667. "Действительно посвященных (розенкрейцеров) было не более семи в одно время, остальные были тайными учениками различных степеней. Розенкрейцеры были посланцами Белой ложи. ...Все значительное, происходившее в то время (в XV-XVII вв.), вело, в конечном счете, в ложу розенкрейцеров. ...Собственно, и Руссо, и Вольтер были инструментами стоявших за ними оккультных индивидуальностей. ...Также и за значительными государственными деятелями, вплоть до французской революции, стояли оккультные силы. Затем они отступили, т.к. люди должны были сами стать распорядителями своей судьбы. Впервые человек заговорил как человек в речах французской революции".93-а (15)

749. "Получеловеческие творения, потомки павших ангелов, известные в индийских текстах как "азуры", иногда называются "ракшасами" или демонами".93 с.303
     "Ракшасы (азуры) существуют, они действительно существовали — действенно, активно — как искусители людей. Они воздействовали на человеческие страсти вплоть до того момента, когда в Иисусе из Назарета был воплощен Христос, и так в человеческой телесности на Земле был реализован Буддхи-принцип. ...Не напрасно Библия говорит о сошествии Христа в преддверие ада. Там больше не было человеческих существ. Он имел там дело с духовными существами. Существа ракшасов благодаря этому впали в состояние парализованности и летаргии. Они были удержаны как бы в узде, так что сделались неподвижными. Их удалось сделать такими только благодаря тому, что им было оказано противодействие с двух сторон. Это оказалось бы невозможным, если бы в Иисусе из Назарета не соединились две природы: с одной стороны, старый человек, который был целиком связан с физическим планом, который мог действовать также и на физическом плане и своими силами мог держать его в равновесии, а с другой стороны — Сам Христос, чисто духовное Существо. Это космическая проблема, лежащая в основе Христианства. Тогда произошло нечто в оккультной сфере — заклятие врага человеческого. Оно нашло свой отзвук в сказании об антихристе, который был скован, но явится опять, если ему навстречу не встанет снова в своем изначальном смысле Христианский принцип.
     Весь средневековый оккультизм стремился к тому, чтобы не дать выступить действию ракшасов. Те, кто мог взирать на высшие планы, уже давно предвидели то время, когда все это может произойти: в конце XIX столетия и на переходе от XIX к XX столетию. Нострадамус, работавший в башне, открытой сверху, давший целебное средство против чумы, был в состоянии предсказывать будущее. Он написал ряд пророческих стихов (центурий), в которых можно прочесть о войне 1870 г., о Марии Антуанетте, — все это уже сбылось. В этих центуриях Нострадамуса стоит также следующее (центурии 10,75): Когда XIX век придет к концу, то из Азии явится брат Гермеса и снова соединит человечество. — Теософское Общество является не чем иным, как исполнением этого пророчества Нострадамуса. Противодействие ракшасам и восстановление прежних Мистерий составляют стремление Теософского Общества".93(2)

Воплощение культуры 5-й эпохи

181. "В определенном отношении мы, вообще, могли бы сказать: Гамлет, учившийся в Виттенберге и определeнную духовную конституцию, полученную из этого обучения, увeзший к себе домой, Гамлет, каким его изображает Шекспир, может в определeнном смысле рассматриваться — конечно, всемирно-исторически — как ученик Фауста. В нeм мы находим нечто такое, что мы можем в более верном смысле назвать ученичeством у Фауста, чем то, что у самого Гeте мы встречаем как (фамулуса) ученика Фауста".
     В Виттенберге Гамлет может стать, как и Фауст, профессором. Но далее, смотрите, каким образом Гамлет приходит к своей задаче: ему является дух отца, т.е. он имеет дело с действительным духовным миром. Но он хорошо учился в Виттенберге и человеческий мозг может рассматривать как книгу. Гамлет — верный ученик интеллектуализма, но, с другой стороны, связан с духом. Оба импульса действуют в его душе. Но всe это дано поэтически, и для комментаторов остаeтся широкое поле для суждений. Пытаются умно понять "Гамлета". Имеет ли там явление духа объективное значение или это лишь образ? И почему духа видит один Гамлет?
     Для Кальдерона реальность духа была совершенно достоверной. Иное — для Шекспира. Он живeт в иную эпоху и уже не может столь резко проводить границу между объективным и субъективным духом. Вопрос об объективности одного и субъективности другого прекращается в тот момент, когда познают объективность человеческого внутреннего мира и субъктивность внешнего мира. Но именно в этой полной жизни рассеянности удерживает Шекспир изображаемое им в "Гамлете", а также, например, в "Макбете". Мы видим, что поэзия Шекспира выступает на переходе от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе".
     "Интересно, например, посмотреть, как среди шекспировских произведений Гамлет — чистейшее явление личности — выражает в монологах всю сумеречность переходного времени. Если хотят понять Гамлета с точки зрения XVII-XVIII столетия, то должны спросить: где жизненные и мировые загадки волнуются в душе Гамлета? — Указывается на Виттенберг, на то место, откуда приходит и Фауст. К подобным же вопросам приходят, рассматривая "Макбета"; но в "Лире" уже встаeт человеческое. Здесь вопросы уже не удаляются от сферы земного к духовному, здесь они возвращаются в человека, делаются его субъективным состоянием, но одновременно делают его безумным". Шекспир пытается изобразить, что именно из подсознательных мятежных народных сил ведeт к интеллектуальной ясности, особенно активно возраставшей с эпохи Елизаветы именно в том углу цивилизованного мира. За драмами Шекспира следует эпоха интеллектуализма.
     Интеллектуалистической эпохе предшествуют старые силы рыцарей и королей, как это изображено Гeте в "Геце фон Берлихенгене", когда были нужнее руки, чeм голова. Гeте здесь "...выступает как духовный революционер. Он отрицает дух, как французская революция отрицала политику". Он восстаeт против того, что идeт на смену миру Геца, — против интеллектуализма, который, например, выражает Вольтер. Вольтер называл Шекспира пьяным дикарeм. Всe это необходимо принять во внимание, чтобы понять характер перехода от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе.
     Эпоху интеллектуализма остро переживает Шиллер. И хотя он не видит духов, но во Франце Мооре ("Разбойники") действительно изображает сам ариманический принцип. "Ему противостоит люциферический принцип в Карле Мооре. Во Франце Мооре мы видим представителя того, против чего протестовал сам Шиллер. Вновь это тот же мир, против которого выступил Гeте в "Геце фон Берлихингене", только Шиллер поступает по-другому, как это позже было выражено в "Коварстве и любви".
     Так видим мы в Средней Европе такие умы, как Гeте и Шиллер, которые пишут иначе, чем Шекспир. Они не позволяют происходящему просто переходить в то, что затем может остаться, но изображают то, что тогда было, однако, по их мнению, должно было принять совсем другое развитие. Таким образом, чего они хотели, — не было, а против того, что имелось на физическом плане, они восставали в своей духовной революции. ... Если всe это попробовать как-то выразить графически, то можно нарисовать примерно следующее:

у Шекспира образ таков, что действие протекает по-земному (синее), а то, что он берет из прошлого, в этом продолжает действовать духовное, и оно действует далее (красное) и переходит в современность, где образуются факты всемирно-исторического движения.
     У Гeте и Шиллера мы находим их предчувствие древнего времени (красное), когда ещe было могущественно духовное 4-й послеатлантической эпохи, и это они просто ввели в свои интуиции, в свою духовность, в то время как происходившее на земле (синее), они постигали в борьбе".
     "Теперь взглянем на Восток, на Восток Европы. Туда мы должны смотреть иным образом. Кто описывает лишь внешние факты и совершенно не понимает того, что жило в душах Гeте, Шиллера и, естественно, многих других, тот хотя и может описывать внешние факты, но не то, что разыгрывается из духовных миров, которые существуют всегда, но существуют в головах людей. Во Франции на политической почве, на физическом плане разыгрывается революционная борьба. В Германии это не проникает до физического плана, но через человеческие души приходит к тому, что трепещет в этих душах. Но всe это рассмотрение нельзя распространить на восток, поскольку там всe обстоит по-другому. И понять это можно, лишь подойдя к изучению вопроса антропософски. Ибо на Востоке жившее в душах Гeте и Шиллера, хотя и жило также и на земле, волновалось через земные души, но при этом пребывало в высших мирах и к своему выражению на земле не приходило.
     Если разыгрывавшиеся между духом Гeте и Шиллера в физическом мире вы захотите исследовать в его следовании в Россию, то вы должны будете описать это так, как описывались войны во времена Атиллы, когда рассказывали о том, что разыгрывалось над головами людей в воздушном пространстве, где духи вели борьбу между собой.
     Что выступило в Средней Европе через Гeте и Шиллера — у Шиллера, когда он писал "Разбойников", у Гeте, когда он писал "Геца фон Берлихенгена", — на Востоке вы это найдeте как духовный факт, как развeртывающийся над физическим миром в духовном мире факт. Если вы захотите найти поступки, образующие параллель таким произведениям, как "Разбойники" и "Гец", то должны искать их у духов в сверхчувственном мире; вы не сможете найти их на физическом плане. Таким образом, на Востоке это обстоит так:

подобно облакам, развeртывающимся над физическим планом, получаем мы понятие о том, что здесь имеет место, а внизу, совершенно не затронутое этим, разыгрывается происходящее на физическом плане.
     И можно сказать: известно, как держался и как мог держаться западный человек, ставший учеником Фауста, поскольку существует Гамлет. Русского Гамлета быть не может. А может быть, всe-таки может? — Да, перед духовным взором его можно иметь, если представить себе, что в то время, как Фауст учил в Виттенберге — я имею в виду гeтевского Фауста, а не исторический факт, но который столь же достоверен, как историческое изложение, — Гамлет слушал его и записывал всe, также и то, что говорил ему дух, что в Дании есть подлецы и т.д., т.е. всe, в чeм нуждается книга мозга — подумайте еще о том, что сделал Шекспир из того, что дал Сакс Грамматикус* , где всe обстоит иначе и где нет никакой исходной точки для того, чтобы Шекспир действительно создал ученика Фауста, — если представить себе, что здесь ещe имеется ангельское существо, принадлежащее ко всему этому. Итак, в то время, как Гамлет сидел на школьной скамье, а Фауст стоял на кафедре, среди них находился Ангел, относящийся к ним; он-то и улетел затем на Восток. Там, на Востоке, он, со своей стороны, развил иное, что явилось параллелью тому, что в поступках Гамлета могло разыграться на Западе.
     Я не думаю, что можно действительно проницательно понять величайший перелом, произошедший при переходе от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе, если наблюдать лишь внешние факты".210(11)

_______________________________
     * Датский летописец, умер в 1204 г.

188. "Всю Валленштайн-драму (Шиллера) можно понять, приняв во внимание, как Валленштайн чувствует себя пронизанным духовными силами, исходящими от звeздных констелляций. И можно прямо сказать: в конце XVIII столетия Шиллер чувствовал побуждение вернуться к тому звeздному воззрению, которое в XVI, XVII веках для людей, которые вообще об этом думали, было обычным. Таким образом, Шиллер полагал, что человеческую жизнь нельзя представить в выдающихся проявлениях, не связав еe с космосом.
     А далее возьмeм такое его произведение, как "Невеста из Мессины". Шиллер производит эксперимент. Он пытается старые мысли о судьбе связать со звeздной мудростью, изобразив это драматически. ... Отбросьте однажды всю веру в звeзды, в судьбу и возьмите то, что останется, и это, собственно, будет грандиозная драма "Невеста из Мессины". Шиллер здесь мог бы создать драму без веры в звeзды и без идеи судьбы, но затем он взял веру в звeзды и идею судьбы. Это значит, что он в своей душевной конституции чувствовал необходимость поставить человека в связь с космосом.
     Очевидно, что здесь имеет место абсолютный параллелизм тому, что вывел Гeте, продолжая своего "Фауста", ставя его в целую мировую панораму".
     Гeте делал это образно. Шиллер более склонялся к абстракциям. И в "Валленштайне", и в "Невесте из Мессины" человек так далеко идeт к связи с космосом, что это выступает даже в мыслях о судьбе, свойственных ещe греческой трагедии. Шиллер воспринял в себя мысли о свободе из французской революции. Но если французская революция разыгралась как политическая революция, то в Средней Европе она носила характер духовной революции. "И можно бы сказать: интимнейший характер эта духовная революция приняла в тех сочинениях Шиллера, о которых я здесь уже упоминал, а также в "Письмах об эстетическом воспитании человека".
     Шиллер спрашивает: как человеку прийти к достойному бытию? — нечто типа "Философии свободы" тогда написать ещe было невозможно — и отвечает, что логика заключает его в необходимость разума; с другой же стороны встаeт природная необходимость. Равновесие между тем и другим состоянием возможно в эстетическом состоянии. Тогда первое сдвигается на ступень ниже в "нравится — не нравится", а здесь человек в некотором отношении свободен. Природное же, инстинкты, поднимаются на ступень выше. И обе необходимости встречаются.
     Естественно, всe, что выражено Шиллером философски, — абстрактно. "Гeте исключительно любил мысли, но ему опять-таки было ясно: так к загадке человека не подойти. Гeте понимал, что шиллеровские "Письма" являются лучшим творением нового времени... но ему было ясно и то, что человеческое существо слишком богато, чтобы к нему подходить с такими мыслями.
     Шиллер, если я могу так выразиться, чувствовал: я стою в интеллектуалистической эпохе. И именно через интеллектуализм человек не свободен, ибо здесь возникает необходимость разума. — Он искал выход в эстетическом творении, в эстетическом наслаждении. Гeте же чувствовал бесконечное богатство, полноту содержания человеческой природы. Он не мог даже духовно удовлетвориться содержательным, глубоким пониманием Шиллера. Поэтому он чувствовал себя вынужденным выразить это по-своему, выразить те силы, что играют между собой в человеке. Не только своей природой, но и всем своим пониманием Гeте не мог это дать в абстрактных понятиях. И под влиянием шиллеровских мыслей этого рода он написал свою "Сказку о зелeной Змее и прекрасной Лилии", где выступает целая толпа в 20 образов, где всe имеет отношение к душевным силам, всe взаимодействует и не только в силу природной или разумной необходимости; взаимодействуют 20 различных импульсов и в конце концов различным образом создают то, что являет собой богатая природа человека".
     "Этим Гeте выразил признание того, что если хотят говорить о человеке и о его сущности, то должны взойти к образам. — А это путь к имагинации. Гeте этим просто указал путь в имагинативный мир. "Сказка" так важна потому, что она показывает, как Гeте из своей борьбы, как он еe выразил в "Фаусте", в наиболее важный момент почувствовал тягу к имагинативному пути.
     Для Гeте было бы философией сказать: в человеке взаимодействуют мысль, чувство и воля. — Так он сказать не мог, но он показал, как в некоем месте пребывают три короля: золотой, серебряный, медный. В этих образах для него заложено то, чего в понятиях не выразить. Итак, мы видим Гeте на пути к имагинативной жизни. И здесь мы касаемся наиглубочайшего вопроса, которым занимается Гeте. О глубине этого вопроса сам Гeте вообще ни с кем охотно не разговаривал. Но можно узнать, как этот вопрос его занимал. Это выступает во многих местах. Что, собственно говоря, человек получает от того, что, исходя из своего мышления, он хочет проникнуть за собственное существо, исходя из того мышления, к которому пришeл интеллектуализм? Что человек имеет от того? — Постепенно выступает вся тяжесть этой земной загадки — загадки всей эпохи, естественно, ибо со всей силой она должна выступить именно в этой эпохе — в парадоксальных словах. Так, например, в "Фаусте" мы читаем:
     Познанья свет —
     Для всех секрет,
     Для всех без исключенья!
     Порою он
     Как дар суждeн
     И тем, в ком нет мышленья!
     (ч.1, сц.6. Пер. Н.А.Холодковского)
     Это исключительно глубокие слова, хотя их и говорит ведьма. Высшая сила науки таит целый мир! Кто не думает, т.е. в ком нет мышленья, тому оно дарится! Человек может думать сколько угодно, высшая сила науки останется скрытой для него. Если же он приходит к тому, чтобы не думать, то получает еe в дар: он получает еe без хлопот. Следовательно, необходимо развить силу не мыслить, не мыслить каким-либо искусственным образом... чтобы прийти к силе науки, — не к науке, к которой, естественно, без мышления не подойти". "Сила науки, и Гeте это знает, действует в человеке, даже в ребeнке. Я писал об этом в книге "Духовное водительство человека и человечества", что эта сила нужна, чтобы сформировать мозг".
     "Эта проблема занимала Гeте. Конечно, он не имел в виду тупое безмыслие, но ему было ясно: если через интеллектуальное мышление человек не разрушит связь с силой науки, то он может к ней прийти. — Собственно говоря, на этом основании он даeт Мефистофелю отвести Фауста на кухню ведьмы. Фауст пьeт напиток юности. Это, конечно, берeтся реалистически. Но представим себе при этом и самого Гeте, а также то, что там говорит ведьма":
     Пойми: причти
     Раз к десяти,
     Два опусти,
     А три ставь в ряд —
     И ты богат.
     Четыре сгладь,
     А шесть и пять
     За семь считать,
     И восемь раз —
     Закон у нас.
     Пусть девять в счeт
     За раз пойдeт,
     А десять сгладь,
     Так ведьма учит умножать.
     (Пер. Н.А.Холодковского)
     Так выражается Гeте. Он неохотно говорит о подобных вещах. Науки высшая сила таит весь мир! Кто не думает, получает еe в подарок. "Ну, а мышление пропадает у того, кому говорится: "Пойми: причти раз к десяти, два опусти, а три ставь в ряд — и т.д.: тогда мышление прекращается! Тогда человек приходит в состояние, в котором высшую силу науки получает как дар. — Подобные вещи постоянно играют в гeтевском "Фаусте", в его поэтических сочинениях".
     Фауст прошeл через философию, юриспруденцию и т.д., дошeл до магии. Всe это жило и в самом Гeте. Но чем таким ещe обладал Гeте, чего не было у Фауста? — Фантазией! "У Фауста совершенно нет фантазии, у Гeте она есть. Фантазию Фауст получает на кухне у ведьмы, благодаря напитку юности. Гeте этим отвечает здесь себе на вопрос: что будет, если человек с фантазией захочет проникнуть в мировые тайны? — Ибо это была первостепенная сила, которой обладал сам Гeте. В юности ему это было не ясно, не окажется ли человек ищущим ощупью в темноте, если он с фантазией заглянет в мировые тайны. Таков Фауст-вопрос. Ибо вся сухая интеллектуальность, она живeт лишь в отражениях. Как только человек приходит к фантазии, так он уже на ступень приближается к силам человеческого роста, которые пронизывают человека. Здесь, хотя лишь и издалека, человек входит в пластические силы, которые, например, также пластически формируют мозг в ребeнке. А тогда всего один шаг от фантазии до имагинации! Но именно это и было главным вопросом Гeте.
     Он даeт Фаусту войти на кухню ведьмы, чтобы отложить проклятое мышление, которое хотя и ведeт к науке, но не к силе науки, чтобы мочь жить в порыве фантазии. И начиная оттуда, Фауст развивает силу фантазии. ... Где имеется фантазия, там в душевном живут юные формообразующие силы".
     В 1788 г. "Кухня ведьмы" ещe не была написана, но вопрос бродил в Гeте, и, побуждаемый Шиллером, он пошeл к его решению. Сам Шиллер был далeк от пути к имагинации. Но в "Валленштайне" и "Невесте из Мессины" он искал космическое. В "Орлеанской Деве" он пытался проникнуть в подсознательные силы человеческого существа. "Вся глубина борьбы, господствующая здесь, становится видна, если сказать себе: после смерти Шиллера остался фрагмент (драмы) "Деметриус". Этот "Деметриус" — фрагмент превосходит по драматической силе всe остальное, написанное Шиллером. На столе у Шиллера остался набросок "Мальтийцев". Если бы Шиллер закончил эту драму о мальтийцах, то она, вероятно, стала бы чем-то грандиозным. Борьба мальтийских рыцарей, этого духовного ордена рыцарей, подобного ордену тамплиеров, против султана Сулеймана — в этом разворачивается весь принцип мальтийского ордена. Несомненно, если бы Шиллер закончил эту драму, то он бы встал перед вопросом, как снова прийти к тому, чтобы воззрение духовного мира внести в человеческое творчество? Ибо вопрос совсем живо уже стоял перед ним". Но Шиллер умер. Никто больше не побуждал Гeте. Эккерман не был столь одарeн, как Шиллер. Гeте дописал "Фауста", но законченным его назвать нельзя. Возьмeм хотя бы философию "Фауста". В первоисточнике сказания о Фаусте, известного ещe в IX в. как сказание о Теофилусе, возникшего в Греции и распространившегося по всей Европе, проклинается пакт с дьяволом; Теофилус спасается, обратясь к Богоматери. XVI век (к которому примыкает Гeте) сделал сказание о Фаусте протестантским. Фауст заключает пакт с дьяволом и также подпадает его власти. Но Лессинг и Гeте выразили протест против этого. Гeте хотел спасти Фауста. Однако ему приходится прибегать к католической символике. К чему стремился Гeте, чего он не одолел, видно во второй части "Вильгельма Майстера", в "Духовном родстве". Гeте всюду стремился человека вчленить в большую духовную взаимосвязь. Одному ему это было не по силам. Шиллер был у него отнят".
     "Гeте нужен был Шиллер, чтобы Фауста, которого он сначала создал как личность, включить в большую всеобъемлющую мировую панораму". Задача найти путь в духовный мир стоит перед новым человечеством. 210(12)

325. "Возьмeм представительные личности в отдельных нациях — в 1840 г. они находились в таком пункте развития, где рассудок стал в наибольшей мере теневой сущностью.
     Этот ставший теневым рассудок был затем кое-чем наполнен, и благодаря этому начала "светать" душа сознательная. Эпоха души сознательной началась в 1413 г., но до 1840 г. длился период еe подготовления. В Англии развитие идeт таким образом, что с 1000 г. до Р.Х. и до 1820 г. по Р.Х. вся жизнь там внутренне как бы стоит на месте. Внешне движение там начинается с 1770 г., когда древнейшее сталкивается с наисовременнейшим. С 1820 г., с 1830 г. в Англии становится необходимым закон. Для детей 12—14 лет запрещается рабочий день более 8 часов, ранее он достигал 12 часов. Развивается машинная техника, патриархальное отступает назад. Так Англия встречает 1840 г.
     Во Франции, унаследовавшей древнюю культуру души рассудочной, эта душа рассудочная в эпоху души сознательной достигает своей вершины во французской революции, когда внезапно из наивнейшего абстрактного выдвигается идеал: свобода, равенство, братство. Во Франции всe традиционно, всe унаследовано. Теневой рассудок требует абстракций, рода идеологии. Поэтому этот теневой рассудок ударяется тут же в свою противоположность: бонапартизм как государственно-социальный эксперимент. Всю первую половину XIX в. Франция проводит в экспериментах без цели, из которых видно, что теневой рассудок не в состоянии охватить реальные отношения. Всe остаeтся недоделанным, незаконченным, всe остаeтся наследием древнего романизма. Так подходит Франция к 1840 г.
     Италия сохранила часть души ощущающей при прохождении через душу рассудочную, потому там не дошли до абстрактных понятий французской революции, но искали переход от некоего древнего группового к индивидуальному человеческому сознанию.
     Италия вступила в 1840 г. так, что в ней под гнeтом Габсбургской тирании хотело вырабатываться индивидуальное сознание человечества. Интересен конгресс в Вене ("Святого альянса" в 1822 г. под руководством Меттерниха, в котором не участвовали Англия и Ватикан). Мы видим, как там от России и Австрии исходит, я бы сказал, род заговора против того, что должно принести современное сознание человечества. Конгресс, по сути, хотел ответить на вопрос: как уничтожить всe то, что хочет развиться как современное сознание человечества?"
     В остальной Европе, в Средней Европе небольшой круг людей пробивается к сознанию, что теперь в душу сознательную должно вступить Я (Гeте, Фихте). Но это был очень узкий круг. Достаточно сказать, что в 1852 г. редкий человек обладал экземпляром гeтевских сочинений. А последняя треть XIX в. была вообще малопригодной для правильного понимания Гeте, гeтеанизма. Всеобщее душеобразование в Германии шло значительно медленнее, чем в Англии. Англия дала быстро влиться материалистически-научно-технической жизни в свою патриархальную старую жизнь и образовать социальную структуру. Достигнутое в Англии затем перешло в Среднюю Европу. "Таким образом, если к 1840 г. англосаксонская нация уже претерпела преобразование отношений и уже с необходимостью восприняла душу сознательную, то немецкий народ продолжал спать и в сновидении пережил 1840 г., а затем проспал и время, в которое можно было построить мост между ведущими личностями и тем, что вставало из массы народа как пролетариат, который был затем захвачен социалистической доктриной и по этой причине попытался затем в 1875 г. насильственно, в радикальной форме прорваться к душе сознательной. Однако и это не было замечено, во всяком случае не было введено в какие-либо каналы, и об этом поныне судят вкривь и вкось".
     "В ещe большей степени проспал, естественно, Восток всe то, что возникло в 1840 г. Вы только подумайте о горсточке интеллектуалов в огромной массе приверженцев ортодоксального культа Востока, русского народа! И подумайте об усыпляющем действии Александра I, Николая I и всех других "I", которые следовали за ними!" 204(11)

614. "С VIII столетия до Р.Х. до XV столетия по Р.Х. греко-латинский элемент стал постепенно господствующим в мире: сначала как Римская империя, затем как Римское папство, достигшее вершины своего господства именно в XIII веке и в начале XIV столетия; это в то же время является уже началом 5-ой послеатлантической эпохи; это также есть начало крушения римско-папского господства. В этом времени берут начало импульсы, под влиянием которых стоят трагические события наших дней. И, по сути говоря, никому не понять происходящего сегодня, если не рассмотреть вещи в больших взаимосвязях ... не увидеть импульсы, подготовлявшиеся давно и ныне нашедшие способ впервые излиться. ...Вспомним, что у южных, итало-испанских народов в том, что они вырабатывали как государство, представлено последействие 3-й послеатлантической эпохи с включением, разумеется, всего наследия 4-ой послеатлантической эпохи. Вам нужно только исследовать всю структуру итало-испанского развития, каким оно явило себя на повороте от 4-ой к 5-ой послеатлантической эпохе, чтобы увидеть, как там коренится то, что было правомерным и современным для 3-ей, египто-халдейской эпохи. Именно в роде и образе того, что исходит из Рима и Испании, заявляет о себе заимствованный египто-халдейский культ как религия. ... Этот культово-иерархический церковный элемент, в который преобразовалось римство, устремившееся в Европу в виде романского католицизма, является импульсом, который последействует как отставший импульс через всю 5-ю послеатлантическую эпоху, в особенности через еe первую треть. Вы могли бы даже высчитать, сколь долго это будет длиться. Вы ведь знаете, что послеатлантические эпохи длятся примерно по 2160 лет, 1/3 составляет 720 лет. Так что начиная с 1415 г. до 2135 г. будет длиться действие иерархического романизма. ...
     До XIII столетия его действие было ещe правомерным, поскольку тогда была 4-я эпоха; но затем всe изменилось и приняло вид отставшего импульса. И он стал искать путей для своего распространения. Распространялся он, конечно, значительно. Ведь мы видим, что возникающие постепенно в новое время государственные образования пронизываются этим романским католицизмом. Мы видим, как вызревающее английское государство в начале 5-ой послеатлантической эпохи сначала целиком оказывается добычей романо-иерархо-культового элемента. Если мы хотим охарактеризовать, что же, собственно, здесь живeт, то мы должны сказать: существует стремление Рима этим иерархическим церковным элементом пропитать, целиком пронизать всю культуру Европы вплоть до того вала, который он сам себе создал на востоке Европы. Но примечательно, как такое стремление, будучи отсталым импульсом, принимает внешний характер. У него больше нет сил развивать внутреннюю интенсивность, поэтому он принимает внешний характер. ... Сила романского церковного элемента идeт вширь, но христианское настроение в исходной точке излучения подтачивает себя. Это можно показать вплоть до частностей, и это значительная истина: явление уничтожает само себя в своей исходной точке".
     "Если попытаться найти определение того, что французский государственный элемент вносит в 5-ю послеатлантическую эпоху, то можно будет сказать: это универсально-дипломатический элемент. ... Не случайно до сего времени французский язык принят как дипломатический. И вплоть до мелких подробностей освещается каждый исторический штрих, если найти, как из Рима и Испании излучается универсально-теократическое, а из Парижа — универсально-дипломатическое. ... Также и французский элемент подточен с момента своего возникновения. ... Рассмотрите, каким образом старые импульсы пересаживаются в политико-дипломатическое, как большие французские государственные мужи — Ришелье, Мазарини и т.д. — торжественно инагурируют мировую политику. ... Как результат изначальной подточенности встаeт революционное возмущение народа и ведeт к прямой противоположности того, что как раз подходит французскому государству: королевства.
     Испано-итальянский элемент не имеет такого параллельного явления, как революции. ... Но можно сказать: именно в революции проявляется, как контрастно действует во французском элементе забота о европейской дипломатии и беззаботность в отношении собственной страны (аналогично: сила римского католицизма в Европе и слабость самой Италии)". Желая играть роль в мире, Франция развивала свой флот. Но революционные события разрушили всe. "И когда французский элемент от республиканских времeн вновь вернулся к тому, что ему подходит — к цезаризму в лице Наполеона, — то именно в лице Наполеона развивается значительная оппозиция третьей стороне... Англии. ... Противоположность Франции и Англии подготовлялась давно, но именно в лице Наполеона она приняла иной характер по сравнению с прошлым". Наполеону не хватало чего-то в том наследии, которое пришло от революции. И это была морская сила. Имей он еe, он не потерпел бы поражения от англичан на море, и вся история пошла бы по-иному.
     "Английскому элементу соответствует коммерц-индустриальное, в котором человеческая душа целиком изживает себя на материальном физическом плане. Здесь мы должны отметить значительные различия: с претензией на мировое господство папство могло выступить, только имея на то определeнное основание. Видите ли, вот 4-ая послеатлантическая эпоха (это рисуется); теперь появляется первый член А 5-ой послеатлантической эпохи — папско-иерархический элемент. Он стремится к некоторого рода универсальной монархии на том основании, что является в некотором роде продолжением римского универсального государства. Б — культура души рассудочной. Она также стремится к чему-то универсальному; но ее универсальное имеет сильно идеальный характер, и важнейшее в распространении французского элемента есть не завоевание, которое выступает лишь как сопутствующее явление, а пронизание мира политическим духом, политически-дипломатическим мышлением и чувством, тем дипломатически-политическим мышлением, которое живeт не только во французской дипломатии и политике, но также в литературе и даже в остальных частях французского искусства. Если же хотят говорить об универсальной монархии и т.п., то это всe же лишь разговоры о некоего рода универсальном сне (мечте). И марширование на острие цивилизации как раз и выражает очень точно этот сон.
     Когда же мы приходим к В, то это созвучно всей 5-ой послеатлантической эпохе. ... Поэтому британский элемент рождает претензию на универсально-коммерчески-индустриальное господство. ... Подобные вещи следует признать как заложенные в мировой карме. И то, о чeм люди могут говорить и думать в данной связи, — это только о раскрытии духовных сил, стоящих за всем этим. Поэтому не следует надеяться, что британская политика станет моральной и из-за каких-либо особых соображений откажется от претензии заполучить мир в свои руки на индустриально-коммерческой основе. Поэтому нечего удивляться, что видящие эти вещи основывают общества, стремящиеся к осуществлению только одного; и к осуществлению с помощью средств духовных. И здесь мы встречаемся с началом недозволенной игры. Ибо, само собой разумеется, оккультные законы, оккультные средства, оккультные импульсы не должны использоваться как приводы именно в 5-ю послеатлантическую культуру, которая должна быть чисто материальной культурой. ... Но стремятся основать мировое господство с помощью импульсов оккультизма, импульсов, лежащих в мире сокровенного и способствующих культуре. Оккультными средствами работают не для оздоровления всего человечества, а для оздоровления группы. Теперь соедините эту обзорную точку зрения, которую я вам дал исходя из углублeнного познания, с событиями повседневности, и многое вы поймeте основательно". 174(20)

Профессиональные объединения

641. Во Франции были распространены союзы ремесленников, людей, объединeнных одной профессией, одним классом, со своеобразной духовной подосновой. Каждый такой союз повсюду имел свои объединения, и люди, принадлежавшие к такому союзу, повсюду узнавали своих с помощью условных рукопожатий и т.п. Около 1824 г. во Франции существовали два такого рода наиболее значительных союза ремесленников. Одни назывались "Loups devorants" или "Loups garous", другие — "Gavots". У обоих союзов была сильно развита символика узнавания друг друга, существовали праздники, во время которых праздничные залы украшались символами, рассказывались легенды, в которых исследовалось далeкое прошлое. Первый союз, название которого в переводе означает "оборотни", возводил своe происхождение к царю Соломону, второй — к фригийскому мастеру-строителю Хираму Абифу. Нравы в союзах были весьма строги. Никто, не принадлежащий к союзу, не мог, например, получить работу по профессии, которой ведал тот или другой союз. Оба союза сильно враждовали между собой. И то, что теперь случается как грубые перебранки между руководителями разных профсоюзов, тогда было правилом; только это не носило такого тривиального характера: дело доходило до драк, и так одерживалась победа. Деворанты обычно не утруждали себя особенно аргументацией, а собирались толпой и избивали гавотов. В ответ на это гавоты предлагали какое-нибудь задание, и руководители обеих партий должны были решить, кто его лучше исполнил.
     Вообще, деворанты были забияки, склонны к внешним решениям, гавоты — более духовны. Это выражалось во многом. Например, когда гавоты хоронили своего умершего, то молча шли за гробом, без единого звука опускали его в могилу, затем по обеим еe сторонам вставали наиболее значительные члены объединения в данном городе и шептали один другому таинственные слова. После этого они образовывали некий род креста и снова нашeптывали таинственные слова. Зато деворанты провожали своих умерших так, что при этом, я бы сказал, с особой силой был деятелен орган речи. Издали похоронная процессия производила впечатление, будто воет стая волков. Они делали это в духе старой традиции, в которой говорилось, что громкие человеческие голоса, звучащие дико, ужасающе, подобны звукам того мира, куда вступает умерший; т.е. в этом содержался отзвук знания о Камалоке. Название "деворанты", или "волки" (оборотни), также соответствовало тайным учениям, в которых волк выражает ас.тело человека в условиях, когда рассудок, как регулятор, отсутствует и человеческая природа изживает себя в страстях. Деворанты считали, что при похоронах они должны вести себя так, как если бы они покинули своe физ.тело, т.е. мозг. Нечто подобное происходило у них и на праздниках.
     У гавотов всe было иначе. Их название происходит от слова "gave". "Так называются совсем маленькие духи, которые сходят с покрытых мощными лесами отрогов Пиренеев ... совсем маленькие элементарные духи, выступающие представителями нисходящих из высей в испанские горы людей Грааля. Таким образом, маленькими духами, но однако принадлежащими к воинству рыцарей Грааля, чувствовали себя сторонники партии гавотов. И если, таким образом, деворанты хотели проявить в большей мере человеческую астральность, то гавоты более хотели проявлять Я, каким оно тогда постигалось. Так действительная противоположность лежит между этими двумя партиями, противоположность между человеческим Я и ас. телом. И это поразительно, исключительно интересно, что уже в первой половине XIX в. мы имеем объединения, обладающие колоссальным влиянием, силой внутри сословия и профессии, и существует обычай примыкать к этим объединениям и опираться на такие духовные подосновы.
     Вообще дело обстоит так: человек хочет свои социальные отношения во внешнем мире, поскольку всe равно жизнь делает это необходимым, образовать в связи с профессией и классом. Поэтому в качестве своего рода клея эти объединения берут профессию и класс. Но в первой половине XIX в. таким союзам не приходит в голову стать просто профсоюзами, объединениями по профессии. Внешне они были такими, как человек внешне имеет физ.тело. Но внутренне, в душевно-духовной конституции они видели большую ценность в знаках познания, в своих символах; они жили в них и видели, что через символы сохраняется чистый характер объединения".
     Ещe одна особенность тех союзов состояла в том, что воспитание, образование носило в них не школьный, а образно-символизированный характер, мир там хотели постигать в образах, поскольку знали, что познание и обладание такими образами в замкнутом сообществе в определeнном направлении особенно укрепляет волю, захватывает всего человека, тогда как абстрактное образование оставляет волю без влияния. Весь человек являлся постоянно представителем того, что духовно жило в этом объединении. "И лишь тогда будут иметь социальную историю XIX в., когда правильным образом представят себе следующее: в подобных объединениях жили духовные течения; во всех ремeслах, а также во всeм, что было между крестьянским и благородным сословиями, жило то, что составляло содержание всех таких душ. Но из современной истории не узнать, что жило в душах тех людей, поскольку о таких вещах люди вообще не заботятся".
     К середине XIX в. внезапно всплывают идеи. Вокруг них образуются политические партии. Но что это за идеи? Они уже жили в таких сообществах, но их не записывали, и если появлялся человек с журналистскими наклонностями, желавший стать членом таких сообществ, то его просили закрыть дверь с внешней стороны. Всe должно было оставаться в связи с живым человеком. Но постепенно это всe же вносилось в поэзию, в журналистику, ибо исчезало ощущение живого человеческого. Так всплывали мутные пузыри, о которых рассказано в истории. История сохранила пузыри, карикатуру. "В подобных объединениях жило кое-что, имевшее необычайно глубокий характер, но позже всe было сведено к одной тривиальности, тогда как благодаря принадлежности к таким объединениям душе прививалась склонность к духовному миру во всей его широте.
     Теперь вы должны подумать о том, насколько удачно выбран 1823 г., чтобы всe это сделать наглядным, ибо к этому году уже ряд лет действовала нивелирующе, уравнивающе французская революция. Однако эти вещи со всей живостью пережили французскую революцию".
     С началом 5-й послеатлантической культуры (XVI в.), двигаясь с востока на запад, началось разрушение кровных связей, началась индивидуализация. Но не лeгкое это дело — встать во всeм на собственные ноги. Эту задачу предстоит решать еще более тысячелетия, начиная от настоящего времени. "Дворянское сословие, духовное сословие могли держаться вместе, у них были связи. Сословие ремесленников было вырвано из связей. Чего искали эти объединения — было судорожным исканием связей, которых уже не было исторически, которые человеку уже приходилось искать".
     Уже с XV, XVI столетия крестьянское сословие, переходя в ремесленничество и будучи не в состоянии подняться до дворянских или священнических объединений, искало возможности объединиться на своeм уровне; при этом примечательно то, что они не хотели ограничиться рамками профессии, а искали оснований в душевном и духовном. В XIX в. духовные интересы начали теряться в шутовстве различных тайных обществ, уже не стоявших ни в какой связи с реальным миром. Масонские и т.п. тайные общества подражали тому, что было внешним в тех профессиональных сообществах, но не внутреннему, которое содержалось в них. В тех же сообществах занимались воспитанием ас.тела и "я". При этом во внимание принимался даже географический принцип. Известно, что южный климат более способствует выработке ас.тела, а северный — Я. Поэтому деворанты преобладали на юге Франции, а гавоты — на севере. 225(4)

687. "Лишь как неудачная, невозможная попытка, как последняя, я бы сказал, безнадeжная война, идущая к своему концу волна человечества, стоит то, что называют социализмом. Он не может принести действительно позитивных перемен. Чего хотят достичь с его помощью, может быть достигнуто только через живое действие; одной колонны силы недостаточно. Социализм не может больше орудовать с неживыми силами. Идеи французской революции — свободы, равенства, братства — были последними идеями, истекшими из неживого. Бесплодны все стремления, остающиеся в этой колее. Ибо сегодня в мире существует большая беда, огромное горе, с колоссальной мощью выражающееся в том, что называют социальным вопросом, и здесь орудовать с неживым больше нельзя. Для этого необходимо королевское искусство (выраженное тремя королями гeтевской "Сказки"), учрежденное символом Святого Грааля". 93(20)

Масоны

1126. “Современное масонство является лишь тенью того, чем оно некогда было”. 265, с. 272
     "Современное масонство в Англии, возведенное, разумеется, на предыдущем, в начале XVIII века консолидировалось. Внутри Британского королевства, не империи, а Соединенного королевства, ма­сонство осталось в существенном — я бы сказал, чтобы меня поняли точнее — таковым, что преследовало очень респектабельные интересы. Но в остальном, во многих местах вне Британского королевства масонст­во исключительно или главным образом преследовало политические интересы. В совершенно исключительном смысле преследует политические интересы "Гранд Ориент де Франс", а также и другие "Гранд Ориент". Можно было бы спросить: причем тут англичане, если в других странах политические тенденции пресле­дуются определенными орденами масонов, которые имеют оккультную подоснову? Но сведите воедино с этим тот факт, что первая высокоступенная ложа в Париже основана из Англии, а не из Франции! Не французы, а бритты основали ее; французы в их ложу были только введены.
     Свяжите с этим тот факт, что, примыкая к этой высокостепенной ложе, которая в 1725 г. из Англии была основана в Париже, в 1729 г. первооснованная соответствующая ложа в Париже сама была санкциони­рована "Гранд Ориент". Затем, опять же из Англии, последовали основания лож: в Гибралтаре — в 1729 г., в Мадриде — в 1728 г., в Лиссабоне — в 1736 г., во Флоренции — в 1735 г., в Москве — в 1731 г., в Стокгольме — в 1726 г., в Женеве — в 1735 г., в Лозанне — в 1739 г., в Гамбурге — в 1737 г. Этот спи­сок можно долго продолжать; я хотел бы вам показать, как подобно сети, хотя иного характера, чем в самом Британском королевстве, основываются эти ложи в качестве внешних инструментов для определенных оккультно-политических импульсов. Рядом с опрокидывающимися преобразованиями, как их являет история в ярости якобинцев, в политических действиях карбонариев, кортесов в Испании и других подобных тому взаимосвязях, сильно действуют также и они; их приводящие в движение происки прослеживаются в куль­турно-историческом развитии, в трудах крупных деятелей того времени. Можно подумать об идущей от Русской натурфилософии, о постоянно впадающей в цинизм и все-же сначала действующей просветительски крити­ческой философии Вольтера, о стараниях иллюминатов преодолеть тот цинизм и о т. п. кругах. Эти прогрессивные круги растаптывались реакцией и подпольно действовали различными путями далее. И теперь они стоят у начала многого того, что я вам уже охарактеризовал.
     Но вы должны оценить до определенной сте­пени то, что сегодня говорят английские масоны: посмотрите на наши ложи, они очень порядочны, а до других нам дела нет. — Но если просмотреть исторические взаимосвязи и направляющиеся одна против дру­гой во взаимо-сменяющейся игре силы, то все это одна британская политика, которая таится за всем этим.
     Если спрашивается о глубоких основах политики, то для понимания сути дела необходимо при­звать на помощь новую историю. Начиная с XVII в. — с XVI в. она уже подготовлялась — она идет в на­правлении демократизации, в одной стране с большей, в другой с меньшей скоростью. Эта демократизация состоит в том, что у немногих отнимается власть и передается широким массам. Я не занимаюсь полити­кой, поэтому я не высказываюсь ни за, ни против демократии; я хочу только изложить факты. Стремление к демократизации проходит через новое время в более или менее ускоряющемся темпе, так что при этом образуются различные потоки. Но всегда бывает ошибочно видеть один поток там, где их сходится много. Потоки проходят через мир так, что всегда один является дополнением другого. Я бы сказал так: зеленый и красный потоки текут рядом; при этом цвет не имеет оккультного значения, но приведен лишь для обозначения двух потоков, протекающих рядом. И люди обычно, я бы сказал, гипнотизируются, всегда смотрят только на один поток и не видят исторического параллелизма потоков. ... Как параллельный по­ток к демократизированию проходит использование оккультных мотивов в различных орденах, а также в отдельных масонских орденах. Они не становятся духовными через свои намерения и цели, но, говорим мы, развивается духовная аристократия параллельно той демократии, которая действовала во французской революции, развивается аристократия лож. Если человек хочет в наше время видеть ясно, открыто выступать в мире и быть в состоянии его понимать, то ему не следует оставаться при демократической логике — ко­торая ведь правомерна только в своей собственной сфере, — при фразах о демократическом прогрессе и т. д.; нужно обращаться к тем вставкам, которые проявляются в стремлении немногих достичь господства с помощью средств, которые хранят внутри лож, с помощью ритуала и его суггестивного действия. ...
     В материалистический век видеть это разучились, но 50 лет тому назад люди указывали на это. Откройте философов истории 1850-х годов, и вы увидите, что они указывали на связь французской революции и все­го последующего развития с ложами. Во времена, которые следует рассматривать как подготовительные по отношению к современности, западное историческое развитие, западный мир не был эмансипирован от лож. Постоянно имело место сильно действующее влияние лож, ложество умело находить каналы, по которым мы­слям людей напечатлевалось определенное направление. И когда сплеталась подобная сеть, лишь отдельные петли которой я вам даю, то затем было достаточно нажать только на кнопку, и дело шло дальше.
     Эмансипация ото всех этих отношений и самоориентация на непредвзятое, чисто человеческое наступи­ла только под влиянием такой большой духовности, какой она развивалась в связи с Лессингом через Гердера, Гете и далее в немецкой философии. Здесь вы имеете духовный поток — нужно только принять во вни­мание Гетеву "Сказку о зеленой Змее и прекрасной Лилии", — который считается со всем, что живет в ло­жах, но так — вы можете также прочесть "Вильгельма Майстера" Гете, — что таинственность изымается из сумерек лож и делается чисто человеческим делом. Это была субстанция, с которой можно было эмансипиро­ваться, которая и поныне делает эмансипацию возможной. Поэтому вы видите все немецкое развитие духа в отношении той части, которую я описал в моей книге "О загадках человека", как забытый звук, как не­зависимое от всех интриг ложества. ...
     Вы скажете: но существует и немецкое масонство — в Австрии оно было обычно под запретом, там его не было, — венгерское масонство. Да, существовало, но оно стояло в стороне от других. То были поистине безобидны общества, которые хотя и очень важничали своими тайнами, но все выражалось лишь в словах. Те реальные сильные импульсы, исходящие с той стороны, которую я описал, их вы в немецком масонстве, с которым я не мог быть близок, не найдете, и поэтому легко понять, как многие вещи могут выступать столь удивительным образом. Представьте себе, кому-либо захотелось бы те вещи, которые я вам рассказал об орденах, их тайных связях и их внешних интригах, о масонских ложах, принести в Германию. Могло бы ведь оказаться очень необходимым эти вещи туда внести, но что бы тогда произошло? ... ни одному масону в Германии не пришло бы в голову ничего другого, как сказать, что английские ложи не занимаются политикой. Они занимаются вещами, которые вообще респектабельны. — Это он знает, другое же — нет. Можно даже, как это случается, услышать, когда произносится то или иное имя: нет, он в списках масонов не значится. — Эти списки, они уже также имеются, но нет знания о том, что может быть, особо важные люди в списки не вносятся. Короче говоря, немецкое масонство — совершенно безобидное общество.
     При этом, однако — и это следует сказать без всякого высокомерия и какой-либо национальной манерности, — духовная жизнь, поскольку она лелеется определенными западными оккультными братствами, исходит действительно из Средней Европы. Обратитесь к историческим трудам. Роберт Флудд (Fluctibus. 1574-1637) — ученик Парацельса; Сен-Мартен во Франции — ученик Якова Беме. Если вы ищите происхождение самого движения, то оно находится в Средней Европе. С Запада приходит организация, членение на ступени (некоторые западные ложи имеют до 92 ступеней; представьте себе, как высоко восходил человек; есть люди с 92-й ступенью!), обращение к политике и примесь определенной внешности". 174(17)
     Основывающие масонские союзы часто исходят из благородных побуждений: обратить людей к благотворительности и гуманизму. И тем не менее такие союзы больше не своевременны. "Благодаря им возникает духовная аристократия, которой не должно быть. Всё более и более о себе заявляет демократический принцип, отрицающий как масонские союзы, так и замкнутое (в ордена. — Сост.) духовенство". 265, с. 282

1357. "Повсюду на Земле, где встречаются политические устройства, в которых может жить свобода, как ее себе представляют с конца XVII в. и в XIX в., можно увидеть, что она заимствована у британского мышления. Французская революция конца XVIII в. была в большей мере делом чувств, более импульсом страстей, а то, что в ней жило как мысли, было взято у британского мышления". 173(2)

1365. "Если эта линия представляет собой национальное начало и с одной стороны находится человек,

а с другой — человечество, мир, то во Франции развитие национального берет направление в сторону человека, а в Англии — человечества. ... Француз стремится стать воспитателем личного начала в душе; англичанин в насаждении личности стремится стать колонизатором всего человечества. Два совершенно разных направления из общей материнской почвы: из национального начала. ... Поэтому только во Франции, где была захвачена внутренняя сторона личности ... последняя может вести через Людовика ХIV и т. д. к революции; в Англии — к спокойному либерализму, т. к. там это разрешалось вовне; во Франции — вовнутрь, во внутреннее существо человека". Симптоматично здесь Трафальгарское сражение 1805 г. Наполеон был хоть и самобытным, но все же представителем французского начала. И после той битвы он вытесняется внутрь Европы; Англия же — во весь мир. 185(1)

150. "Конечно, сегодня сочтут реакционным, когда такой человек, как Фридрих Шлегель, видит во французской революции большую односторонность", взрывообразное выражение атеизма XVIII века.180(12)

153. "Благодаря французской революции, люциферически-ариманическое начало односторонне и сильно перетянуло чащу весов, перетянуло главным образом люциферической силой. Это явление вызывает обратный удар. ... Во французской революции всe происходит мятежно, всe противоречит ритму людского развития. ... В Наполеоне выдвигается такое тело, которое полностью построено — но теперь уже с уклоном в другую сторону — соответственно ритму человеческой личности: подготовка к власти длится 7 лет, затем идут 14 лет блеска, беспокойства Европы, восхождение, и наконец 7 лет нисхождения. ... Всe протекает строго в ритме семеричности лет!"
     До середины XIX в. сильно действовал толчок к эмансипации личности. Развитие в Европе идeт "...в сторону освобождения от национального, к общечеловеческому. Но только это явление не может развиваться достаточно самостоятельно из-за постоянного противодействия со стороны тех орденов, которые невероятно сильно, особенно в Англии, отравляют всю внешнюю жизнь, гораздо сильнее, чем это представляет себе внешний мир. Это явление не может развиться. В результате мы имеем выступление таких примечательных личностей, как Ричард Кобден, как Джон Брайт,* которые, с одной стороны, действительно охвачены импульсом эмансипации личности, преодоления силой личности национального элемента по всей Земле, которые заходят так далеко, что уже затрагивают нечто, могущее иметь величайшее политическое значение, если бы оно решилось вступить в новое историческое развитие! — но вступить дифференцированно, в зависимости от различных областей...потому что, естественно, эти люди имели отношение к своей стране; но там они выражали основной принцип либерализма — невмешательство в чужие дела со стороны государства этих островов. Это было нечто значительное, но, едва возникнув, оно было обессилено другим стремлением, исходившим из импульса 3-ей послеатлантической эпохи. Итак, с середины XIX в. мы видим, как на Западе возникает либерализм, то, что называют либеральной настроенностью... Это называют и свободомыслием — как уж кому нравится... а в последней трети XIX в. это всe иссякло и вымерло!"
     В течение некоторого времени толчок души сознательной породил волну либерального начала (красное). Но то, что ударяет в одну сторону, затем ударяет в другую (синее). "Либерализм возник благодаря тому, что его представители хорошо овладели собой внутренне, хорошо взяли себя в руки, борясь с тенетами чисто земного начала ... они не поддались ничьему захвату; они были просто исполнены идеями общечеловеческого порядка. Но другое также существовало... Уже в середине XIX в. на политическом небосклоне проступила вся безнадeжность либеральных идей, т.к. позднейшие их представители создают впечатление инвалидов политического мышления. Либеральные партии позднейшего времени хромали, ковыляя за уже стушeванным прошлым, т.к. с середины XIX в. набирал силу плод того, что исходило из упомянутых орденов и тайных обществ Запада: усыпление, убаюкивание души сознательной как таковой. В таком случае душевное и духовное больше не деятельны, тогда действует сначала то, что наличествует во внешнем чувственно-физическом мире. И это возникло в новейшее время... в общем облике социализма". 185(2)

_______________________
     *Ричард Кобден(1804-1865), глава манчестерского движения(крайнего либерализма в хозяйственной жизни: свободная торговля, конкуренция без вмешательства государства в экономику), предводитель партии, требовавшей уничтожения налогов.
     Джон Брайт(1811-1899), английский государственный деятель. После 1843 г. глава манчестерского движения.

     715. Робеспьер использовался отставшими братствами. 93-а (15)

     501. "В отношении "душевной крови", пронизывающей мировую историю, можно сказать, что она одна и та же и в "Разбойниках" Шиллера, и в деяниях Дантона, Мирабо и Робеспьера. Эта же кровь течет и в Гете, если даже представить себе, что Гете стоял очень-очень далеко от революций. Но это ничего не значит. В этой сложной натуре, в натуре Гете выражалась особая конфигурация, осложнение кармических импульсов, импульсов судьбы, поставивших его уже в юности в особое положение в мире".
     "Абстрактные представления, которые мы имеем в обычной жизни, какими их любят материалистически настроенные люди, даны человеку благодаря тесной связи эф. тела с физическим, благодаря крепкой магнетической связи с физ.телом. Но благодаря этому возникают сильные импульсы вносить волю в физический мир. Этот импульс воли имеют еще таким, что наравне с ним можно развивать астр.тело. Таковыми были Робеспьер, Дантон, Мирабо. ... Так был организован и Гете, но в нем действовали и другие силы, вызывающие осложнения. Его эф. тело через болезнь, едва не стоившую ему жизни, ослабло. А благодаря тому, что эф.тело не осталось сильно внутренне связанным с физ.телом, оно не направляло свои силы в физ.тело, сохраняло их внутри себя. Поэтому и произошло с Гете то преобразование, когда он из Лейпцига переехал во Франкфурт, познакомился с госпожой Глеттенберг (мистиком) и с работами Сведенборга". 172(2)

     540. "На развитии свободных личностей предполагал Шиллер основать гармоническую совместную жизнь в человеческом обществе. С вопросом об истинно достойном человека бытии для него связался вопрос о форме совместной жизни людей. Это было его ответом на вопросы, которые в то время, когда он работал с этими мыслями ("Письма об эстетическом воспитании"), были поставлены французской революцией". 22(111)