Из еженедельника "Гётеанум", 1931 № 22
Кому выпало счастье иметь какое-либо отношение к Рудольфу Штейнеру, и кто тогда в соответствующем настроем и пытался заниматься духовной наукой этого великого Учителя человечества, того должно было охватывать чувство изумленного благоговения перед неисчерпаемой, подавляющей полнотой этого достояния мудрости. Такое внутреннее душевное настроение не трудно было приобрести в отношении к целому ряду сочинений Рудольфа Штейнера, например, в отношение лекций об Евангелиях, в отношение всего, что было сообщено о Мистерии Голгофы и что несет полную света ясность относительно назначения человека, относительно цели и смысла его земного бытия. Но столь же великая нравственная серьезность, сильное чувство моральной ответственности требуется, когда человек видит себя стоящим перед противообразами истинного и доброго. Познания вечных целей человеческого бытия согревают жизнь чувства теплом и энтузиазмом. Видение действий темных властей и чинящих препятствия сил возбуждает волевые импульсы к действиям, исполненным воли к оказанию помощи. Часто, однако, сообщение об этих вещах действует лишь побуждением праздной потребности в сенсации. Быть может как следствие именно от этого неприятного явления дает знать о себе высокомерный скептицизм, который хотя и не отрицает прямо существования негативных сторон духовной жизни, но все-таки громко и настойчиво призывает не огорчаться их неприятными последствиями, а ставить рядом с этими подлежащими негативной оценке случаями позитивные достижения, как единственное средство против этого. Совет этот бесспорно хорош, но одно не исключает другого. Знание о том, как могут отчасти изживаться такие сообщения, если их не просыпает, отнюдь не могло удержать Рудольфа Штейнера от указания на эти вещи. Но он считает знание, несомое в бодрственном сознании, самой действенной силой против них. Он часто подчеркивает этот факт.
Глубокое основание непременно имеет, если Рудольф Штейнер говорит о древних мексиканских мистериях и их жестких жертвоприношениях; или о том, как после посвящения Чингис-хана одним жрецом, которому удалось связаться с ложным "Великим духом", были освобождены злые силы, продолжающие действовать вплоть до наших дней.
В лекции "Конец света и Воскресение" (3 июня 1921 г.) Рудольф Штейнер говорит о том, что сегодня человек уже не может быть Сыном Земли, ибо "Царства Небесные приблизились, Царствам Земным настал конец". В том, что люди не могут понять этого, заключен трагизм нашего времени. "Ибо если бы первые христиане могли судить о сегодняшнем человеке и его превратном отношении к духовному миру - продолжает Рудольф Штейнер, - то они бы оказали: "На наш взгляд человек, в сущности, взят на Небо, но он столь плох, что не познает этого." Он думает, что на Небе все залито молоком и медом, что там нет злых духов, против которых он должен защищать себя. Первые христиане сказали бы: "прежде эти злые духи были в природных вещах, теперь они освобождены, незримо носятся вокруг; человек должен защищаться от них".
"Это заблуждение людей, что они не ведают о том, что живут в духовном мире, есть то, что вызывает зло по всему свету, и что становится все яснее и яснее: люди становятся как одержимые, они одержимы также злыми силами, которые ведут их без разбора, ибо они совсем уже не говорят так, как говорят, когда выражают то, что заложено в их Я".
Это один из многих иных духовных аспектов, данным духовным исследователем относительно знаков времени (под тяжестью которых человечество должно жить сегодня), чтобы подвести ближе к их пониманию. Ведь это нелегко и часто также совсем невозможно обнаружить соответствующие факты внешней истории для результатов духовного исследования. Ибо много умов усердно и успешно часто трудилось над тем, чтобы изъять из памяти потомства определенные исторические данные, покрыть их покровом забвения. Там же, где возможно такое предъявление доказательств, с потрясающей ясностью выявляется всегда такое совпадение с фактами духовного исследования.
Так и фигура Клингзора, герцога Терра де Лабура, изгоняется в область легенды, сказания. Всемирная история не имеет пространства для него как реальности, хотя во внешнем мире свершений он занял довольно обширное место и благодаря своей деятельности, постоянно изменяющейся в физической действительности, с полным основанием может претендовать на это место.
В лекциях о "Мистериях Востока и христианства" Рудольф Штейнер говорит о врагах Святого Грааля. Он указывает на то, что их влияния простирались в средние века из Южной Калабрии, герцогства Терра де Лабур, через пролив на Сицилию до построенной арабами крепости Калта беллота (Calta bellota) или Калот бобот (Cаlot bebet), а оттуда распространялись на остальную Европу. И он говорит далее, что все злое, что возымело свой исходный пункт оттуда, располагается вокруг одной фигуры, сказочно мерцающей из средневековья, но хорошо известной тому, кто знаком с сущностью мистерий; вокруг личности, которая вполне реально существовала около середины средних веков, вокруг Клингзора, герцога Терра де Лабура. В Сицилии также "еще и сегодня ощутимы злые воздействия Клингзора, который из своего герцогства Терра де Лабур был некогда связан через морской пролив, с теми врагами Грааля, которые осели там в крепости, именуемой в оккультизме и в легенде "Калот бобот". А эта крепость была местом обитания богини по имени Иблио, на что может быть указано, естественно, лишь в смысле некой духовной реальности. Для физической же действительности это место было прибежищем последней нормандской королевы, "той примечательной королевы Сибиллы", как называет ее Рудольф Штейнер, не обосновывая однако конкретнее этого обозначения. Сибилла или Сибиллия, как она именуется также, бежала в 1196 году от гнева императора Генриха VI со своим малолетним сыном Вильгельмом в то обиталище Иблис, в Калот бобот. Эту связь Клингзора, герцога Терра де Лабура, с этой богиней Иблис, Рудольф Штейнер называет наихудшей "среди всех скверных связей, какие бывали в земном развитии между сущностями, в чьих душах были оккультные силы".
Тот, кто будет искать в исторических трудах подтверждение того, что сообщил об этой личности духовный исследователь, не придет ни к какому существенному результату. История сообщает, конечно, о кровавом суде (Blut gucht) императора Генриха, которым он наказал предательницу - княгиню Сицилии. О королеве Сибилле упоминается лишь вкратце как о супруге Танкреда Леккского, последнего нормандского короля; но следы личности с именем Клингзор внешне развеяны ветром.
В 1927 году в Париже появилась маленькая книжечка Мориса Мюттере (Mutterer "La Biene Sibile") "Королева Сибилла". Это как бы результат ряда прекрасных образов того, что может сообщить герой этой истории, аббат Жерар (Abbe Gerard), о своих духовных переживаниях c диковинной королевой Сибиллой. В ободрение словами Рудольфа Штейнера, что эти переживания, относящиеся к Сицилии, Калот бобот и Кастель Марвейль, должны были бы изображаться лишь в образах, воспроизведем здесь, хоть и коротко, историю "Reine Sybile", рассказанную нам Морисом Мюттере.
Это было в 1772 году. После многочисленных тщетных просьб аббат Жерар получил, наконец, от монахов-картезианцев в Мольсхейме (Molchein) разрешение на изучение "Hortas Delitiarum" Von Aorrad von lendspery, аббатиссы монастыря св.Одилии. С богатым материалом тщательна обработанных записей и с 60-ю миниатюрами монахинь, в качестве которых аббатиса жила в монастыре Гогенбург, аббат пришел теперь туда, чтобы в этом месте как наиболее подходящем для этого обдумать все, что он мог узнать. Среди миниатюр, которые он копировал величайшим усердием, среди сестер-послушниц ему особенно бросился в глаза и запал в память один прекрасный портрет. Он имел место рождения, избранной изображенной, как это имело место у других.
Однажды теплым осенним вечером аббат отыскал скамью на одном возвышении, открывавшем прекрасный вид на монастырь и широкую долину перед ним. Он сидел и размышлял обо всем, что в таком изобилии дали ему его занятия в Мольсхейме. И размышляя таким образом он перешел в подобное сновидение состояние, которое не было ни сном, ни бодрствованием. Это продолжалась некоторое время (как долго он не знал), как вдруг звуки монастырского колокола вернули его к себе. Он видел монастырь, освещенный лучами садящегося солнца; глазные врата отворились, длинное шествие монастырских женщин двигалось в направлении к возвышение и исчезло в ближнем лесу. Лишь одна из женщин отстала от шествия, подошла к нему, и когда она, задумчивая и печальная, остановилась перед ним, он набрался смелости и опросил ее, кто она и почему искала его. "Я — Сибилла, - сказала она, - вдова Танкреда, последнего нормандского короля в Сицилии. И я пришла к вам, потому что сильные мысли живых привлекают к себе умерших".
В ответ на его участливую просьбу Сибилла рассказала аббату историю своих страданий. О том, как от мести императора Генриха, который предполагал заговор князей Сицилии против его личности и обрушился на них с пытками и мечом, она вместе со своими детьми бежала к своему брату, Ришару Акеррскому (Richard Acerre), в Калот бобот. Как затем все-таки император Генрих хитростью выманил ее из этой построенной сарацинами над Скиаккасом (Sciaccas) почти неприступной крепости и заключил ее с тремя дочерьми в монастырь Гогенбург в Эльзасе. Сын ее, при котором она после смерти Танкреда была регентшей, был ослеплен и отправлен в замок Гогенэмс в Тироле. Позже она узнала, что юноша умер вследствие жестокого обращения с ним. Через герцога Бриеннского (Von Brienne) она после многолетнего изгнания послала папе прошение о помощи. И через некоторое время, в самом деле, ей было позволено вернуться в Италию, может быть потому, что ее главный враг, император Генрих, неожиданно быстро умер в Сицилии год спустя после ее изгнания. Ее возвращение домой проходило через Францию под защитой герцога Бриеннского, ставшего тем временем ее зятем. Он также собрал войско в Италии, чтобы снова отвоевать ее права в Сицилии. Для этого военного похода был завербован также Франциск Ассизский, молодой, воинственный кавалер. Но уже в Сполетто он повернул назад благодаря внутреннему голосу, сказавшему ему, что его жизненная задача лежит в иной области. Поход на Сицилию оказался неудачным и - так закончила свой рассказ королева - она поняла, что должна отказаться от возвращения на любимую сицилийскую родину и закончить свою жизнь в монастырском уединении.
Рассказ столь живо и сильно воскресил в королеве о счастье и блеске минувших дней, что поток ее предавшейся воспоминанию тоски сообщился и аббату Жерару и переплелся с чувством глубокого сострадания к печальной судьбе царственной женщины. Так хранили они молчание некоторое время. В долине собрались белые массы тумана и покрыли ландшафт. Когда аббат Жерар снова поднял взгляд к королеве, она уже не была той же, что прежде: казалось, что она стала больше, на ней была полу-византийская, полу-арабская одежда нормандской княгини, усеянная драгоценными камнями, и повернувшись к нему, она сказала коротко: "Пойдем - вот Палермо!"
Туман расступился, в ярком сиянии солнца лежало перед ними море. Скала, на которой они стояли, тронулась с места и стала баркой несшей их по воде к городу, поднимавшемуся перед их взглядом на берегу моря. Когда они причалили, солнце уже садилось. Королева торопила - они должны достигнуть Монреаля, королевского замка, прежде, чем настанет ночь. Они шли через райские прекрасные сады, среди которых подобно сокровищам лежали дворцы: сперва Эль-Азиз (El Aziz), на стенах которого можно прочесть надпись, на которую указывает аббату Сибилла и которая гласит: "Это земной рай, открывающийся твоим очам. Здесь царствует царь, который жаждет блеска и славы, и Эль-Азиз имя этого замка". Затем следуют Куба, Фавара, дворцы радости, где некогда жила сама Сибилла. Аббат следует за царицей, опьяненный и смущенный блеском красоты, которую могут впивать его глаза.
Описание этого странствия, даваемое Морисом Мюттере, выглядит так, как если бы Иблис вела бедного смертного через волшебные сады Кастель Марвейля.
Наконец приходят они в Монреаль, они проходят по кафедральному собору; лик Христа Пантократора кажется аббату лихом строгого судьи, ставящего князьям мира сего вопрос об оправданности такого язычески греховного великолепия. Они достигают прилегающего монастыря, и в священном безмолвии, охватившем их здесь, в этих стенах, Сибиллия рассказывает о том, как однажды после ее возвращения в Италию она присутствовала в Риме на проповеди св. Франциска, и как его слова, чья пленительная сила неизгладимо запечатлелась в ней, подняли ее над всем земным горем и земной тяжестью.
Вдруг аббат потерял королеву из виду, испуганный, он бессмысленно идет по длинным, бесконечным ходам и обессилено падает без сознания в соборе перед ликом Христа. Когда он снова приходит в себя, он лежит на земле в лесу св. Одилии, и ужу тут оказывается монастырский садовник со своими помощниками, чтобы положить его на носилки, и наконец, найденного после долгих поисков отнести в монастырь.
После этого происшествия аббат имеет лишь одно единственное желание: отправиться в Италию и снова увидеть там Сибиллу, все существо которой как бы окутано для него магическими чарами и приковало его к себе. Его желание исполняется. Он приезжает в Италию и еще трижды может пережить явление королевы. После того, как после долгих поисков он нашел ее надгробие в Салерно, жизненные силы начинают медленно покидать его. Он возвращается в один монастырь под Салерно после того, как окончил книгу об искусстве средних веков в Сицилии. Медленно угасает пламя его жизни, столь ярко горевшее лишь в честь "примечательной" королевы Сибиллы.
Таково вкратце содержание книги "Королева Сибилла" Мориса Мюттере. Пусть форма, в которой изложена судьба этой королевы, исходит из поэтической интуиции, исторические события, сообщаемые королевой, независимо от личной окраски, все-таки полностью соответствуют фактам.
Маттео Камера в своем двухтомном труде "Memorie storico diplomatiche" об истории южной Италии также сообщает об этих событиях в Сицилии, причем в полном согласии с изложенным выше. Eго сообщение, разумеется лишь гораздо подробнее, больше по объему и несет печать честной объективности. Лишь там, где отсутствует оправдание законности жестокого обращения императора Генриха с непослушными князьями Апулии и Сицилии и особенно юным наследником престола Вильгельмом, прорываются естественно национальные чувства.
Но самое ценное то, что в согласии с сообщениями Рудольфа Штейнера, Маттео Камера может сказать о герцоге Терра де Лабуре, то есть - Клингзоре. В книге Миттере королева упоминает однажды о своем брате, Ришаре Аккерском, как о том, кто вместе с ней и ее детьми попал в плен к императору Генриху. Маттео Камера упоминает Ришера Аккерского как брата Сибилии, правившем в Неаполе и Калабрии и сумевшим объединить под своим водительством все враждебные немецкому императору элементы в Сицилии и южной Италии. Когда затем на них обрушилась расправа Генриха, Сибилла вместе с королевскими сокровищами и ценностями в сопровождении адмирала Маргаритоне и архиепископа Пикколо д'Аньелло бежала к своему брату, герцогу Терра де Лабуру, в Жалта беллота (Калот бабот). Эта крепость, лежащая у руин Агригента и над прибрежным городом Скиакка (Sciacca), считалась неприступной. Она была построена сарацинами, и туда, как опорному пункту в Сицилии, тянулось все то, что после закрытия Юстинианом греческих философских школ имело в Гондишапуре свой центр, излучающий в западном направлении враждебные Граалю силы.
Императору Генриху удалось, как сообщает история, овладеть королевой и ее детьми. Относительно судьбы герцога Терра де Лабура существуют - все из того же источника - две версии: одни утверждают, что завлеченный одним монахом-предателем в западню, он был жестоко убит. Другие же говорят, напротив, что он бежал в Венгрию.
Возможно, что первое было распространено, чтобы воспрепятствовать дальнейшему преследованию князя. Ибо если бы Клингзор не бежал в Венгрию в 1196 г., то тогда бы и 10 лет спустя, т.е. в 1206 году Генрих фон Офтердинген не мог бы воззвать к нему о помощи против Вольфрама Фон Эшенбаха при состязании певцов в Вартбурге. Ру-дольф Штейнер добавляет сюда, что Клингзор, чья связь с силами Иблис в Калто беллота принадлежит к самому скверному, что вообще существует и существовало в оккультизме, перебрался из Венгрии, чтобы своими враждебными Граалю силами и сонмом своих демонов помогать Генриху фон Офтердингену против Вольфрама фон Эшенбаха, певца Парсифаля. Воздействия же, исходившие от врагов Грааля в Сицилии и от демонов Клигзора, которых он привел с собой из Венгрии в Тюрингию, не погасли еще доныне, но свободно царят там, где для них подготовлена почва из человеческого тщеславия, вожделения власти или душевной слепоты. С этой последней точки зрения своевременно было указать на также исторически доказуемые факты как изложенные выше, и дать также краткое изложение содержания книги Мориса Мюттере, поскольку то и другое благодаря особому случаю столь счастливо дополняют друг друга. Здесь следовало бы объяснить, конечно, в смысле Рудольфа Штейнера как "еще не понятную" необходимость".
Тем же менее фигура императора Генриха VI загадочно стоит в центре исторической драмы, означающей конец нормандского владычества в Сицилии. Против этого князя, которого история по праву изображает нам свободомыслящим, образованным и художественно одаренным, поднимаются одновременна неслыханные обвинения по поводу описания того жестокого, грубого, лишенного всякой человечности способа, как он расправился со сперва тайным, затем открытым сопротивлением сицилийских князей против его владыческих прав, этого сопротивления, которое превратилось затем в настоящий заговор против императора Гогенштауфена и которое было затеяно и руководимо герцогом Терра де Лабуром.
Но из всего того, что Рудольф Штейнер сообщает о пагубных влияниях арабизма, излучавшихся из Гондишапура к Калот бобот, и нашедших с Клингзором путь прямо в сердце Германии, в Тюрингию, с определенной принудительной необходимостью вытекает вопрос: знал ли сын Фридриха Барбароссы, знал ли император Генрих в своей душе что-либо об этих темных властях и ужасных силах, нашедших себе приют в Сицилии? И не считал ли он требованием момента вырвать с корнем все, что физически проявилось из этих вещей? Ибо лишь с этой точки зрения можно найти объяснение тому, что проявления своего гнева он распространил не только на одних мятежников, но что он - после того, как герцог Терра не Лабур избежал наказания, посредством бегства почел за необходимое также и его сестру, королеву Сибиллу с ее тремя дочерьми изгнать в далекую северную страну, под монастырский надзор и в одиночество, и что племянника герцога, едва вышедшего из детского возраста наследника престола, он не только заключил под стражу, но и приказал ослепить и оскопить.
У внешнего исторического исследования нет ответа на такие вопросы, потому что источники, от которых к нему могли бы истекать ответы, оно само держит закрытыми. Нам же подобает, быть может, собранный таким образом материал подвергнуть серьезному взвешивающему рассмотрению, из которого тогда в какой-нибудь день как бы "сам собой" явится верный ответ.
