*   *   *

     Мне выпало счастье быть русским поэтом.
     Мне выпала честь прикасаться к победам.

     Мне выпало горе родиться в двадцатом,
     В проклятом году и в столетье проклятом.

     Мне выпало все. И при этом я выпал,
     Как пьяный из фуры в походе великом.

     Как валенок мерзлый валяюсь в кювете.
     Добро на Руси ничего не имети.




     СОРОКОВЫЕ

     Сороковые, роковые,
     Военные и фронтовые,
     Где извещенья похоронные
     И перестуки эшелонные.
     Гудят накатанные рельсы.
     Просторно. Холодно. Высоко.
     И погорельцы, погорельцы
     Кочуют с запада к востоку...
     А это я на полустанке,
     В своей замурзанной ушанке,
     Где звездочка не уставная,
     А вырезанная из банки.
     Да, это я на белом свете,
     Худой, веселый и задорный.
     И у меня табак в кисете,
     И у меня мундштук наборный.
     И я с девчонкой балагурю,
     И больше нужного хромаю.
     И пайку надвое ломаю,
     И все на свете понимаю.
     Как это было! Как совпало  - 
     Война, беда, мечта и юность!
     И это все в меня запало
     И лишь потом во мне очнулось!..
     Сороковые, роковые,
     Свинцовые, пороховые!..
     Война гуляет по России,
     А мы такие молодые!
     


     СТАРИК ДЕРЖАВИН

     Рукоположения в поэты
     Мы не знали. И старик Державин
     Нас не заметил, не благословил...
     В эту пору мы держали
     Оборону под деревней Лодвой.
     На земле холодной и болотной
     С пулеметом я лежал своим.

     Это не для самооправданья:
     Мы в тот день ходили на заданье,
     А потом в блиндаж залезли спать.
     А старик Державин, думая о смерти,
     Ночь не спал и бормотал: "Вот черти,
     Некому и лиру передать!"

     А ему советовали: "Некому?
     Лучше б передали лиру не коему
     Малому способному. А эти,
     Может, все убиты наповал!"
     Но старик Державин воровато
     Руки прятал в рукава халата,
     Только лиру не передавал.

     Он, старик, скучал, пасьянс раскладывал.
     Что-то молча про себя загадывал.
     (Все занятье  -  по его годам.)
     По ночам бродил в своей мурмолочке,
     Замерзал и бормотал: "Нет, сволочи!
     Пусть пылится лучше. Не отдам!"
     Был старик Державин льстец и скаред,
     И в чинах, но разумом велик.
     Знал, что лиры запросто не дарят.
     Вот какой Державин был старик!
     
	  
	  
	  
	  * * *

     Тогда я был наивен,
     Не ведал, в чем есть толк.
     Купите за пять гривен,
     А если надо  -  в долг.

     Тогда я был возвышен,
     Как всадник на коне.
     Не знал, что десять пишем
     И держим два в уме.

     Тогда я был не этим  - 
     Я был совсем другим.
     Не знал, зачем мы светим
     И почему горим.

     Тогда я был прекрасен,
     Бездельник молодой.
     Тогда не падал наземь
     Перед любой бедой.
     

     Л. Ч.

     Полночь под Иван-Купала.
     Фронта дальние костры.
     Очень рано рассветало.
     В хате жили две сестры.

     Младшая была красотка,
     С ней бы было веселей,
     Старшая глядела кротко,
     Оттого была милей.

     Диким клевером и мятой
     Пахнул сонный сеновал.
     На траве, еще не мятой,
     Я ее поцеловал.

     И потом глядел счастливый,
     Как светлели небеса,
     Рядом с этой, некрасивой, - 
     Только губы и глаза.

     Только слово: "До свиданья!" -
     С легкой грустью произнес.
     И короткое рыданье
     С легкой грустью перенес.

     И пошел, куда не зная,
     С автоматом у плеча,
     "Белоруссия родная..."
     Громким голосом крича.



     СРЕДЬ ШУМНОГО БАЛА

     Когда среди шумного бала
     Они повстречались случайно,
     Их встреча, казалось сначала,
     Была не нужна и печальна.

     Он начал с какого-то вздора
     В своем ироническом тоне.
     Но, не поддержав разговора,
     Она уронила ладони.

     И словно какая-то сила
     Возникла. И, как с палимпсеста,
     В чертах ее вдруг проступила
     Его молодая невеста. - 

     Такой, как тогда, на перроне,
     У воинского эшелона,
     И так же платочек в ладони
     Сжимала она обреченно.

     И в нем, как на выцветшем фото,
     Проявленном в свежем растворе,
     Вдруг стало пробрезживать что-то
     Былое в лице и во взоре.

     Вдвоем среди шумного бала
     Ушли они в давние даты.
      -  Беда, -  она тихо сказала, - 
     Но оба мы не виноваты.

     Меж нашей разлукой и встречей
     Война была посередине.
     И несколько тысячелетий
     Невольно нас разъединили.

     Но как же тогда, на вокзале,
     Той осенью после победы, - 
     Вы помните, что мне сказали
     И мне возвратили обеты?

      -  Да, помню, как черной вдовою
     Брела среди пасмурных улиц.
     Я вас отпустила на волю,
     Но вы же ко мне не вернулись...

     Вот так среди шумного бала,
     Где встретились полуседыми,
     Они постигали начало
     Беды, приключившейся с ними.

     Все, может быть, было уместно:
     И празднества спад постепенный,
     И нежные трубы оркестра,
     Игравшего вальс довоенный.
     
     

     * * *

     Дай выстрадать стихотворенье!
     Дай вышагать его! Потом,
     Как потрясенное растенье,
     Я буду шелестеть листом.

     Я только завтра буду мастер,
     И только завтра я пойму,
     Какое привалило счастье
     Глупцу, шуту, бог весть кому  - 

     Большую повесть поколенья
     Шептать, нащупывая звук,
     Шептать, дрожа от изумленья
     И слезы слизывая с губ.




     ПАМЯТЬ Е. Л.


     Я зарастаю памятью,
     Как лесом зарастает пустошь.
     И птицы-память по утрам поют,
     И ветер-память по ночам гудит,
     Деревья-память целый день лепечут.

     И там, в пернатой памяти моей,
     Все сказки начинаются с "однажды".
     И в этом однократность бытия
     И однократность утоленья жажды.

     Но в памяти такая скрыта мощь,
     Что возвращает образы и множит...
     Шумит, не умолкая, память-дождь,
     И память-снег летит и пасть не может.



     ИЗ ДЕТСТВА

     Я  -  маленький, горло в ангине.
     За окнами падает снег.
     И папа поет мне: "Как ныне
     Сбирается вещий Олег..."

     Я слушаю песню и плачу,
     Рыданье в подушке душу,
     И слезы постыдные прячу,
     И дальше, и дальше прошу.
     .
     Осеннею мухой квартира
     Дремотно жужжит за стеной.
     И плачу над бренностью мира
     Я, маленький, глупый, больной.



     ВЫЕЗД

     Помню  -  папа еще молодой.
     Помню выезд, какие-то сборы.
     И извозчик  -  лихой, завитой.
     Конь, пролетка, и кнут, и рессоры.

     А в Москве  -  допотопный трамвай,
     Где прицепом старинная конка.
     А над Екатерининским  -  грай.
     Все впечаталось в память ребенка.

     Помню  -  мама еще молода,
     Улыбается нашим соседям.
     И куда-то мы едем. Куда?
     Ах, куда-то, зачем-то мы едем!

     А Москва высока и светла.
     Суматоха Охотного ряда.
     А потом  -  купола, купола.
     И мы едем, все едем куда-то.

     Звонко цокает кованый конь
     О булыжник в каком-то проезде.
     Куполов угасает огонь,
     Зажигаются свечи созвездий.

     Папа молод. И мать молода.
     Конь горяч. И пролетка крылата.
     И мы едем, незнамо куда, - 
     Все мы едем и едем куда-то.



     ЦЫГАНЕ

     Нас в детстве пугали няни,
     Что уведут цыгане.
     Ах, вы, нянюшки-крали,
     Жаль, что меня не украли.
     Бродил бы с табором лунным
     (Странно-туманно).
     Кони под месяцем юным.
     Запах тимьяна.

     Где вы, мои цыгане,
     Плясуны, конокрады?
     Где вы, мои цыганки,
     Где вы, сердца отрады?

     В поэзии нашей великой
     Есть цыганская нота.
     И звучит эта нота,
     Когда уж жить неохота.

     ("Странно-туманно.
     Расстались нежданно.
     На сердце рана,
     И жизнь нежеланна".)

     Пока луна не погасла.
     На свете будет цыганство:
     Песня, обман, лукавство,
     Скрипка и постоянство.

     Я помню цыгана Игната
     В городе Кишиневе.
     Он мне играл когда-то
     О давней моей любови.

     ("Странно-туманно
     Вечером рано.
     Расстались нежданно,
     И на сердце рана".)

     Узел моей печали,
     Скрипка, стяни потуже...
     Ах, если б нянюшки знали,
     Как спасать наши души!



     ВЕЧЕРОМ

     Мальчик играл в оловянных солдат,
     Девочка куклу качала.
     Этот тысячелетний обряд
     Весь повторялся с начала.

     Девочка спела свое: "Ай-люли!"
     Мальчик заснул героем.
     Ветки качались. По небу шли
     Тучи сомкнутым строем.

     Глаз не смыкая, кукла спала.
     И на ночном привале,
     В кучу сбившись у края стола,
     Стоя солдатики спали.
     


     * * *

     Мне снился сон. И в этом трудном сне
     Отец, босой, стоял передо мною.
     И плакал он. И говорил ко мне:
     "Мой милый сын! Что сделалось с тобою?"

     Он проклинал наш век, войну, судьбу.
     И за меня он требовал расплаты.
     А я смиренно говорил ему:
      -  Отец, они ни в чем не виноваты.

     И видел я. И понимал вдвойне,
     Как буду я стоять перед тобою
     С таким же гневом и с такой же болью...
     Мой милый сын! Увидь меня во сне!..
     



     * * *

     Давай поедем в город,
     Где мы с тобой бывали.
     Года, как чемоданы,
     Оставим на вокзале.

     Года пускай хранятся,
     А нам храниться поздно.
     Нам будет чуть печально,
     Но бодро и морозно.

     Уже дозрела осень
     До синего налива.
     Дым, облако и птица
     Летят неторопливо.

     Ждут снега. Листопады
     Недавно отшуршали.
     Огромно и просторно
     В осеннем полушарье.

     И все, что было зыбко,
     Растрепанно и розно,
     Мороз скрепил слюною,
     Как ласточкины гнезда.

     И вот ноябрь на свете,
     Огромный, просветленный,
     И кажется, что город
     Стоит ненаселенный  - 

     Так много сверху неба,
     Садов и гнезд вороньих,
     Что и не замечаешь
     Людей, как посторонних.

     О, как я поздно понял,
     Зачем я существую!
     Зачем гоняет сердце
     По жилам кровь живую.

     И что порой напрасно
     Давал страстям улечься!..
     И что нельзя беречься,
     И что нельзя беречься...
     



     * * *

     Д.К.

     Кто устоял в сей жизни трудной,
     Тому трубы не страшен судной
     Звук безнадежный и нагой.
     Вся наша жизнь  -  самосожженье,
     Но сладко медленное тленье,
     И страшен жертвенный огонь.
     * * *

     То осень птицы легче
     Опустится на плечи
     Осиновым листом...
     Но это все потом.

     И графика пейзажей,
     Изображенных сажей
     На воздухе пустом...
     Но это все потом.

     А что было вначале?
     Какие-то печали,
     Вошедшие в мой дом..
     Нет! Это все потом!
     



     * * *

     В. Б.

     И ветра вольный горн,
     И речь вечерних волн,
     И месяца свеченье,
     Как только стали в стих,
     Приобрели значенье.
     А так  -  кто ведал их!

     И смутный мой рассказ,
     И весть о нас двоих,
     И верное реченье,
     Как только станут в стих,
     Приобретут значенье.
     А так  -  кто б знал о нас!
     



     * * *

     Выйти из дому при ветре,
     По непогоде выйти.
     Тучи и рощи рассветны
     Перед началом событий.

     Холодно. Вольно. Бесстрашно.
     Ветрено. Холодно. Вольно.
     Льется рассветное брашно.
     Я отстрадал  -  и довольно!

     Выйти из дому при ветре
     И поклониться Отчизне.
     Надо готовиться к смерти
     Так, как готовятся к жизни...
     




     * * *

     3. Г.

     Повтори, воссоздай, возверни
     Жизнь мою, но острей и короче.
     Слей в единую ночь мои ночи
     И в единственный день мои дни.

     День единственный, долгий, единый,
     Ночь одна, что прожить мне дано.
     А под утро отлет лебединый  - 
     Крик один и прощанье одно.
     



     * * *

     Перед тобой стоит туман,
     А позади  -  вода,
     А под тобой сыра земля,
     А над тобой звезда.

     Но в мире ты не одинок,
     Покуда чуешь ты
     Движенье моря и земли,
     Тумана и звезды;

     Покуда знаешь о себе,
     Что ты проводишь дни,
     Как неживое существо:
     Такое, как они.

     А большего не надо знать,
     Ведь прочее  -  обман.
     Поет звезда, летит прибой,
     Земля ушла в туман.
     


     * * *

     Примеряться к вечным временам,
     К бесконечным расстояньям  - 
     Это все безмерно трудно нам,
     Вопреки стараньям.

     Легче, если расстоянье  -  пядь,
     Если мера времени  -  минута.
     Легче жить. Труднее умирать
     Почему-то.
    


     * * *

     ...И тогда узнаешь вдруг,
     Как звучит родное слово.
     Ведь оно не смысл и звук,
     А уток пережитого,
     Колыбельная основа
     Наших радостей и мук.
     


     * * *

     И всех, кого любил,
     Я разлюбить уже не в силах!
     А легкая любовь
     Вдруг тяжелеет
     И опускается на дно.

     И там, на дне души,
     Загустевает, как в погребе зарытое вино.

     Не смей, не смей из глуби доставать
     Все то, что там скопилось и окрепло!
     Пускай хранится глухо, немо, слепо,
     Пускай! А если вырвется из склепа,
     Я предпочел бы не существовать,
     Не быть...
     



     АЛЕНУШКА

     Когда настанет расставаться  - 
     Тогда слетает мишура.
     Аленушка, запомни братца!
     Прощай  -  ни пуха, ни пера!

     Я провожать тебя не выйду,
     Чтоб не вернулась с полпути.
     Аленушка, забудь обиду
     И братца старого прости.

     Твое ль высокое несчастье?
     Моя ль высокая беда?..
     Аленушка, не возвращайся,
     Не возвращайся никогда.
     

	  
    НАЗВАНЬЯ ЗИМ

     У зим бывают имена.
     Одна из них звалась Наталья.
     И было в ней мерцанье, тайна,
     И холод, и голубизна.

     Еленою звалась зима,
     И Марфою, и Катериной.
     И я порою зимней, длинной
     Влюблялся и сходил с ума.

     И были дни, как шерсть и мех,
     Как теплый пух зимы туманной..
     А эту зиму звали Анной,
     Она была прекрасней всех.
     


     * * *

     Была туманная луна,
     И были нежные березы...
     О март-апрель, какие слезы!
     Во сне какие имена!

     Туман весны, туман страстей,
     Рассудка тайные угрозы...
     О март-апрель, какие слезы  - 
     Спросонья, словно у детей!..

     Как корочку, хрустящий след
     Жуют рассветные морозы...
     О март-апрель, какие слезы!
     Названья и причины нет.

     Вдали, за гранью голубой,
     Гудят в тумане тепловозы...
     О март-апрель, какие слезы!
     О чем ты плачешь? Бог с тобой!
     


     * * *

     Пахло соломой в сарае,
     Тело  -  травою и ветром,
     Губы  -  лесной земляникой,
     Волосы  -  яблоней дикой.

     Были на раннем рассвете
     Легкие, свежие грозы.
     Мы просыпались. И снова
     Сном забывались, как дети.

     Утром она убегала,
     Заспанная и босая,
     С крупных ромашек сбивая
     Юбкой раскосые капли.

     Да! Уже было однажды
     Сказано: остановиться!
     Сказано: остановиться!
     Остановиться мгновенью!
     

	  
	  
     "ГРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ"

     Стояли они у картины:
     Саврасов. "Грачи прилетели".
     Там было простое, родное.
     Никак уходить не хотели.

     Случайно разговорились,
     Поскольку случилась причина.
      -  Саврасов. "Грачи прилетели" -
     Хорошая это картина. - 

     Мужчина был плохо одетый.
     Видать, одинокий. Из пьющих.
     Она  -  из не больно красивых
     И личного счастья не ждущих.

     Ее проводил он до дома.
     На улице было морозно.
     Она бы его пригласила,
     Но в комнате хаос, и поздно.

     Он сам напросился к ней в гости
     Во вторник на чашечку чаю.
      -  У нас с вами общие вкусы
     В картинах, как я замечаю...

     Два дня она драила, терла
     Свой угол для скромного пира.
     Пошла, на последние деньги
     Сиреневый тортик купила.

     Под вечер осталось одеться,
     А также открытку повесить  - 
     "Грачи прилетели". Оделась.
     Семь, восемь. И девять. И десять.

     Семь, восемь. И девять. И десять.
     Поглядывала из-за шторки.
     Всплакнула. И полюбовалась
     Коричневой розой на торте.

     Себя она не пожалела.
     А про неудавшийся ужин
     Подумала: "Бедненький тортик,
     Ведь вот никому ты не нужен!.."

     "Наверно, забыл. Или занят.
     Известное дело  -  мужчина..."
     А все же "Грачи прилетели"  - 
     Хорошая очень картина.
     


     * * *

     У меня пред тобою вина.
     И ее не смывает волна.
     Не смывает прошедшего горя
     Благодать полунощного моря.
     У меня пред тобою вина,
     Что осталась на все времена,
     Времена, что белей и короче,
     Чем короткие белые ночи.
     


     * * *

     Тебя мне память возвратила
     Такой, какою ты была,
     Когда "Не любит!" говорила
     И слезы горькие лила.

     О, как мне нужно возвращенье
     Из тех невозвратимых лет,
     Где и отмщенье и прощенье,
     Страстей непроходящий след.

     И лишь сегодня на колени
     Паду. Ведь цену знаю сам
     Своей любви, своей измене.
     Твоей любви, твоим слезам.
     


     * * *

     Когда-нибудь я к вам приеду,
     Когда-нибудь, когда-нибудь,
     Когда почувствую победу,
     Когда открою новый путь.

     Когда-нибудь я вас увижу,
     Когда-нибудь, когда-нибудь,
     И жизнь свою возненавижу,
     И к вам в слезах паду на грудь.

     Когда-нибудь я вас застану
     Растерянную, как всегда.
     Когда-нибудь я с вами кану
     В мои минувшие года.
     


     ПЕСЕНКА БЕЗ СЛОВ

     Хотел бы сказать тебе:
     "Радость моя!"  - 
     Но радость мне не по годам.
     Хотел бы сказать тебе:
     "Сердце мое!"  - 
     Но сердце тебе не отдам.

     Хотел бы сказать тебе:
     "Счастье мое!"  - 
     Но счастьем я не дорожу.
     Раскланяюсь молча
     При встрече с тобой.
     И молча вослед погляжу.
     


     * * *

     А помнишь, ты была тогда
     Беспамятней воды  - 
     На светлой глади ни следа,
     Ни складки, ни черты.

     Мы не останемся нигде
     И канем в глубь веков,
     Как отраженье на воде
     Небес и облаков.
     

     СЛОВА

     Красиво падала листва,
     Красиво плыли пароходы.
     Стояли ясные погоды,
     И праздничные торжества
     Справлял сентябрь первоначальный,
     Задумчивый, но не печальный.

     И понял я, что в мире нет
     Затертых слов или явлений.
     Их существо до самых недр
     Взрывает потрясенный гений.
     И ветер необыкновенней,
     Когда он ветер, а не ветр.

     Люблю обычные слова,
     Как неизведанные страны.
     Они понятны лишь сперва,
     Потом значенья их туманны.
     Их протирают, как стекло,
     И в этом наше ремесло.



    МАСТЕР

     А что такое мастер?
     Тот, кто от всех отличен
     Своею сивой мастью,
     Походкой и обличьем.

     К тому ж он знает точно,
     Что прочно, что непрочно,
     И все ему подвластно  - 
     Огонь, металл и почва.

     Суббота, воскресенье  - 
     Другим лафа и отдых,
     Копаются с весельем
     В садах и огородах.

     А он калечит лапы
     И травит горло ядом
     С миниатюрным адом
     Своей паяльной лампы.

     Когда заря над морем
     Зажжется, словно танкер,
     Он с мастером таким же
     Готов бы выпить шкалик.

     Но мастеров немного
     Ему под стать придется.
     И если не найдется,
     Он выпьет с кем придется.

     Не верь его веселью,
     Ведь мастера лукавы
     И своему изделью
     Желают вечной славы,

     А не похвал в застолье
     Под винными парами.
     Зачем? Ведь он же мастер,
     И смерть не за горами.



    ДРУГУ-СТИХОТВОРЦУ

    Ю. Л.

     Все, братец, мельтешим, все ищем в "Литгазете"
     Не то чтоб похвалы, а все ж и похвалы!
     Но исподволь уже отцами стали дети,
     И юный внук стихи строчит из-под полы.

     Их надобно признать. И надо потесниться.
     Пора умерить пыл и прикусить язык.
     Пускай лукавый лавр примерит ученица
     И, дурней веселя, гарцует ученик.

     Забудь, что знаешь все! Иному поколенью
     Дано себя познать и тратить свой запал.
     А мы уже прошли сквозь белое каленье,
     Теперь пора остыть и обрести закал.

     Довольно нам ходить отсюда и досюда!
     А сбиться! А прервать на полуслове речь!
     Лениться. Но зато пусть хватит нам досуга,
     Чтоб сильных пожалеть, а слабых уберечь.

     Теперь пора узнать о тучах и озерах,
     О рощах, где полно тяжеловесных крон,
     А также о душе, что чует вещий шорох,
     И ветер для нее  -  дыхание времен.

     Теперь пора узнать про облака и тучи,
     Про их могучий лет неведомо куда,
     Знать, что не спит душа, ночного зверя чутче,
     В заботах своего бессонного труда.

     А что есть труд души, мой милый стихотворец?
     Не легковесный пар и не бесплотный дым.
     Я бы сравнил его с работою затворниц,
     Которым суждено не покидать твердынь.

     Зато, когда в садах слетает лист кленовый,
     Чей светлый силуэт похож; на древний храм,
     В тумане различим волненье жизни новой,
     Движенье кораблей, перемещенье хмар.

     И ночью, обратись лицом к звездам вселенной,
     Без страха пустоту увидим над собой,
     Где, заполняя слух бессонницы блаженной,
     Шумит, шумит, шумит, шумит морской прибой.




    ДОМ-МУЗЕЙ
    

     Потомков ропот восхищенный,
     Блаженной славы Парфенон...
     Из старого поэта
     ...производит глубокое...
     Из книги отзывов

     Заходите, пожалуйста. Это
     Стол поэта. Кушетка поэта.
     Книжный шкаф. Умывальник. Кровать.
     Это штора  -  окно прикрывать.
     Вот любимое кресло. Покойный
     Был ценителем жизни спокойной.

     Это вот безымянный портрет.
     Здесь поэту четырнадцать лет.
     Почему-то он сделан брюнетом.
     (Все ученые спорят об этом.)
     Вот позднейший портрет  -  удалой,
     Он писал тогда оду "Долой"
     И был сослан за это в Калугу.
     Вот сюртук его с рваной полой  - 
     След дуэли. Пейзаж "Под скалой".
     Вот начало "Послания к другу",
     Вот письмо: "Припадаю к стопам..."
     Вот ответ: "Разрешаю вернуться..."
     Вот поэта любимое блюдце,
     А вот это любимый стакан.

     Завитушки и пробы пера.
     Варианты поэмы "Ура!"
     И гравюра "Врученье медали".
     Повидали? Отправимся дале.

     Годы странствий. Венеция. Рим.
     Дневники. Замечанья. Тетрадки.
     Вот блестящий ответ на нападки
     И статья "Почему мы дурим".
     Вы устали? Уж скоро конец.
     Вот поэта лавровый венец  - 
     Им он был удостоен в Тулузе.
     Этот выцветший дагерротип  - 
     Лысый, старенький, в бархатной блузе-
     Был последним. Потом он погиб.

     Здесь он умер. На том канапе.
     Перед тем произнес изреченье
     Непонятное: "Хочется пе..."
     То ли песен? А то ли печенья?
     Кто узнает, чего он хотел,
     Этот старый поэт перед гробом!

     Смерть поэта  -  последний раздел.
     Не толпитесь перед гардеробом...
     


     * * *

     Вот и все. Смежили очи гении.
     И когда померкли небеса,
     Словно в опустевшем помещении
     Стали слышны наши голоса.

     Тянем, тянем слово залежалое,
     Говорим и вяло и темно.
     Как нас чествуют и как нас жалуют!
     Нету их. И все разрешено.
     



    СТАНСЫ
    
     Начнем с подражанья. И это
     Неплохо, когда образец  - 
     Судьба коренного поэта,
     Приявшего славный венец.

     Терновый, а может, лавровый  - 
     Не в этом, пожалуй что, суть.
     Пойдем за старухой суровой,
     Открывшей торжественный путь.

     И, сами почти уже старцы,
     За нею на путь становясь,
     Напишем суровые стансы
     Совсем безо всяких прикрас.

     В тех стансах, где каждое слово
     Для нас замесила она,
     Не надо хорошего слога
     И рифма пусть будет бедна.

     Зато не с налету, не сдуру,
     Не с маху и не на фу-фу,
     А трижды сквозь душу и шкуру
     Протаскивать будем строфу.

     Великая дань подражанью!
     Нужна путеводная нить!
     Но можно ли горла дрожанье
     И силу ума сочинить?

     И как по чужому каркасу
     Свое устроенье обжать?
     И можно ли смертному часу
     И вечной любви подражать?

     Начнем с подражанья. Ведь позже
     Придется узнать все равно,
     На что мы похожи и гожи
     И что нам от бога дано.
     



     ДУЭТ ДЛЯ СКРИПКИ И АЛЬТА

    М. П.

     Моцарт в легком опьяненье
     Шел домой.
     Было дивное волненье,
     День шальной.

     И глядел веселым оком
     На людей
     Композитор Моцарт Вольфганг-
     Амадей.

     Вкруг него был листьев липы
     Легкий звон.
     "Тара-тара, тили-тили", - 
     Думал он.

     Да! Компания, напитки,
     Суета.
     Но зато дуэт для скрипки
     И альта!

     Пусть берут его искусство
     Задарма.
     Сколько требуется чувства
     И ума!

     Композитор Моцарт Вольфганг,
     Он горазд, - 
     Сколько требуется, столько
     И отдаст.

     Ох, и будет Амадею
     Дома влет.
     И на целую неделю  - 
     Черный лед.

     Ни словечка, ни улыбки.
     Немота.
     Но зато дуэт для скрипки
     И альта.

     Да! Расплачиваться надо
     На миру
     За веселье и отраду
     На пиру,

     За вино и за ошибки  - 
     Дочиста...
     Но зато дуэт для скрипки
     И альта!




     * * *

     В этот час гений садится писать стихи. .
     В этот час сто талантов садятся писать стихи.
     В этот час тыща профессионалов садятся писать стихи.
     В этот час сто тыщ графоманов садятся писать стихи.
     В этот час миллион одиноких девиц садятся писать стихи.
     В этот час десять миллионов влюбленных юнцов садятся писать стихи.

     В результате этого грандиозного мероприятия
     Рождается одно стихотворение.
     Или гений, зачеркнув написанное,
     Отправляется в гости.




     * * *

     Не исповедь, не проповедь,
     Не музыка успеха  - 
     Желание попробовать,
     Как отвечает эхо.

     Как наше настоящее
     Поет морозной ранью
     И как звучит стоящее
     За вековою гранью.