Из предисловия М.Л. Спивак:

В том, что публикуемый текст получил название «Пробуд», сокрыт глубокий автобиографический смысл и, одновременно, прозрачное указание на антропософский «код» к пониманию произведения. Образы сонного и пробуждающегося сознания были ключевыми в лекционном курсе «Пятое Евангелие», прочитанном основателем антропософии Р.Штейнером в 1913 г. в Христиании (Осло) . Белый, присутствовавший на лекциях, так оценил их значение: «Я оказался в числе очень немногих, присутствовавших при о т к р о в е н и и <...> они удостоились видеть доктора в момент первого обнаружения венца всех его слов о Христе Иисусе». В лекциях говорилось, что «Пятое Евангелие», или «евангелие антропософии», открывается лишь взору ясновидящего, взору посвященного. Отправной точкой изложения стал у Штейнера анализ сна, овладевшего апостолами в Гефсиманском саду во время моления Христа о Чаше. Согласно «Пятому Евангелию», этот апостольский сон был гораздо дольше, чем в канонических Евангелиях: он закончился только в момент сошествия Святого Духа, то есть в «праздник Пятидесятницы». Впрочем, это не был сон в бытовом понимании, он не мешал апостолам «заниматься обычными повседневными делами, уходить и приходить... Так что те, которые жили вместе с ними, казалось, не замечали, в каком состоянии сознания они находились». Но тем не менее сознание апостолов было смутным, сомнамбулическим, не воспринимающим адекватно происходящее перед их взором. Они как бы проспали то, что случилось на Голгофе и после нее: и смерть на кресте, и воскресение, и встречи с Воскресшим, и вознесение... Все эти события виделись им как образы сновидений. «Но пришло мгновение, когда апостолам показалось, что после долгого <...> пребывания как во сне, они просну­лись от этого сна. Пятидесятница отмечает это пробуждение. <...> Они были разбужены первозданной силой любви, которая наполняет и согревает вселенную, точно эта первозданная сила любви погрузилась в душу каждого из них». Вспомнить и осмыслить события, свидетелями которых они являлись, апостолы смогли только потому, что были «оплодотворены космической любовью», или «импульсом Христа». Актуальной задачей антропософии Штейнер объявил подготовку к близящемуся второму пришествию Христа, пробуждение человеческих душ к принятию «импульса Христа»...

Под впечатлением прослушанного курса Белый написал Штейнеру «судьбоносное» письмо, в котором не только клялся в личной верности учителю, но и отдавал свою жизнь антропософскому делу. Образы сонного и пробуждающегося сознания вслед за Штейнером Белый взял на вооружение: «И мы знаем: Вам с нами быть — тяжелый, мучительный крест, потому что мы — с п и м, потому что мы мо­жем п р о с п а т ь То, что близится: не увидеть и н е р а с с л ы ш а т ь . Нам нужно молиться и бодрствовать; а бодрствовать мы не умеем; слово Ваше мы п р о с ы п а е м ; м ы — в с м е р т н о м с н е . Но мы уже знаем, что спим; знаем, в какое время мы спим; это знание — единственная точка нашего пробуждения; но это знание тяжело: наш сон — распятие Ваше <...> ведь мы — слабые, малые, спящие <...> Если тогда проспали Ученики и если мы еще не проснулись теперь, то как же надеяться нам, что проснемся мы без помощи Вашей? <...> И слова Ваши нам — предупреждение и призыв сбросить сон. <...> надежда наша не в том, что мы бодрствуем (мы еще спим); а надежда лишь в том, что в положенный срок мы проснемся.. .»

Очевидно, что Белый примеряет на себя апостольскую роль: уче­ник Штейнера пробуждается ото "сна под влиянием слова Учителя, подобно тому как ученики Христа — под влиянием Сошествия Святого Духа. Однако здесь важны не только неофитские амбиции начинающего антропософа. Белый усвоил центральную мысль Штейнера: пробуждение сознания — условие принятия «импульса Христа».

И спустя годы, в «Воспоминаниях о Штейнере» Белый оценивал воздействие на него курса «Пятое евангелие» как «удар: пробуд из сна», а непонимание антропософами сокровенных мыслей учителя, ведущее к тому, что «откровенья делались покровеньями», определял как «явление засыпа» . Показательно, что «Воспоминания о Штейнере» Белый завершил в январе 1929 г., интенсивно работал над ними в 1928 г., после того как поставил точку в конце «первой главы первой редакции романа Маски"». Названия «Пробуд» тогда еще не существовало. Возможно, именно «Воспоминания о Штейнере», оживившие воспоминания о курсе «Пятое евангелие», подтолкнули писателя к выбору заглавия. Впрочем, к категориям «сна» и «бодрствования» Штейнер обращался постоянно. Так, с их помощью он осмыслял особенности самосознания современного человечества, специфику ясновидения нового времени: если древнее ясновидение носидо бессознательный, «сонный» характер, то ясновидение новое, оплодотворенное «импульсом Христа», — требует осмысленности, то есть — «бодрствования». В одной из своих основополагающих работ, в книге «Очерк тайноведения», Штейнер доказывал, что «познать высшие миры» можно, толь­ ко достигнув «пробуждения души», и утверждал, что «пробуждение души к такому высшему состоянию сознания может быть названо п о с в я щ е н и е м (инициацией)». Разбирая пути и способы достижения сверхчувственного познания мира, Штейнер подчеркивал важ­ность систематических занятий, расширяющих границы человеческого сознания и формирующих «духовные орудия наблюдения». Одна­ ко он не исключал и другого пути посвящения: « <...> может случиться, что человек в известный момент своего жизненного пути без особой подготовки сделает в своей душе открытие, что в нем развились такие высшие орудия. Это значит, что тогда наступило своего рода самопроизвольное самопробуждение. Такой человек вследствие этого почувствует изменение во всем своем существе. Наступит безграничное обогащение его душевных переживаний <...> Сила и жизненная уверенность вольются в его волю из духовного мира. Такие случаи самопосвящения бывают».

Очевидно, что описанный Штейнером случай «самопосвящения» и «самопробуждения» весьма сильно напоминает то, что произошло с Коробкиным в романе «Москва». Герой московской трилогии профессор Коробкин движется по пути посвящения и самопознания. В 1 томе «Москвы» (в романах «Московский чудак» и «Москва под ударом») его математическое открытие стало причиной мировой войны, «бойни»; оно же стало причиной несчастий самого ученого. Коробкин подвергается пыткам, лишается зрения и разума, замуровывается, как в могиле, в сумасшедшем доме, то есть проходит жестокий обряд инициации. Во 2 же томе «Москвы» — в романе «Маски» — он выходит в мир, воскресает в новом духовном качестве, обретая новое духовное зрение и новое духовное знание — пробуждается.