Поплавок луны

Кукольное 

Скобки рук игрушечны,
дождик из волос, 
губ хмельное кружево -
кто тебя унес?

Под какою елкою
ты матрасик шьёшь,
песню подресничную
чьей щеке поешь?

Кто тебя баюкает,
спинка - под рукой,
волку, принцу, - снишься мне
с белой туфелькой, 

той твоей, спадающей,
помнишь - обронив..
Вряд ли : 
схему памяти
он в тебе сменил. 




О

Твои глаза обучены нежнеть,
а губы нахохлились - убивать,
приди же скорей, недосмотренный жнец
ван-гоговский, читай по губам:

колет небо кочевье птиц
на неравные части, на две 
неравные: одним - безголосо чертить 
воздух, другим - выводить детей;

Жёлтый ли поле с солнцем роднит
или холста клетчатая тюрьма?
плод  тоски - верёвка в руках у одних,
у других - стихов кутерьма.

Всё, что хочешь. Теперь выбирай:
смерть или любовь? Смерть -
хлынет горлом вороний грай -
не стихи, что cмог бы суметь,

хуже - коль снова будет любовь:
(ведь серпы губ твоих - атрибут)
слова - не масло, не отскребёшь с холстов,
больно им, будто в больнице скребут.

Оставь мне моё ( уже не борюсь) -
выверт ввинченных в космос рук,
охру до бирюзы - поле до неба, и пусть 
САМ я сожну недоспевшее и соберу.





Тинни. Балеринкой

фонарь зажимает трущееся
мнёт светляков в горсти
хищной росянкой тянет
охочих светиться до гибели
а мы забежали случайно
обжечься и погостить
а фонарик сегодня фонарь
на крылышки лишь эрегирован

танцуй ангелочек ангел
ангел сожмись танцуй
танцуй разгоняя воздух в милостивой коме
фонарь загоняет Тинни
в сжимающую тоску 
лунным кружком обводит
синее
светлячковое





по родари

а давай я возьму специальность Закройщик -
все слова перекраивать под твое имя
Чтобы эхом гроза раскричалась, короче,
на весь мир рассверкавшись - только твоими

Или, скажем, профессия тоже - сапожник
чтоб тачать сапоги - и осталось бы мало
мест, где не присягала  - кожа
местам, где ты щелкала - и взмывала..

Ты ведь знаешь - люблю, потому - бесстыжим
самолетиком - небу - твою молочность,
маляром - на асфальте рисую *ты же*,
или временем стану  - где наши - ночи.

а если хочешь - разбивщик стекол -
к чужой душе пробиться не трудно:
лишь научиться - как ты, с востока
подниматься чтобы согреть наутро..

ах ты сердце сверчок коротышка закройщик
назовись ты хоть кем, хоть "кто_выдумал_звезды"
если имя ее.. если дом заколочен -
не узнать никогда, кем так пахнут ремесла..





Белые ночи. Чистилище

Впервые - сад. Тогда - впервые,
не ведая о форме рук,
мы в сад тела свои зарыли,
и кисть закончила свой круг
неправильный.. Бежагь грешно бы,
да вымолвишь ли это вслух,
когда туман кругом особый
и лишь угадываешь звук
внутри от годовых колец.
Сырой. Растут и распирают.
И тянет тиканье спиралью
из жил, как четверо коней..

И что? - Бежали мы из всех
лопаток, рук корней и крыльев -
и вновь нас временем накрыло
у времени на колесе,
как кошка мышь. Хрустящий обод,
круги одних и тех же фраз -
непрекращающийся опыт
по втягиванью в резонанс,

где, вытянувши губы хордой 
к ближайшей станции "Ещё" -
поранишься: там стрелки кончик
секундам головы сечет.

Там жизнь улиточна и  плоска,
вжимаешься - и рифмы в ряд,
под левую.. - и лишь набат
сожмет тиски, сломает остов
и вышвырнет все в тот же сад,

Где можно выменять за совесть
пятак, где руки - шелестят,
где пропасть - времени, нет солнца,
нет птиц, и вряд ли нас простят,
и кисть кладет туман особый.





Потолки

В черно-белой канители
в пляске пятен - потолком
силуэтовой метелью
рябь и шорохи, утраты 
мелколиственные трели
бьют узорчатым платком.

будто руки гонит тело
строить тени.. а потом
вновь на пяльцах надкроватных
вяжут, тянутся в сплетенья.. -
сундучок для рукоделий
платяной палатный дом.

Ну а там - в далеком томном -
будто голосом -  бокалы,
две гитары - дон и донна
тихо охают боками
запахи поют лимоном,
шторам- жарко. всё же лето.
а два серда в унисоне -
внутрь ладоней - кастаньеты.

Травы гонят тонкий шелест.
Будто степь. И звон ковыльный.
Потолок - платочек шейный -
пляшет, возводя усилья
отражений потолочных
до высокого фламенко:
пЕреступь - как позвоночник,
каблучки, щелчки.. и лето.

Здесь же.. здесь фонарь украдкой
голову просунет в дом:
монитор поёт крылато,
танцы листьев потолком,
спит в углу пустейшим сном
детская давно кроватка..

и мужское ломит тело
подоконный перелом -
там луна, глотая тени,
небо пьет лимонным ртом.





Тинни. 17. И запели запахом кочевья плечи

и запели запахом кочевья плечи
колокольчиком смеха голосом новым
горло схватило тесным колечком
луны ослепительно-голоногой

выжимаю небо в этот дозатор
(давай  будем видеться - пусть понемногу?
хоть раз в миллионы - зато  до завтра
коней загоняя как губы к богу)

мы запросто степи  перекрасим
облака - постромками - цветные строфы
Будем раз в миллионы устраивать праздник
чтобы все захлебнувшись хватались за стропы

давай устроим  чтоб всем - летелось
(какая фантастика  когда - радость?)
чтоб раскинулась ты  будто крестик нательный 
на голом небе
и я - рядом..

в руках растираю память полынью
луну зажимаю в ладонях - колечко..
охвати же своими.. сожми их  милая..
выйди раз в миллионы - на крылечко





Я люблю тебя малыш, или Семицветик

я люблю тебя малыш
выше неба  больше крыш
больше ласки  больше неги
больше чем ходить по снегу
больше чем ты начудишь
я люблю тебя малыш

я люблю тебя - такую
как себе  тебя рисую
как тебя - тебе толкую:
распахнувшуюся всуе..
даже место где ты спишь
(ты поймешь) - люблю, малыш

больше птиц и больше снов
больше чем свою любовь
(больше чем "тебя люблю я"
к слову я себя ревнуя)
ты прочтешь и промолчишь 
лучше музыки, малыш

отпускаю 
и велю:
люблю





Земля моя

Я вышагиваю шагаю километры собой теребя
я прокручиваю землю ничьей безобразной ночью
пусть задумается земля - как это - жить не любя 
и сведет уголки, повязав голубой платочек.             

я и ткань разрисую орнаментом высадив птиц
железнодорожных - и гоню их - по перистым рельсам
нежных до невозможности, бьющихся в локти - ниц!
там за горизонтом  материком  перелеском

я пальцами меряю пройденный за год путь
где выдавливал "я" из себя , и где никого - рядом
не могло и не может быть..  воздуха мне б глотнуть
и окружить сантиметром портновским экватор -

всего-то осталось шагать.. а камешек вне орбит:
он летит заложив  во вселенной как губы - эллипс
он возвратен как бумеранг он щелкает и летит
так прицельно летали лишь эльза алиса и элли..

мне шагать и шагать, и шагать и шагать и шагать
и прокручивать шар, и терять слово "мне" понемногу..
и мечтать, как взмываем.. как нас нарисует Шагал -
главное - за руки, за руки - и прижаться к тебе как к богу





Треугольник с дождем

Нам назавтра предстоит расстаться,
нужно встретиться и помолчать, 
а пока ночую под дождем вчерашним,
что ресницы порасставил у плеча.

Парой фраз пустяшных разбавим
горечь нескипевшихся душ.
Отведешь глаза - несбывшийся товарищ,
отведу свои - неверный друг.

Перечтёт он, кается, и плачет,
строчки, что уходят вместе с днём,
перечитывает, и казнит непадших -
что не рассказал, не произнес..

Дождь казнит отчаяньем бездомства,
прочит, циник, улицы - телам,
анемию - пальцам, сухость глаз, и вдосталь
он зацикливает память там,

где тепла, где музыкой теплеет
талия, где слов - недостаёт,
там, где взгляд, как поцелуй, влажнеет,
где стихов зачатие живет..

Свищут капли из воронки серой,
неизбежностью пугая ночь,
друг вчерашний, молчун, соперник,
мокрый мой!.. прощай же. Одинок.





О восторженности

мы выпали из ниоткуда
и нам валиться - в никуда
от губ изогнутого чуда
в исторгнутое дадада

и кружит во вселенной шарик
вибратор с парой батарей
а мне губами - шарить шарить
в тенётах призрачных аллей

где гимназиста - просто_митя
где гимназистку - натали
от звезд проколотых пробитий
до млечного "ты протори"

где вожделение восходит
в кустах сирени навсегда
как будто бы в руке господней 
зажато будущее Да

а если не случится тренья
"закат_и ветки_листья_бриз"
ты выпоив прикосновенья
свои, несешь с собой каприз

стреляться, только бы стреляться!
металлы сглатывая ртом
(восторженность - всего лишь блядство
запанибратное  Потом)

и междометие *сирень*
лиловым свистом кружит шарик
смещая центр: тебе - хренеть
а мне - губами шарить шарить





Гурзуф

1. Морская звезда, или любовник море и любовник небо

Хочешь, я нарисую, хочешь, я расскажу о тебе?
хочешь? - воздух намокший, розовым ветром примятый,
будто мнется от музыки, соло ведет на трубе..-
это стыд набегает, и валятся щеки в румянец,

разогнали бы рябь возле глаз темнопалые звезды,
расшатав широченную темень ресниц, а еще
это воздух выносит к ногам одетый в подушечки фосфор,
и резвятся мазки на пупырышках гальки и щек,

а ведь не было? было? не было - было - зачем
ворошить, ведь не угли - глаза, и к узлу на затылке
уже руки качнулись, звёзды шипят на плече,
это небо нагнулось, и вовсе не угли, а шпильки..

изогнулось напиться, выгнулось пылью молочной,
вытянув дудочки улиц, волосы прядкой косой
уже влаги коснулись, топит лицо и морочит,
распоясав качанье в дремучей игре лоскутов..

Хочешь, я нарисую, я расскажу, ты помнишь?,
как безвоздушье пришло, как ветер вошел и стих,
как ты вращалась, смеялась, кожей читая почерк
звезд с ладоней одних, и ладоней других, и других.


2. Поцелуй

Кормил 
влажный соленый кармин 
на лице, на заломленном баллами море, 
на арене 
полосок, долек, лунных коррид, 
где, кроме крох поцелуев, кроме 
них
не бывает, нет, да и не будет вовек 
никаких, 
кроме сотен садящихся пятен, 
облепляющих тело, 
когда погрузит человек 
тяжесть тела - и станет понятен 

язык 
замедляемых влагой шагов, 
назначение - 
чем не масштаб тебе - море?- 
когда поступь и жизнь - 
сеятель воин огонь - 
всё к ногам ее - 
горстью соленых зёрен. 


3. Шторм. Три стихии -

Любимая, ты слышишь, как трепещет 
и тяжко-пьяный, бьется в окна спрут? -
внизу, под нами, на немыслимом пиру,
поэт, пропойца, перепевщик.

Не зыбь живет в глазах, а хрипы
души, беззвучно тает воск,
глаза кусая и ложась в неповторимый,
как маска смертная, вопрос,

как та печать, своя, а не чужая,
что тащит на себе подонками: "молюсь"
на белых щупальцах из каменного жара 
огромный - во весь лоб - моллюск..

а воздух радостен и тёпл при встрече -
изгиб горы - что пальцы лепят грудь -
портной и стеклодув, восторженный подельщик,
кто может небо обмануть?

Мы вышли из дому. Мы припадали к окнам.
В весельи свечечном она и он
творили богово: не тот скользящий хохот,
не дубль агонии и не вселенский кокон,
но телом вскормленный огонь


4. Все-таки пёс

Хрупкие плечи дрожат и качаются. Море
Ревёт как ненастоящее, сбоку - оно
Какое-то большое.

Как по мосту над бездной. Пляж, язык:
Длинный и узкий - из стороны в сторону, 
а конец его упирается в небо.

Иногда - горизонт. Смычок его трогает море так нежно,
Как умеет только одна - ее плечи сейчас под моей рукой,

Я люблю ее, не устаю признаваться, хотя
эта любовь - мостик над бездной,
зато концом упирается в небо..

еще иногда - раковины с удивительно розовым-
закатным и гладким - брюшкОм (похоже) -
так вот, 
их по ночам вылизывает всамделишное море - все-таки пёс

мы снова свиделись втроем

мы снова свиделись втроем, и если совсем выключить свет - не страшно:
головы путаются в серой и теплой шерсти,
а запах соленых губ твоих 
на моих губах
дрожит и качается, дрожит и качается





Колотнется - и замолкнет

колотнётся - и замолкнет
колотнется - мне не больно
ты доволен ли? доволен?
Внове иглы иль знакомы?

Как знаком узор ковровый
как знакомы губы эти
выученно будто небо..
Или небо - открывают?

Только-то - пустая клетка
выиграл - а не поймаешь..
а когда бы? Угадаешь?
Птица о стекло - не сердце

Словно - зорькой - бьется бьется
песней в синем поднебесьи
больно - нет - тебе, а бейся!
совестно? ан горько пьется

хмель высокого провала
зависание в весеннем
от удара до удара
от причины до последствий..

колотнется - и замолкнет
колотнется - улыбнусь я..
господи дай дотянуться
совесть милая обузой
ты позволь.. не колоколь мне..
Снова будет утро. Грустно.





*  *  *

Где бы ни были
 наши руки,
они искали друг друга:
свет и темнота,
темнота и свет,
ложбинки - впадинки,
слова, твои рисунки,
словно клином - созвучия,
словно сошелся свет.

Совпадений, слетаний,
в синеве пропаданий и таяний,
словно вышел из чрева
и рядом - лёг,
в слове, жесте, крамоле,
в грехе, что не грех.. в танце -
так из бутона
произошёл цветок.

Собачьи мордочки цветов пряных,
Фудзи, веселый конюх, коня - с руки,
закладывает уши
времени и пространству,
снежинки прядут пряжу,
тела сопрягают стихи.

Летим. Мы свободны.
Как лететь бы свободно, бессовестно
мимо тех, что носы по-утиному роют в быт,
и искать бы своё,
мое ли твое искомое -
одолеть только ветер
и небольно кого-то убить.





*  *  *

состою из неё, я и так уже полон влагой, и я
не спеша осушаю сок с лица ее - так, что ресницы 
потягиваются, сознавая длительность медового бытия
и не напиться

мне кажется, жил все теряя, чтоб наконец онеметь, и - нем,
разминаю во рту землянички дыхания ее - и мы дышим
подернутым инеем, розоватым, общим для нас, нет не совсем -
выше

а рождался, может, чтоб чувства укладывать в дрожь
роняния этого, потерь, будто яблоня взвешивать ветви: пусто -
а питаться и жить отраженным - жадное зеркало, ложь,
луна, спутник





Ягодка наркопорно

земляничные поляны
бля
облепили сотни пьяных -
тля
разноцветными губами 
гнут
позабытую богами
грусть
я пока поют людишки
сплю
словно сумочка без мишки
злю
свою ягодку-милашку
жду
свальный грех ее неласков
дурь
земляничную головку б 
взять
в рот и стиснуть ее ловко
блядь
бытие беда безумства
сор
извести забыть забыться
сок
так стекает по губам и
вне
словно кони табунами
вен
там несется время в просты-
нях
ну а мне всё это просто
нах





Качели 
подражание Сологубу

В густом этом, вязком сумраке, 
где лишь лопаты, звеня,
падают звездами, утро здесь
размечено и для меня.

Груз тут макают бережно.
Спокойствие застит глаза
случайным прохожим: червь здесь бог,
кольчатая бирюза.

Спешка? Зачем нам? Падайте,
вставайте и снова - в черёд;
чиркнет - торопишься? - рад дойти? - 
кому надо, тот приберёт. 

вот порядок! И нет безработицы. 
Дьявол с качелей речёт 
курчавый : "Готов? Позаботится 
она о тебе, дурачок.."

Стихи. Крыша. Брызгами в небо здесь
в ладонь, что до боли - струят 
блеск свой тридцать серебряных, 
видимо, за меня. 





Морские 1

а в это время где-то зажглась звезда
а в это время мягко разлапилось лето
это не я создавал наверное бог создал
и пенит пространство во всю свою скорость света

как хорошо бы нам там как хорошо тАм
где нам бывать через тысячи-тысячи лет а знаешь
как твой голос гудит пробираясь по нам-проводам
разноцветным несметным балетным шажком родная?

как теребит и тащит чтО нам слепой эвклид
сколько же в пальцах танцев как это всё странно
несусветное светлое счастье так же не может быть
на лету выжигать серединку на небе туманом 

дежавю доживать дорожить теребить шевиот
в безошибочном небе на небе нашарить кромешном
мне ли не знать я губами найду я найду где живет
удивительная та
нежность





Морские. 2. Кесарево

не Бах но золотая рыбка
музЫки мучающей нервы
бравада- загадать с улыбкой
и оказаться вновь не первым
и белым запахом акаций
стекаться к морю зыбь волнуя
как губы - тяжестью дифракций
питают прелесть поцелуя
и узнавать знакомость звуков -
твой отклик в череде изящной
как будто выдумали руки
лишь мы в далеком, настоящем
касающиеся исподних
знакомств.. и после.. и потом бы..
как будто выдумали подвиг
лишь мы - до фрейда до платона

до всех кто выдумали "снятся
нам заповеди" - ну уж дудки!
нам за руку до неба - шляться
нам - падать - в тяжком близком жутком..
ах композиторовы шашни!
низы - до пальцев! как измучен
я тягой к сладким рукопашным
и переступи губ беззвучной

Вот так. И в розовое биться
о скалы - истекать соленым
до красного.. бравада бритвы -
свой отзвук вынуть из пеленок
 




Млечное снова

ты воздух - пальцами 
ты пишешь этот воздух
и темной песенкой ресничной говоришь 
и облака в игрушечные позы
укладываешь стопкой городищ

их лепит стриж 
и кисточкам послушен 
(глаза-творцы  глаза рисуют день
еще один) - он сотни конопушек
кладет мазками чтобы прозвенеть

когда настанет
когда выпрямятся ночью
твои глаза и в этом *вдруг-взахлеб*
привстав на цыпочки позволишь чтоб звоночек
дверной округлый пропустил озноб..

потом же - баловень
что на небе привинчен
тобой твоими - спутник навсегда 
шар одуванчик - дунет - и реснички
пойдет купать небесная вода
 





Возвожу

Мой срок давно уже просрочен.
свечей ли мне? - не фонарей ли?
а в небе, быстром и проточном
прозрачная луна - форелью
выныривает, чтобы сдаться
под натиском моих к тебе и
несущихся не зная станций
экспрессов чересстрочно белых..

Живешь. Живу. И вдруг - разгоном
так скрестятся рифмуясь взгляды!
"ты-я-луна" - и треугольник
"ты-я-луна" - и нам не надо
бояться слов, настолько страшных,
что землю аж трясет словами,
несущимися между станций
от Л до Ю - нам в основанье..

Он, треугольник, крепко сбит мой
вершинами "ныряй-я-рядом"
с царицей на небе.. и свитой,
чтоб ты была еще нарядней,
играют рыбки тьмой поклевок..
круги от губ их - прочих ранить..
а я прозрачной сладко скован
и догораю как фонарик





Луна киношная

это круглое - кровью - на рукаве
мой порядковый номер в твоей жизни
я тебя омывал наркоматами вен
я пропитан сладкой отравой выжжен 

и овальную хищность вгоняя в лоб
и жгутом заповедным стянув небо
пузырями швыряю губы в галоп
выпускаю луну чтоб она шалела

в этом мыльном намытом - поутру
чтоб тончала веревочка до прихода
капельки крови - да, на годы!
чтоб светлела - алела - когда и умру

на твоем -
выше сгиба закатанном,
номерком - на года - до заката





Стрижи. Медовый Спас

и был бы этот день обыкновенно низмен
так.. - серость суета и копошенье тел
когда б не взвился он.. когда бы не взлетел
диагонально - навзничь - от карниза

туда где красятся в тягучее юга
магнитом пряником - на новые дороги -
ах мама мамочка.. да будь я и безногим -
и скошенным крылом вмешался в птичий гам..

и ночь идет горой и черным жрет откосом
всё то что здесь не смел не долетал..
пускай - горой.. в горе устроим гнезда.
присядь на краешек. я снова загадал..

и пусть что падает - не ласточки а звезды
нам ли не знать что воздух легче рук -
шагнем желанием... взгляни, какая россыпь
глаз, ожидающих спасенья поутру

(а если здесь ты август снова ищешь,
то оглянись на Спас кроваво-мозаичный)





Перебираю

Перебираю глиняные фигурки, 
как пальцы когда-то, что их лепили, 
а помнишь, как под дождём прогулки 
любили?

забирались в разные кинотеатры, 
какие узкие носила юбки, 
как были губы одновременно жарки 
и хрупки..

а ветер у Казанского на площадке?
а как ласковы под одеждой ткани.. 
Я-то в прошлом, а ты беспощадна - 
скачущий камень. 

Я обожаю всё, что ты лепишь, 
девочка - боль моя, печаль- радость, 
как ты ходишь, смеёшься, лечишь 
челкой - взглядом

И никак не кончится обожанье, 
кто я без тебя? - калека. 
Мне бы только к тебе прижаться, 
мне бы только дожить до лета. 





Аленькое

Маленькое тельце -
почва из-под ног.
Ветра полотенце.
Аленький цветок.
Вся - преображенье -
взгляд - и все поёт.
Лучик. Сердце. Жженье.
Лепесток. Полет...
Ласточку ласкала -
птица ожила.
Башмачок теряла -
принца нажила.

..Ноет, плачет лучик,
роет глаз картон:
бла-благополучна
жизнь с седым кротом.
А по-над Парижем
гонит звон горбун.
Когти стебель лижут.
Пусто в том гробу.
Хлещет лошадь витязь,
мчится в зряшный путь.
На скамейке Витя
шепчет: не забудь..

Алый сок движений,
взгляд - бежим на зов.
Сердце, шея, жженье:
капельки зубов.
И в Париж, и в Китеж
развожу запой:
ложка. доза. кипеж.
шприцевое. зной:

лепестковость губок,
алость - на дозвон..

(Подпись: гумберт гумберт
гумберт ибн дальтон)





Кай. 1

Тролль расшвыривал пo небу льдинки,
золотинки - искорки, все равно кому
тронет сердце забота дикая
близкому ли, далёкому.

Окунуть, что ли, голову в омут,
черным обручем обтянуть
грудь, как крепом тоски комнату
праведную, ровную,

чтоб, вздымаясь удушьем, дышала,
вслушиваясь в мерцанье и хруст,
чтобы мачта крестом шарила
от костра к костру,

чтобы хохот - неужели троллий? -
взрезывал заведённый расчет,
когда россыпью строчек потрогаю
сердце, мне всё равно - чье.





Лоза

Твое тело 
полно 
влагой 
     бархатной молочной виноградной 
но губы губы твои 
 
(в минуты когда ветер 
забирается кошачьими лапами 
по незрячим уже стенам - к небу - 
думаю о твоих губах) 
 
они так жАрки 
 
что когда их берешь своими 
покрываются лимонной корочкой сумерек 
      выпуклых продолговатых дальних 





Первояблоко

в начале было слово 
на одном конце провода 
и такое же - на другом 

ничего не зная друг о друге они
зарыли тела в землю в телефонный кабель 
(кто его протянул - не существенно) 

где  бежали друг к другу   два этих 
электрических коротких слова - 
выросла трава 
а там где  встретились - 
первое на планете дерево  
плод первой на планете любви - 
вот откуда 




о бывавших ежемесячными встречах

Что это, если не пятнашки?.. -
стихи как повод для регулярных встреч.
Золотится вечер, бликует по-нашему.
Столоверчение. Однородность плеч:

крыло - в гардероб, и занавеска нема от
зависти: столько-то муз - и враз!
Попарно рифмуются взгляды, внимая
квадригам смыслов, цокоту глаз.

Строфа - четвёркой на кофе - пальцев
изящна, как и высокий тон.
Как хорошо здесь бывать самозванцем!
Хорошо заглядывать в окна икон!..

Глаза ли были? звездные зОнты?
гипноз: скучать 30 дней вперед?
и в ночном, подгоняя кафешную оторопь,
кромсаю месяц,
тороплю оборот.





Тинни. Олово. Солдатик

я дал ей имя волшебное - Тинни
я дал ей дело волшебное - петь
снежинка, баловень ладоням балерина -
заряд округло вытолкнувший смерть

сюда на дно горящего камина
где серым оловом  стекают облака
я мечтал об устах горячее штыка
о полете безбожном сиренево-длинном..

кармином и зори колдуют закат
часовому стряхнуть ли струи - иней
не сморгнуть не наладить: огонь-град
семь печатей снежиночьих сорваны Тинни

и полынна и радостна - как луна
что покружит-покружит и - в ладони
на недолго - чтоб ночи темнее сна
чтобы плавились руки - ненадолго





Поплавок луны

                            "а сердце - отчего так медленно оно 
                                 и так упорно тяжелеет"
                                 Мандельштам

На пробу-пробочку вываживаю счастье
водой бликуют:  лампы.. потолок
исколотый.. Земля - скрипучий поплавок 
несется и качается

гляжусь-глядимся, четки надрываем
перебираем четности ночей:
Нарцисс любуется - любуется ручей..
эйнштейном подсекаемы

и в любо-глубине торжественно и скользко
златая рыбка катит ирокез:
крючок- на губы..губы - сладкий крест,
лучом исколотый





Диагональ

Навылет бьет диагональ
от сумочки, от ремешка под грудкой..
а сердцу сердце догонять
как солнце - сумрачной голубке:

бить трепетом.. бить вдохом крыл..
быть ртом окрест желанной сферы -
кто б черным облаком укрыл,
как Ипполита грудью Федра! -

стилом взрезая злую степь,
пустейшую!..- швырнуть поводья -
вкось - дО неба - и кожей петь,
до шпоры выпрямляя волю,

и гнать и гнать и гнать испуг -
ребром, неверно,
хоть и с кровью -
рвать штиль - лицом; не зная рук,
звать ветер: ветер - это скорость..

и жить не вдоль, не поперечно -
с тобой.. забыв корыстность пут,
бросая кожу - скорлупу,
проснувшись - рядом - поутру,
пить солнце - парочкой орешин





слепые стишки макарке

вот и не вышло опять повидаться,
друг мой сердечный на крови-воде,
в ряби гречишной валяться, в братстве
давнем, одоевском - нашем, здесь..

ниточкам-ножичкам впору вдеваться,
время излечит распахнутость кож.
а карандашик штрихует, как в двадцать:
сказки. стрекозы. лицо. дождь.

белая палочка щелкает в танце,
в темных очках - запрокинутость птиц,
и светофор перед "перекрестись",
будто щегол заливается





Снегири

избитые пушинки
и выбитая высь -
парят парят снежинки
и снегири взялись
за трудную работу
все клювы подставлять
расправив грудки к лёту
жить краской на полях

изнеженной тетрадки
скрывающей с утра
вчерашние порядки
как нам велел Сёра
и шин седые нитки
междусобойный мел -
всё будет белым скрыто
как я того хотел

я руки поднимаю
сбивая всех с ума:
от давешнего мая
осталось - чуть - семян
и фонари на ветках
китайский красный миф
качают ртами детство
и ждут зари





Спутник

состою из неё, я и так уже полон влагой, и я
не спеша осушаю сок с лица ее - так, что ресницы -
вижу - потягиваются, осознавая длительность медового бытия -
и не напиться,

мне кажется, жил все теряя, чтоб наконец онеметь и - нем,
разминаю во рту земляничины дыхания ее  - и мы дышим
подернутым инеем, розоватым, общим на двоих сейчас, ну не совсем -
много выше,

рождался, может, чтобы чувства свои  укладывать в дрожь
роняния этого, потерь, будто яблоня взвешивать ветви : пусто -
и светиться, питаться отраженным уже  - жадное зеркало, ложь,
луна, спутник.





Счастливый билетик. Листопадное

Это было вчера, ночи в августе ярче,
ну а нынче они ледецово-лакричны,
но нежней вечера.. и все больше шуршащих
от меня до тебя электричек.

я запрыгну на лист: мне не трудно - плацкартой -
хоть почтовым лететь, хоть какая кривая -
синевой приласкать, желтизной прокричаться -
от меня до тебя проживая.

быть чаинкою в чае, мазком листопада -
и не думать о дне и о цифрах не помнить..
но билетик привычно разорван взглядом:
от меня. 
  до тебя.
      по три.

позабыть бы - и лечь, как листок в слово Почва,
или как черенок - яблоко - током
пронзает,  кричать: я сумею. точно!
от меня.
до тебя.
и только.
 




морозом

волшебной палочкой, магическим ключом,
узором руны -
шептал и подличал, губами жёг плечо
и трогал струны,

бросался в низкое, взбирался по ногам -
мы так хотели -
и обмирал, где не предполагал:
в полях постели

раскрыты форточки, послушны естеству -
смотри, как просто:
синичка-солнышко пьет желтое из двух
и просит проса..

Ордой волос с намерзшею водой
на пальцы тысяч -
пройди морозом путь от детства до -
(признай!) - бесстыдства..

Вполоборота - санный путь двойной 
(прости, так вышло) -
и отвернусь: пол-поля предо мной
и выше.





на стихи Djillan

Часы. И музыка. И дробный перестук
хрустальных туфелек по долгим коридорам.
смех - колокольчиком.. всё ближе.. Принцы ждут,
переминаются, глядятся, розы мнут..
а мне вот некогда: я - серой тенью, вором -

украсть, и на руки - разматывая вальс,
где удивлением твои глаза - окошки
взметнутся, вскинутся - и с музыкой едва
сливаясь, вытянуться в давние слова.. 
что нам - часы  и стрелки-хромоножки!

какое - в полночь! если тысяч лет
наговориться нам, принцесса, вряд ли хватит:
кружишь и солнечный расплескивая свет 
вальсируешь летишь - кометой из комет
в фате и длинном бальном платье





Поцелуй. Самолетное

когда глаза ее повлажнеют разулыбавшись когда глаза
приближаясь сладко завалят твои на крыло резко
и, пропадая уже из фокуса, потянут в далекое "за"
и горизонты прежние - лишь боковым зрением

и тогда ты позволишь себе впитаешься ухнешь - и тогда
провалишься в запах в падение  адский водоворот  штопор
чтобы потом расставшись влезая  в привычно железный ангар
взглядывал вверх улыбаясь белым следом пробитое штопая





Тинни. 3. так приходит ноябрь

так приходит ноябрь так застанет нас воздух и серые ниточки слижет
тыкаясь мокрым блестящим мы продрогнем и будет крутиться кино
в черно-белом заводе в поцелуйно - безлунном где пахнет глинтвейном
где корицей лимоном и пространно-темно и вольготно в глазах увязать

будто руки в шерсти там где шея его серый пес ноября притулится
тихо качается домик милый ящичек крепко зажатый в когтях
это птица всего лишь не плачь спрячь лицо на груди моей Тинни
как огромны вишневы и винны как же терпко и пряно твой взгляд

так нырнем за окно где скакалочкой воздух вращает себе  горизонты
где асфальты намокли блестящие серые нитки-шерстинки прядут
чтобы небо не падало мы удержим дождями-коврами-ковровой основой
где купаться нам падать зимородками вниз головой по стволам 





Петербург, зазимуем?

так метёт ноябрем,
так цыгане метут
колыханием юбок цветастых,
так листве на губах
обмирать на ветру
в поцелуйно-сиреневом братстве.

свистопляска и взвесь, даже шпили топлесс
колют грязную синь по приказу,
и летающих рыб наглотавшись, окрест
куполами глядят пеликаны,

мозаичный, раздробленный всклянь ноябрем
от мечетей до сфинксовых мумий,
наворуй нам на линиях жизни вдвоем..
мы с тобой, Петербург, зазимуем?

греясь в спичках парадных, дыша не спеша:
ты - потреба мне, торба, котомка
перехват на груди - так цветастая шаль
согревает плечами ребенка





Проём

Когда ты, в небо погрузив 
по локоть, как во чрево, 
пытаешь душу на разрыв: 
ты как? не зачерствела? 

Когда из сумасшедших снов, 
из ветреных и прочих 
наощупь пальцы ищут вновь 
тот самый, самый прочный, 

порочный, ветреный, когда 
ты, как на пальце вОлос 
на сердце сводишь провода: 
Литейный, Летний, вольный - 

и знаешь, кончится, 
и ядом 
кораблик глАза раздвижной 
напитан, замирает, 
втянут, 
взведен замедленной звездой, 

то гибельную круговерть 
квалифицируешь как радость 
и , словно бог, играешь в смерть 
с собою - 
сквозь проем в ограде. 





Моревне. 1. Европа

ночь распустила косы
вечная ночь настала
а море целует плёсы
ранится о кинжалы

слетела птицей с откоса
песню запела Моревна
а море не слышит песен
море целует деревья

Моревна зовет ветер
и солнце зовет Моревна
море ее не слышит
море целует сосны

умывает оно невесту
солью и свежим йодом
на плечи ей льет щедро
лунного света ведра

раскинет Моревна руки
обнимет черную  гриву
и унесет ее море
к дальнему пенному Криту





Тинни. 5. Чарка

поднесла - чарку
взмахнула - челкой
такая  вот ночка
с бедой-девчонкой

пела - поила
ладонным долом
как горло иволги
протяжно долго

так ивы - ленью 
руками ветра
так иней лепится 
стеклом к свету

взлетали птицы
кричали очень
косая у Тинни
челка ночи

и тащат звезды
нас бечевою
а взгляды - розданы
огромному, что ли.. :

поднести серой
печалью утро
поиском чарки
поиском будто_бы.





Зеленая музыка

                              "Любовь моя, цвет зеленый" (Лорка)

Время не ведает, чем оно нынче больно,
 в половинки зеркала устала глядеться луна. 
Ночь темна, и небо - не небо, а дно: 
ночь без дна.
 Из зелёных буковок сделан твой алфавит,
 мы читаем зелёную музыку слов и движений,
 этот треснувший мир из наших с тобой половин - 
там - тени..
 И не скрипнет рука на лужайках медленных губ,
 не споткнётся о трещинки, ямки - сам красил
 храм - свою бездну, и птицам в этом углу
 летать страшно. 
...... Отчего так преследуют ветки, трава, листы? 
не хочу одного: ни в чём, ни о чем повторяться,
 лишь в тебе и с тобою - вторить, торить, повторяться - 
ты.
 Темнота пожирает детей своих - это сон; 
пусть нам море исполнит зеленую музыку света, 
пусть мне помнится то, что будет многие лета:
твое лицо.





Моревне. 2. Ободочек

У нее грудной голос и глаза а глаза - вся ее жизнь
"может быть, мы увидимся", "скорее всего"," наверно"
на песке прибалтийском ободочек от сердца лежит
а душа его улетела осталась - там где она моревна

ай моревна платочек соленый
льняной батистовый серебрённый
кленовые листья ладони гнут -
ай моревна платочек соленый

у нее янтарные пальцы и светятся а пальцы - вся ее жизнь
даже море ревнует ворует бёдра пальцев ее обводы
разлетелось разбилось сердце - пальчикам на витражи
облаками на юбке волнами на небе - оборки

ай моревна платочек соленый
льняной батистовый серебрённый
сосновые иглы запахи гнут -
ай моревна платочек соленый

у нее губы дюны и целует их ветер а ветер - жизнь
мед молоко и прибой под языком ее сладкий зеленый
так сердце кричит суламифь лиепая близняшка жизнь
так локти за волосы.. губы.. глаза.. заломы..

ай моревна соленый платочек
берег льняной мой беда ободочек
акварель чюрленис влага уют
ай моревна соленый платочек





Каменный остров. Туман

сказала "я вернусь".
еще:
"не тереби".
не тереблю. я жду. Гуляю. Не волнуюсь.
не по сезону декабрю - дожди
не по сезону Петербургу - юность

Туман скользнул. Раскинулась Нева
кормилицей,  по-над сосцами плачет
туман разлившийся, и нас всех - острова -
роднит неслышный белый плащик:

не по сезону - флёр. не по сезону - газ.
а мне-то что!.. а мне - надежда и дорога..
и гудом напряжения в ногах
объединять свой город мокроногий

от сада Летнего, где липы - вековы
где на скамеечке царевна Декабревна..
им дальше бы шагать.. да сад - не для любви,
а для после_любви стихов отдохновенных

через мосты через крылатый сильный мост
что - будто горло.. будто память - кофтой..
и будто словом "ты".. что жгутом из волос
нас втягивает в Каменностровский..

мой путь нестрашен и исповедим
там сфинксов - двое, двое: Джин и Тоник
а остров мой, мой Каменный, один
зверьком карманным пьет как из ладони

прильнув к неве.. и губы и шлепки
и волны губ как бы во тьме колёсной
не по сезону нам - на островки
не по плечу мне каменнейший остров

и сильным мощным белым - корабли
вдоль набережных - в дали- океаны
здесь мы распахнуты.. зачем тебе осанна
нам белым плыть и плыть - не теребить





Тинни. 6. Фламенко

когда Тинни поёт фламенко
именно поёт!
даже не танцует!
она не то чтобы некрасива
ей некогда: голос гудит ее он рискует
потому что море взрывается  венами
а воздух хрипит и густеет сизым
когда Тинни поет фламенко

я же совсем перестаю видеть
когда Тинни поет фламенко
самым-самым свом нутром
птицы ливнями небо малюют
там за гортанью за грубым ее языком  
и деревья становятся пронзительно-мелкими
а поезда втягиваясь в свой дом
перешептываются о юге
когда Тинни поёт фламенко

Когда Тинни поет фламенко
девочка райская, нежный ящичек
гитарный, скачущий в небе мячик..-
то черные волки рвут километры
и падают замертво посередине
от пленящего запаха-рокота лилий
когда Тинни поет фламенко
когда фламенко поет Тинни
и умирает
по-настоящему





Городской портной

я придумал тебе перчатки
мы не видимся слишком давно
и еще я придумал платье
чтобы оно - шло

чтобы прятать в дудочках улиц
за обметкой шагов-швов
запах бедер твоих смуглых
и летящих волос кино

назовем мы его позже 
"лето" или там - "петербург"
помнишь как измеряли площадь 
неба - в касаниях губ

помнишь - были рекой ладони
и ветер был - птицам махать
и раскинулась - аккордеоном
и мелодией волн - меха

можно было поправить прическу
по кронам пройдясь рукой..
а зима нынче.. город плоский
убран в шкаф в ледяной покой 

а пока - необутых улиц
провожаю к тебе поклон
и пару ледянок-туфель
засим остаюсь.
портной.





дворник

красным-зеленым-синим
дышит платье твое цыганка
заносимыми так красиво
кинжалами глаз спозаранку

белым щенячьим хлебом
пахнут груди твои цыганка
наворуй мне меня - у меня же
нагадай мне - меня на картах

красных-лаковых-белых-желтых
разноцветных бы! разноцветных!!
устал по дворам кататься
серым деревом серым ветром

колотьём бы лучей пряных
мне напиться твоим цыганка
красных-зеленых-синих
сметающих явь спозаранку

выметающих - будто не был
будто нЕ жил..- а ветер-пьянка
ходит-бродит-метет небом
и мечта
черепашка
планка





Мазина. 1. луна

с крыши на крышу - всего-то шажок
слепым канатом скользит Суок

под нею чернеет ртами толпа
над ней - золотая немая тропа

невесомка Мазина роднуля суок
с крыши на крышу: пятка-носок

(а на каждой оставлен несчастный лис
и за каждой мечтается с розой принц

холит-клеит-лелеет он ждёт бдит
скоро бал скоро бал  скоро бал - а один..)

и сверкает на черном, чернея, трико
невесомая нежность беда террикон..

и мотаю-тянусь за канатик к суок
так ночами волшебно ведёт клубок





Тинни. 7. Мечта звериное

когда птицы  не знали еще о небе,
когда ходили землей птицы,
и не умели нырять  нерпы -
закат научился уже - лисицей

сбегать в нору - так, чтобы верно
вцепляться красным в сетчатку,  долго,
чтобы песни успели сложить деревья,
пока взмывает бродячим волком

ночь, а потом там гонялись медведи
за кобылицей роняющей тельной...
тогда освещалось лицо Тинни
тогда-то лицо ее и восходило
мечтой
отдельной





Тинни. 8. Выдох

                           "Роза-сердце-корабль" (Цветаева)

ты дышишь на руки - ну да, уже декабрь -
внутри ладоней, позабыв про холод,
твое дыхание играет в облака,
как мы играем в "люди-пароходы",

молекулы твои свой разгоняют ход
под ними город, декабрем завьюжен,
плывут и лепятся.. Вот так уходит год, 
еще один из разноцветных дюжин.

Деревья мерзнут на негнущихся ногах,
белы их волосы, их лица - молчаливы
вслед декабрю - так провожают моряка,
не подымая рук, лишь вдовы да оливы.

А пароход - плывет. Машинное - гудит.
Посуда звякает трамвайными звонками.
Цепочки фонарей. Причалы - позади,
а впереди - невидимые краны

на черном - черные - подхватывают груз
(ведь выдохнуто!) и перемежают
судьбу судьбой. А в тамошнем порту,
внутри ладоней, пальцами прижатых,

гуляет Тинни, телеграмму теребя,
(а в ней особенный, ее лишь теплый воздух)
и радует мороз. Ребячась и любя,
он с ней играет в "человеки-розы".

..возьми и выдохни, и поплывёт
(швартовы скручены. корабль уже отпущен)
бутон дыхания, твой именно, он лучший,
на стыке лет приобретая плоть
 




Секретик

возьми бутылочный осколок
зеленый, 
к глазу приложи.
прикрой другой. 
взгляни на солнце -
увидишь, что карандаши
его, споткнувшись о запруду,
утратят пыл, а снег, а снег -
разбужен вешним изумрудным
встряхнувшись, распрямившись всюду -
травою изумится вверх...

а воздух? - он наоборот:
людей, дома, весь этот рынок -
всё обратит в тягучих рыбок
и сам воды в рот наберет,
чтоб рыбки, целый сонм желаний
спешили поназагадать -
туда, где между перекладин
в аквариумном зазеркалье
твой нынешний зеленый взгляд

тогда и та, что нынче встретил,
будто русалочка из сна,
прильнет..а дальше - наш секретик:
бессонная навек весна





Автобусная скамья

Наше обиталище - 
автобусная 
скамья.
и - губы сжимать, губы, губы -
всю тебя,
 до век - 
упрятать
 в шубу
поцелуев, уберечь всю тебя от зверья:

Выклюют глаза.
 Поглядывают ядом.
Бесконечно едущий
 коридор
желт. Много тряски. Лезут из пор.
Электрические
 шпицрутены взглядов.

..До ближайшей звезды - рукою подать,
на губах - это как на руках
уберечь тебя всю, уберечь, удержать
на веках соленый рукав






Пташка. Одна станция одного метро

ой на станции как, ой да на воровской
ожидание листьями шарило
пташка-липа-щенок голосил день-деньской    
ждал незванее даже татарина

ну а тать заполошный ветвями визжал 
саблей жарил цветы желто-синие
соловей-сквознячок выдувал: Уезжай!
и веревка свистела осиново

и на корточках голых вращаю земной
шар, сжимаясь в оранжевом раже
там где солнце-сердечко вершило разбой
вновь и вновь на ветвях
пересаживаясь






Стирательное. Рубашка для народающегося

пока выкручиваешь мокрое белье
пока с него стекают  капли-капли
узнаешь: потолок перебелён
пора съезжать из комнаты *декабрь*

изведены вода и порошок 
последние, отстирана рубашка
от предыдущего. На лоджии бесстрашно
шампанского закупорен восторг..

а на востоке к вечеру стихи
намокшую полосочку малюют
как будто край, обвод - не отвести
и взгляда, как от губ в июле

(так темнота наваливает хрип
что где-то где-то - насосавшись влаги
ее клеши бредут сырой бумагой..
а прошлое.. пока еще искрит)

да ладно.. Громко хлопнет пробкой
полотнище играясь и шутя 
в твоих руках, как чистое дитя,
и перегнется пополам веревкой

чтобы на свеженьком воротнике
покуда капли сцеживает, цедит
декабрь - тот кто меняет ценник, 
тот, кто вращает буквы в штемпельке,
проставил имя..







Джаз. 6 стишков небольших

1. дыба

а живу я стихами живу тобой
волгой-невой лютой-живой
я стелю тебе 
золотой усталой
снежное зыбкое обеяло
пополам для двоих и бы да на всех -
грех
(и хорошо
как же хорошо!)
грех

2. Девочка. когда-то изна

а в истолканной свечками
темноте
ччау!! - давится да пылится
желанье
побыть угореть упиться
ттттонуть - ччау! - запросто.. охххх - сон
пробирающийся :
юркий зверек по венам -
ччау!! а будто бы
и отец 
оборотился мягкой как лён птицей
и сызнова - ччау! - влюблен!

3. кошкино

ззымм! - прозвенела -
а толкотня
золотых-золотущих зовов
слетая с неба в ладонь ребятня
продираясь
просовываясь..

и не важно бы: ваше-моё-почему
мучаемся исковеркав
чередушкой дней да ночей - муррр!
сверкой
пречёрной сверкой

4. ожидание 

чокания - медные -
губами
мееедленные
балуют:

впиваются-лепят
снеговичкА
родится-растает
де
во 
чка

5. волчье

волком пластаюсь
волком ткусь
а у волка родные - в норке
а бег до луны
бег к не_боюсь -
черный 
изрядно-черный

пяткам вбиваться бы - тяжело
радуюсь - а пластаюсь
плен олений 
сажа плоть
смуглая
наталая

6. Хо

папа Хэм старина Че
родные мои 
взрёвывавшие..

рев'люсьо'неры! хо! - что ж бывает ночей 
нежней фитцджеральдовых
б'лёсен?

что бывает нежнее
чем фартук у рук
Джессики Ланж в "почтальоне"?..
разве только что - наши
только что - вдруг
ладони





Идти. Горшочек под радугой

идти-идти к тебе.. 
в бреду
брести за радугой проворной..
ласкает радугу лазурь.
она же, выгнувшись притворно

большой спиной и распустив
семь заповеднейших расцветок
размазывает дождь, и лето,
и будто бы сплошной билетик,
будто фазан в немой горсти,
гордится ультрафиолетом

что низвергает солнце вдруг
выхватывая все детали:
и ночи в танцевальной зале
слова что так и не сказали
горшочки вкопаннейших рук
горшочки выкопанных далей





Джаз. 2. Две мечты

1. - просто мечта -

раздеться 
налечь всей тяжестью
тела
на тело 
неба, и поплыть наконец-то туда где живет

где не отворачиваются
где радуются
и где облака
наливаются птичьим
белым
и пьют дожди
и  электрички поют
вот


2. - маленькая зеленая дверь в стене -

на небеса
в сказку
в сад

где колосятся сменяясь сезоны
туда где звоны

где цикады радуга и небеса
где под пальцами лепятся голоса

туда где шелковы рук обводы
зелено 
и свободно

где потолки высоки и сИни
где даже приятно придерживать силу

туда где руки-чаша-вода
где дом его
где наш дом
да





Несусветное

присядь на краешек неба где тень
дунь на челку как ты лишь - ласково.
и побудь. я про будущих наших детей 
не спеша тебе сказку рассказываю.

набери там полную горсть земляники.
и побудь с ней. их ягодные тела
(расправь, погляди) так взгляды нанизывают,
как губы - протяжно, пока не ушла

наша ночь, наши краешки, наши встречи,
наши встречи-ручьи, длинный ток..
это ж сколько булавок мне нынче развенчивать!
сколько раскалывать неба восторг!

аж ёкает.. аж собирается навзничь
валиться бессмертное.. (там - муляжи.)
дрожи! только сильно! : про нашу жизнь
несусветное 
пальцы рассказывают





Тинни. 9. Эхо. Снег

у Тинни не счесть теней по ночам
потому что тиннино время - ночь
и не бывает концов и начал
у эха  лисёнком бегущего прочь

и прибегающего к ногам
тереться да ластиться  а ей -
гладить и зажигаться   нагар
снимать с небесных созвездий-аллей 

всего-то - рукой.  что ей - смахнуть
предыдущие всякие голоса
чтобы я полусферу над ней сомкнул 
очищен от женщин кож и саж..

а ей - хохотать бы  и январю 
заплетать бубенчики в гриву - смех
потому что тиннин глагол - дарю
потому что тиннино время - снег

и в ночном сумасшедшем бы ей - парить
и зря я  смыкаю над ней  альков:
слетает с ее лишь млечных перил
шёрстками  эха  к ногам молоко





Тинни. 10. Амур стилизация

трёхгрошовки алтыны звезды
cчастьем заемным тают
над речными перекрестками
мальчик слепой летает

(рай на плечах ее дивных)

а как стреле-то поётся
в причьем густом опереньи!
(мальчик стреляет в цель)
быстрый горючий посвист
в хищном раскосом полете
а как стреле-то поется!

раскинулась Тинни гранями
изгибами речек - линий:
над левым соском - ранка
над правым соском - иней

(над левым соском - ранка)

тело белеет бумагой
рай на плечах ее дивных
ветки тенями Тинни гладят
догорает лунная накипь

(над правым соском - иней)

коротким стежком - имя
красной строкой - ранка
лунным лимонным вымыта
напитком любовным винным

(это повесть о самом крае
о рае непобедимом)

я вынул слепой осколок
(мальчик стреляет в цель)
мальчик летает голый 
и Тинни теперь летает
со стрелами и колчаном

(рай на плечах ее дивных)





Месяц, или В яранге горит огонь

расскажи мне, мама, что такое май?
расскажу, сыночек, ляг, засыпай..

май - это месяц яркий конь
маковые щеки жаркий огонь
кони мечтают маки - цветы
месяц засыпает спи и ты

расскажи мне, мама, кто это - отец?
расскажу, сыночек, спи же наконец..

твой отец - месяц мощный полёт
он в высоком небе птицей живет
небо качает - облака летят
ветер волком прячет от него взгляд

расскажи мне, мама, что такое жизнь?
расскажу, сыночек, только ты ложись..

жизнь - это месяц  море-океан 
он выводит в небо медный караван:
корабли да мачты -  яркие цветы
долго-долго плавают морем  мечты..

почему же, мама, на календаре
столько, мама, месяцев - сплошь декабрей?

не грусти  сыночек  ветер оживёт
твой отец сказал он лучший пилот -
небо раскачает 
вьюга убежит
и нахлынет яркая будто море жизнь:
солнце выйдет маем
маки зацветут
спи-усни мой маленький
(дует на свечу)





Заря. Пред-чувствие

закат скользнул как ящерка под камень
так уходит любимая, а ночь
норовит - отовсюду, пугает шажками
гомоном шепотом ног..

скрипит фольгой, раскладывает темень
зимой не до пения, здесь - хруст
запрокинутых шей и суставных вращений
заломы хрящей рук

а снег идет как будто не бывает
у сердец остановок, кружИт - вьет
и город фигуркой под небом шагает
лежит лишь лед

луна же - дрожит как в стакане с чаем
разгоняет- рябится лицом , а тут
будто бывшим порезом улыбками чаек
подзаживает манту

будто нет.. Ну а ночь о забытом - заветном
вдруг, внезапно, да исподволь, да внатяг
рассыпает под утро щелчки-кастаньеты
снегирёво-синичное "так" 

и накатом скользя вкруг земного, их ртами
голосящими: кровопускающий - щедр,
грандиозная дверь приоткроет тайну:
красную нить щель





Тинни. 11. Кататься

Нет, не стихи бы, а лицо
твоё - распахнутым - прости мне:
пускай гуляет голосок
здесь, рядом, в Петербурге, тиннин:

пускай качнутся флюгера
и пальцев медленные танцы..
давай вернемся во вчера?:
"Пойдем, пойдемте же кататься!"

Была зима хмура. А утро
приглядывалось, чуть дыша,
как котик ластится к ней муфтой,
и шубка - как же хороша!

Я - будто досланный патрон.
Глаза друг в друга - аж по пояс!
Пролётки лаковой нутро.
Полозьев свищущая повесть.

И воздух между волосков
ресничных, блещущих морозцем..
да я с тобой и на раскол,
да хоть двуперсто, хоть в матросы!

(пускай буравит воду киль
пускай ломал бы - ледоколом
а вспомнил бы как проходил
путь от греха и до раскола

и пуще - хоть и арестант 
с киркой, и в полосатом гаме -
я улыбнусь: не обрастал 
я жиром в оркестровой яме..)

А небо, рухнув, проворонив,
рассыпалось на сто кусков..
а нам-то что? хохочем хором,
хохочем, нам не до стихов,

снежинок, чаек, белых листьев..
вся взвесь, что вскинулась вовне..-
какое нам? мы нынче близки,
и так придвинулось ко мне

лицо.. какая же болезнь
высокая!- сжимать вот так вот 
и пять серебряных рублей
в руках, и сердце - видя шарфик,

взметнувшийся над ней - девчонкой,
и след, бегущий позади
двойной! двойной! бегущий, звонкий..
и чуть охрипшим -  "погоди.."

а дядька, кряжистый и ладный,
прознав про целых пять рублей,
везет нас, чтобы доболеть,
куда-то вверх -
 к цветочной лавке





Тинни. 12. На языке

Снежинки сплетничают тихо за окном,
вольнО снежинкам плавать мотыльками
вкруг фонаря, об этом и о том
шушукаться, касаясь языками

а сбоку ветер, наваливши вес,
вдруг встрепенет их заводную кучку,
так коммуналочий подвыпивший жилец
прёт, чтоб занять пятерку до получки,-

товарки охают и, как на глубине
переиначивают мелкий ход рыбешки, 
ныряют стаей с горочки ко мне..
салазки. кутерьма. веревочка. ребенок.

деревья, двор - мы все увлечены
их пересудами, а сердце плещет гулко
в следах от дома, что еще черны,
и Тинни в белых плечиках фигуркой..

а Тинни - дирижер, а Тинни - командир:
поёт и пестует, и машет, и взлетает,
и дразнит - озорным, и, ей послушный мир,
весь в белых валенках,
бежит к ней по сметане,
чтоб, рассвекавшись многогранно - в миг,
коснуться языка, 
и загадав, растаять.





Когда нет

когда нет писем
 и тебя
и снега и безделья
 детства
и - ничего 
дела табак
и не надеяться раздеться
и не придёт в ночи луна
не ляжет рядом одеялом
и выбелена белена
губами горечь раздавая
ни пса ни строчки ни ресниц
ни белой лаковой булавки
ни пыли ни биений ниц
закон колен закон - буравчик
ни лика
не течет ничто
не истекаю на стигматы:
на дне у неба
слоем ваты
дыхание лежит ничком





На стихи Тинн

В желтом Китае и небо 
желтое, руки морочат
низ озорного халата
растеребив до поклона

лепая рыжим косичка
гладит - до синего долу
утки слова мандаринки
небо китайское дразнят

велосипедные руки
рикша всегда босоногий
спицы блестят как глазёнки
хват из-под шляпки под горлом

В желтом Китае бубенчик
будто монахи в Тибете
так же оранжев как память
цитрусом звонким воздетым

женщина в дальнем Китае
щиколотки утопит 
рис собирая рутинный
а язычок ее узок

а язычок ее бьется
жаворонком в поднебесьи
сердце грозит разлететься
в долгие русские песни





Беседка чатовая фантазия для принцесс. Оле

Вбежавши в комнатку, сказала -
дыша, целуясь вперемешку: 
прости, я только что с вокзала,
ты очень нужен мне. Конечно.

..и говорили: белым, желтым -
плыла луна, сбивались строчки
под пальцами простынным шелком:
Нужна. И нужен. Еженощно.

Сбивались в месиво деревья -
сам сращивал.. Мело исподним.
Сметало в ночь. Мело.  Дурели
кузнечики, цветы и кони.

Ладонью вписываясь в кожу,
будто с небес слетев кентавром,
ты становилась вновь похожей
на вынянченную гитару.

Шагреневость - не невозможность?
сбивались линиями в счастье,
хотелось петь, хотелось множить,
и не хотелось - чьим-то частным..

Плыла ротонда в бликах вешних,
кузнечики швыряли оземь
не стоны - звоны. Было нежно.
Бывает ли нежней? - не спросим,

не можем спрашивать: нам нечем,
мы заняты сплошным хорошим
ртом,
 ртами сглатываем небо -
чтоб не спалось - 
в тисках горошин.





Улитке Далекой. 3

В иноземье прячешься, в иноязычье,
примеряешь зачем-то чужой панцирь,
но мой голос тебя непременно разыщет:
на тебе антеннками мои пальцы;

долетит он в в страну коротких словечек,
где и лист перевёрнут, где наоборот всё,
побежит по следам, где ты шорохом лечишь
запоздалую зелень, где порасставляла воротца

из колодезных губ, из памяти плеч и увечий,
где и я удивлюсь, а это - зачем отдавать им? -
помнишь, как нарисовала вечность
в золоти-золотистом твоём звукоряде:

нежным брюшком, как на стекле, и -
(ну, скажи, куда нам теперь деваться?) -
пальчиком  голосу губы заклеишь,
утопая в спирали того тридевятья..





Притча про первородный грех

В лежащем навзничь воздухе - 
там где его голова - 
роились мысли - красные, зеленые, синие - 
красивые мысли весёлые  
о птицах, цветах и о море - 
смешно было смотреть как они появляются : 
птицы, цветы и море. 

Дерево сзывает их ветками, 
звери нагнулись к цветам, 
девочка разделась и нырнула. 
Пришел человек - 
он не встал на колени, не полетел, 
он даже не снял с себя одежды - 
сказал: выдумано. 

Прошло время, и в лежащем навзничь воздухе - 
там где его голова - 
проявились новые краски - 
страшно смотреть: 
крылатые хищные ветви созвездий 
черная бездна моря 
и жаркие жаркие губы женщины - 

Так родилось счастье 
мечтать 





Пульс

Я привью тебе стихи,
как гордой скале прививают саженец,
как ласточка детям - 
    подъемную силу крыла,
как ночь - страх зажмурившись не найти
    тепла рядом,

и ты увидишь 
    рыжую ласку неба,
услышишь
    мифы подземных вод
или косой - 
    чуть всхлипывающий
         полет бабочки,

и ощутишь - в такт - 
с левой стороны - меж 5м и 6м ребром -
пульс голубого неугомонного шара.





Джаз. 3

от матовости рук - до сновидений
от 
непроизнесенных фраз
от маленьких защипов на растениях
новоизмайловский
синеет газ

труба
тихонько голосит клубами
сиреневеет между нами дым
ты непоколебим мой Питер ты глобален:
подмётный джаз подмётный аноним

что забирает души так вольготно
мотаться плакать в набережных снов
плескаться палубой
и капельной агонией
дождливых вкрадчивых ложащихся стихов

на лица - совами
и будто бы присниться
легко: 
скользить неслышно над землей
и промокать себя о плащаницы
воспоминаний:
город мой залёг

неоттираемым, не жить, а возвращаться
всё в тот же март  в дождливое нутро
где будто пуговица в петельку на счастье
вдевается 
и бьется кровь о тромб





транскрипция

словарики - для лапок, язычков,
всё уменьшительно,
и в близорукой кривде
бумагу лижет карандашный грифель,
взгляд переводит дробный без очков:

оттенком ветра выпить облака,
что каллиграфия, что так же лечит скрипка:
штрихи смыкаем, как смычком рука
скользит во мглу извечнейших транскрипций

где как трамвай среди многоэтажек,
земля летит, грохочет среди лун,
а нам не слышно: в двоеточиях протяжных,
мы в двуязычии, и в звуках-перетяжках
в квадратных скобочках
поётся поцелуй





*  *  *

Как всё тянется ко вчерашним губам
к этой ласке с лаской пополам..

мы едва ли будили застенных жильцов
квартирка- скорлупка, слова на засов

клестов, и трамваев, людей-фонарей,
знать 4й этаж далеко от дверей

в пекло ада в чистилище в райский покой
только радость молчания - далеко..

словно в клюве у птицы качается дом
как две дольки ореха мы были вдвоем

меж ладоней сжимая предательский стук
Этот шар бьется в небо..
Это небо вокруг..

Кулачки-колокольчики. Ритм един.
ты не плачешь? мне плачется. всё впереди.

даже небо охоче до жарких щедрот
и склоня - и склоняется, пьет горизонт -

всё дрожит и качается. всё пополам.
жду орла. пусть дотянется
парам-парам





Птица А. Флейта

Сестра мелодии любой,
сама - мелодия, и нежность
её
    похожа на любовь,
на флейты птичьи перебежки.

Как капелька от глаз - вспорхнёт,
как вЫпоет, и, отрываясь
с карниза, веткой отряхнёт
пыльцы невызревшую завязь;

чтО пальцев перебор,
                    что ей
разучивание линеек,
вся - нежность, и мотив ветвей
не успевает горло склеить..





Перемычки, или Я больше не буду

муравьиной светлой тропкой
сквозь иголки-облака
под уздцы гурьбой веревкой
муравьи ведут жука

желтый жук парализован катится покорный шар
в нашей комнатке не страшно в нашей комнатке дышать

им успеть бы до заката до закрытия метро
только им закон известен муравьиных светлых троп

(я не буду ты не будешь мы не будем никогда
нам мерещится посюда муравьиная вода
лапки смычки пальцы тени перекладываем груз
кислота прикосновений обжигающий укус)

будто на глубоководье рыба надевает рот
так глотает муравейник закрывается проход

(я не буду ты не будешь мы не будем ни за что
больше меньше не отсюда принесите мне пальто)

муравьи пути их млечны
остывает тело-шар
(я не буду ты не будешь
мы не будем - чуть дыша)

 



Наверное

прижимаешь. и исчезаешь.
исчезаешь. и там прижимаешь.
и ведешь и несешь 
а знаешь -
я наверное ненастоящий
пустоголовый сосновый ящик
я наверное одеревенелое
крышка хлопает и молчит

так обоим ботинкам сжимая
мокрыми маечками (ты же моя?)
разнополые наши ножки
близнецам пополам набережным 
хлюпами хлюпать тискать молчать
так сообщать лужам нежное

потому что хлюпаем сообща
потому что чуть выше плеча
небо что нас
переживает





Журавлик. 1. Соломинка

Я качал полусмерть, укачивал тьму
зябкую, принцесса, твою, прежнюю,
человечек - росток, в бесконечных Почему
увязнувшая нежность.

Когда пальцы за каждый цеплялись жест,
и не звёзды - захватанные жетоны,
на недолгих губах отмучалась уже
наша комнатная жестокость.

Ты вернулась, зима, притулилась белеть,
где, журавлик, твои поцелуи - скорлупки?
Греешь пальцы, грешишь до небес заболеть
молитвенной хрупкостью.

Ты вернулась - укачивать омут ночей,
одинокий журавлик, двуличный, ломкий,
и память, как помнящий вывих плечей,
выкручиваешь соломинкой.





Штора

Как сладко приближение кошмара! 
Как бархатны перчатки темноты! 
Как в яму вальшься.. 
как в ласковое манит
коснувшись, край узорчатой фаты.. 

то звук перебежит в пустой и темной, 
как глыба, комнате - чуть шаркающий звук, 
то тень огромную 
фонарь качнет у дома, 
и чьи-то пальцы убегут из рук 

зрачок ползет.. кровь громыхает 
в висках, и, тюль качнувши в грудь, 
заходит шорох, 
выпуклый, нахальный, 
и - затихающее "да..когда - нибудь"
 




Табличка. Об избитых рифмах

Половинчатые плётки тащатся поверх голов
валик - губы - бубен плотный -
приговоры докторов

снимок на стену и всмятку
маточное молочко
протирай очки украдкой
шепелявь поверх очков

нераспущенной сиренью
задыхаясь по пути
в диком холоде старея
в диком холоде Уйти
в густоту сирени сжавшей
кулачки к себе взасос
неузнавшей-неузнавшей
тайну пятипалых звезд

вот и всё
пора на выход - перевинчиваю вновь
половинки - цифры-цифры
и тире длиной в любовь





Лужи

И снова снег на мартовскую свежесть
летит-слетает, лужи ни о чем
вздыхают,
 подсердечный мой подснежник
толкается спросонья как плечом

дитя. А там, 
на золотом штативе
подсолнух солнца - тут и не видать:
мы здесь, на промежуточной квартире,
мы в междумеждии, и бьется благодать

внутри, где тёмное ворочается: стой,
мы в серых клавишах,
мы мнем собой прослойку,
замерзшая вода слетает до живой,
ложится, нежности, и обмиранье в стойкой

дремучей звездочной  холодной синеве,
так губы ищут венок переливы
под кожей,
кровь весною говорлива,
а Петербург бредет-бредет к Неве.





Краденое солнце. Моно

занавеска, стекольная шторка, ябеды поездов,
поздно бежать, и раздвигать, и догонять больно,
дымы с гудками, дымки с проводками, надпись на бомбе позор,
родная целует родную, родную, соприкосновение - бомба

а город разлегся вокзалом курит дымит бронхит
пальцами дыма рисуют воруют  черты ее черточки  трубы
ступни еще рядом  перроном шершавым облизывает болит
падают губы опаловым алым  чопорным капором губы

нежно вздымаются  нежность вздымает оборки нежности ткань
пояс натянут (ты чувствуешь пояс? чувствуешь - задыхаться?)
пуговка-кнопка укромный  звоночек  нам бы еще выпускать
шариком - верность венок-одуванчик в невероятные танцы:

плыть бы да плыть, а стекольная слабость - плыть по путям поездов
мой мускулистый кузнечик-калечик  мускулы губ так красивы
воет взрывчатка в груди
грудь для взрывчатки - дом
медленным шариком тащится 
краденое на синем





Аквариум. Игрушки-тёзки

Приходила, рассказывала, где бывала, 
укладывала, шептала на ушко, 
пахла снегом-снежком, электричкой, вокзалом, 
засыпала, выгнувшись ручкой-дужкой. 

А я любил по ночам рыбок 
наблюдать: они так смешно хлопочут, 
пузырьки, водолазик, клейкость улыбок - 
и молчат - так же как я, впрочем. 

За окошком на ветках качался шарик 
лунный желтый - мы плавали вместе: 
у нее, у спящей, улыбка смешная 
с пузырьком в уголке - из ее детства. 

Сейчас же нас много: и я, и Петрушка, 
и тот, чей рот не пришит - нарисован, 
и старенький зайка - он тоже плюшев - 
в пустом аквариуме 
на антресолях 





Привстать

бывает так: уже изнежен
июньским днём, а любопытно
привстать на цыпочки - и небо,
как в детстве, накренится пылко

к рукам, зеленой веткой мажешь
ему, его  - так акварелью,
водой ведёт, так чёлкой машет
всего-то кисть, всего-то время -

ему, его - и вдруг послушны
друг другу. Ты застыл. Застыло.
И воздух густ. Ручей. Пастушка.
Давно. Ох как давно. И стыдно..

А мимо пробегают люди, 
недоумённо озираясь. 
Трамвайность парочек. Иллюзии.
Мосты. Дрожание. И завязь

чего-то нового, чего-то.. -
мне не пересказать. Не нужно.
Чтоб не взрослеть, чтобы охота -
на цыпочки.. Не гнуть. Не гнуться.





разрежая

говорить - ни о чём, как пустой дождьидождь
прислоняться плечом к черной роговой трубке
телефон-телефон дурачок правдаложь
дырки-дырочки клон
говорок-мясорубка

голубеет, лилов, ах мой голубь лилов
вьет хандру, и ветвится на буквы д-а-л-ё-к-о
коготки-коготок подоконник высок
неудобен для ног 
а из горла всё клёкот 

шебуршит (не дубок, говорил про дубок?
он нет-нет, не такой - он нет-нет невесёлый
он изрезался 
руку бы 
только вот бог)
соль - не сахар-любовь солоненависть соло





Это будет маленький парк

Это будет маленький парк
и стена небольшого зеленого цвета,
как твой плащ, оставшийся висеть
на гвозде, воткнутом в сердце -
(гвозди вопросов -
я перестану их знать)
и темно-малиновое небо
с подсохшими грязно-серыми по бокам
краями
как последние подаренные тебе розы

(где, в чьём доме 
ты отворачиваешь их на ночь лицом к стене
устыдясь? -
не надо, это же не фотографии,
даже я не помню их по именам)

да, и это будут ночи -
время недавних запахов 
и мячики - о небо - вопросов:
ты меня любишь? -
интересно не знать ответа

Кончатся вопросы, а любовь никогда не умрет
наша -
лишь перестать узнавать
всех,
и женщину, поцеловавшую меня последней





Трамвай. Лоб. Поцелуй

утро без тебя туманно.
все сырее и серее
катится мой хрип трамвайный
от апреля до апреля

в мае всё в сплошных помарках
увязает в эхе мелком
ширма небосвода арка
одевающимся веткам

голытьба седой одобрен
сквозь зарёванное имя
бьют траву прическу-бобрик
иней заморозки иней

а в конце - к исходу - росчерк:
на кольце пихнёт трамвайном
лоб губами клейкость почек -
признавая запах мая





кроткая

Дождь. Ночь. Спишь. Знай:
темными паркетами рыскает печаль
вдоль по щечкам белым
вдоль по щечкам злым
скрипом междуветочным
вздохом заводным

что - есть? - есть - ты:
гримом обрисованы милые черты
ручейки на пудре
пальцем - облака
спи принцесса утренняя
спи пока

ночь знай дождь спишь
(губы пишут клятовку: спи-усни-малыш!).
Домик. Дикий город.
Шорохи. Печаль.
Пилят-пилят ходики.
Меч - ал.





дымок

все что падает сейчас - невидимо,
как наверху голубое - в квадратик
неровный уложено, неуловимо 
иссечено ветерком вороватым,

ты про кафель и про полотенца,
купаешь меня как бутылочка с болью
недопитой, пахнущей голой детской -
зелёнкой коленкам, ликёром хвойным -

шартрёзом, качелями, наполовину
больными, картечью ломящей без промаха,
бутылочкой с болью - настежь винной,
снегом ли падающим, черёмухой,

яблоневым, до колен невидимым
заиндевелым, ружейным, мидиево 
вьющимся - как бы скорее уснуть?
дымком от выстрела вьющимся- путь
с бутылочкой-камешком за плечами:
за три моря хождением в индию -
не важно как пасть а начинать с начала





Хлеб

Выйди. Взбеги. Эскалатор - трон.
Чмокни глазами небо
и бабулек, торгующих у метро
теплым еще
хлебом,
а девчонка, что силится обогнать,
так лакомо движется в джинсах - 
и вздрогнет. Ты тоже. Каким богам
молятся -
оборотившись?

Потом же, шагая вдвоем от метро,
(рука - на плече. горбушка)
швыряете в небо пахучих крох,
а их зажигал Пушкин?

И губ недолёт - стариковская плоть
вслед, 
и морщинисты руки
с гаснущим жестом -
 пальцы в щепоть
за всего-то избыточный 
рублик 





солдатик

так взгляд нанизывает осень
гипнозом: клён, и клён, и день
рождён - приделан, приторочен,
бредет, раздвоен, как в воде
по пояс, будто птицы в небе,
как хвостик ниток - небеса
сшивает. Улетают. Не был.
а утки тащат Летний сад
на перепонках, в криках, в липах,
что так блаженно высоки,
что от руки и до руки
всего-то - петельки улыбок..

а день, был день, и день, и мокли, 
роняя, к волнам приковав -
к Екатерининскому, Мойке -
кусочкам моря в рукавах,
где, в отраженьи стольких лет
в пальто накинутом - так близки
бумажных губ полёт-балет,
костёр,
и олово горниста





У озера. Летнее. Закат

От стрекозы - до примитива.
Двойные крылья. Холмик неба.
Не думать о двойном мотиве.
Распаренность, вода и нега

"чуть-чуть люблю". Немного душно.
"и я". И тень руки на теле
длиннеет. Листья, листья, души.
А горизонт, как и хотели,

вот-вот и рядом…- Расскажи мне,
что это страсть, что так ныряют,
раскинув - в длинный, стрекозиный
полет бездумный и нарядный 

вдоль гладкого.. - мы так хотели?
чтоб гладко? чтобы долго-долго -
двойные руки, руки, тени,
а горизонт за нами в щелку

подглядывал?..
и длится южный 
самообман, что вечер - вечен,
что солью пахнут эти плечи
морской, и что не нами сужен
тот круг, что нами же очерчен





Волчьи ягоды. Осень

в желтом звонком воздухе
в утреннем морозце
суетится возится
утлая морока

выпить всё что кажется тянет в холод снизу
голосить и каяться зимнею синицей

чтоб восторги - гроздями - разобрать на бирки
раниться об острое рвать глаза рябинкой

что же так нечаянно листья-шелест-воздух
не дают ночами нам просто-рядом-прозы

что ж так тянет памятью в утреннем морозце
вкус морошки палевой талая морока

всё ходить ходить бы и взгляда не роняя
изумляться дикому разнотравью рая

индеветь висками бы желтый-красный-осень
листья-небо-каяться всласть наесться волчьих





Воздух

У влажного воздуха дно - травой,
и полощется ласточка там - слепая
память, что тянет манок островов:
Монрепо, Архангельское, Лиепая -

будто с горки сбежавши и вдруг взлетев,
будто бы через ложбину вдоха
грохает колокол в грудь - тень
воздуха, огромного, как эпоха,

он заводит до хруста в синее - кос
сосновых неимоверные пальцы
сильные, сильные, - именно! кто
говорит в голове вальсы?!
а то и крахмалом натянет явь,
полотнищем скрипящим, юным,
и говорит: ты возьми, не боясь,
голубое - зеленое - дюны, -
вытяни руки, возьми горизонт
обеими, как ты умел, бывало,
и встряхни покрывало, чтоб ахнул зонт,
чтобы всё, что ненужным тебя покрывало -

разлетелось на брызги.. - И море. Март.
Ты. Валуны. Будто спим. Спали?
Лёгким - ласточкой. Там нам дышать.
Не с ума.
В Монрепо. И в Архангельском. И в Лиепае.





Дубок, что бьется о балкон

дубок, что бьется о балкон
обманывает нас, что осень
не навсегда. Бегут полозья
упругих белых облаков.

Асфальт наматывает ленту
под ноги рвущимся в метро
прохожим. Пахнет морем, летом.
Свернувший за угол матрос,

беспечно сдвинув бескозырку,
уносит лужи на клешах,
а ветер - щедрый падишах -
кладет картинки из корзинки:

Река. Лишь мы на берегу.
Течет. Девчонки, листья, платья.
Дубок, что бьется наобум.
Обманывает, что объятья.

И воздух на губах солён.
Он кем-то навсегда подослан,
вот этот дуб, густой землей
поящий мокрые подошвы.

Ларёк разносит запах-гриль.
Собаки гонят белых чаек. 
Не нужно. Осень. Не горим.
Наверное, не замечаем,

что локоть к локтю - облака -
сливаются с дымком из легких
так бережно, как на излёте
слова обманом облекать.





Ноябрь. Предпоследние

Болезнь нуля, и около нуля
толчется столбик, ртутные движенья -
перетекание вдоль планки ноября
наверное, невидимое - женщин
всех предпоследних. Так. Густой поток
волнами памяти - круженье ножек, шалей,
обрывков фраз, и дерзкий локоток -
что дозволяли, что не разрешали, -

перебегают, как недавний листопад,
недавний, давешний, кружащийся назад,
наискосок и вбок - не разобрать: позёмка,
так в холостяцком доме аппарат
стрекочет в темноте, как дробью автомат,
цепляя зубчиками красок киноплёнки.

Так всей поверхностью сереющей окно
вдруг натянувшись под дождём, внезапно
нахлынувшим, сопровождает капли
все по отдельности, припомнив, как давно
лежало - пляжем. Было лишь - песок,
и ветер, ветер, что сгонял песчинки 
неименованные, пел о половинке..
Гордись: ты - в раме. Ты - не одинок.
…
А нужно двигаться. Мы в створе ноября.
Еще немного. Грудью приналяг
на волны, холодно - обычно для истории -
огни фарватера, что позади горят:
болезнь нуля или боязнь нуля -
а впереди - распахнутое море.





Аленушка

в зеленых промельках
калейдоскоп
раскладывается до хруста
от скобочек до самых нежных скоб
мы крутимся во тьме изустной

в объятьях слов словечек почему
зачем так было в старости вселенной
что бог крутил тебя что дым дышал по венам
а я никак не подчинял ему

всё что зеленое - вот здесь - в перевороте
в разбитом граффити - стекляшки да песок,
твой шест, мне - ось -
твой камешек болотный:
тебе - присесть, а мне кружить косой





*  *  *

прутиком хлещет  вода по воде, не спрашивая почему,
уроки дождя заключаются в том, что дождь бесконечно мудр,

меня не бывает, тебя не бывает и не закрывается дверь:
нет ее - мудрый нагой проём  для круговоротных дождей,

он не уходит и он не приходит, он вечно сосуществовал,
дождь - перекладина, дождь - проводник между глазами зеркал,

он припадает Марией к деревьям: ноги деревьям омыть,
нет, он не падший, зачем ему падать, он - местоимение "мы",

он населен, он Офелия, рыбы, офелиин нежный рот,
он - чтобы плавать, как  утро - начало вчерашнему наоборот,

он - намокать, рвать простынки на части, не забывать про сейчас,
он - для веревок - узлами вязаться, соком сбиваясь, сочась

(и потрогай мой милый лицо я знала что ты не придешь
ты хочешь лежать бесконечно сухим 
я знала - сухим
в дождь) 





Женщина у окна

А горел ли на ней голубой плащ,
пока заползала к ней в дом змея?
пока подоконник смеялся - палач,
пока обнималась она, смеясь,

с далеким что тянется - дым из рук,
струящимся заполночь по волосам,
будто зелень кузнечика, звук, друг,
неслышно потягивающийся и сам

со спины, за спиной ее - тьма, пришел.
Ощущала, что мягкий он - где же быть,
раз бывало, бывает ей так хорошо,
что и соком из трещинки из губы

напилась, напиталась вся ткань плаща,
что и выше никак было: ночи, дни...

и скользит чешуя по ее плечам,
а ладони - вослед - от стекла холодны





поводыри

скручивает калачиком 
    как в утробе 
медленно схожу с ума 
мои руки раздирает нежность 
не лгу - 
    это больно 

они привыкли 
жить как хищные цветы 
приманивать сказками 
людей дома деревья 
и убивать 
медленно впрыскивая 
все разрушающую ласку 
заражает - 
     это болезнь 

болезнь - отдавать: 
дикий танец 
нашествие неба 
они беснуются тают снабжают кровоподтеками рифмуют - 
    это резонирующее самоубийство 

спастись невозможно 
нужно не подходить 
издалека разглядывая 
дергающегося паяца 
сворачивающегося калачиком 
от дремучей утробной звериной 
     в пальцах 
 


	  

*  *  *

Капелла. Белый орган. Трубки, 
уронив готические уголки губ, 
выдыхают рассказ, о том, как трудно 
вести вполголоса чистую игру, 

как трудно расчерченный потолок, 
клетку, больную белым гипсом, 
раскачать, расстрогать, растолочь 
и научить таять лица.. 

За руки. Коридоры учатся падать. 
Ласковые пальцы. Те голоса. 
Удивительное на тебе платье. 
Необыкновенно карие глаза. 

И на небе, черном как фрак - жест 
твой - будто прядь отводящие руки: 
облаками дышат над нами уже 
черно-белого Баха простые звуки 




Тамбур

Легко сучит колесами поздняя электричка,
Кричит иногда пронзительно и подло - во весь свой мрак,
Охотно увозя убегающей в щель мокрицей
От огоньков, от света -  тех, для кого возврат

Увы, не бывает поздним. А тамбур - дребезгом, пылью
Разношен, разбит, как нутро отбойного молотка,
Что рвётся вдогонку (но знай, что и эта попытка
Обернется наутро свинцом  обычного синяка),

И в этом ковылянье, сшибке, грохоте, дыме
Читает простенок девушка, дверное стекло
Губами чертя про себя, и бережно-желтые дыры
Огней за окном охотно целуют их вскользь..

Не правда ли, неравная судьба, неправ, неравен
Твой выбор, диспетчер притяжений, Ньютон :
Одним - уют огней, граничащий с нирваной,
А нам - этот тамбур, рваный ритм и слова не о том -

Не в том порядке, не о том, о тамбур!
Коробочка, углы, эта жесть напрокат,
И грандиозное меж станций пустое топтанье,
И не-при-сло-ни! - до тошноты  неприслонимость - пока

Пока этот тамбур - наша служебная площадь,
Наш пятый угол, почва пока - из-под ног..
А лучше ль -  осесть  в  зАводи  сонный поток
И вздрагивать от криков каждой, каждой ночью?..





Поезд. Витражи

И вновь бежит дорожка непроглядная.
Колеса. Баиньки. Вибрация и гул.
Держаться тамбура. Что может быть прохладнее
стекла - для лба.. А лбу бы - губ, и губ,

и губ - еще, чтоб, вымывая немочь,
резинками чужих стирая пену пен,
позволить втягивать. Бывает ли что мелочнее,
чем тело, чем туннель, телесный темный плен,

несущийся в горизонтальном бегстве,
когтящий, рыскающий, вжавшись впопыхах - 
грохочут ангелы, и кружит-кружит бесово,
а рельсы спущены, чтоб нами пропахать

дорожку - вот: от тамбуров, от лоджий,
колёс, ступней - через стекло и бой
стекла, изрезавшись, но не изверясь в "может быть",
осколки втягивать из губ, и губ, и лбов.




*  *  *

                               "жизнь - как корабль. а мы - за бортом" 
                               (c) А.

Жизнь бежит как рассерженный быстрый корабль.
Паруса. Визги чаек. А мы за бортами:
не угнаться. Тонуть. Нарастает кора. 
Отстаём. Обрастаем. Цепляемся ртами

за истекшее, бывшее - вот бы чуть-чуть
не спешить, оглядеться, пожить беспричинно.
Удивляться. Дивиться. Я только учусь
дверь ключом открывать - чтобы дома лечили

(странно - "дома" сказать? мне-то - знаешь как странно!)
белых рук перебор, низкий дым сигарет,
разговоры, и шахматы, надписи "Странник",
губы - в дождь - по ночам, голос: кофе согрет -

снился лес? или в окна? И кроны в скрипучем
провороте мачтовом цитатой: "дарю" -
увлекали и нас, одинаково скрученных,
в кубрик, в нижнее, в странствием пахнущий трюм..

Только где-то кричат - это чаячьи свадьбы,
ветер, соль на лице - хочешь? жизнь как корабль:
ты мечтала. Я знал.И готовил нам палубу: 
Леера - не тянул.
А кругам - не бывать.




Глобус. Предметное

В забаве пальцев кружевной,
в географических изысках
раскручиваю шар земной.
масштаб ладонный - 
это близко:

Давай - как будто нет - людей,
мы двое.  Только небо  - с нами.   
Устройся -  на ладони, здесь..
давай с тобой - материками?..

ты хочешь, чтобы я предметно
мазками четкими - дарил?
я расскажу твои приметы,
мы оба - кисточкины дети,
закрой озёрные - замри..

Желта и бархатна, как плёс,
чтоб впитывать - по сантиметру -
вдыхая запах, ты ведь - лето?
Летаешь? ласкою волос?.
а спросишь - точечки и точки? 
И буковки, и нить фигурок ? -
Я с детства к родинкам охочий:
надписывал.  Литературен.

А здесь - (хватило б птицам клича!)
взбираюсь - пальцы онемели:
кусочек, он чуть-чуть коричнев,
а выше - ох! - коричневее..

И -  талия, как перехват 
дыхания, а дальше - в щедрость:
Пульс. Влага. Недра. Виноград.
Лук, амазонка, вод вращенье..-

Мы так близки! И в этой близи,
охвачены - одним над нами..
Охочи к изученью физик,
Охочи к миросоздаванью





Близнецы

Не Бах, но золотая рыбка 
музЫки, мучающей нервы ,
бравада загадать с улыбкой
и оказаться вновь не первым,

вмешаться в сон летящих тЕней,
вне времени раскинув руки -
и ощутить себя в разлуке 
с целующим себя же в темя,

и ветер - гувернёр, молитвой
ложащийся под грудь у полёту..
- Всё - ты один. Бравада бритвы - 
свой отзвук вынуть из пелёнок.





Тополиный пух. Близнецовое

Перестарался с яростью июнь,
горазд на белое - он засыпает пеплом
мой город-рот,
и шевеленьем дюн
передвигает времена и склепы

Припадки - паводком и не  раскрыть дверей
ни ночи нет ни солнечности рядом
и далеко лицо -
доверчивый елей
Брюлловым освещенных виноградин..

а город в панике: Торопятся спешат
и в атомном полураспаде - связи..
под лепестками роз 
сквозь белое дыша
нам вспомнятся удушливые казни..

Смех переростка с ласковых небес
швыряет спички к пуховой постели
Костяшки домино 
наваливают вес:
лег геркуланум, сыплются помпеи

А вой волчицы - нам колокола
а мы в чистилище .. и до сих пор воюем
оставим же.. рождаться нам в июне 
и строить город - 
хоть и на холмах.





улитка

хорошо так что ночь эта белая
никуда никуда не спешит
теплым ножичком к горлышку бегая
точит белые карандаши

и обводит с упрятанной радостью:
(дышит озеро жжется костер)
что возможно - об губы пораниться
что и влага - и мы прорастем

что не зря отказались от рая
(молоко это? воздух ли? пар?)
что земля от коленей сырая
и улитка так явно слепа

когда будто в огромной купели
(окунуться - и стать небольшим)
рисовальщица ночь эта белая
плавит белые карандаши





кукушка

Вечерок петербургский, качаясь, стоит,
опираясь на дерево, потому что ласковый,
переминается, тянет слова - пьянчужка.
Говорить бы и с ним, да в кармане врача не спит
мне заповеданная, моя именная кукушка,
и угрожающе низко волосы стригут ласточки -

так что листьям - слетать. А какая луна!
Вероятно, к дождю. Вероятно, приятно
подгулявшим волчонком лететь до опушки,
сучья с треском ломая - так манит она,
с этим мятным дыханием, жадным, распахнутым, спрятанным -
кукушонок, подкидыш родной.. Я ращу ее, бес, мне не скучно.




к ночи к дому

Маслянистая в августе темень.
Понемногу желтеет листва.
В узкой вязке, сквозь веток сплетенье
вся луна - золотая блесна

сквозь вихры, по волнам, между рытвин
тащит, тянет, течёт и ведет,
как по влаге иссохшихся рыбок
поит с губки нежданной водой,

за плечо держит сладко как брата,
далеко и не страшно идти,
шевельнулась трава как собака,
кто-то тронул рукой и притих.

Осень - лавочка. Путь к ней недолог.
Да уж полон сердец теремок.
Гонит спицы упрямый биолог,
мнит, что дома тревожно трюмо,

а вон тот морячок в бескозырке
никуда никуда не спешит
ленты-ленточки, запах косынки -
размечтались по небу - клеши:

утки - в кубики. вздрогнули стрелки.
птицы - к югу. зачем им кричать?
вот и дом. вот и там. вот и терем.
распахнулась. не нужно ключа. 





про двери. тетрадь в клеточку

Бывает что бумажный август
так долго длится, что про осень
не спрашивай: тебе я нравлюсь?
Не надо. Не спеши: не спрошен -
предупрежден. Нет, не бывает
смертей, усталости деревьев.
Не закрывай. Не открываю:
бумагу - дерево - и двери.

А если время остановим
а если до зимы дотянем
на самолетике сверхновом -
я выдумал, тебе - детали:
Зима. И синий газ на кухне.
Стена. Ружье. И гвоздь блестящий
(он так трещит!). а мы лишь курим:
сейчас - всамделишное счастье

скользит ленивым сизым дымом
между цветов кофейных чашек
усталых глаз. гладит затылок.
глядит в затылок - чаще чаще..
чтоб лечь в постель с болезнью нотной
(как нож дрожит! как ножик вжикнет!)
я рядом вытянусь - блокнотом
тобой охвачен как пружинкой -

там разожмет тогдашний август
картинку в снах о чем-то большем:
где все еще деревья радовались
что нет дверей что я не спрошен





Журавлик. 2. Простуда

Вновь некстати - почти позабытой простудой
объявилась напомнить - ох и маета! -
как это вдруг - языком осторожно, прилюдно
стесняясь - дотрагиваться до уголка рта.

А ведь набухали предчувствием плечи
губ, вышаривающих неба плащ:
неужто вернётся выклёвывать печень
мой журавлик, мой долгожданный палач?

Сберегла ли умение высекать огонь,
биться камнями, подстелив соломки?
наблюдать, как горло швыряет в гон,
а лопатки кривятся в безудержной ломке?

Кроме крыльев - кто есть на кромке ночи?
солью жгу, вытравливаю зарево губ
(невозможно сдержаться), да в самом углу
ждет касаний припухший преступный комочек.





еще Гурзуф

плесните же юга и юга и ночи покуда не поздно
и развяжем шнурки и шнурки, слышишь как пацаненок бежит
заломив-запрокинув, ступеньки, и валятся звезды и звезды
в темный сад за спиной плюхается инжир,

отозвалось: волна и волна, будто пьяная прядка, и стрёкот
стрекот - это взаимно - цикады, цитаты и вздох -
так лишь море рифмует, под шляпой угадывать строки:
самолетик устал, летчик - путник, давно не ездок

(за горой проживут поезда здесь не знают а мы и не скажем
что так глупо - по рельсам: здесь роют дорожки стрижи,
здесь ни сроков ни рейсов, лишь пятки измазаны в саже
у мальчишки - нет, он не рисует - он к розе-беглянке спешит)

только море в простуде, инжир, и молочные плечи,
плечи - очень взаимно, нам ли не знать про шипы,
а внизу - нам бежать - лепестки обрывает и плещет,
из-под шляпы вдогонку оно лишь шипит и сипит





кормить

тополята во дворе
пахнут белыми цветами,
мы попали в длинный тамбур,
мы очнемся в январе:

хризантемка на двоих
(на троих. прости, родная!)
лепестки - лишь надави,
лишь губами - и раздавишь

разбегающихся венок
золото - ручей - печаль
не до неба - до плеча,
до плеча, где откровенно

лямка скинута -
и вот
чуть пониже -
шарик вёрткий:
губы - облака - лебёдки,
небо гнёт вовне живот..

нам ли быть как те как те?
и деревья ветки тянут
медленно,
и вверх взлетают
к щедро гнутой наготе





Круп

Нева там торопится. Вдоль - течет.
Льдины спинами трутся - сменно, вахтово.
Нева торосится. Я вот о чем:
мы гуляем с тобою бульваром Новаторов.

Он - широкий, неспешный, глубокий, схож
с живым, шевелящимся, глупым, бережным:
Поворачивает. Состоит из кож.
Мы катаемся рядом от берега к берегу,

где столбы, объявления, плеск стихов,
воробьи, где-то чайки, гвалт, и невидаль:
языками так здорово рвать восторг
рифмовать и толкаться об рифмы! кто мне бы дал

рисовать, как рисует по руслу русл
самолетик - и долгою нитью держится
на весеннем и синем (жаль, не берусь
пересказывать сок в набухающем деревце):

Каблуки. И коляски. И почек пот
чуть левее - правее - под сердцем греется.
Все дрожит и качается. Всё - течёт.
Скоро море. Прядает. Несёт. Шевелится.
 




Песенка о маляре беспечном

Клен
смущается светло,
чуть
сентябрь облетает,
красный
цвет силки расставил,
паутинку вьет тепло

на губах
зарею красных
от небесных чар -
замрешь:
на губах - святая ложь
бабье лето праздник

разными
глазами льнет
сентябрем
морочит хрупкость
золотое еще утром
темным вдруг 
огнем дохнет..

Но, куда бы ни ушло
кочевавшее 
так близко -
клен
смущается теплом
кем-то выкрашенных листьев




Икарово

Улицы - светятся. Скоро придут  зонты.
Великолепное солнце раскрасит крыши.
Улыбнётся, вздрагивая кофточками, сатин,
а я пока воском скрепляю крылья.

Толща воздуха желтеет наивным теплом,
а пальто параллельны земле и хитиново - хрупки.
Ну, а я  полирую хрящи, вслушиваясь в Потом:
как же изнылись плечи мои по хрусту!-

..Подоконник. И створки распахнуты в День
ветра, и соли морской, вровень - по грудь -  сосен,
когда прошлое - оземь, зачем мне теперь тень? -
Распростав, разметнувшись - рванусь к своему Солнцу.





К Эльзе

Отпит глоток топленой летней лени.
Тепло. Темно. Негромкий нижний свет
от лампы на столе ласкает мягкий плед,
клубки, вязание, подогнутость коленей.

Что говорить? о чем? запястий переплет -
и все что движется.. Застыли ночь, орешник,
лицо в тени, жасмин..
           и к спицам снова льнет
уже израненный, весь в маленьких порезах,

наш глупый воздух..
                  шерстью трётся шерсть,
кузнечик - спицы - разминающий предплечья,
взбивает молнийки.. Такое время - лечит.
Щекочут губы: 
             три, четыре, шесть..

Ах, Андерсен! Твоя зажмуренность красива,
как поцелуй, принцесса, пальцев говорок..
Зачем загадывать: пинетки? свитерок?
свяжи мне вновь рубашку из крапивы.





Карелия. Начало координат

Запомнившийся дождик
и причесанные набок деревца,

и звёзды струйками, 
        озвучивая местность,
копируя рельефы губ,
апрель - сквозь ситечко - мой капельмейстер
процедит в блёстки на снегу.

весна, конечно же,
        наделена часами,
подведу вьющуюся ось
к дачке, где душу вдыхает пламя
в нескончаемый запах волос.

Здесь оживали. 
        Здесь, у глаз любимой,
картина мира начала отсчет,
где солнцу можно лампой Аладдина
тереться о лекала щек.





Тинни. 13. джаз

ты не выдержа
ллла
силуэта ее поцелуя
в золотистом пла
тке
задохнулась февральским зима
не губи не воюй 
там где звонкий вращается ключик
крутятся нити созвездий шелковый путь караван

пахнет рубашка твоей
кожей надёванной кожей
ты не выдержа
ллла
в ней зеленое будет листвой
расцветать дорожить и смеяться 
и ложиться и плакать - качели
ветка - качели лечить мягко качаться гулять

спи так лежат в животе
(ты не вы-) ты свернулась калачик
рыбки внутри (- держа
ллла)
рыбкам молчать и всё знать
спички молчания знать
нянчить тревожить и значить
юная девочка Тинни плавны ее плавники

джа ты бессме-
о джалла!
о великая нежная кожа!
спинами рядом прилечь
временем биться об лед
джа это джаллики да
не гостить мы сюда не гостиниц
ласкова наша игра
джа 
дадада
лалала





про двери - 2. глаголы

набекрень - обниматься, долой всех икот
обороты-оглядки, жизнь так прижимиста!
омывай - ты умеешь - я белый блокнот
подставляюсь под дождь: руки-ноги-пружинки

если хочешь - я август вспорю поперек
чтоб во всю ширь только сосны карелевы
перепеть свою жизнь перья перепелок
симбиоз одночасье я дую я грею

хочешь я лягу - седая земля
чтобы навзничь заваливаться - качаясь
в небе стволами малюя - "ты-я"
в горле гоняя горланящих чаек

морем густым твоему кораблю
парусом цепким под влагу сырую
тканью всей хлопая ветру - люблю
во все легкие - ветер, во всё - поцелуи

и ковшом и ведром и бескрайней водой,
а травой у воды? а колодцем меж травами? -
ухни во весь глоток: я тобою ведом,
я тобою рисуем - с закрытыми - правыми

потому что с такой ошибаться нельзя
потому что дождями а вышло что реками
не стесняйся вожмись мы родные "дать-взять"
нам кузнечик глаголы про августы тренькает




Последний белый

Трудно умирать в мае.
Земля только раскрыла поры.
Зелёный, любимый, повсюду ломает
последний белый. 
Скоро.

Окошко всё реже раскрывают.
То блеснёт оно, то намокнет.
Синий, любимый, до самой кровати
добегает во снах.
Немного.

Не кукушки - всё чаще халаты
обещают.. Давно уже мама..
Рыжий, любимый, не ходит  погладить.
Мало.

Жизнь хорошая там, прямая.
Как шатает! Сколько успел бы!
Трудно умирать в мае.
Трудно полюбить белый.





майский чай

не думай о худом: я осторожен,
мне без тебя.. мне запросто - без сна,
давай придумаем, что ты.. и что весна
уже навязывает нам свои сережки:

трясет, расхваливает, тормошит,
базарно щелкает, и взмахивают косы..
а за окном меняют цвет березы,
и ты - потянешься  и скажешь не спеши

что скоро будет липовейший чай
и так же клейки губы и пахучи
и столь же медленны, как набухают тучи
и дразнят мякотью лишь в мае по ночам

а жизнь - полощется, как за окном белье 
соседкино, схватившись за веревку,
мы пьем из синего, мы вместе, мы вдвоем,
а горизонт - обрез, каемка, бровка -

не страшен, не страшны, ненужны, бесполезны:
мы замедляем время по ночам
и раним - ранимся, и от березовых порезов
пьем синее - обманный майский чай





Оле чтобы не болела

Сорвать футляр - и тыщи вёрст, и выше -
к тебе - занемогшей недужной нерадостной..
помнишь скучный Эдем? - я и там двери вышиб..
хочешь, буду - твоим градусником (?!)

выпивать жар из тоненькой кожи подмышек,
(помнишь глаза мои? ) - вытянуться вровень
серым, прислушиваться : как дышишь? -
дышать. Уравняться. Меняться кровью.

Извести ладонь до состояния марли,
(чья ж поцелуем на ночь кормит твой лоб тень?)
снять сокровенное, дурь.. я привык, я  впитаю, маленькая..
 волк. Тыщи лет одиночества. Оборотень.

..как мы удумали: болезнь, и смерть, и выше!!
Побыть бы нам..
         Омыться.. не стесняться..
Да тоской по тебе я на небе вышит,
Звоном вкован - и не оторваться..




Фома

В хрустальных венчиках, в хрустальных вЕнках - просто 
остановиться, лучше стать как все,
а не взлетать, как будто бы апостол,
бегущий по разбуженной росе 

(куда как ласково ей, ох как справедливо
валиться наискось под топчущей стопой,
и разрываться - пополамной сливой,
визжать порезом пред перстами: стой!,

не угоди в чудовищную мякоть,
не там, не ранить, не судьба, не жизнь:
так слишком просто было бы - поплакать,
вонзать в существование ножи),

а перед тем 
над ним кружила птица
нет, не клюющая - зовущая как перст,
чтоб, перед тем как на цветы осесть -
в предутреннем остановиться.





Монетка вскинута

Монетка вскинута. Летит, поёт, рисует
бурунчик в воздухе,
  пропарывает жизнь
нарезкой рёбер и лицо с лицом рифмует:
земля - и синь, и дальше - снова ввысь,

сюда нельзя: мы тяжелее неба -
на ножке прыгаешь - какая всё же ты! -
не попадая в брючину мечты,
глотаешь синеву, как сонник, как целебник,

но всякий жребий славен высшей точкой,
когда решать: быть птицей или так.. -
бери орла,
мы бьёмся в зеркала
всей мощью - с лёта, не зовя отточий:
курок как ноготь,
и резьба - взлетать.





Родинка. Предчувствие августа

Ты хочешь, чтоб я рассказал нам про август?
ну слушай рассказ о моем предосеннем
предчувствии августа;
 правя и правясь,
оно через ситечко неба просеет,

сквозь перистость неба, волос и улыбки,
напомнившей щедростью Октавиана - 
и вечность - и ткань, что умеет в облипку
касаться.. где губы как пена как ванна

касаются пульса,
и пульс милосерден,
и я расстилаю джинсовость рубашки
для деток-лопаток, для птиц и предсердий;
я буду огромен,
я буду ребячлив..

сбивать - как в Чапаева, дырочки - звезды,
сгорать, 
обмирая в слоях атмосферы,
загадывать: Тёмен.
         Темно ведь - не поздно?
Темно - это повод - чтоб вспыхнуть до света?..

Деревья и звери - гадать, бесшабашить,
(как это просеешь сквозь горло, истица?)
сбегать по ладони - романом, ромашкой
здесь родинка 
выпала поводом нашим,

и мостиком гнется на выцветшем птица
на лютости рук,
о джинсовость рубашки,
о выцветший зной - предосеннее трётся..
и - губы слагая, вдыхая колодцем:
О август! Так вот где однажды родился!





Ей же. Луне. Элегия

ты сегодня немного устала мой друг
греешь ноги в разлапистом кресле
только свет от лица и неслышимость рук
только вышивка - к крестику крестик

иногда ты нахмуришься - брови слегка:
я курю - этот дым всепогоден
и спешит, облака прогоняя, рука 
извини ты устала сегодня

ты сегодня немного устала мой друг
как притягивающе красиво
губ твоих повторять тихий ход на ветру
губ твоих исцелованно-синих

пьющих воздух и медлящих что-то сказать
не спеши: впереди еще вечность
мы неслышны неслышимы нам голоса
не нужны милый мой человечек

между нами всего-то рука да рука
между нами - всего-то малость
но молчим и молчим мы с тобой до утра
ты сегодня немного устала

а деревья дома звери и корабли
все узоры что выткала ночью
убегут за тобой
так приходит отлив
ну а я агасфер - от луны до земли
позабывший
нужна мне
очень. 





После Всего

После Всего
вытягиваюсь будто на берегу в бесконечном Рядом,
тела словно всё еще в плаваньи, а руки уже потихоньку дышат -
цепляясь в мокрое ртами, разводя до затылка бороздками пряди..
путаясь в радости:
там под затылком
область любви и запах -
(я бы сказал "излишне") бесстыжий.

Горизонт пошатывает:
тяжело выбегать так вот сразу на сушу - явно,
под тяжестью атмосфер дрожит придавленная на холмиках любовью вода,
а когда проводишь по его линии -
валишься будто в воздушную яму,
и руки подташнивает:
хоть сегодня хоть волосы -
остановка - на весу - навсегда..

Так встречались: 
я, бесконечность любви, тяжесть и водоворот под затылком,
бывали:
выброшенными на берег, невозможно нежными , кающимися окаянно -
грохот рта затихал,
а я вслушивался в замирание, и пальцами перебирал стыки
осторожно плещущих рассказов океана




Монрепо

Прощаться с августом затеяло жнивье,
и в желтой свалке 
весь парк играет одиссеевой женой
в пятнашки салки:

жнет, льнет и рвется. Это Монрепо
рань на пределе
прихода радости, и долгого, а под - 
игра на теле:

тащу луну по небу бечевой -
ладони стынут;
губам взобраться б сонной лицевой
и кануть с тыльной -

ладошки - карты - линий - где надрез
колышет ношей..
ты помнишь? помнишь каменность небес
в голышках-ножках?

Сосновость пены, облака у рта,
морЯ шипящих,
слова на Л - как лодки: я картав
дурю шампанским,

находка валунов - чтоб к небу босиком,
черничность колка
тем что кончается.. а море - Монрепо
врачует челкой -

не ураган... 
  Ах, где же твой Канзас,
малышка Элли?
и этот парк прогонит нас , бог даст,
в игру на деле





Кай. Возвращение блудного

Меж указательным и средним
я зажимаю облака
и прохожу сквозь мглу передней,
и к печке тянется рука.

В одной зажат курчавый воздух,
другая вымерзла совсем,
а здесь, в тепле, ершится прозой
букетик желтых хризантем

в углу, у самого окошка,
где, белых глаз вдавив кольцо,
стучит ресничной снежной крошкой
той, прежней, бледное лицо,

и воет ветром вслед, и сбоку
скулит в изогнутой трубе..
как долго я шатался волком!
как я!.. как всё же - по тебе!

Кирпич шершав. Щека поодаль
твоя. как долго я скучал!
"Погрею руки. Непогода.
Погрею. Нет. Мне только чай."

А ты молчишь поверх улыбки.
Вязанье. Кресло. Лампа. Стол.
Тепло распущено улиткой
меж пары розовых кустов,

чтоб, будто уголек из плена
печного дужку очертил,
и вызволив - расправил плечи,
забыл о множествах причин:

про стыд, и треск в печи поленьев,
что руки колет до щетин,-
зарыл лицо во мглу коленей,
ладонь затылком ощутив




Арль. Ночь. Подсолн...

в Арле жара, а после жары Арль
похож на отдающую тепло крышу
я закрываю глаза огромному желтому до утра
говорю ему "ты",  оно отвечает "ты же"
и ухожу в Арль:
кроме полей да цветов я и так никого не вижу
но мне нужно глядеть как губы волнуются дышат
и радость-письмо от Поля: Поль приезжает вчера!

в Арле есть бар, и едкие в баре бра,
я морщусь от резкого - я по-другому слышу,
там я краду у Лотрека там я краду до утра
некрасивую рыжую шлюху она добра
и по тому, как заказывает выпивку
угадываю: великолепно хрипла
а волосы у нее невероятно бесстыжи
и радость-письмо от Поля: Поль приезжает вчера!

в Арле - мавры, так черен лишь в Арле мрак
мы идем по крыше вдвоем ко мне мы идем Арлем
пьяные кипарисы закручивают арлевы вечера
в далекое внизу пятящееся марево
и будто бильярдная одновременно игра
звезды визжат и вертятся будто их ранят
вывинчиваясь шарами от горизонта-края
отматывают обратно время: я хочу чтобы Поль и вчера

мы войдем в дом и дом скажет вдвоём нам "ты"
я усаживаю на табурет шлюху,
у меня не бывает стульев,
у табурета завидные крепкие (как я мечтал бы!) черты
распускаю ей волосы великолепные рыжие
я делюсь с ней радостью с восхитительной этой проституткой
что скоро приедет Поль и скоро вчера наступит
пока с неё с натуры я пишу солнечные цветы
 




Московский вокзал. Ветка

У нижней ветки - хромая судьба:
висит-качается. Вокзал. Ива.
Апрель. Зачем-то гоняют собак.
Она же качается неторопливо,

возводит все краски спиною своей,
спокойно глядится в тепло голубое.
ты приехал в свой город. ты снова не с ней.
вы надломлены полузабытой любовью.

Пробегают под ней золотые дома.
Солнце красится, пахнет как девушка утром.
Город полураздет и бесстыж, задарма
отдаваясь под цокот трамвайных маршрутов.

А она все качается. Скоро и дождь.
А она всё малюет надтреснутым соком:
облака - вытекают. Ты к ней не придешь.
Ты затянут земным. Ты вращаешь высоким.

И атланты, что держат, как зонт, небосвод,
и хозяйка небес - привокзальная ива,
и монисто-трамвай баламутит, зовет:
"поездам - пропадать".
Пропадаю. Счастливо.





Ночь. Кокаин

На черном зеркальце посверкивает пыль,
и острым холодом затягивают, лижут
кристаллики, крупа, лучась во весь свой пыл
предчувствием морозного: вдохни же!..

На белом зеркальце посверкивает пыль,
на грани синего подрагивает воздух,
мы дудочкой следов слова свои торим,
а этот хруст, будто довесок к дозе - 

вдыхать алмазное, разгранкой фонарям
не подражать, а лишь оказывать услугу:
глотать - и ухает - и легкие горят
всем, что дыхательного, забираясь в стужу -

ступать, идти в обнимку меж зеркал
удерживать январь в хрустящих переборках,
чтобы не рухнуло.. а мы с тобой - распорки,
чтоб белый грим на лицах засверкал.





Луна. Черно-белое

Каблучком срубая спящих,
мимо снега, мимо крыш
серой, сизой, настоящей
петербурженкой летишь.

Им - пугаться до прихода,
жаться к изморози труб,
охать, выйдя поутру
в пережеванную воду,

а тебе всю ночь - шататься
в пальцах дымных на балах:
локон, талия и - танцы
до упаду, добела,

чтоб кружились звезды кряду
в блёстках снега золотых,
и свивался кучерявый
воздух-волос в завитки..

ни к чему стараться: газ -
расстояние до кожи,
неуклюжи мы, похожи -
стопы ставящие враз,

только в лунное затменье,
если снежная трава,
если тень, с тобою - тенью,
нас с тобой - не оторвать.





Хибины. 2

позавидуй же, нежная: я не знал, что возможно не громко
 очутиться-вернуться в родном, где встает из-за гор,
 понемногу вживаясь-вдыхаясь и корочку синюю комкая,
 это бешено низкое 
 солнце с плато Куэльчорр, 
 
 так болеть невозможно, ты знаешь, ты крыльями голыми машешь,
 одинокая птица, а ко мне сероглазый цинизм
 прилепился, как серое зрение, а здесь будто в детстве, как мякишем
 снеговым укатался я весь,
 нагишом грандиозным, глазным,
 
 словно ухнул, по грудь - как в тебя, как в сугроб, как кромешно
 ощутить - да, бывал, а не знал, да, вернулся и буду с тех пор
 возвращаясь, вдыхать - позавидуй мне, дальняя, нежная:
 я завидую - нам,
 когда вновь возвращусь из-за гор
 



Хибины. Гулливерово

Зима. Хибины. Ласковое слово,
нащупывая кончик языка,
взбегает горстью елочек-соломин. 
Лежит - плечо.
Плечом лежит - щека.

И в небе - выпукло,
и здесь, как под наркозом,
вдыхается замедленно, на счет:
Лежит. Лежать. Протяжно. Грандиозно.
И молоко по белому течет

так долго, будто сетку чертит, будто
деревья, люди, трассочки-следы -
игрушечно-мелки, 
мелками - лилипуты, 
и Гулливер в снегу - Хибины. Я. И ты

хозяйкой тянешь тюлевый ажур,
запутывая в поцелуях лица
в следах лавин. Я не боюсь, божусь -
чтоб снегу - перестать
не шевелиться





Мельница. Колесо

Водой вращается, колотит колесо,
все равномерное: подъем, потом упадок,
и перемешивает верх и низ - кольцо
ухватывая в горсточки лопаток.

Вода зачерпнута, и воздуха глотнув,
обратно рыбками слетают книзу слёзы,
с другой же стороны, бурунами ко дну
схвативши с неба, нагнетает воздух -

Всё то же,  те же звезды в глубине
увлечены могучими браздами:
Шлепки. И хлопанье. И молотьба ступней
бегущего на месте мирозданья.

А жернова, на скрежет разобрав
зерно между вращающихся терний,
низводят в пыль.. и для своих забав
сдувают с камня,  чтоб осела в небе.

И рыцарь - скачет, латник с острогой,
он мчит, чтоб даль атаковать сильнее,
чтоб высечь искру
хоть одной строкой -
Джульетте, Беатриче, Дульсинее.





Животное по кличке Ласка

Животное по кличке Ласка
пенит ноги мне, и стойло - узко
для крови, для хрипа, поводящего глазом - 
одалиска моя,
  андалузка.

Я пальцы впечатаю в стан твой жаркий, 
юркий, кожаный мой зверёнок,
урожай ускользаний соберу, жатву -
узнавать тебя заново буду,
  снова.

Поцелуев горькую цедру выпью -
путешествую.. Шепотом руки грею:
снова - вровень, и снова становишься высшей -
гейша, горе мое, гетера. 

Мы убавим время. Не вредно - немного
Сбросить маски, забыть про пасти,
и напрасно ты пенишь мне, ласка, ноги:
  на мне губы рисуют ее пальцы. 





Плюс один

От молока до снега - поперек,
от желто-белого до Теребить, до кожи -
переезжаем с бугорка на бугорок:
холмы ощупывать, как карамель. Похоже.

Состав - причаливать. Темно. И впопыхах
дырявой лесенкой спускаясь до перрона,
вдруг захлебнешься в переливах птах
каренинских, и вронских, и вороньих,

что, черной шапочкой транзитной насадив
чужое небо вплоть до горизонта,
пугают чердаком, хлопками позади,
и спицами, и бабушкиным зонтом.

В распахнутом - как в сундуковом - зев:
зовет  междуколесное пространство. 
Оно натянуто. Луна гуляет. Здесь
не шея к шее. Рельсы. Здесь не страшно.

Перебери. Потереби. Прибавь
себе немного. Кровь красна. Курили.
А проводник, немного приобняв,
тебя затащит в адское, Вергилий,

в железный - ехать. К циферкам - скользить.
Финальный посвист всасывает губкой
отвагу указательного: жить
в далеком будущем, гуляя в закоулках

на расписании. По росписи. Ватин
в ушах, во всем, я проигрался всуе:
в Москве сегодня ровно +1,
она забыла, что я существую.





Самолетики. ток

Г.К.
 
 покуда ты складываешь в квадрат
 кусочек листа, и вот так, и вдоль,
 покуда твой ноготь блестящий рад
 пробежать, нагибая, покуда вдох
 
 набираешь, чтобы под клюв вдохнуть
 своего, неизбежного - всё, чем жил -
 будто волосы гладил ей: ты тут - будь,
 а потом и опомнишься: ворошил..
 
 а на крылья-то - как ты любовно плевал!
 как закидывал руку! знать бы, где
 упадешь, а кружилась-то как голова!
 а глядела, глядела - круги по воде..
 
 в это время.. что время! ах, время - дрянь!
 и покуда ты плаваешь в вышине,
 самолетик-бумажка, а воздух дыряв,
 может, ждать-дожидаться ей важней? 
 
 улыбаться: лети, мой певец, пари,
 дерзкий, пробующий, золотой,-
 ты не слышишь, ты свищешь, благодаришь
 восходящий под грудью ток
  




Соринка

Поднимись на цыпочки-
будто взлетаешь-
(соринка в твоем глазу
мешает любить) -
раскинь звенящие руки,
выпусти  цветок лица
навстречу. Влага.

Окуни в меня глаза-
(я привык уже, мокрый:
родился таким, рассказывал )-
выплесни, пусть быстро-быстро ресницы
перескажут свою боль
(ты умеешь, ты знаешь, как это -
смешивать сокровенную влагу).

Не хочешь?- тогда  язык -
магнит для всяких словечек,
мишуры, сора - да, еще для твоих глаз -
пересказывать: ты - взлетаешь,
погружаюсь,  дворник, уже не жалко.

Лети, мой ангел
Разные мы

(зато можно, дозволено приобнять наконец за плечи
раскинувшиеся как чечевица вселенной)





Расстояние

Я - ты, по разным сторонам Невы
стучимся в шар земной. Мосты и крыши.
Я пью, не поднимая головы,
а изнутри качается, колышет

кулак так-так - ушам как грохот судный,
кораблик - вор, и мачта-камертон
смеется над законами сосудов,
что сообщаются, качаясь над бортом.

Что кровли? - чешуя. Оголодавший ветер
рвёт поплавок. Взбираемся - мечты:
всего-то сорок тысяч километров
и рельсы параллельные: я-ты.





падающего листа песенка

листва-листва и карусель-
листва.. а заповедям - сниться
да некогда: лицом в лице
себя томить, топить, топиться -
и в омутовом колесе
не увидать: как все, как все
родные - только бы кружиться
вальсируя на дне границы
меж Там и Здесь,
себя раздев
от яблоневого, вновь крениться
и прокричать!.. - да голос - сел:

так мнутся посредине птицы
в нейтральной райской полосе





Еще Кай. Блудный. 3

Сбежали сизые. Пейзаж уже зарёван
зевками окон про бывавших женщин.
Карнизу холодно не думать о зелёном
поджатой жестью -

вообразить: бежать сквозь часовые -
о, пояса! о боже! промежутки! 
о, низость поезда! о тамбур мой совиный,
железный, жуткий,

несущий вровень заливные чащи
тепла, фонариков - за ядом желтых окон,
качать в ладонях мальчиком, кричащим:
здесь волки! волки! -

И перестать. Здесь тихо спать ложатся.
Остывший суп. Сорочка ей как дымка
с дрожащей пуговкой. И к ней в ладони вжаться
босым затылком





Канатоходцы. Осень

когда - вдруг 
когда руки нежны и крепки 
и ты просишь рядом прилечь - вот так вот - на бок 
вспоминаются листья 
и осень 
голые черенки 
и суицидальный настрой яблок 

когда длим низачем проволочки волос 
и вот так 
и еще 
 холодок по спине: без лонжи 
балансир - на руках 
ветер чтоб оборвалось 
и привычная пропасть отложенная на попозже 

тогда кожей сомкнутся 
и воды реки 
и чешуйчатый шепот: вы умеете играть - в ветер? 
и дрожание ли - 
тоненькие окуньки 
на аэродинамических трубах веток 





Сын пустоты

Белых слов на тебе - не счесть.
Язык мой ложится на твой язык,
Долгий,  вольготно пахнущий морем и женщиной,
Сладость гласных. Пузырятся кусочки слюны.
Влага. Слова рождаются.

Воздух дрожит как в поцелуе -
Это от дождя,
Дождь - сеточка для волос твоих, блёстки,
И вязь белых слов на коже - 
Наши фразы-

(Только не забывай о пустоте! 
Один человек  (теперь он уже стар) вырезал изо всех фотографий фигуру или просто лицо 
своей первой жены. Острые, очень острые ножницы.
Пасть крокодила или хорошо наточенные пальцы. - для лающей тени на стене-)

Наши фразы…
Пляж, развернувшийся как дикая нежность,
Огромный пляж бьет пустым крылом в горизонт,
Как две дольки ореха - наши тела,
А перья его под дождем
Намокли, серые с белым -

(тени на стене -
было похоже на детскую книжку 
с переходящими пустыми глазницами:
страница - сова, страница - кошка,
и все слепы как беспамятство…
она , та женщина , так и осталась - 
Абрисом. Белым профилем на груди.
Сын пустоты.)

Серые с белым,
Путающиеся, кому вперед эта радость -
Дождя или мои пустые пальцы - 
Стихами,

Разгадываешь их буквы 
кожей спины,
И долго гоняют звонкий смех, будто в музыкальном треугольнике,
Горы, горизонт и небо,
Даже море перестаёт реветь 
И оглядывается..

далеко сейчас
кто-то пытается прочесть короткие белые фразы
и недоумевает.
скажи ему (если любишь) секрет:
их раскрывают 
в море и дождь 
губами..





Алконост от Петербурга

не подходит тебе, о тебе, для тебя
быстреньких ритмов поспешность,
даже всадники облачные, лепясь,
ради тебя спешивались,

даже сад, на колесиках неба привстав -
ветреный мой промежуток, -
летний-липовый, ради тебя полоскал
протоки лапками уток,

и киты, колотили хвостами киты,
гнули мосты под ноги,
чтоб перилами-грива и руки-цветы,
вам ведь к морю с Невой по дороге?

и под мякотью тела манил-отступал 
заволакивал в улицы-чаты
всю тебя Петербург,чтоб знакомой тропа
обвивала тебя перчаткой,

а монеток белёсость, что льнет от небес,
не цветами - к ногам, не артистке:
им ведь тоже не хочется жить - без
им бы к тебе воротиться.





Поводыри

Скручивает калачиком 
    как в утробе 
медленно схожу с ума 
мои руки раздирает нежность 
не лгу - 
        это больно 

Они привыкли жить как хищные цветы 
приманивать сказками 
людей дома деревья 
и убивать 
медленно впрыскивая 
все разрушающую ласку 
заражает - 
        это болезнь 

Болезнь - отдавать: 
дикий танец 
нашествие неба 
они беснуются тают снабжают внутренними кровоподтеками 
рифмуют - 
         это резонирующее самоубийство 

Спастись невозможно 
нужно не подходить 
издалека разглядывая 
дергающегося паяца 
сворачивающегося калачиком 
от дремучей утробной звериной 
     в пальцах 
 




Инфинитивы

Сломать меч, задушить перо, закрыть наконец дом,
уйти в сад куда-нибудь - поприслоняться к деревьям,
рядом побыть, рядышком, 
                     думать что думаем об одном 
и том же: обмениваться кольцами - доверие.

Идти вцепившись по-брейгелевски в чужое плечо,
змеиться привязанностью,  
                     выверченную прятать вечность
в знающих даль глазах: я и так уже изобличен -
этот приподнятый створ улыбки - доверчивость.

Побыть инфинитивом, с мягким знаком быть, ни о чем
мечтать шагающим деревом, лицо подставлять: прочел,
лучик-звучок?  в нашей цепочке лучше не быть последним,

чтоб, срываясь с обрыва, взлетая - куда нам еще!
не соврать, расправляясь, быть в тяготеньи - плечом,
шляпы и корни бросая, дом свой, ключи и полезность.






Гоню колоколами облака

Я твержу стихи - пономарь,
я ломаю ритм, не щажу.
И себя мне не страшно ломать:
я тебе еще напишу.

Я не знаю других бус 
(я камней и стекол боюсь) -
ожерельем из мелких букв
тебе горло я обовью.

Муравиный сбежит след
до излучины декольте
и раскажет, как зверски слеп
я, молитвенный  до локтей 

в этом мареве губ и волн, 
что к тебе сгоняю - где свет -
пономарь. голубятник. волк.
Узок мне облаков корсет -

..Сотни голых - до неба - лиц -
я их выпустил.   Рой пичуг
провожаю к тебе. молись.
я тебе еще напишу.





Огниво

Ночь. Ночи черновик. На чёрных простынях
изображение двух запятых, зеркально
разогнутых вовне. Сна - нет. Им - простоять
всю ночь в зароке, в тишине, в опале:

жгут тишина и стыд. Присутствие меча
обезображивает кожу спин желаньем,
(не осуждайте: годы - меч). Сейчас
так обоюдоостры лжи неназыванья..

Я кран недоверну. Я подчеркну капель
за окнами и там - в наёмной кухне -
Всё каплет. Движется. Любви объёмом пухнет
Изображение письма. Да, это почерк тел -

Ночь сводничает. Да. Конечно. Как обычно.
Солдатик чиркает по небу кремешком,
свист капель, бой часов, звезд гаснущие спички -
всё влагой движется, всё падает привычно,
мир за окном летит с раскрытым ртом:
(я запятые обратил в кавычки) ,
и трение звезды о черновик странички..
Лжи - нет. Нет - лет. Тела цитируют Обычай,
и лень загадывать про Там и про Потом.





Придёт

придёт когда мы вместе - настежь
с ладонями  в ознобах кож 
шагнем из теплого  в ненастье
где дрожь  еще раз дрожь  и дождь

где небо валится - путиной
где кровь стучится об виски
где  как бы нас ни колотило
взаимно  ночи  высоки

пока же - лишь зима зимою
рассказывает о зиме
на белых клавишах мы Морзе 
дробим друг другу  а взамен

и вопреки и порознь - небо
застывшей навсегда водой
снабжает медленною негой 
и усыпляет "ты постой.."

Несу в рубахе цвета ветра
к тебе всем сплетням вопреки:
дождями - письма  и наверно
еще раз письма  и стихи

чтобы пришло когда мы рядом
и настежь -
в дождь и нараспах
и лица влажны и нарядны
сообщницами на губах

и я  одетый в серый ветер
и ты - навыпуск - босиком 
и дождь и ты - любовь втроем:
шагнуть в шагаловские дебри
над грибоедовским мостом





письмом из дома

Мутон. И мякоть. Онеметь вовне,
носить, как недоклеенную марку,
раздоры тишины, перебежит во мне 
колодцами меня, протиснется под арку

печаль, печать- перечитать письмо,
лизнет, прощаясь, черепицу кровель
конвертик с воздухом, мой оттиск записной,
чтобы скользнуть по току волчьей крови

к бездумной мякоти - помимо всех оков -
уже освобожден, запечатлен на радость
несомый транспортом беспечных облаков
вчерашний я, и неразборчив адрес,

где доведется выпасть - пусть дождем,
кому дожди, кому - на хлеб молитва,
а дом меня, раскачивая бритвой,
синеет ящиком и позывного ждет.





На белом солнце

На белом солнце и точка - тень
на пальце и родинка - протуберанец
я затеял это чтоб долететь
и тебя поранить

обжечь язычным спалить греть
жаром - за сто пятьдесят миллионов - 
я линий затеял ладонный грех
молниевым ломом

чтоб в перекрестии "минус - плюс"
роняя высоты - хоть анитизарядом -
сравняться миром с твоим Люблю
и - рядом..

на белом солнце дымят дома
пустая ненужная недожжёность
затейливая родинка - 
тюрьма
созрел крыжовник





Ялюблютебяи

Я л ю б л ю  тебя и
не искомкаю горлом
этот звук: я звеню 
временам и пространствам
чтоб взвевалась ты - знаменем
чтоб взвиваться - горном
быть побудкой - и пагубой
пионерски-ясно

на обеих руках
возношу будто флейту
чтоб губами губами (ты знаешь о чём я.
ну прости еще раз.)
чтобы падало лето
в смыки-смычищи лет
будто ласточки черных

охватить бы тебя
спеленать боками
будешь виолончелью?
ох тыы! охх как!!
а смычками гудеть?
а низко как камень
петь и петь о тебе! 
(а ведь радость - полёвка)

петь и петь
и нанизывать небо на песни
биться жаворонком
биться и биться лучом  как
ты бивалась бывало..

и оркестрик - вместе
сочиняем печальную как я девчонку




Грею руки о тепло твоё, или О

грею руки о тепло твоё
грею ноги о тяжесть твою
выкормыш мой - на солёном ветру
мы качались  земля прими мою радость!

девочка - щебечущая птица 
масло в воздухе - густая темень масла
язычки машин - как дрожь коленей
и подслеповатые цветы

Сосна к сосне -
ужимки моря были столь воздушны  
я так люблю цветы  их хоботки
и не люблю гвоздик:
гвоздики - шарики  резиновая краска  
чувства не разгоняются  морем не назовёшь  

Розы. Как хочу  чтоб садовник нагнулся и срезал розы
я заплачУ ему пОтом с губ
 розы глотают воздух - им так недолго жить!
лепестки их как губы лошади  которая уже умирает
как хмель как ласточки как закатившееся море..

травой ласкать  листвой  корой
(ты всё поймёшь  я знаю)
руки греть о тепло твоё
бесконечно - 
о щёки твои
о руки
о плечи  колени - 

сжимать слова  тонуть - так в море роз
мои слова - лишь выползки любви
стихи мои - пустой потомок счастья
(прости мне позу: умирать так трудно) 





Портрет

Соленый пот - перепевать птицу,
неблагодарный - класть краски, будто в саду,
как промолвить: одним ли глотком напиться?
а возможно ль: на край за тобой пойду?

Убога глина для копии глаз любимой,
дико резцом строгать мраморные соски,
масло ничтожно на прямоугольной картине,
и астма у слов, что..

(когда нахожу наконец твои бесконечно длящиеся губы
укладываю втискиваю прячу всё тело свое в язык
чтобы всем чем живу - шумом запахом красками гулом
эхом всего чем живу отпечататься в ямках лозы

когда тело твое обнимаю и душу, глазастую душу твою,
когда всю тебя разом держу на руках - понимаю:
бог упрятал в тебе миллион, миллиард, бесконечность мелодий на Ю,
а сейчас лишь одну на руках я лелею, люблю, принимаю -

как  сказать, как пропеть мне..)

как сказать - ведь слово - всего-то осколок,
слепок застывший, эхо, паучий стежок,
выползок чувства.. О, сколько
я бы ваял тебя, пел, рисовал, если бы мог

охватить тебя всю - завтра, вчера, сегодня,
полёт этот, сад, музыку твою! -

но нет, я шарманкой сердца ворую одну из мелодий,
тру ее рёбрами в бледную мУку подобий
и рифмую слова
только те, что ложатся на Ю.





Перевозчик, Тома Сойера стихи

Гуляет воздух, завтра праздник.
Кривится взбалмошной Невой
весь город.  Остывает красный
термометр солнца спиртовой

так долго, что в тумане сытом,
налившем бликами закат
под лапки уткам - тонет свиток
в бутылке. Биться об заклад

не хочется. Не биться. Прятать
себя. Здесь грандиозен плеск
шлепков колесных, окон праздник,
плывущий мимо нас, вразрез -

миры, танцульки, ветер сиплый,
гудок разодран будто рот,
Нева несет, как Миссисипи,
мой томасойеровый  гроб -

так в похоронность парохода
поверить весело, сыграть,
отставив кисть, сейчас в "плохое",
в "что будет после", этих глаз

запомнить имя.. - Бэкки! волны!
Не бойся. Хочешь гнуться? - гнись.
(как берега коварно голы!
как сладко путать даль и близь!).

Всё понарошку: мы в пещере.
Не бойся. Выход - где закат
бежит, как с негром Геккльберри
бежал в обнимку, наугад,

а эти капли, плески, воздух, 
и трепет родинки у губ.. -
меня зовут. Бегу, бегу.
Бутылка. Свиток. Перевозчик.





Звонок

Почтальон, весь черный, неизвестный, 
рвёт звонком продольный холод вен: 
"Распишитесь. Надлежит. Повестка." 
Мне же нынче не до перемен.

Cлушать, как ворочается пашня, 
гнать стада и вместе с пульсом льдин 
солью спаивать: сегодня не один 
в белом братстве, мудром, черепашьем 

облачном, глядящем вкруговую, 
(в светлом "между" не бывает "срок") 
где лазурь, и глина, и песок, 
ощутить, как я тебя целую - 

пахнет хлебом, вынутым из печки, 
кожа, мнётся языком скворец, 
под ресницами тяжелый шар трепещет, 
шар земной не ведает "скорей", 

и, апрелем доведен до точки, 
сузившись до самого зрачка, 
возводя 
тебя, как верный зодчий, 

я готов раздать себя на почки, 
дай, весна, прошу, еще отсрочку: 
вырви с мясом 
праведность звонка 





Небо и земля. Желто-синее. Молнийное

Был небом  Летал.
Мечтал и нашептывал:
Как хорошо бы тебе - смеяться!
Пока не дожили  до желтого
Пока умеем - не бояться.

Кружила - землей. Облаками штопала:
Как хорошо бы тебе - быть сильным!
Звенела боками.  Звенела золотом.
Мечтала о высоком, синем..

Шерстинки глаз. Законы трения.
Как отдалить нам неизбежное?
Но это май. И трель. А трели я
не мог не рассыпать о нежном:

когда накопится и ёкает
в висках и в пальцах  электричество -
ты, весь измотанный маевками,
заряжен  лирикой, как хищник -

тогда гроза… случается. И бог бы с ней,
да только ты - шальной, кричащий -
маршруты, жизнь, и годы - побоку:
мчишь скорость света по кратчайшей..

а после - листья, листья, шепоты,
переговорчик капель юрких:
"ты.. для тебя..  ах чтобы… чтобы ты" -
и кожа грандиозна в жмурках!

А быть бы небом - грезить космосом,
землею - так мечтать о небе,
да я и в поле желтым  колосом
сумел прогрохотать о ней бы!..

два шепота -  до звона, звона,
и синий с желтым - аж в домашность
всего-то губ -
 и молния   озонова.
Изломы губ - для электричеств наших





Солнечный день. Снег, Тени от деревьев

На белых наволочках - тени.
На белых - маленький уют
таких простых прикосновений
как звук рифмующего "ю",

и мир, вообразивший спальней
себя, и мягкий белый свет
дают простор рельефам пальцев
на снег ложиться и темнеть,

И только горизонта холод 
заставит оглянуться их:
хоть в разных плоскостях мы ходим,
но видим, знаем о других
лишь тени..





Стоячая вода. Со-сны

Как хорошо бы - кануть. Не чадить.
Не спотыкаться. Знать чудное "всё-ведь".
Не напрягать глаза. Не говорить.
Блаженно улыбаться. Строить

себя, как строит светлый бор
армады кораблей, раскачиваясь в небе,
блаженно улыбаясь. До сих пор.
От сих до сих. Ни времени. Не с нею.

Зарыться в пояс золотой сосной.
Блажить, качаться, не уметь, не знаться.
Забыть о сочетании "со мной".
Забыть про "со-"
и хвойно целоваться

с середкой неба. Где гуляет медь.
Мой синий свитер. Мой хмельной и колкий.
Играться кольцами. Наращивать. Черстветь?
Черстветь? - Стряслось бы: пальцы - не иголки,

и в синий свитер, будто в домик, стук:
Тук-тук? Кто там? Кто в домике ночует?
Я - в домике. Входи. Я здесь, внутри. Я чую
подставкой-креслицем твой хруст и ломоту.





Красная стрела для Ugly Elza

В шуршащих листьях
           от Питера до Москвы,
Поддевая расстояния
            носком ботинка,
Лечу стрелой,
              сбрасываю с плеч мосты -
Как соскучился я по тебе! а простыл-то как!

Будто сказку разматываю,
                              гоню клубок
воздуха перед собой -
                       и созвездия - в перья
прыскают - птицами, почва поёт из-под ног -
глотаю стыки,
               грею глаза о деревья..

свист и маета,
              а впереди -
                          тишина:
Мягкая комната. Сердце. Ромбики - рыбки.
Чудо компрессора - много ведь воздуха нам 
потребуется -
 говорить, выглаживать улыбки

Солнце всходит.. ныряет за горизонт,
ягодки-звезды
                - недолгая слабость..
что в коне красного? -
                    время ли, брызги, полет -
туда - к светёлке, к губам Ярославны





Вдруг как-то стало хреновато жить

Вдруг как-то стало хреновато
жить
забить бы всё клочками ваты -
пить
забыть подруг продолговатость -
спать
ты мало ль из петли когда-то
спас?

Свой спад сжимал в кругах распасов
вдруг
кто виноват, что ты распался -
грусть?

Зачем ты взгляд её на небо 
вбил?
Ты сам - летал, ты ползал, не был,
был.

Так выпьем - ею круг очерчен -
вне,
по венам ревность гонит смелый
нерв..

Сценарный вывих - хреноватый
акт,
давай-ка нынче без кровати,
а?





Тинни. 1. Девочка как форточка ноябринка-встречка

девочка как форточка ноябринка-встречка
знает как рифмуются дым-слова-колечки

как легко нанизывать облака рукой
лишь она и знает как это легко

губы тянут воздух - будто прикурить
огонек-конечек взять да подарить

распахнула плечи простынь ноября
запросто полощет: дым-вода-земля

(так не удивляются! так не могут брови
приподнять весь воздух поздний ноябрёвый!..)

огонек-конечек передам к утру
чтоб в глазах скакало 
 а потом умру

и туманом дымным низким над рекой
проведу ладонью мягим молоком

чтоб щекам - касалось
чтобы в ней ожил
все кого любила все кого любил..

пьет синичка форточку солнечная жилка
Тинни Тинни девочка встречка-ноябринка





Лист. Июнь

Блестящим маслом заполняя контур,
все тяжелее солнечная плеть
пощечиной мазка укладывает медь
на лист; все медленнее кисти поступь

кладет пятно прожорливой коросты;
как должен точен быть твой  инструмент,
примешивая зуд к охоте перемен,
равняя паузу с безводностью икоты, -

Природа, мастер, бог, сама себе паломник,
твой яд необходим для блеска оболочки,
твой тигель топит масло все вольней,

но -  вспомни: первый дождь, и буковок обломки,
вот-вот проснется лист, и чует город блёклый,
как мелко ножками в нем тычет акварель. 





Тинни. 2. Ноябрь. Хурма

"в небеса запущу" (Андрей Белый)

это-ноябрь, и это  наверное краешек
ноября. Тянет сыростью. А оранжевая хурма
так и тянет глаза стопкой ядер и ядрышек
так и тянет набить ими неба карман.

Там уныло. И грустно. Мы вместе. Пока еще.
Взвесьте парочку. Бабка сера и хмура.
В ваш мешочек. А впрочем, не надо. Играючись,
полыхнула у Тинни ресниц бахрома

озорством. Ах и пекло! А солнце какое несносное!-
вот где жар-то упрятала!.. А сама
окатив небосводы  обдавши  подбросив,
подтолкнула пальчиком время-гамак,

и - будто бы в мае, и будто бы маленький,
как мягко и ласково с мамой в руке!
а глаза ее - карие! - бархатной мякотью 
расцветают оранжевым на молоке..

Жить бы да жить, и мирами жоглировать,
королек-королевишна - не разжимать,
и косточек карих и гладких - количества
но - круги концентричны. ноябрь. хурма.





Тинни. 3. Гаммельнское. В темный домик дудочки

так приходит радость  движет радость капелька
так щеку морозит  радость - полынь
и уходят девочки  и уходят мальчики
в темный домик дудочки  в дом луны 

осень вслед им ветки - тинни деньги набраны:
листья да синичные  грудки - грусть
и уходят девочки  и уходят мальчики
с кружевом да ружьями  в дом - игру

а у тинни домик  за водой рисованной
за водой плывущей  капелька - щека
и уходят девочки  и уходят мальчики.
дырочка. 
беззвучие.
темнота.
шкаф.





Тинни. 4. Горбун. Имя ножа

пропело кинжала жало
когда луна уходила
не замечал: целовала
девочка-ласка-Тинни

будто цветы расцветали
млечным цвёл позвоночник
где уходя заплетала
поцелуи-крохи в веночек

утром укроет курткой
осторожно мне плечи ветер
чтобы ножу уютно
горбиться незаметно

расцветет рукоять к ночи
раскидает чеканкой звезды
запоёт - заплетёт колокольчик
тиннино имя в звоны

и тысячи-тысячи женщин
целуют мне взглядами спину
и благодарно шепчут
имя ножа Тинни





Прожектор. Мы были в мире говорящих тел. ц. Театр

Мы были в мире говорящих тел, 
где жест - царит, где подданные - жесты, 
где музыка - лишь повод для блаженства 
раскрытых глаз, и рук, и декораций, где 

уже подъем кулис электризует зал, 
прожектора столь сверхъестественно понуры, 
что кадык  цепенеет, зрачок заливает глаза, 
а сердце - чувствуешь? так к страшному прильнуло - 

не оторвать! А там уж занялось 
безудержной лепкой пространство сцены 
и началось узловатых локтей и коленей 
повествование про первородную злость 

и не Иегова ваял, не Гайдн рифмуя
им гениальною указывал строкой
как Авель с Каином у брата нож воруют
в перебивках голенастых трико

(тот щедрый озноб наших лбов бумажных
не бил. я всё придумал, схитрил.
на сцене просто сгустки биомассы
читали  молчаливые стихи)

и ты зачем-то  мелок и распорот
лишь восхищением: как вдохновенна плоть! 
кто золото им дал в сечении пропорций, 
когда и слово-то оставлено "господь"?  
.................... 
О, вдохновение! твой поцелуй божествен! 
твой кровь взрывающий адреналин 
в палитру подольет полифоничность жеста 
слова в стихах теплом раскрасит женщин 
и птичьим гомоном - пюпитры пантомим 

а тот слепец, свой потерявший вектор 
что кружит, памятью прежней томим 
насаживая дни на твой изящный вертел - 
пустые дни! - он ВИДЕЛ, пилигрим, 
твой навсегда сжигающий  прожектор





Высоченные елки по пути в Кингисепп. Волчье

В час пик ночных и островерхих колик, 
в тот, верхушками копий качаемый час, 
в час луны налитой, пьяной и снова знакомой,
когда пальцы в мурашках: ну, вот она - власть 

над травой, над срезаемой в беге травой, 
над пахучестью среза, всяким вокруг колыханьем,
шумом, запахом, гулом… а? разве вы не слыхали? - 
только ноздри разнять и чуть-чуть повести головой:

как проворно, как жадно нагая земля без затей
под тобой, под твоими  глотает толканья, пружинит - 
ты кидаешься вбок, и шарят лопатки - Антей - 
воля воль! Ты напитан. Отринута жизнь

..в твой час пик, на бегу разгибая шар,
геометрию правишь: дорожка к луне прямая,
и её на груди - спиралью, в туннель.. не спеша 
давай же к белому подбежим краю





Горло

          (женщине. она пишет стихи) 

Твои - вместилище разлуки - губы 
толкают крайние припухшие слова 
на преступление: 
       укачивать руки грузом 
и сердце разрывными целовать. 

Горнило клёкота и косяков - горло 
выталкивает, задыхаясь, забытьё 
блаженных слов 
         на легкую дорогу: 
осесть на сладостью набухшее мое 

осиным роем. И оно ходит 
в желейной серой каморке зрачком.. 
Как хорошо в невесомости холить 
соседство подреберных наших оков! 

Соседство тел и спариванье пальцев 
осы и мякоти плода, и холодок 
истомой сдавленное 
         умоляет сдаться, 
когда изогнутый гортанью хоботок 

погрузит губы копьем Пилата, 
когда изнеможена воском свеча.. 
роднит людей не кровь - 
         роднят объятья 
сплетающихся слов - хотя бы на сейчас. 




бумажный кораблик. послание

Сбежало вниз, как с горки ручеек,
тепло, и ветер петушиный южный
скользнул дыханием далеким от нее
ручным зверьком - так, памятуя, "нужен"

легко выписываем вздрогнув после букв
от интонации: тут точка? знак вопроса?
весна - идет? а к морю, к краю бухт
сбежались мать и мачеха и сосны -

всё население зажав в руках платки
из облаков и птицы будто дети
в руках и на руках, чего-то ждут.. ах, эти
минуты, волны, губы, лепестки!

и вот (скажи скорее *крибле-крабле*)
из толщи воздуха, по морю слова "юг"
вплывает он (скажи теперь *люблю*)
бумажный торжествующий кораблик -

и волны выгнулись, и задрожали сосны
от надписи, и рябь, и пальцы - в симбиоз
с телами - здесь на цыпочки - берез -
томятся
к горлу поднимающимся соком





Синее, Карелия 10 лет спустя

Что там, в Карелии, кроме крон,
гоняющих - высоколобы снобы! -
по небу змеев, 
             шевелящих синь
шатаньем шапок, выпавших с времен
чухонских, чеховских, сосновых,
корней ли нам, стволов, основы..?
Чего тебе еще? - Спросил.

Что там, в Карелии, весеннее весла,
стежками рвущего натянутость на пяльцы,
барашки тянутся - и уступают - что ж -
дорожке- будто мокрым пальцем
по мокрой коже, по цепочке кож..
Апрель мой, пастырь, я тобою слаб -
взбивать ребром ладони - вот напасть-то! -
извечно, вечно.. Сколько ж нам ещё?..

Что там, в Карелии, губительнее губ?
о чем еще ты, вспоминая, спросишь,
как будто мы - родители уже - одни..
Расскажешь дочке, раз настала осень -
иголки губ, мхи - губы, вереск губ -
их прелесть читана. Наверно, это просто.
Ты ищешь синий - да, они сини
от умозрительных
сосновейших засосов.





Невстреча

В кафе, где время - пополам,
провинциальном, ближе к Вам,
в кафе, обшитом деревяшкой,
дымятся две кофейных чашки -
теперь мы не бываем там.

В двух рюмках маленький коньяк
насторожённо, мягко, терпко
колышется. По желтым стенкам
свеча раскидывает мрак -

здесь хорошо.
          Две тишины
сидят. Тепло. Белеет скатерть,
и рифма слух пришла б  ласкать им,
но имена запрещены
неназыванием вины.

Свеча беззвучным языком
как будто клювом, будто цапля
кричит о чем-то , и тайком
ей вторит этот милый дом,
невидные роняя капли,
на стенки кофе с коньяком.

Там два молчания - в разделе.
Там время - белым - пополам:
огромной скатертью на теле..
Как быстро листья облетели!
как там тепло! как мы хотели.. -
всё зря: мы не бываем там.





Гурзуф. и маленького принца

Так плесните же юга и юга и ночи покуда не поздно
и развяжем шнурки и шнурки, слышишь как пацаненок бежит
заломив-запрокинув, ступеньки, и валятся звезды и звезды
в темный сад за спиною плюхается инжир,

Отозвалось: волна и волна, будто пьяная прядка, и стрёкот
стрёкот - это взаимно: цикады, цитаты и вздох -
так лишь море рифмует, под шляпой угадывать строки:
самолетик устал, летчик - путник, давно не ездок

(за горой проживут поезда здесь не знают а мы и не скажем
что так глупо - по рельсам: здесь роют дорожки стрижи,
здесь ни сроков ни рейсов, лишь пятки измазаны в саже
у мальчишки - нет, он не рисует - он к розе-беглянке спешит)

только море в простуде, инжир, и молочные плечи,
плечи - очень взаимно, нам ли не знать про шипы,
а внизу - нам бежать - лепестки обрывает и плещет,
из-под шляпы вдогонку оно лишь шипит и сипит





Млечное

А как повыплеснулись на ночь соловьи!
как луг копирует.. ну нет, ты лишь послушай!
кто небо липовым настоем опоил
и рухнуло оно толпой веснушек..

желтеют, маются и пахнут что есть сил,
искрят и дуются, выманивают взгляды -
да горько молочко, я стебель надкусил, 
как пуповину.. пусть летят, я рядом.

..Из мачех - в матери, из падчерицы - в дочь,
щелчки и шарики, гортанные пролёты
окрест - сколь хватит глаз -  повызвездилась ночь.
Лишь яблонька моя - скромна - ведёт работу:
выращивает дождь.





Плацента. Мертворожденный вглянется в небеса

мертворожденный вглянется в небеса
тускло  нехотя - и на вытяжку
чтобы у девушки пуще стала коса
а бабы чистенько вытерлись

а небу-то что? а звезд не счесть
бери ее  надевай-прикалывай
а мертворожденному хочется есть 
пахнуть вжиматься и плакать





а повесь мне рюкзак

                 - художник нам изобразил
                   глубокий обморок сирени (Мандельштам) -

а повесь мне рюкзак
по-за плечи из рук
а повисни -
висючки из рук по бокам

предыдущие ласточки -
выберу
оплеухой
твоим и моим богам

привяжись мне - 
босую себя - 
чтоб гулять
чтоб гулять опираясь в тебя - короли

нам не коротко, некогда:
нам открывать-
будем ли?
были ли?

нарисуй мне оранжево:
ловок твой кий -
как с востока взмывает 
шарик-беда

это зависть:
сирень подзывает кисть
ах веревку бы мне -
я-то
маленький

а потом повяжи мне
 как надо темнеть
как гуляет в тебе темнопало вода

я входил сюда
я приходил сюда
просто лягу -
и мною траве 
прорастать и болеть 
да





И разверзлись Белые ночи. Чистилище. 2. Дождь

и разверзлись все хляби   близоруким  всё стало   намокшим и близким
и хлынуло небо на город  он -  водой  а вода будто небо    везде зеркала
а деревья и люди и звери припав   захлебнувшись  ладонями листьями
онемевшими бьются и бьют  в безъязыкие колокола

ибо спуталось всё:  ты-я-дочь   карандашик штриховка  штриховка
бесконечно коротким и близким - рука    сероглазое спуталось всё
и фонарь  что скворцово нахохлился:   каково-то ему без ночёвки
и дрожит лошадиною мордой:   бесполезен  безглаз  потрясён

а троллейбусы тащат и тянут  небонебушко   небо на штангах
и мотают на шины дорогу  сквозь безлунность   в цветную жизнь
и ладошки к ладоням ложась   приникая шагая вышагивая
вряд ли знают  что дождь-то  пройдет   а бывают лучи как ножи





Мы летали на белом крылатом металле. Про глаза пти

мы летали на белом крылатом металле
мы взбивали - белей не бывает - каракуль
солнце - горело
зимы - оттаивали
материки разъезжались и плакали

оттого что настолько отчаянно птица
пела, и крылья в море ныряли
и длился взмах ее  донный - ресницами 
тысячелетия ахали и обмирали

а влага и влага смыкались - ливнями
в каштаново-карих ее оговорках
небеса обливались насквозь-чернильным
и моря намокали пишущим, черным

чтоб  хлебнув зацепивши на перья-ресницы
записалось-запомнилось долгое царство:
вытянутый зернышком чечевицы
самолетик глАза ее
созерцатель




Песенка лиса

я набит ключами от съемных квартир
и моя квартира теперь не моя
я высверлил дрелью тысячи дыр 
в небесах - чтоб дышалось тебе, и в морях -
чтоб дробилось и плакалось 
чтобы жилось
через дырочки-поры  чтобы везде
где ступаешь -  да хоть и на  треть тяжело 
не бывало
 чтоб баловало в воде

и лучами лепилось ключами жглось
родником  или гейзером - а и вулканом
как обжигает вращаясь ось
земная небесная ли - накалывая
нас
 эту вскинутость глаз и рук
восторженность.. - словно бы новый день
нас купил уже..  и вдруг накаркал -  разлук
одиночество ..
 ну а что же здесь? -

здесь болота легли, и выпи легли,
позабыв петербургову тянутость шей
это небо без дрели мы выпили ли?
прокричались ли к богу бы мы - до ушей?

и хожу, и вскрываю у тысяч уют,
бряцаю связками - где же мой приз:
где привязываются  - и так и живут
ты, и я, и маленький принц





Глагол

Вот так. И выскочило слово
на белый краешек листа..
повсюду дети салят, ловят,
как шнайдера его. Вот так.

Ромашки, астры, хризантемы -
всё пальчиковые цветы 
в игру ввязались про цветенье -
Местоименье. Ваза. Ты.

Болота, гати, тропок повесть,
сады, на небе тьма борозд -
всё, что ведёт.. -
всё ждет, что вскроешь
и пятибуквенность вберешь -

Тогда и чайки грянут в голос,
сорвавшись с берегов Невы -
от Питера до Бологого
и от Москвы до синевы..

и  гриф  гитары в вашем доме
застонет, и внатяг - колки
зажмурят.. с грохотом знакомым
подступят моря  языки..

Ты вспомнишь про июльский ситец
над головой, и кофты спазм -
когда вздохнули - твой  Спаситель,
и в Питере - цветной мой Спас..

Вот так. И выпорхнуло слово
вдруг, заполночь, в родную мглу -
и ты узнала, как рифмован
глагол, которым я живу.

 




Я скатился на дождь.. из ц. Мосты

Я скатился на дождь, а хотел рассказать о театре,
о театре теней, о том, как пульсирует взгляд,
как юбка узка, как сухи вельвета полоски,
я хотел рассказать о глазах, упакованных в гипс.

Нагие ножницы и черный лист бумаги,
на набережной сходка: камни, решетки, шелк,
и воздух ленинградский - лучшая из декораций -
сгрУдились под мостом: вырезывают силуэт,

солнце уселось прямо в бегущий каракуль,
катится стадо, красный прищурен глаз
быстро-быстро лучи - (лиловые замерли, тихо) -
на лицах толкутся, как кончики пальцев слепца.

Ночь накатила, и дрогнули шторки затвора,
тени ворвались, лезвий полоски пошли,
и еженощно клацает нож гильотинный,
профили, шпили роняя, абрисы и кружева

в предрассветный поток. Я забыл о грядущем театре,
заглядедся на слитность, на слепленность милых домов,
как горизонт - через ноготь, как некогда бог, разгибает -
профиль ангела сверху и ангела профиль внизу.