, причем душа Альберта Штеффена служила посредником между ним и нами. Полный благоговения, повторил он нам последние слова Рудольфа Штейнера, произнесенные им в день Михаила в широком кругу присутствовавших, и в этот момент пробились новые почки будущего роста и цветения.
Теперь, мир, проснись. Вглядись в дело покойного, если ты не мог познать живого. Не один человек переживал здесь, как страх переходит в благоговение. Этот Великий выковал свой молот на твердейшем сопротивлении потерявшего дух времени, на жесткой мысли, и этим молотом он могущественно ударил по вратам Духа. И они распахнулись для того, чтобы никогда больше не закрываться; и если вы и ослеплены еще яркостью света, то все же — помните твердо:
ВРАТА РАСКРЫТЫ.
1 апреля 1925 года
Дорнах
