225a. "В Лемурийской расе все души излились из одного единства Божества. Человечество получило от Бога одно имя, которое после окончания отдельного (обособленного) бытия (в середине шестой коренной расы) возможно полным должно быть возвращено назад".266-3, с. 334
     В Лемурийскую эпоху "...горячий пар окутывал всю Землю. Многие металлы, ставшие теперь твердыми, пребывали тогда в парообразном или текучем, как вода, состоянии. Атмосферу из пара пронизывали, наподобие современных воздушных, эфирные течения". Человек тогда имел вид некой птице-рыбы, которая не то парила, не то плавала. Тогда же действием определенных эфирных потоков человек обрел кожу и тем изолировался от окружения. Потом пришло выпрямление, образование кармы, образование легких, гортани, овладение речью. С образованием двухлепесткового лотоса к самочувствию добавилось самосознание. 266 - 1,с.173-174
     В Лемурийскую эпоху человек воспринял из космоса в свое астр. тело Я. Он тогда имел мягкое физ. тело, пронизанное магнитными токами. "Благодаря приближающемуся Я оно как бы вывернулось наизнанку. Началось сумеречное восприятие, возможность всматриваться в эф. тело; а потом органы чувств начали открываться вовне. ... В человеке в ответ на воспринимаемое извне стали возникать удовольствие и неудовольствие: Я воздействовало на астральное тело; железы ... образовали чувства симпатии и антипатии". Потом подступили люциферические духи. "Вожделения воздействовали на нервы, вырабатывали из них внешние органы чувств (воздух, астр. тело). Это воздействовало на эф. тело: оно обретало силу взирать вовне, оно открыло органы чувств вовне. Человек познал, что для него хорошо, а что плохо. Это было в первой трети Атлантической эпохи. Наконец Я овладело физ. телом — в последней трети Атлантической эпохи. Оно постепенно приобрело современный вид".266 - 1, с. 351
     В Лемурийскую эпоху был момент, когда на Земле могла жить всего одна человеческая пара, ..."настолько сильная, что смогла одушевить животные облики, удержаться в них. ... современное человечество произошло от той пра-четы". О них рассказывает Библия. Теми людьми овладел Люцифер. Но часть эф. тела Адама была отделена и вновь сокрыта в духовном мире. "И это эф. тело есть высшее Я, с которым мы вновь должны соединиться и лишь тогда стать целым человеком". Павел говорил о "старом" (ветхом) и "новом" Адаме. Это удержанное в духовных мирах эф. тело Адама получил Иисус Евангелия от Луки.
     "Благодаря этой части эфирного тела высокие ведущие творящие существа удержали человека тех времен от овладения индивидуальным мышлением и речью. Человек хотя и думает, но это вовсе не мышление, которое он индивидуально продуцирует для себя; он лишь берет нечто от божественной материи мышления, которая пронизывает мир. Также и индивидуальной речью не владеет человек; вместо нас высокие духовные существа дают группам людей один общий язык. Собственное мышление, собственный язык люди еще только должны себе завоевать через соединение со своим высшим эф. телом. О том, что в этом эф. теле заложена способность речи, рассказывает легенда, согласно которой младенцу Иисусу не нужно было учиться говорить; после рождения Он сразу заговорил с матерью и она смогла Его понимать".
     Соединившись с физическим телом, эф. тело Адама должно было подчиниться законам числа, размножения. И это размножение эф. тела ждет каждого из нас. Крест с розами и E.D.N. и т.д. 266-1, с. 548-549
     В Лемурийскую эпоху человеческое тело "...имело вид горячего дымного облака. Это было летучее тело, способное в каждый миг принимать другую форму. В раскаленной "печи" Земли жило то человеческое тело. ... В нем были темные включения, указывавшие на сегодняшний скелет. Тело напоминало современный рентгеновский снимок".
     И Атлантида сначала была покрыта огненным туманом. Постепенно человек "стал плотнее, желеобразным".Д.110 с.23-24
     "Человек с середины Лемурийской эпохи изнутри вырабатывает дух ... он все больше становится духом".Д.67/68, с.33
     До середины Лемурийской эпохи "...каждый человек был мыслью Бога. Душа уже прошла развитие через три состояния. Но божественная мысль слилась с душой в середине Лемурийской эпохи в духом одаренную душу". Д.69/70, с.22

374. "Если люди пойдут по пути природы, то в шестой послеатлантической культуре "я" будет действительно выключено ... В пятую эпоху люди должны подняться до "я", но они могут снова его утратить, если не будут искать его внутренним усилием".
     "Как теперь мы можем лишь говорить об эф. теле, а во внешнем мире этому не верят, так в будущем (в 6-й культуре) перестанут верить (те, кто отстанет. — Сост.), что видимые цвета имеют какое-либо объективное значение; их станут приписывать лишь субъективным переживаниям". Все более материализованной, геометризованной, серой будет становиться внешняя природа.166 (5)

47. "Где душа начинает чувствовать в себе Божественное, где она начинает в этом диалоге с самой собой говорить себе "я", говорить с собой так, как извне сказать невозможно, там Божественное Существо начинает свое развитие в душе. Бог возвещает о Себе в человеке. Древнееврейское тайное учение отрицало это, потому говорило о неизреченном Имени Бога, Имени, которое означает: "я есть Я-Есмь". 54 (1)

Десять заповедей Моисея

55. Первая заповедь: "Я есмь то вечно Божественное, что ты в себе переживаешь. Я вывел тебя из земли Египетской, где ты не мог за Мной следовать в себе. С тех пор ты не смеешь других богов ставить выше Меня. Ты не должен признавать высшими богами тех, кто являют тебе какое-либо отображение того, что вверху, на Небе, что действует от Земли или между Небом и Землей. Ты не должен поклоняться всему прочему, что есть божественного в тебе. Ибо Я-есмь вечное в тебе, есть постоянно действующее Божественное. Если ты не признаешь Меня в себе, то Я, как твое Божественное, исчезну из твоих детей, и внуков, и правнуков, и их тела прийдут в запустение. Если ты Меня в себе признаешь, то в тысячах поколений Я буду жить так же, как в тебе, и тела твоего народа будут процветать".
     Здесь дается указание на то, что в отдельном "я" следует распознать прообраз божественного "пра-Я", и что это "я" свободно от следования за посвященными, как это было в древнем Египте. Единственным правомерным выражением этого Божественного есть человеческое "я", отражение "Я есть Я-Есмь". "Я" воздействует на кровь, а правильные представления действуют вплоть до физического.
     Вторая заповедь: "Ты не должен в заблуждении говорить обо Мне в тебе, ибо всякое заблуждение относительно Я в тебе погубит твое тело".
     Духовно правильное мышление есть творец здоровья. В здоровом теле здоровый дух бывает благодаря тому, что в предыдущей жизни этот дух творил здоровое тело.
     Третья заповедь: "Ты должен различать будни и праздники, в которых твое бытие становится образом Моего бытия. Ибо то, что живет в тебе как Я, в шесть дней создало мир, а в седьмой день пребывало в себе. Поэтому твое деяние и деяние твоего сына, и твоей дочери, деяние твоего раба и твоего скота, и деяние всего прочего, что находится с тобой, только шесть дней должно быть обращено на внешнее; но в седьмой день взор твой должен Меня в тебе искать".
     Не во внешних образах Божественное должно стать в человеке отображением "пра-Я"; но в том, что делает "я", следует искать отображение "пра-Я". В первых трех заповедях представлено, как человек должен правильным образом относиться к высшим мирам через деятельность своего "я". В четвертой заповеди мы сходим на физический план.
     Четвертая заповедь: "Действуй впредь в духе своего отца и своей матери, дабы твоей собственностью осталось достояние, что они приобрели себе силой, которую Я в них образовал".
     Здесь речь идет о продолжении деятельности "я". Развитие не должно прерываться. Блюди как свое "я", так и "я" других людей. "Увидь в своем ближнем "я", как в самом себе!".
     Пятая заповедь: не убий.
     Шестая заповедь: не прелюбодействуй.
     Седьмая заповедь: не кради.
     В Египте "я" суггестивно подавлялось (тогда это было можно). Иудейский народ имел миссию признать ценность "я" в другом человеке. Для этого он был выведен из Египта.
     Восьмая заповедь: "Не умаляй ценности своих ближних, говоря о них неправду".
     Не только делом, но и словом не умаляй ценности "я". Не следует говорить неправду о другом "я". Ты признаешь равную ценность другого "я" благодаря тому, что не вожделеешь принадлежащего другому. Об этом гласят две следующие заповеди:
     Девятая заповедь: "Не завидуй тому, чем владеет твой ближний".
     Десятая заповедь: "Не гляди с завистью на жену ближнего своего, и на его помощников, и на всех существ, благодаря которым он преуспевает".
     Лишь отказавшись от зависти, мы сможем найти правильное отношение человека к человеку. Уважай и почитай в каждом божественное Я. 108 (4)

120. Бедные духом — это те, кто уже не могли в экстазе восходить к духу. Но этого и нельзя уже было делать. От этого стало необходимо исцеляться. Ранее от горя исцелялись, уходя в духовное, освобождаясь от "я". Теперь стало необходимо искать утешителя не вне, а внутри себя, укрепляя свое "я". Страдание должно стать испытанием. Все импульсы, поступки, страсти в прошлом как внушение приходили из астрального тела. Но возникла задача осознать свое "я" и обуздать, усмирить все то, что человек получил в астральном теле еще на др. Луне. Речь здесь идет не о "кротости" (неверный перевод), а о "невозмутимости".
     Первые три заповеди имеют отношение к физ., эф. и астр. телам (эф. тело осознает страдание, хотя и вслед за астр. телом). Далее мы подходим к работе "я" над душой ощущающей. Что обычно она ощущает лишь в физическом (голод, жажду), она должна научиться от Христианства переносить на духовное: голод и жажда вездесущей правды. В душе ощущающей "я" находится в состоянии смутного отупения, в душе рассудочной оно впервые загорается как человеческое "я", и оно равняет нас со всеми людьми, носителями "я": любовь вернется к тем, кто ее излучает. Подлежащее здесь равно сказуемому. В работе над душой сознательной "я" появляется в чистом виде, совершенно осознает себя, чистое в сердце, в крови, как носителе "я". Воспринявшие импульс Христа станут миротворцами в той части человеческой природы, которая лишь постепенно разовьется в Манас. И они в новом смысле станут "Сынами Божиими".
     "Исполнены Божественной силы те, кто при новом порядке, возглавляемом Христом, терпят гонения от сторонников старого порядка". Речь здесь идет о Буддхи.
     И последняя заповедь прямо указывает на Импульс Христа: "Исполнитесь божественной силы вы, особенно призванные нести в мир Имя Христа". 116 (4)

225. "Когда Моисею понадобилось каким-то образом весомо объявить, кто он такой и кто его послал, то Бог открывает ему Свое Имя: "Я есть Я-Есмь". Что это значит — не понять никому, кто не способен вникнуть в полный смысл и сущность того, как давались имена в древности". Человек состоит из физического, эфирного и астрального тел. Библия вполне различает, кто были творцы этих тел. И Библия говорит о творце человеческого Я — носителя самосознания. Первые были созданы Элоимами, последнее — Богом Ягве. Библия делает четкое различие между Элоимами и Ягве (для этого достаточно лишь прочесть первые две главы "Книги Бытия" и при этом не думать, что там эти различия присутствуют "просто так"). "В нашем "я" мы находим искру Бога Ягве", которая была внесена в человека раньше, чем он смог прийти к я-сознанию". "Моисей стал великим предтечей в приведении сознания человека к Я". Но работа Я над человеком началась в эволюции много раньше, и человек получал я-переживание в жизни между рождением и смертью как идущее в цепи поколений. В этом Я он помнил себя вплоть до времен праотцов. Вот почему Моисей в пылающей купине слышит Ягве — Бога Авраама, Исаака, Иакова. И он называет себя: "Я есть Я-Есмь" Он есть то же самое, что и входящий в человека четвертый элемент его существа — Я. Но вполне индивидуально человек Ветхого Завета еще не мог вобрать в сознание Я. Это происходит во времена "исполнения обетования". До Мистерии Голгофы к индивидуальному переживанию "Я-есмь" приходили лишь ученики Мистерий; и было оно в духовном мире. На Земле они становились свидетелями того, что Я существует, существует в духовном мире. А потом "Я-есмь" стало плотью и обитало среди нас. Но в отличие от Ягве Христос стал таким "Я-Есмь" для человека, которое им осознается индивидуально, как живущее в нем Божество. "Под Словом имеется в виду сущность, внутреннейшее в человеческой природе и в то же время — праисточник этой внутреннейшей сущности. И в Ев. от Матфея Христос говорит об этом так: искра того, что живет во Мне, имеется в каждой человеческой индивидуальности, и это есть то, что было еще прежде Евангелий. А в Ев. от Иоанна стоит значительное изречение: "Прежде, чем был Авраам, есмь Я". ...так Христос говорит о Себе как о праисточнике Я-есмь. 57 с. 121-133

Преодоление сибиллизма

445. "Как важное выражение рождения "я" стоит элемент греческой философии. Но как сопутствующее ей явление встает, с другой стороны, сибиллизм. ...сибиллами являлись все те женские существа, которые иначе, чем Пифия, которая Аполлоном была гармонизирована в своей душевной жизни, давали беспорядочно действовать в себе откровениям в мышлении, чувствовании и велении. Через эти сибиллины откровения, которые просуществовали с VIII дохристианского столетия до средних веков, часто струились величайшие истины, но струились беспорядочно, пронизанные всяческим удивительным вздором. В сибиллизме особенно выражается то, как рождение я-сознания стремилось действовать беспорядочно, как "я" через люциферическое и ариманическое влияние стремилось к выработке себя столь же беспорядочно, как 12 чувств в Лемурийскую эпоху... без Событий Христа (до Голгофы). ...Так в послеатлантическую эпоху могло бы беспорядочно выступить Я, если бы не наступила Мистерия Голгофы".148 (11)

Нервы и кровь. (от Эдипа к Фаусту)

703. "Эдип должен быть победителем сфинкса. Каждый грек, серьезно принимавший свою народность, был в той или иной степени победителем сфинкса. Эдип должен был победить то, что жило в процессе ды­хания и крови. Человеку, жившему в этом, он должен был противопоставить живущего с объединенными эфирными силами человека нервов. Как ему это удается? — Благодаря тому, что в собственной природе он использует силы, родственные нервному процессу, т.е. мефистофельские силы, и использует их здоровым образом, так, что они не просто сопровождают его (подобно двойнику), но пребывают в нем и помогают противостоять природе сфинкса. Так видим мы, как могут быть плодотворны Люцифер и Ариман, если они стоят на правильном месте".
     Отцу Эдипа было предсказано, что ребенок принесет несчастье своему роду. Отец пожелал изба­виться от него и проколол ему ноги, "...поэтому он и получил имя Эдип, т.е. косолапый. Так встречаемся мы с силой Мефистофеля в драме об Эдипе.
     Если беднеют эфирные силы, то ... ноги не могут более развиваться, они должны ссохнуться, (полу­чить тенденцию стать копытами). У Эдипа это вызывается искусственно. ... Он может стать "личностью", он есть представитель человека, в котором крепнет "я". Поднимаясь к голове, это "я" становится силь­ным, в то время как ноги окостеневают" ... Человек 5-й культуры должен проделать нечто противополож­ное тому, что сделал Эдип: Эдип в борьбе со сфинксом воспринял в себя Аримана, современный человек должен воспринять в себя Люцифера. "Он должен то, что накоплено "я" в голове, опустить вниз, в оста­льную человеческую природу".
     Так Фауст, бросив философию, юриспруденцию и прочее, отдается люциферизированной жизни, не связанной с головой. "Фауст — это обратный Эдип". 158 (4)

450. "Я развилось бы беспорядочно, если бы в греко-латинскую эпоху не наступило четвертое Событие Христа — Мистерия Голгофы".148 (11)

451. "Чтобы мышление могло быть связано с Импульсом Христа, чтобы мышление как таковое не пришло в беспорядок в его действии на Я, для этого произошло четвертое Событие Христа — Мистерия Голгофы".152 (7)

452. "Силой люциферического влияния проступило предрасположение к свободному Я. Это должно было быть допущено Богом-Отцом. Но после того, как Я ради свободы было вынуждено увязнуть в материи ... вся любовь Сына должна была привести к акту Голгофы. ...Что мы можем быть освобождены — этим мы обязаны акту божественной любви".131 (10)

201. К пониманию "я" приходят, "...учась постепенно представлять себе я-переживание во внутреннем со­зерцании в ряду других внутренних переживаний. ... словом "я" обозначается не наполненность душев­ной жизни, а страстные желания, что родственно вожделению, что ожидает исполнения. — Мысли, питаемые человеком, укрепляют чувство "я" лишь в случае, если они являются идеалами, т.е. если в них живет вожделение. — Обычным познанием "я" переживается в сфере вожделений. Потому на этой ступени оно является желанием исполнения, источником эгоизма.
     Я может быть также названо "ночью обычного сознания". Чем больше человек наполняется мыслями о мире, тем больше я-переживание отступает назад. Однако если Я должно быть пережито сильно, то мыс­ли о мире должны быть удалены из души. В этих мыслях человек переживает себя как в своем "внутреннем дне", а в Я — как во "внутренней ночи". Но внутренний день не решает загадок ночи. .Иной свет дол­жен засветить во внутренней ночи. Я в своем желании света не должно удовлетворяться солнечным све­том. ... Как самость, я" желает исполнения из бессамостности. ...
     Желание духопознания является содержанием я-переживания. ... До тех пор, пока я-чувство пережива­ется в обычном сознании, остается желание духонаполненности. Но оно перестает быть таковым, когда свет познания органов чувств пронизывается светом духопознания. Душевные переживания (получаемые) из чувственного мира делают "я" вожделеющим; душевные переживания из духовного мира делают "я" вмес­тилищем бытия. — В моральных импульсах обнаруживается первое человеческое переживание духовного мира. Они происходят не из чувственного мира. Они водятся в свете "чистого мышления". ... Тело со всеми ви­дами деятельности рождает лишь желание "я". Обычное сознание путает это желание с самим Я. Необхо­димо душевным толчком возвыситься из тела, чтобы желание, порожденное телом, удовлетворить в духе". 36 с.73-75

Мир Бога-Отца и мир Бога-Сына

535. Когда мы смотрим на зеркало воспоминаний, то видим там некий род очагов разрушения; они спо­собствуют укреплению нашего Я. "Что внутри себя человек имеет как положительную задачу, без чего мы не могли бы вырабатывать наше Я, — этого не следует выносить вовне. Плохой, злой человек выносит это вовне, хороший человек удерживает в своем внутреннем. Будучи вынесенным вовне, это становит­ся преступлением, злом. Оставаясь внутри, оно оказывается тем, в чем мы нуждаемся, чтобы образовать правиль­ную силу "я". В мире нет ничего такого, что, будучи поставленным на свое место, не имело бы благодатного значения. Мы были бы бездумными, легкомысленными людьми, если бы не имели в себе этих очагов". В них уничтожается материя, превращается в ничто, "и внутри этого ничто, которое здесь возникает, мы можем дать возникнуть доброму, когда вместо своих инстинктов, своих потребностей, вы­зывающих лишь образование самости, эгоизма, изливаем в эти очаги разру­шения с помощью моральной конституции души всё то, что составляет моральные, этические идеалы. Тогда возникает новое. Тогда имен­но в этих очагах разрушения возникает семя для будущих миров. Здесь мы, как люди, принимаем участие в возникновении мира. ... В бытии Юпитера будет только то, что сегодня у людей в этих очагах раз­рушения возникает как новообразования из моральных идеалов, в том числе, конечно, и из антиморальных импульсов. ... В бытии Юпитера между ними будет борьба".
     Вещи, подобные вышеизложенным, невозможно представить миру без достаточной подготовки, взятой из других областей Духовной науки. Однако должны быть найдены формы — как это, например, делалось в прошлом, когда го­ворилось о грехопадении, — в которых современным людям стало бы известно, что внутри них есть очаги разрушения. "Бог-Отец действует вплоть до материи в ее законченности. ... Но внутри нас материя отбрасывается в ничто, пронизывается чисто духовной сущностью, нашими моральными идеалами, а также и аморальными. Отсюда проистекает новая жизнь. Мир должен явить нам свой двойственный облик: Бога-Отца, как Он творит внешне видимое, и как это достигает своего конца в человеческом внут­реннем, где оно отбрасывается в хаос. Мы должны сильно чувствовать конец этого мира, который есть мир Бога-Отца; и мы увидим, как благодаря этому мы придем к внутреннему пониманию мистерии Голгофы, к тому внутреннему пониманию, через которое станет наглядным как то, что в смысле творения Бога-Отца приходит к концу, так и то, как оно через Бога-Сына вновь оживает, как образуется новое начало".
     "Действительное Христианство должно иметь ощущение живого, но также быть в состоянии отделить ощущение оживающего от умирающего. Поэтому важнейшее представление, которое необходимо связать с Ми­стерией Голгофы,—это представление о воскресающем Христе, о Христе побеждающем смерть. В этом зак­лючается все дело: увидеть, что важнейшим является представление о проходящем через смерть и воскре­сающем Христе. Христианство — это не просто религия спасения, таковыми были и восточные религии, Христианство — это религия воскресения, религия пробуждения того, что в противном случае остается лишь разрушающейся материей.
     Космически разрушающуюся материю мы имеем в Луне, а заново возникающее — в солнечном". Имагинативно видно, как луна постоянно собирает материю из окружения, расщепляет ее и распыляет в мире. Об­разуется как бы один круг, внутри другой, третий, наконец, сама Луна. Центра ее материя не перено­сит, она там расщепляется, растворяется в мире. Она концентрируется к центру, но самого центра не пере­носит и расщепляется в мировую пыль; материя в Луне постоянно спрессовывается и растворяется.
     В Солнце "...материя хотя и приближается к центру, но затем начинает излучаться, будучи пронизанной жизнью. Она не расщепляется, но получает жизненность; Солнце из центра распространяет повсюду жизнь. И вместе с этой жизнью развивается астральность. В Луне такого не происходит; там астральность раз­рушается. В Солнце астральность соединяется с излучением. Солнце в действительности есть нечто, из­нутри пронизанное жизнью, где средоточие, центр является не непереносимым, но действует как нечто оплодотворяющее. В центре Солнца живет космическое оплодотворяющее. В космической противоположности Солнца и Луны дана противоположность между повергающей в хаос и восходящей, прорастающей материей.
     Когда мы погружаемся в наше внутреннее, мы смотрим в наш внутренний хаос, в наше лунное. Здесь внутренняя Луна. ... Но затем в нас через наши чувства проникает солнечное и входит в лунное. ... Через оба эти переживания человек видит в раскалывающемся, распыляющемся мир Бога-Отца, который дол­жен здесь пребывать, пока не превратится в мир Бога-Сына, данного по сути, физически в мировом солнечном. Лунное и солнечное соотносятся между собой как Божественно-отчее и Божественно-сыновнее".207 (2)

1398. "Вера есть способность переступить через себя, излиться через то, что Я способно сделать для своего совершенствования". Христос учит не тому, как совершенствовать Я, но тому как Я дол­жно переполняться, выходить за свои пределы. Давайте не только тем, кто вернет вам долг, этого не дос­таточно, но тем, кто вернуть не может. Высочайший христианский идеал: уста говорят из переполненного сердца. (Ев.от Матфея,12; 34). Сердце движется кровью, а кровь есть выражение Я. Это значит также: переполненное Я излучает из себя силу, и эта сила есть сила веры.114 (9)

1411. "Силы, обусловившие наше выпрямление в детстве, продолжают действовать, когда мы затем учим­ся говорить. Силы, действовавшие в раннем детстве, не теряются в дальнейшем. Они остаются, но действу­ют в добродетели, которая выражается в правильном, в правом, в добродетели всеобъемлющей справедли­вости. ... Сила, которую мы употребили, будучи детьми, чтобы из ползающего существа стать прямо­стоящим, живет в нас, когда мы развиваем добродетель справедливости, четвертую из названных Платоном (другие: мудрость, мужество, умеренность).
     Кто действительно упражняется в справедливости, тот каждую вещь, каждое существо ставит на пра­вильное место. ... Мы укрепляемся в справедливости, когда развиваем силы, приводящие нас в духовное отношение со всем космосом. Справедливость определяет меру связи человека с Богом. Несправедливость означает потерю Бога, потерю своего божественного происхождения".
     "По-настоящему можно учиться, когда юность позади. ... беря в руки "Ифигению" Гете или "Телля" Шиллера, обычно думают: ведь это мы уже читали в школе. — Но думать так не следует, ибо эти вещи дейст­вуют наилучшим образом, если их читают в старости, т.к. тогда они служат справедливости и мудрости". Становясь мудрыми, мы можем свободно обращаться с Я и астральным, мы астр. тело преобразуем в Самодух, а с физическим мозгом остается связанным только эфирное". В отношении мужества "...человек свободен только своим Я и опору имеет в физ.,эф.,и астр. телах". В отношении умеренности, рассудительно­сти "...мы становимся свободными только в ядре нашего Я, мы остаемся связанными нашим Я с физ.,эф., и астр. телами и работаем над его освобождением от них".159 (1)

1447. "Я мы имеем притупленно отсиживающимся в душе ощущающей: там, внутри поднимаются волны удовольствия и неудовольствия, радости и страдания, а "я" едва воспринимается, ибо оно вовлечено в эти волны аффектов, страстей и т.д.". Лишь в душе рассудочной, с образованием четко очерченных поня­тий, идей, суждении, "я" проясняется; наиболее ясным оно делается в душе сознательной. Но человек должен воспитывать себя с помощью своего Я. И как ему тогда быть с душой ощущающей? Здесь на по­мощь приходит гнев. Сталкиваясь с событиями внешнего мира, мы не всегда бываем в состоянии извлечь соответствующие им суждения из души рассудочной. Тогда суждение исходит как бы само, из нашей души ощущающей. И это есть гнев. "Мы судим сначала из нашего гнева о событии внешнего мира, затем, учась т.обр. бессознательно, без согласования с тем, что не должно совершиться — учась бессознательно че­рез гнев, — именно благодаря такого рода суждению, мы становимся более и более зрелыми для того, чтобы приходить к исполненным света суждениям в более высокой душе. Так гнев является в некотором роде воспитателем человека. ... И тогда мы по праву говорим о благородном гневе. ... Ибо никто не придет к более уверенным суждениям в себе, чем тот, кто из старых благородных душевных задатков так разовьет себя, что возгорится благородым гневом против неблагородного, ненормального, глупого. И гнев имеет миссию поднимать человеческое Я в более высокие области. Это его миссия. Он — учитель в нас. Преж­де, чем мы сможем себя вести, прежде, чем мы придем к ясным суждениям, он ведет нас в том, на что мы уже способны. ... Гнев может выродиться в ярость, так что станет удовлетворять злейший эгоизм. Но такая возможность должна существовать, чтобы человек мог развиться к свободе".
     С другой стороны, гнев вычеканивает такие свойства Я, как бескорыстие, самоотверженность. Не возникай в нас благородного гнева, мы останемся равнодушными к несправедливостям, злу и глупости внешнего мира, а значит, мы сольемся с этим внешним миром и не почувствуем своего Я в развитии. "Гнев же делает его зрелым, вызывает его к действию, чтобы оно могло противостоять внешнему миру. ... Однако, когда в нас вспыхивает благородный гнев, то в то же время мы испытываем помутнение я-чувства. Это нечто вроде душевного бессилия, пробуждающегося в нас благодаря гневу, если мы не даем ему пе­рейти в ярость. Когда мы нашу душу прощупали этим гневом, тогда наступает некое душевное бессилие, тогда Я делается притуплённее и притуплённее. Вставая в противоположность к внешнему миру, оно, с другой стороны, выключается. Через горячность гнева, которую человек подавляет в себе, он одновремен­но приходит к развитию самоотверженности. Обе стороны Я приходят через гнев к развитию. Гнев имеет миссию дать возникнуть в нас свойству самости и, в то же время, превращается в самоотверженность".
     "Гнев для Духовной науки — это утренняя заря чего-то совсем другого. Кто наблюдает жизнь, тот ви­дит, что человек, не способный пламенеть благородным гневом против несправедливости, никогда не при­дет к истинной снисходительности, кротости, любви. ... Любовь и снисходительность — это другая сто­рона благородного гнева. Преодоленный гнев, просветленный гнев превращается в любовь и снисходитель­ность, в кротость. Редко встречается в мире любящая рука, если она была не в состоянии в определен­ное время сжиматься в кулак в благородном гневе против несправедливости или глупости. Эти вещи взаимосвязаны".
     Нужно преодолевать страсти, но истинное преодоление — это жертва, а не приятное размягчение. "По­жертвовать же можно тем, что прежде имеешь, а чего нет, тем жертвовать нельзя.. Преодолеть гнев может тот, кто сначала мог им пламенеть. ... Если мы преодолеваем гнев, если от того, что в душе ощущаю­щей пламенело как благородный гнев мы поднимаемся к душе рассудочной и сознательной, тогда из гне­ва развиваются любовь и сострадание, благословляющая рука". Миссия гнева отражена в мифе о Прометее. Он преждевременно приносит людям Я и гневом Зевса приковывается к скале, что умеряет действия Я, приводит его в меру.
     Игра Я и гнева происходит в душе ощущающей, воспитывая ее. Истина воспитывает душу рассудочную. И если гнев должен быть преодолен, то истину нужно любить с самого начала, хотя она и является свойством собственной души. "Внутреннее лелеяние истины совершенно необходимо, чтобы дать душе восхо­дить все выше и выше". "Первое требование к действительному чувству истины — это отказ, уход от само­го себя".
     "Истина — является водительницей людей к единству и ко всестороннему пониманию. А потому она — подготовительница справедливости и любви, подгототовительница, о которой мы должны заботиться; тогда как иное в себе мы запрещаем... В этом миссия истины, что мы должны ее все больше и больше любить и при­нимать, что мы должны ее лелеять в себе. Когда мы в своей самости предаемся истине, то самость дела­ется все сильнее, и именно благодаря этому мы избавляемся от самости. Чем больше гнева развиваем мы в самости, тем слабее делаем ее, и чем больше истины развиваем мы в самости, тем сильнее делаем ее. Истина — это строгая Богиня, которая требует, чтобы в средоточие нашей самости мы поставили одну только любовь. В тот момент, когда человек не избавляется от самого себя и ставит перед собой вместо истины что-то другое, пусть даже высокое, она тотчас же мстит за себя". Английский поэт Кольридж сказал: "Кто Христианство любит больше, чем истину, тот вскоре увидит, что он больше любит свою христианскую секту, чем Христианство; и он также увидит, что себя он любит больше, чем свою секту". В тот момент, когда человек начинает жить не ради истины, а ради себя, ради своих мнений, он делается антисоциальным существом, выпадает из человеческой общности.
     Истину ищут с помощью мышления, поэтому она вступает в душе рассудочной. У нее имеется две формы. Одна из них связана с внешним миром, который мы наблюдаем, а потом размышляем о нем (научное мышле­ние). Другая форма выступает тогда, когда мы выходим за внешнюю жизнь, размышляем о ее вечных законах. Из внешнего наблюдения не прийти к истине о перевоплощении человеческого Я; это достигается в душе, в духе, но реализоваться эта истина также должна во внешней жизни, что и подтверждает ее до­стоверность. И другого способа нет. Все другие способы ее доказательства неверны.
     Человеческому Я нужны оба рода истины. Получая истины, почерпнутые только из наблюдения, оно ис­сыхает, опустошается, его творческая сила надламывается. Таким истинам недостает сердца, их может находить холодный эгоист, не задумываясь над тем, для чего они существуют. Иначе обстоит дело с исти­нами, которые человек извлекает из своего внутреннего, поскольку в этом случае он сам является проду­ктивным. Эти истины, эти мысли он стремится затем осуществить в жизни, действовать сам, имея природу в качестве прообраза. К истинам такого рода принадлежат все духовнонаучные истины. Их область, конеч­но, более ограничена для человека, чем область истин первого рода, но их продуктивная сила выше, они освежают, расширяют душу, поскольку становятся все более и более божественными в себе. В кругу этих истин человек — гражданин и творец будущего. Силу своего Я он простирает от настоящего момента в будущее. В истинах же первого рода дух пустеет в паутине понятий, в бескровных абстракциях. И дух то­гда приходит к сомнению и в себе, и в мире. Значение истины для воспитания души хорошо выразил Гете в своей "Пандоре".
     Гнев является воспитательным средством для души ощущающей, истина — для души рассудочной. Душа сознательная во внешнем мире нуждается в мышлении, как и душа рассудочная. Но чтобы мышлению войти в сверхчувственное, водителями туда должны стать чувство и воля. При всех обстоятельствах чувство может быть водителем мышления. Несомненно, для выработки знания человек пользуется логикой. Но если эту ло­гику мы используем как инструмент доказательства, то сама логика доказывается не логикой, а чувством. Чтобы дать толчок к мышлению о сверхчувственном, чувство должно стать силой, и такое чувство называ­ется любовью. "Для человека должно стать возможным развить любовь к незнакомому, к сверхчувственному до того, как об этом сверхчувственном он сможет думать".
     Воля также должна проявиться до того, как о сверхчувственном будет помыслено, но она должна раз­вить преданность сверхчувственному. "Когда вы соедините одно с другим, преданность воли неизвест­ному и любовь к нему, то из этого соединения возникнет то, что в истинном смысле слова называется благоговением. ... Так благоговение становится воспитателем души сознательной. Ибо когда душа созна­тельная устремляется к тому, что от нее сокрыто, то также и в обычной жизни можно говорить о благого­вении". Даже к познанию внешних вещей душа сознательная не придет без любви и преданности. Без благо­говения душа проходит мимо вещей. Итак, гнев должен быть преодолен, истина должна пронизывать Я, благоговение должно струиться из Я.
     Через силу благоговения душа чувствует себя мощно привлеченной вечным. Но в настоящей преданности миру человеку также угрожает потеря Я, самости, потеря его в другом. Это может привести к душевному бессилию. Чтобы такого не случилось, необходимо чувство преданности пронизать огнем Я. Это значит, что за пределами внешнего все должно быть освещено мышлением. Мышление, как было сказано, не может идти впереди, но свет мыслей должен тотчас же проникнуть в то, к чему душа обратилась с преданностью". "Иными словами, должна иметься воля к мышлению о том, чему человек предан. Вообще, в тот момент, ког­да преданная воля теряет волю к мышлению, возникает опасность потерять себя; воля, которая с самого начала принципиально отказывается мыслить об объекте ее преданности, ведет к крайности, к устойчивому бессилию человеческой души.
     А может ли любовь, другой элемент человеческого благоговения, постигнуть такая же судьба? В любви должно быть нечто такое, что от человеческого Я излучается к незнакомому. Поэтому в каждый момент Я должно держаться прямо. Я должно хотеть войти во все, чему подобает составлять предмет его благоговения; и оно должно хотеть держаться прямо по отношению ко всему, что объемлется в любви, по отношению к незнакомому, сверхчувственному, вовнестоящему. Чем станет любовь, если Я не сохранит бодрственности вплоть до границы, где мы встречаем незнакомое, если свет мыслей, свет разумного сужде­ния не желает пронизать незнакомое? Такая любовь становится тем, что называется мечтательностью. ... Когда Я, когда душа через чувство хочет объять внешнее, то оно не должно себя умерщвлять: Я посто­янно пребывает в чувстве; но если оно не поддержано мышлением и волей, то в бессилии свергается вниз. И это низвержение Я, его бессознательность ведет к тому, что такая любовь к незнакомому, не имеющая воли к сильному мышлению, приводит к тому, что душа все больше впадает в мечтательность в фантазирование ... в сонливость".
     "Душа, воспитанная в благоговении, свои темные симпатии и антипатии, свои темные чувства удоволь­ствия и неудовольствия просветляет настолько, что их можно назвать чувствами прекрасного, доброго". Темные желания, инстинкты превращаются благоговением в моральные жизненные идеалы. Само благоговение перерастает в переживание всесилия. "Итак, любовь и преданность — истинные водители в незнакомое и воспитатели души из рассудочной в сознательную".59 (1,2,3)

1462. "Все, что человек как зло содержит в своей душевной конституции от засыпания до пробуж­дения, — это можно выразить только образно — все это при соприкосновении волевого Я с силами духовных существ ведет его к дегенерации, в то время как доброе, заложенное в душевной конституции позволяет Я развиваться свободно". 208 (21)

1565. Гете сказал, что с возрастом человек делается мистиком. Это значит, "...что его душа делается все полнее и полнее, все больше и больше сил замыкает в своем внутреннем". Силы переживания он извле­кает из глубин своей души. С возрастом у человека формируется как бы второе "я", образуя инволюцион­ный процесс за счет внутреннего образования переживаний. "Это второе существо (в человеке) имеет со­вершенно определенные свойства; прежде всего оно несет в себе значительную тягу быть самостоятельным и свободным в отношении того, что мы встречаем в жизни". Мы тогда стремимся образовать жизневоззрение, свободное от всяких языковых взаимосвязей. "Мы желаем выразить то, что может дать определенная языко­вая связь. И при этом мы вырастаем из того, во что вросли в юности". Развивающееся в нашем "я" стано­вится все свободнее от телесности. Это второе Я чувствует тем полнее, тем интенсивнее, чем незави­симее чувствует оно себя от того, что возросло в нем от юности. "Это "я" несет в себе силу, дабы об­разовать нового, другого человека, чем тот, через которого оно выработало само себя". Это подобно семени, которое образовало растение и запаслось силой, чтобы стать основой для нового растения. "Так возрастает в нас душевно-духовное семя". 62 с.166-169

1840. "Если так представить физ. тело (см.рис., оранжевое), а так эф. тело (зеленое), то мы получим живое ткание между ними в мыслях, которые мы здесь схватываем, и затем на пути такого наблюдения мы приходим к познанию, что между нашими физ. и эф. телами, безразлично, бодрствуем мы или спим, постоянно разыгрываются про­цессы, состоящие в ткущем бытии мыслей между нашими физ. и эф. телами (желтое). Т.обр., мы теперь постигаем объективированным первый элемент душевной жизни. Мы видим в нем ткание между эфирным и физи­ческим миром.
     Эта ткущая жизнь мыслей, как таковая, в бодрственном состоянии не вхо­дит в наше сознание. ... Когда мы просыпаемся, мы вскальзываем нашим Я и астр. телом в физ. и эф. тела.
     Я и астр. тело в нашем пронизанном эф. телом физ. теле принимают участие в жизни восприятий чувств. И когда вы имеете в себе жизнь чувственных вос­приятий, то вы пронизываетесь внешними мировыми мыслями, которые вы можете вырабатывать в чувственных восприятиях, и тогда имеете силу это объектив­ное ткание мыслей заглушить. ... В этом объективном ткании мыслей разыгры­вается то, что является субъективным тканием мыслей (белое), что заглуша­ет то другое мышление, но что разыгрывается также между эф. и физ. телами.
     ... Мы живем в этом промежуточном пространстве между эф. и физ. телами, ко­гда душой сами ткём мысли. Мы заглушаем объективные мысли, всегда присутствующие в сонном и бодрственном состоянии, нашим субъективным сплетением мыслей. При этом и те и другие присутствуют в одной и той же области нашего человеческого существа". Объективные мысли можно схватить в момент пробуждения, но "...схватываются они не как мыслительное, а как живущая в нас сила рос­та, как сила жизни вообще. Эта сила жизни связана со сплетением мыслей. Она тогда пронизывает эф., или жизненное тело изнутри, она конфигурирует вовне физ. тело".
     "Когда сон переживается при вплывании в эф. тело, не в последующем воспоминании, где его можно схватить лишь вкратце, как это обычно бывает, но если его схватывают в тот самый момент, когда он происходит, т.е. в момент вплывания (Я и астр. тела) в эф. тело, тогда он оказывается чем-то подвижным, чем-то таким, что переживается как сущностное, в чем чувствуют себя. Образность перестает быть просто образностью. Человек получает переживание, что он находится внутри образа. Но благодаря переживанию такого пребывания в образе, той душевной подвижности, что бывает лишь в бодрственной жизни, когда душа находится в одном движении с телом, волнуется в движении рук, человек начинает делаться во сне активным ... тогда при пробуждении к этому переживанию присоединяется другое: эта подвижность, переживаемая во сне, в которой человек находится как в чем-то сейчас происходящем, она погружается в на­шу телесность. И как во время мышления мы чувствуем: мы проникаем до границы физ. тела, где находятся органы чувств, и воспринимаем чувственные впечатления мышлением, — так чувствуем мы, как погружаемся в себя с тем, что во сне переживалось как внутренняя подвижность. ... И если человек ушел настолько да­леко, что это погружение имеет перед собой как переживание, то он также знает, что происходит при этом погружении: погрузившееся излучается назад в наше бодрственное сознание, излучается оно назад как чувство. Чувство — это погрузившиеся в нашу организацию сны. ...
     Итак, мы переживаем чувство благодаря тому, что находящееся в нашем астр. теле погружается в наше эф. тело и затем далее, в нашу физическую организацию, но не до области чувств, т.е. не до периферии организации, а только внутрь организации. И если это схвачено, прежде всего через имагинативное познание, особенно отчетливо увидено в момент пробужде­ния, тогда получают внутреннюю силу видеть это постоянно. ... Что является чувством (красное) — ра­зыгрывается между астр. телом (светлое) и эф. телом (зеленое). Естественно, оно отпечатлевается и в физ. теле. Сны, по сути говоря, продолжаются и днем, только наше мыслящее сознание затмевает их жизнью представлений. Но если заглянуть за представления — путем присутствия в момент сновидения, — то там видны эти сны, которые, погружаясь в нашу организацию, выступают как жизнь чувств".
     "С помощью упражнений в имагинации, Я и астр. тело усиливаются. Они делаются в себе крепче, науча­ются переживать себя. В обычном же сознании мы действительного Я не имеем".
     "Мы не воспринимаем Я непосредственно обычным сознанием, мы его воспринимаем наподобие сонного состояния. Но когда мы вырабатываем имагинативное сознание, то Я действительно выступает, и оно во­левой природы. И мы замечаем, что наше чувство обращается на мир с симпатией или антипатией, что ак­тивизирует в нас волю; это разыгрывается как процесс, подобный тому, который имеет место между бодрст­вованием и вхождением в сон. Его, опять-таки, можно наблюдать в момент его протекания. ... Что происхо­дит при засыпании, когда Я и астр. тело уходят из физ. и эф. тел — происходит внутренне всякий раз в волении". Правда, момент засыпания труднее схватить, чем момент пробуждения.
     "В воле мы погружаемся в тот же элемент, в который мы погружаемся при засыпании. В воле мы факти­чески освобождаемся от нашей организации. Мы соединяемся с реальной объективностью. При пробуждении мы просачиваемся сквозь наше эф. тело, сквозь наше физ тело до его периферии, занимаем место во всем теле, пропитываем всё тело; в чувстве мы отсылаем назад в тело наши сны, погружаемся в него внутренне; сны становятся чувством. Но когда мы не остаемся в теле, а, не идя до периферии тела, внутренне, духовно выходим из тела, то приходим к воле. Так что воля, фактически, возникает вне зависимости от тела. ... Воля (лиловое) разыгрывается между Я (синее) и астр. телом (светлое)".
     Так имеем мы (см.схему) на одном конце, на периферии физ. тела, восприятия чувств. А если через Я мы идем возне, то воля становится действием, другим полюсом по отношению к восприятиям чувств. "Таким путем мы объективно постигаем то, что субъективно переживается в течении мыслей, чувств и воли. Так переживание превращается в сознание".
     "Между астр. телом и Я развивается воля. Воля становится действием, когда идет далеко во внешний мир, до того места, откуда приходят впечатления чувств. Но во сне многое из того, что хочет стать деянием, не становится таковым, остается связанным с Я, когда оно через смерть переходит в ду­ховный мир. Вы видите, мы переживаем здесь, с одной стороны, нашу становящуюся карму (см.след.рис.). Между во­лей и действием переживаем мы нашу становящуюся карму. В имагинативном сознании прошлая и становящаяся карма сливаются; сливается то, что ткет и живет в нас и продолжает ткать под порогом, над которым находятся наши свободные действия, которые мы можем изживать между рождением и смертью. Между рождением и смертью мы живем в свободе. Но под этой областью ткет и живет свободная воля, та воля, которая, собственно, имеет бытие лишь между рождением и смертью, карма, чьи действия мы воспринимаем идущими из прошлого, когда в состоянии удержаться с нашим Я и астр. телом в эф. теле, пробиваясь вплоть до физ. тела. С другой стороны, мы воспринимаем становящуюся карму, когда в состоянии удержаться в области между волей и деянием". Но для этого нужно развить большую жажду упражнений. Однако ко всему этому можно прийти и без упражнений. При достаточной внимательности можно в присутствии духа постичь объективность прошлого, особенно в нравственных импульсах; хотя и не так точно. Каждый раз при пробуждении мы проходим область нашей прошлой кармы, а вечером, при засыпании — становящейся кармы.
     "Пугает восприятие того, что лежит между волей и действием, в чем можно застрять".

207(3)

Смех и плач. Скука. Боль

1878. Распространяющееся астр. тело становится сонным и через то творит физиономическое выражение в физ. теле, означающее смех. В смехе человеческое существо самовозвышается над происходящим вокруг него, поскольку не хочет приложить к этому понимания и не должно, если оно над ним смеется.
     "О, в смехе и плаче кроме прочего содержится воспитательное средство для Я и сил Я. Я, так сказать, поднимается вверх в своей свободе и соединяется с миром, когда проявляет себя в смехе и плаче". Смех способствует самоосвобождению, плач помогает соединиться с тем, к чему он относится. Тра­гедия сжимает наше астр. тело и вносит в наше Я твердость, внутреннюю замкнутость; Я ищет себя. В комедии возникает обратный процесс. Я развивается, когда находится в колебательном движении, где оно само устанавливает положение равновесия.
     Говорят, что Заратустра при рождении смеялся; "... в этом смехе ликовало все земное творение и прочь бежали духи зла! Ибо в этом смехе — всемирноисторический символ духовного возвышения свободной я-сущности над всем тем, в чем ей не следует запутываться".58 с. 162-163, 178-181

Вера, надежда, любовь. Астральное, эфирное, физическое и Я. Душа и дух

1394. "Силы веры — это важнейшие силы астр. тела, и как верно выражение "астр. тело", так верно и выражение "тело веры".
     "Эф. тело есть в то же время тело любви". "Мы имеем средоточие человеческого существа, челове­ческое центральное, сущностное ядро, Я. И это Я окружено, как своей ближайшей оболочкой, телом веры, а затем телом любви". Далее оно "окружено телом надежды — физ. телом".130 (11)

1395. "Человеческое Я троично, ибо душа имеет три аспекта, три основных силы, из которых она со­стоит и которые неотделимы от нее. Эти три силы суть то, что мы называем душой ощущающей, рассудоч­ной и сознательной. Они являются частями постепенно приближающейся к сознанию индивидуальности. Сло­вами нашего языка мы можем обозначить их как ум, индивидуальность и моральность". Эту троичность мы можем обозначить как веру, любовь и надежду. Эти три способности превращают три души в Манас, Буддхи и Атма.127 (23)

1396. "Веру имеет тот, кто так принимает в себя Христа, что Христос живет в нем, а его Я живет не просто как пустой сосуд, но переполнено содержанием. И это переполняющее содержание есть не что иное, как содержание любви". 114 (9)

1416. "Приходящее из эстетической сферы действует непосредственно на астр. тело. И действует так, что возникает изумительная игра между астр. телом, которое интенсивно связано со всякой подвижностью — будь то нервная или мускульная подвижность тела, — и астр. телом, которое менее интенсивно связано с мускульной и нервной подвижностью головы. Астр. тело находится в ином отношении к голове, чем к ос­тальному телу. Поэтому человек и имеет эти две астральности: относительно свободную в голове и свя­занную с физическим процессом в остальном теле. И эта свободная и связанная астральности начинают играть одна в другой через эстетические импульсы".
     "В истине человек открывает свое эф. тело, прежде всего, эфирную часть головы, космосу. В красоте он непосредственно открывает космосу астр. тело; в моральности — свое Я. Истина берет свое начало еще на др.Солнце, достигает своей вершины на др.Луне, живет дальше на Земле и получит свое заверше­ние на Юпитере. Красота берет свое начало на др.Луне, продолжает развитие на Земле и достигнет за­вершения на Венере. Моральность впервые начинается на Земле. А завершения она достигнет на Вулкане, когда все пульсирующее в огневых процессах крови станет очищенным Я, станет Я моральным, полнос­тью охваченным моральным, когда я-сила и моральная сила станут одним, а тепло крови — материальное в крови лишь внешний знак — станет святым огнем Вулкана".170 (4)

1416a.
"Вблизи границы минерального и живого — истина.
     На границе живого и ощущения — красота.
     На границе ощущения и Я — добро".Д.69/70, с.31

1442. "Морально человек хорош или плох в той мере, в какой он может приблизиться к божественно­-духовным существам во время сна. И он подходит ближе или остается дальше от них, смотря по тому, чем были в моральном отношении его прежние земные жизни.
     Из глубин бодрствующего существа души звучит то, что могло быть заложено в это существо души во время сна (ею самой) совместно с божественно-духовным миром. Что здесь звучит — это голос совести.
     Итак, оказывается, то, что материалистическое мировоззрение наиболее склонно толковать со стороны природы, для духопознания лежит в области морали".26 (174-176)

1469. Человек должен привыкнуть к переживанию страха, подступающего из окружения, ибо это ведет к укреплению Я. (Мы бледнеем от страха потому, что Я тогда стягивает кровь к центру). В состоянии Юпитера окружающий человека мир будет значительно агрессивнее, страшнее.
     Современные машины рождают ужасающих демонов, которые выступят в будущем против человека. И время Орифиэля (с ХXIV в.) станет подготовкой к тому.42(245) (16.1.1908)

1470. "Нечего бояться тому, кто как умный человек держит свои оболочки чистыми, дабы на грязь не собрались мухи". Чувство страха — это пища для злых существ.42(245) (26.1.1908)

1475. "Истина пребывает единственно лишь там, где личные интересы, субъективность, эгоизм человека облагорожены т.обр., что человек заинтересован не в одной лишь собственной персоне, но во всем мире. А где человек столь мал, что лишь за счет отрицания своего личного интереса, своей субъективности способен озаботиться большими делами мира, там он живет в величайшей лжи бытия".
     "Всю свою жизнь Фауст не был привязан к временному, поскольку охотился за обманчивым образом веч­ного; в конце жизни он привязывается к временному. Он как будто бы становится таким же, как большинство людей. Он слепнет, однако мотив, в силу которого он привязывается к временному, у него совсем иной, чем у большинства людей. Он распознал бесконечную ценность временного, его вечную ценность. Раньше он полагал, что весь мир существует лишь для него, чтобы удовлетворять его. Поэтому он хочет с помощью магии подня­ться к высшему наслаждению. В конце он обнаруживает, что в деяниях для мира он находит высшее само­удовлетворение. Бессамостность впервые удовлетворяет его взошедшую к наивысшему самость".
     "Когда Бог из любви сотворил мир, то сделал Он это потому, что в своем самоотречении одновременно переживалось божественное наслаждение, божественное самоудовлетворение".
     "Сначала расширьте свою самость до мирового Я, а затем всегда поступайте эгоистично. Будьте как торговка, продающая яйца на базаре. Только заботьтесь не о торговом деле из эгоизма, а о мировом деле из эгоизма!"30 с.429-432

1550. "В Я, которое живет в нас как представление, в представляемом Я закладываются силы для следующего воплощения ... а не для современности".176 (6)

1517."Человеческое Я проявляется в двоякой деятельности: оно познает объекты и само себя. В индийской культуре Я развивали субъективно, как самопознающее начало. ... Народы же Европы, напротив, развили сравнительно рано, еще живя в старом ясновидении, созерцание объективного Я ... как существо среди других существ. ... Индийская культура представляет собой душу, которая задолго до созерцания объективного Я достигает высокого расцвета "я" субъективного. Германо-европейские народы развивают созерцание Я задолго до осознания ими их внутренней связи с Я". 121(9)

1524."Где северный поток из Атлантиды столкнулся с южным, идущим через Африку, там возникло исключительное смешение народов, там возник тот народ, из которого затем вышли евреи". У этого народа древнее ясновидение обратилось на внутреннее, действуя как организующий принцип на физическое. И это было правильное действие, ибо вовне оно впадало в декаданс, ариманизировалось (у туранцев). У евреев это стало действовать в крови, ощущаться во внутреннем как Бог Авраама, Исаака, Иакова и т. д. Этого Бога нельзя было увидеть, и Его единственным именем было "Я есмь Я-ЕСМЬ"." 123(2)

1525.В древние времена существовали несвободные массы народов и возвышавшиеся над ними жрецы-мудрецы, сознававшие великую тайну Я, знавшие 111внеобразного Я-бога. "Евреям предстояло стать народом священников. Каждый отдельный человек должен был чувствовать в себе искру Бога Ягве и непосредственное отношение к нему". 107(9)

1528."Заповедь, где Я непосредственно противостоит Богу и получает от Бога норму, предписание, так что Я должно следовать им из внутренней воли, — это впервые выступает перед нами в еврейском народе. Впервые в еврейском народе встречаемся мы также с фактом, что Бог заключает с народом союз". 149(4)