Логос эволюции

42а. Согласно учению гностиков (Базилид) все начинается от неведомого Бога, от первого Эона, не постижимого ни через какое слово или понятие. Из него формообразуется (не манифестирует себя) Нус -- первое творение неведомого Бога; о нем говорит также Анаксагор.
     По мере того, как Нус движется вниз, выступает Логос. Потом выступают другие принципы числом 364. Слово «день» было первоначально тесно связано со словом Бог. 364 бога работают над построением человеческой организации, и к ним добавляется еще один. Этот последний день года является символом Ягве. «Во Христе и в Мистерии Голгофы Нус является человечески воплощенной; не Логос, а Нус воплощается как человек». Но Нус не может говорить, не может проходить через смерть и воскресение. Созерцание Базилида помрачается, когда во внутреннем видении он приближается к последнему акту Мистерии Голгофы. Он думает, что распят был Симон из Кирены, несший крест Христа.
     Далее гностики считали Отца менее совершенным, чем Сына, именно в силу того, что Ягве вставал последним в ряду 365 богов, а евреи в нем почитали Отчее начало. Св. Духа они находили на противоположном конце -- в Нус. «Христос есть более высокое творение, чем Отец, Христос не единосущ с Отцом. Отец, нашедший свое наивнешнейшее, экстремальное выражение в еврейском Боге, хотя и является Творцом мира...», но был вынужден одновременно произвести и добро и зло, святое и дьявольское. Не из любви сотворил Он мир. Христос же пришел свыше, неся в себе Нус, и Он способен спасти мир, чего не может его творец. Отец породил Сына, чтобы усовершенствовать развитие мира. 343, с.270-273
     «Необходимо различать между экзистенцией и субсистенцией (самостоятельное бытие, жизнь). Что субсистирует все вещи, есть основа, то, что имеет отношение к Отцу. ... Бог-Отец пребывает в основе пребывающего; Бог-Сын, Христос, как творческий Логос, пребывает в основе становящегося и в том, что есть становление. Поэтому понимание отца следует искать до ставшего (возникшего), а действие Христа -- в становящемся».342, с.146-147
     О вещах мира правомерно спрашивать: откуда они происходят? Но так нельзя спрашивать о Логосе. Он был и есть всегда. «Он пребывает не во времени, до всех времен. ... в Себе пребывающий, в Себе основанный, в Себе покоящийся абсолютный Логос. Первый Логос -- Отец -- «Сат».
     Если принять один этот Логос, то он, покоясь в себе,здесь и не здесь, над бытием, никогда не воспринимаем, ибо выше всех восприятий, выше существования. Но отсюда следует, что этот Логос есть абсолютно сокровенное, оккультное, поскольку превышает всякое откровение. Если Он не оккультен, то должен открыть Себя. Тогда мы имеем дело с Его отображением, с открывшимся Логосом.
     Обдумав сказанное, мы тотчас же в этом понятии распознаем два понятия; так что мы имеем троякое, ибо в том, кто открывает, должна содержаться открывающая деятельность.
1 Логос -- открыватель
2 Логос -- откровение, деятельность
3 Логос -- открытое, зеркальное отображение
   (в Индии) Сат -- Ананта -- Чит

(в Христианстве)
1 Отец
2 Сын, Слово
3 Св. Дух
     Эти Трое столь возвышенны, что для всего, что в обычном смысле слова обозначается открываемым, воспринимаемым, должно быть опять-таки обозначено оккультным. Итак, три оккультных Существа. Они сначала должны быть явлены в откровении. Их только три, так что они могут лишь открыться друг другу:
   Отец открывается Слову,
   Слово открывается Св. Духу,
   Св. Дух открывается Отцу.
     Таковы три рода откровения. Мы решаем перенести их на три Существа, так что деятельность этих Существ состоит в том, что они берут это на Себя, это перенесение. Три могут войти в различные отношения:
     Возможно, что Отец сокрыт в Слове и в этой сокровенности сообщает о Себе. Он облекается Словом и открывается Духу.
    Далее возможно: Слово сокрыто в Св.Духе и открывается в этой сокровенности Отцу.
    И еще возможно: что Св. Дух сокрывается в Отце и открывается Слову.
    И теперь еще возможно лишь, что Отец сокрыт в обоих, в Слове и Духе и открывает Сам Себя.
     Мы имеем нечто существенное --1,2,3,4,5,6,7.
     Так возникает сущностное, (семь) отношений трех Логосов, сущностные формы.
     1-е отношение -- Всесилие: Отец открывает Себя Сыну.
     2-е отношение -- Всемудрость: Слово открывает Себя Духу.
     3-е отношение -- Вселюбовь: Св. Дух открывает Себя Отцу.
     4-е отношение -- Всесправедливость: Отец открывает Себя в Слове и открывается Духу.
     5-е отношение -- Всеспасение: Слово открывает Себя в Духе и открывается Отцу.
    6-е отношение -- Всесвятость: Св. Дух открывает Себя в Отце и открывается Слову.
    7-е отношение -- Всеблаженство: Отец открывает Себя в Слове и Духе и открывает Сам Себя.
    Так возникли существа из обоюдного оплодотворения. Таковы семь Управителей, семь Сил, стоящих пред троном(Бога), и таковы их свойства. Свойства возникают из отношений трех Логосов. Их может быть только семь.
     Всесилие (Всевластие) состоит в том, что Отец открывается Сыну. Это обозначается как первое творение или как хаос.
     После того, как Всесилие исполнило свои задачи, начала править Всемудрость, упорядочивающая все в соответствии с мерой и числом. ... Вселюбовь вносит во все творение принцип симпатии и антипатии... Всесправедливость... приносит карму, т.е. рождение и смерть. ... Всеспасение... во все вносит спасение (избавление), т.е. последний Суд.
     После действия последнего Суда за дело берется Всесвятость и приносит повсюду святость, а тогда начинается Всеблаженство.
     Представим себе все это распределенным на семь планет. В действительности все они, все семь присутствуют здесь, но так, что одна правит (другие пребывают соподчиненными).
     Четвертый шар (эон) -- наш. Так что наш принцип таков: «Отец сокрыт в Слове и открывается Духу». Так дано Христианство. ...
     Главное следующей планеты (эона) должно подготовляться в предыдущей. Слово, подготовляясь к Св. Духу, который тогда (на Юпитере) будет открываться, должно пребывать в процессе инволюции. Но здесь это смерть. Миссия может быть исполнена, если Слово погрузится вплоть до смерти; таков смысл смерти на кресте. ... Итак, в следующем планетарном воплощении Сын приведет к Отцу то, что теперь собирается благодаря Духу».Д.67/68, с. 19-22.

327. Всю греко-латинскую эпоху можно разбить на три периода: первый — от 747 г. (основание Рима) до 27 г. до Р.Х.; второй — от 27 г. до 693 г. по Р.Х.; третий — от 693 г. до 1413 г. "В первый период человеческие души развивались из внутренних основ человеческого развития (имеются в виду люди, жившие в бассейне Средиземного моря), так что как души они теряли связь со всеобщим духовным миром". Предыдущее развитие души ощущающей в египетскую культуру эту связь переживало постоянно. "И в отношении этого космического чувства в VIII столетии до нашего летоисчисления наступил кризис, настоящая катастрофа в среде человечества". Иссякло старое ясновидение, а с другой стороны восходила греческая культура, в основе которой лежало переживание человеком самого себя как обособленного существа, а не как члена космоса. Человеческую всеобщность, всеобщую человеческую жизнь переживал он теперь в себе.
     "С одной стороны, мы имеем поток живущего в той культуре человечества, а с другой — тот поток, внутри которого разыгралась Мистерия Голгофы. Оба они протекают некоторым образом рядом один с другим. Такое могло происходить благодаря тому, что в то время, как совершалось божественное событие, человек, культурный человек, отпал от богов, жил жизнью, не имевшей никакой непосредственной связи с духовным. ...
     Такое отношение проходящих рядом друг с другом внешней культуры и мистериального события было немыслимо ни в один из предыдущих культурных периодов человечества... всегда протекавших в тесной связи с Божественно-духовным".
     Во второй отрезок времени (27-693 гг.) профаническая культура Средней Европы приняла Событие Христа, но чисто внешне, так что продолжала держаться вдали от внутреннего понимания Мистерии Голгофы. "Все, что могло вести к пониманию Мистерии Голгофы, объявлялось ересью; и при этом пытались облечь в тривиальные формулы то, что в эти формулы ни в малейшей степени облечься не может".
     Понять этот период можно в том случае, если иметь в виду, что "человечеству была определена вера, что все человеческое познание, все человеческие ощущения годятся лишь для чувственного, посюстороннего". Кончилось все тем, что в VIII, IX вв. над европейским человечеством простерся род затмения в отношении связи человеческой души со сверхчувственным. И такое явление, как Бернард Клервоский (1091—1153), типичное для того времени, являет нам полное энтузиазма стремление остаться по ту сторону физически-чувственного. "Он говорит: меня может постичь грех; правильное же есть нечто такое, что протекает само для себя, что некоторым образом протекает по ту сторону потока, в который вылетела (упала) человеческая душа".
     Весь 3-й отрезок греко-латинской культуры проходит в стремлении доказать, что с человеческими идеями и понятиями не следует стремиться понять, что происходит в духовной действительности. Это следует передать откровению. Так образовалась сила церкви: не просто из теологических импульсов, но через направление сил познания, собственных сил души лишь на физически-чувственную жизнь, а не на познание сверхчувственного. Понятие веры образовалось не в первые столетия, а позднее. "Это понятие веры означает: в Божественно-духовное можно только верить, но знание о нем невозможно". Наследием такого представления мы живем и поныне.
     В 5-й послеатлантической эпохе эта тенденция вообще вылилась в отрицание сверхчувственного. "Развилась вера, что сверхчувственное вообще лишь измышлено человеком и никакой реальностью не обладает. Если действительно хотят понять происхождение материализма исторически-психологически, то его следует искать в церкви. Естественно, церковь также есть лишь внешнее выражение более глубоких, действующих в развитии человечества сил, но действительное познание человеческого развития поймут лишь тогда, когда совсем точно увидят, как одно действительно возникает из другого. Правоверные в 4-й послеатлантической эпохе говорили: человеческая способность познания предназначена лишь для понимания чувственных взаимосвязей; сверхчувственное должно быть предоставлено откровению, о нем нечего говорить, ибо всякие разговоры ведут к ереси, к заблуждениям. — Современный марксист, современный социал-демократ, они являются верными сыновьями того воззрения и последовательно выводимы из католицизма предыдущих столетий. Они говорят: всякая наука, достойная этого звания, может трактовать лишь только о чувственно-физических событиях; духовной науки быть не может, т.к. нет никакого духа; духовная наука есть не более, чем наука об обществе, о человеческой совместной жизни".
     "Людям говорили: ваши человеческие силы должны ограничиваться едой и питьем, а что сверх того происходит в мире — это живет над вами. Но так поступать в Западной Европе не могли; так могли поступать в Восточной Европе, и в этом состоит смысл раскола церкви на западную и восточноевропейскую. В Восточной Европе человек действительно был ограничен чувственным миром и в нем должен был развивать силы. А в мистериалъных высях, совершенно не касаясь чувственного, должно было развиваться то, что затем вело к ортодоксальной религии. Здесь было действительно строго разделено то, что человек выносил из своего человеческого, и то, что действительно было духовным миром, что как одно-единственное веяло и жило в парящем над людьми культе.
     И что могло здесь развиться? В различных нюансах здесь должно было развиться ощущение: значением, действительностью обладает, собственно, только чувственно-физическое. Можно сказать: силы которыми не пользуются, но обращаются с ними так, что запирают их в себе, не развиваются, чахнут. И если человек столетиями удерживается от того, чтобы в своем духе постигать сверхчувственное, то его силы остаются без употребления и исчезают полностью. И это полное их исчезновение мы находим в современном социалистическом мировоззрении. Несчастье состоит не в социализме, а в том, что он полностью отклоняет духовно-сверхчувственное и вынужден поэтому ограничить себя одной только социальной структурой животного в человеке. Эта социальная структура животного в человеке подготовлена надломом сверхчувственных сил в человеке. Она возникла благодаря тому, что люди были вынуждены сказать себе: мы совсем не хотим, познавая и переживая, наши души связывать с тем, что, собственно, составляет поток их жизни как таковой, который вызывает наше блаженство и в который вплетена Мистерия Голгофы.
     С чем это связано? Это связано с тем, что в 4-м послеатлантическом периоде с совершенно особой силой действовали люциферические силы. Они отделили людей от космоса; ибо эти силы постоянно стремятся изолировать человека эгоистически, отделить его от всего духовного космоса также и в знании о его связи с физическим космосом. Поэтому не было никакого естествознания в эпоху наивысшего расцвета этого отделения. Там господствовало люциферическое. И можно сказать: то, что тогда действовало в разделении чувственного знания и сверхчувственной догматики, было люциферического рода. Люциферическому противостоит ариманическое. Это два врага человеческой души. Отдача сверхчувственных человеческих сил умиранию — что затем привело к животной форме социализма, который теперь, опустошая и разрушая, должен охватить человечество — возводима к люциферическим силам. Новое, что развивается в наш век, имеет иную природу; оно более ариманической природы. Люциферическое хочет изолировать человека, отделить от духовно-сверхчувственного, предоставить его переживаниям в себе иллюзии всеобщности. Ариманическое же, напротив, нагоняет страх перед духовным, не позволяет подойти к духовному, создает иллюзию, будто бы духовное для человека недостижимо. Если люциферическое удержание человека от сверхчувственного носит более воспитательный, культурно-воспитательный характер, то ариманическое удержание от сверхчувственного, основанное на страхе перед духовным, в эпоху с XV в. прорвалось более природным образом. Люциферическое отделение от духа в жизни в большей степени смогло выступить под покровом ортодоксального Христианства на Востоке, ариманическое... — на Западе... в элементе американской культуры.
     Подобные истины, может быть неудобны, но... порядок в нашем хаосе восстановят лишь тогда, когда различные течения распознают в их истинном виде". 181 (20)

596. «Понявшими, что прогресс человечества зависит от понимания великого события Голгофы, являются те, кто как Мастера Мудрости и Созвучия Ощущений соединены великой, ведущей Ложей человечества. И как однажды живой мировой символ в виде огненных языков нисшел на общину (апостолов), так господствует как свет над ложей Двенадцати Тот, Кого Сам Христос послал как Своего Духа. Святой Дух есть великий Учитель тех, кого зовут Мастерами Мудрости и Созвучия Ощущений. Они, т. обр., суть те, через кого Его голос и Его мудрость в том или ином потоке изливаются к человечеству на Землю. Мудрость, собранная духовнонаучным движением для понимания мира и духов, пребывающих в нем, течет через Духа Святого в ложу Двенадцати, а оттуда дается человечеству для самосознающего, свободного понимания Христа и события Голгофы».107 (16)

Майстер Иисус

680. Соломонов мальчик Иисус умер примерно в одно время с матерью натанова Иисуса. Его эф. тело, в котором действовало Я Заратустры, было взято матерью натанова Иисуса в духовный мир. Вскоре и это эф. тело, и Я Заратустры, который настолько развит, что не нуждается в прохождении через Девахан, вновь построили себе физ. тело. И то существо с тех пор все вновь и вновь, с короткими промежутками, появляется на Земле, проходя через историю человечества как помощник тех, кто хочет понять события в Палестине. Его зовут "Майстер Иисус". В эзотерических школах он инспирирует тех, кто хочет развивать и лелеять христианское учение.114 (7)

VIII. МИСТЕРИЯ ГОЛГОФЫ

426. "С почтением, смирением и нежностью приблизимся к Мистерии Голгофы".152 (4)

461. Приближаясь к пониманию Мистерии Голгофы на Земле, мы обретаем способность после смерти пронести сознание через некую пропасть, что встает перед нами в третий период жизни между смертью и новым рождением, а это позволяет нам, исходя из воспоминаний, исправлять ошибки, содержащиеся в нашей душе в силу кармы. Если же у нас нет понимания всей глубины изречения: "Не я, но Христос во мне", — то наше сознание тогда гаснет, а с ним уходит и возможность улучшить карму в тот период. "Если мы здесь обрели понимание Мистерии Голгофы, то мы приходим к тому третьему периоду после смерти так, что можем вспомнить себя и сказать: никогда не воспринимается тем, кто достиг какой-либо степени посвящения, истина слов: "Из Божественного рожден я" — столь сильно, как тогда, когда он входит в указанный период".140 (1)

462.Придет время, когда на Земле не сохранится ни одной картины Рафаэля. "Но совсем другое дело — чем стала индивидуальность Рафаэля, его душа благодаря тому, что он написал свои картины. Это с земного бытия перейдет на Юпитер, поскольку постоянно развивается". Некогда Земля разрушится и не останется ничего, кроме человеческих душ. И плод развития будет состоять в разнице развития душ от начала до конца земных времен. Отсюда понятен долг развития. "Земля исчезнет, распадется, останутся одни человеческие души! Но утрачивается сила для постижения этой мысли. Земное развитие вообще потеряет свой смысл, если человек не найдет для себя удобным постигать Мистерию Голгофы". 196 (7)

468. "Древняя мудрость была излита на человечество. Исходя из нее, было много сказано о сущностях, о силах, что господствуют над природой, но очень мало — о самом человеке. Человек тогда еще не пришел к своему земному сознанию, был еще ведом на помочах высшими силами. Он мог стать мудрым, но самосознание в нем еще не вспыхивало. Аполлоново "Познай себя" пребывало в среде человечества как тоска, как некий зов ведущих греческих богов, направленный в будущее. Была мудрость, трактовавшая о природе, — конечно, о природе всего космоса.
     И вот в ту жизнь человечества было внесено древнееврейское откровение... решительно отличавшееся от языческого откровения мудрости. Оно некоторым образом пренебрегло включить в себя мудрость о природе и мироздании. И о природе, и о мироздании в нем говорилось, по сути, лишь одно: Бог создал ее вместе с человеком, и человек в мире должен служить Богу. Все древнееврейское откровение служит одной цели: показать человеку, как он должен служить Богу Ягве. К чему апеллирует древнееврейское откровение? К чему тогда апеллировало и что тогда имело в себе языческое откровение, — это была головная организация, которая сама еще была способна вызывать в себе воспоминания о лунном времени.
     Еврейское откровение к этому апеллировать не могло. Оно могло апеллировать к остальной человеческой организации. ...Эта остальная организация солнечна и воспринимает в себя идущее от Луны. А идущее от Луны экстремально ведет к заблуждению, к тому, что может открываться во внутреннем человека. Но это и есть содержание древнееврейского откровения. Оно целиком имеет отношение к человеку. Человек в древнееврейском откровении стоит в самом центре.
     Однако ко времени Мистерии Голгофы человек еще не был пронизан самопостижением, самопознанием. Нужно было искать путь, который, собственно, был обходным путем. И он проходил через иудейскую народность. Поэтому иудейская религия — это, прежде всего, не религия человечества. Она не обращается к отдельным людям, но — ко всему еврейскому народу. Она — народная религия. Она говорит о человеке, но окольно, через народ.
     В такую среду была поставлена Мистерия Голгофы: в дотлевающую древнеязыческую мировую мудрость и в сознание человечества в форме народного сознания. ...Следует отличать факт Мистерии от средств ее постижения, ощущения. Язычники могли ее понять лишь остатками их мировой мудрости, иудеи — только тем, что было открыто. И так это вначале и понималось. Остаток древней мудрости явил себя в гностическом постижении События Голгофы. Иудейскому откровению обязана своим постижением Мистерии Голгофы римско-католическая церковь. И теперь, чтобы вообще Мистерия Голгофы была понята, должен быть проложен обходной путь сквозь эти два мировых потока".196 (3)

Тайна чаши

497. "Содеpжание обpаза миpа, духовно сохранявшееся в гнозисе Мистерий духовными существами — пока оно должно было действовать в ходе становления человечества, — не могло быть удержано сознательным пониманием человеческой души. Но содержание чувства должно было быть удержано. И оно должно было бытъ дано в правильный космический момент человечеству, подготовленному для этого, чтобы под влиянием душевного тепла душа сознательная позже по-новому могла проникнуть в царство духа. Так построили духовные существа мост между старым и новым содержанием мира.
     Эта тайна развития человечества существует в намеках. Святая яшмовая чаша Грааля, которой пользовался Христос, когда преломлял хлеб, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь из ран Иисуса, — эта чаша, открывшая таким образом тайну Голгофы, была взята — как гласит легенда — на сохранение Ангелами до той поры, когда, после постройки Титурелем замка Грааля, они смогли опустить ее к подготовленным людям.
     Духовные существа сокрыли мировые образы, в которых жили тайны Голгофы. Они опустили не содержание образа, ибо это не было возможно, а содержание чувства в человеческой крови, когда к тому пришло время.
     Это насаждение содержания чувства древнего познания могло быть лишь побуждением, но весьма сильным побуждением для того, чтобы в нашу эпоху из души сознательной, в свете деятельности Михаэля, развилось новое полное понимание Мистерии Голгофы".26 (с. 159-161)

510. Перед Мистерией Голгофы Ариман затмил мир, в котором пребывают души, идя к воплощениям, что вызвало в них переживание замкнутости и повело к усилению эгоизма в физическом мире. Христос нисшел в ад и сковал Аримана, но только для тех, кто стремится проникнуть к Мистерии Христа. 107 (12)

Первые века Христианства

526.Апостолы смогли понять Мистерию Голгофы лишь в III-м столетии. Тогда возникает инспирирование ими первых отцов церкви. "В III столетии современники Христа стали зрелы для понимания. В IV столетии это понимание возрастало, но возрастали и трудности в инспирировании людей. В VI столетии они возросли еще больше, и так продолжалось до того времени, когда Римом был учрежден строй, воспротивившийся... этой инспирации человечества духовными тайнами Мистерии Христа".184 (11)

532. "По отношению к Мистерии Голгофы, которая может переживаться только внутренним взором, вся современная ей культура стояла подобно женщине у могилы Христа Иисуса: она искала труп, нашла могилу открытой, но трупа там уже не было, и на вопрос: "Куда дели тело Господа", — она получила ответ: Его больше нет там, где ты Его ищешь.
     ...Люди четвертой культурной эпохи искали нечто там, где его нельзя было найти, и продолжали искать тем же способом еще пятнадцать столетий. Ибо перенесением в большое пространство того же, что произошло с женщиной у могилы, были крестовые походы".148 (6)

Христианство в 5-й культурной эпохе

533. "Мистерия Голгофы — это духовное событие, совершившееся в земном развитии. Полностью она может быть понята только духовным способом познания. И как через страдания человечество нашло Христа в прошлом, так через страдания мы должны искать нового понимания Христа в новом облике".186 (12)

539. "Умерло множество душ, прошедших сквозь врата смерти с материалистическим настроением. ...Усилиями... этих душ удалось — мы не можем сказать иначе — изгнать Христа из спиритуального мира.
     И Христос должен был пережить возобновление Мистерии Голгофы, хотя и не в той мере, как в первый раз. Тогда Он прошел через смерть, теперь Он стал изгнанником из Его бытия в спиритуальном мире. И так исполнился на Нем вечный закон спиритуального мира: что исчезает в высшем спиритуальном мире, то вновь возникает в мире низшем.
     И если в XX в. душам стало возможно развиваться до понимания Мистерии Голгофы, то это произошло потому, что Христос через заговор материалистических душ был изгнан из спиритуальных миров и перешел в чувственный мир, в человеческий мир, так что также и в этом, чувственном мире, могло начаться новое понимание Христа. И поэтому Христос еще теснее связал Себя со всем, что составляет судьбу людей на Земле".152 (4)

Михаэль между Люцифером и Ариманом

581. "С тем характером, который Люцифер придал своему существу, он не может соединить ничего вычислимого. Его идеал — космическая безусловная интеллигенция (как субстанция. — Сост.) и действие воли.
     Эта Люциферическая тенденция соразмерна мировому порядку в областях, где должно царить свободное вершение. И там Люцифер — правомерный духовный помощник раскрытия человечества. Без его помощи в духовно-душевное человека, строящееся на основе телесно-вычислимого, не могла бы вселиться свобода. Но Люцифер хотел бы распространить эту тенденцию на весь Космос. И тогда его деятельность становится борьбой против божественно-духовного порядка, к которому изначально принадлежит человек.
     Тогда вступает Михаэль. Своим существом он стоит в невычислимом; но он создает равновесие между невычислимым и вычислимым; последнее он несет в себе как мировую мысль, полученную им от его богов.
     В ином положении находятся в мире ариманические власти. Они — полная противоположность божественно-духовных существ, с которыми изначально связан человек. В настоящее время эти последние — чисто духовные власти, несущие в себе совершенно свободную интеллигенцию и совершенно свободную волю, но они в этой интеллигенции и в этой воле создают, как мировую мысль, мудрое уразумение необходимости вычислимого, несвободного, из лона которого человек должен раскрыть себя как свободное существо. И со всем вычислимым, с мировой мыслью они в космосе связаны в любви. Эта любовь струится от них через Вселенную.
     В полной противоположности к этому живет в жадном вожделении ариманических властей холодная ненависть ко всему раскрывающемуся в свободе. Стремление Аримана направлено на то, чтобы создавать космическую машину из того, что он с Земли излучает в мировое пространство. Его идеал — единственно и исключительно — мера, число и вес.
     Он был призван служить в космосе развитию людей потому, что должна была раскрыться его область меры, числа и веса. Лишь тот действительно постигает мир, кто всюду постигает его духовно-телесное. Это должно быть принято во внимание вплоть до самой природы, в отношении таких властей, как действующие в любви божественно-духовные и в ненависти — ариманические власти. В природном мировом тепле, начинающемся весной и возрастающем к лету, нужно воспринимать природную любовь божественно-духовных существ; в веющем морозе зимы нужно осознавать действие Аримана.
     В расцвете лета в тепло, в природную любовь вмешивается сила Люцифера. На Рождество против морозной ненависти Аримана обращается сила божественно-духовных существ, с которыми изначально связан человек. И к весне природная божественная любовь постоянно смягчает природную ненависть Аримана.
     Появление этой ежегодно выявляющейся божественной любви есть время воспоминания о том, как со Христом свободный божественный элемент вступил в вычислимый элемент Земли. — В полной свободе действует Христос в вычислимом; этим Он обезвреживает имеющее вожделение только к вычислимому, а именно — ариманическое.
     Событие Голгофы есть свободный космический акт любви внутри истории Земли; Голгофа постижима также лишь любовью, которую человек несет навстречу пониманию".26 (140-143)

Вознесение и Пятидесятница

628. "Конечно, не безразлично, хотят или нет люди знать о Мистерии Голгофы. Для человеческих тел, для возможности земной жизни Христос совершил Свое земное Деяние на Голгофе. Он сделал это также и для неверующих язычников. Но для духовно-душевного необходимо, чтобы Импульс Христа также и в состоянии сна мог погружаться в человеческую душу. Для этого необходимо, чтобы человек в существенном при­знал содержание Мистерии Голгофы. Правильное духовное действие Мистерии Голгофы может произойти толь­ко из правильного исповедания Мистерии Голгофы. Это значит, что земным человечеством будет признано: поспешающее прочь, постоянно взвивающееся к Солнцу эф. тело держится Христом; но человек как душевно-духовное существо, его Я и астр. тело, они должны воспринять Импульс Христа в состоянии между засыпанием и пробуждением, подготовляясь к тому через исповедание в бодрственном состоянии.
     Итак, мы можем сказать: мы даем выступить перед нашей душой образу Вознесения. Ученики, ставшие ясновидящими, видят тягу эф. тела человека взойти к Солнцу. Христос соединяется с этим стремлением, держит его. Это потрясающий образ: спасение физически-эфирного человека через Христа в образе Возне­сения.
     Но, в то же время, ученики возвращаются назад, они задумчивы, они глубоко сосредоточены. Ибо в их душах живет познание: через Мистерию Голгофы все совершилось прежде всего для эфирно-физического человечества. Но что произошло с духовно-душевным? Откуда придет к человеку сила в духовно-душевном, в Я и астр. теле, воспринять Импульс Христа? Импульс Христа через Мистерию Голгофы так наполнил Землю, что только через духовные познавательные силы можно проникнуть к Нему и постичь Его. Никакая материалистическая сила познания, никакая материалистическая наука не может понять Мистерии Голгофы. Здесь душа должна в себе воспринять силу духовного познания, силу духовного созерцания, силу духов­ного ощущения, чтобы быть в состоянии также и понять Импульс Христа, понять как Он на Голгофе связал Себя с земным импульсом.
     Чтобы это могло произойти, Христос Иисус совершил Свое Деяние на Голгофе, и Он совершил это так, что через десять дней после События Вознесения послал людям возможность также и внутренне, духовно-душевно, астр. телом и Я, пронизать себя Импульсом Христа. Такова картина праздника Пятидесятницы: пронизание духовно-душевного силой понимания Мистерии Голгофы, послание Святого Духа. Христос совер­шил Свое Деяние для всего человечества. Отдельным людям, которые должны это деяние понять, отдельным человеческим индивидуальностям Он послал Духа. Таким образом, душевно-духовное находит доступ ко всеобщечеловеческому деянию. Через Дух человек должен внутренне, духовно-душевно усвоить Мистерию Хрис­та. ...Таким образом Импульс Христа осуществляется для каждой отдельной индивидуальности".
     Эф. тело человека после смерти соединяется с солнечным, пронизывающим пространство, в котором на­ходится Земля. "После Мистерии Голгофы в этом удаленном от человека эф. теле можно видеть Христа, ставшего его Спасителем в дальнейшем земном бытии; итак, после Мистерии Голгофы каждый умер­ший человек имеет перед душой ту картину Вознесения, которую в особом состоянии души созерцали уче­ники Христа. Но для тех, кто воспримет в себя также и тайну Пятидесятницы, кто даст приблизиться к себе Святому Духу, для того этот образ после смерти явится наибольшим утешением, какое он только может иметь, ибо он тогда прозреет всю истину Мистерии Голгофы, и образ станет для него утешением. Он как бы говорит ему, этот образ Вознесения, восшествия на Небо: ты можешь довериться всем после­дующим земным жизням земного развития, ибо Христос через Мистерию Голгофы стал Спасителем земного развития.
     Для того, кто своим Я и астр. телом, т.е. познавая, ощущая, не сможет проникнуть к содержанию Мистерии Голгофы, этот образ станет упреком, упреком до тех пор, пока он не поймет: также и он дол­жен научиться понимать Мистерию Голгофы. Это своего рода предостережение, призыв после смерти: Попытайся для следующей земной жизни усвоить такие силы, чтобы ты смог также и понять Мистерию Голго­фы". Эти две вещи в христиански интерпретируемом развитии человечества стоят одна за другой: откро­вение Вознесения, "...что Христос совершил Свое Деяние как всеобщечеловеческое, и тайна Пятидесятницы, как требование к человеку как к отдельному человеку, воспринять в себя Импульс Мистерии Голгофы". Антропософия дает понимание этого откровения и этой тайны. Так приходим мы к сопереживанию в земном бытии космического бытия.224 (8)

5. Познание Мистерии Голгофы

482. "Ключ к пониманию Мистерии Голгофы — она сама!" "Есть только один, именно ясновидческий путь к Мистерии Голгофы, хотя произошла она на физическом плане".139 (10)

483. "К Мистерии Голгофы человек должен приближаться с понятиями тела, души и духа, ибо Христос умер ради души человека".175 (9)

494. "Если кто-то действительно в состоянии погрузиться в факты, произошедшие благодаря событиям в Палестине, благодаря Мистерии Голгофы, погрузиться с такой силой, чтобы целиком жить внутри них, сделать их настолько наглядными, чтобы духовно живо увидеть них, то это действует сегодня как сила в кровообращении человека, и благодаря этому переживанию такой человек достигает того же, чего ранее достигали выделением эф. тела". 112 (7)

185. "Мы называем душу рассудочную также душой характера, поскольку эта душа поистине двойственна, ибо в человеке действуют как рассудок, так и характер, ощущение. Поскольку действует хара­ктер, сердце может чувствовать то, что закрыто от рассудка, и возникает то чувство-понимание, кото­рое можно назвать верой в Мистерию Голгофы, что означает: душа человека обладает внутренним чувством Импульса Христа. Люди чувствовали Импульс Христа. Живя в мире, они чувствовали себя душевно связанны­ми с Импульсом Христа также и тогда, когда не могли понять Его сути".148 (6)

Мир Бога-Отца и мир Бога-Сына

535. Когда мы смотрим на зеркало воспоминаний, то видим там некий род очагов разрушения; они спо­собствуют укреплению нашего Я. "Что внутри себя человек имеет как положительную задачу, без чего мы не могли бы вырабатывать наше Я, — этого не следует выносить вовне. Плохой, злой человек выносит это вовне, хороший человек удерживает в своем внутреннем. Будучи вынесенным вовне, это становит­ся преступлением, злом. Оставаясь внутри, оно оказывается тем, в чем мы нуждаемся, чтобы образовать правиль­ную силу "я". В мире нет ничего такого, что, будучи поставленным на свое место, не имело бы благодатного значения. Мы были бы бездумными, легкомысленными людьми, если бы не имели в себе этих очагов". В них уничтожается материя, превращается в ничто, "и внутри этого ничто, которое здесь возникает, мы можем дать возникнуть доброму, когда вместо своих инстинктов, своих потребностей, вы­зывающих лишь образование самости, эгоизма, изливаем в эти очаги разру­шения с помощью моральной конституции души всё то, что составляет моральные, этические идеалы. Тогда возникает новое. Тогда имен­но в этих очагах разрушения возникает семя для будущих миров. Здесь мы, как люди, принимаем участие в возникновении мира. ... В бытии Юпитера будет только то, что сегодня у людей в этих очагах раз­рушения возникает как новообразования из моральных идеалов, в том числе, конечно, и из антиморальных импульсов. ... В бытии Юпитера между ними будет борьба".
     Вещи, подобные вышеизложенным, невозможно представить миру без достаточной подготовки, взятой из других областей Духовной науки. Однако должны быть найдены формы — как это, например, делалось в прошлом, когда го­ворилось о грехопадении, — в которых современным людям стало бы известно, что внутри них есть очаги разрушения. "Бог-Отец действует вплоть до материи в ее законченности. ... Но внутри нас материя отбрасывается в ничто, пронизывается чисто духовной сущностью, нашими моральными идеалами, а также и аморальными. Отсюда проистекает новая жизнь. Мир должен явить нам свой двойственный облик: Бога-Отца, как Он творит внешне видимое, и как это достигает своего конца в человеческом внут­реннем, где оно отбрасывается в хаос. Мы должны сильно чувствовать конец этого мира, который есть мир Бога-Отца; и мы увидим, как благодаря этому мы придем к внутреннему пониманию мистерии Голгофы, к тому внутреннему пониманию, через которое станет наглядным как то, что в смысле творения Бога-Отца приходит к концу, так и то, как оно через Бога-Сына вновь оживает, как образуется новое начало".
     "Действительное Христианство должно иметь ощущение живого, но также быть в состоянии отделить ощущение оживающего от умирающего. Поэтому важнейшее представление, которое необходимо связать с Ми­стерией Голгофы,—это представление о воскресающем Христе, о Христе побеждающем смерть. В этом зак­лючается все дело: увидеть, что важнейшим является представление о проходящем через смерть и воскре­сающем Христе. Христианство — это не просто религия спасения, таковыми были и восточные религии, Христианство — это религия воскресения, религия пробуждения того, что в противном случае остается лишь разрушающейся материей.
     Космически разрушающуюся материю мы имеем в Луне, а заново возникающее — в солнечном". Имагинативно видно, как луна постоянно собирает материю из окружения, расщепляет ее и распыляет в мире. Об­разуется как бы один круг, внутри другой, третий, наконец, сама Луна. Центра ее материя не перено­сит, она там расщепляется, растворяется в мире. Она концентрируется к центру, но самого центра не пере­носит и расщепляется в мировую пыль; материя в Луне постоянно спрессовывается и растворяется.
     В Солнце "...материя хотя и приближается к центру, но затем начинает излучаться, будучи пронизанной жизнью. Она не расщепляется, но получает жизненность; Солнце из центра распространяет повсюду жизнь. И вместе с этой жизнью развивается астральность. В Луне такого не происходит; там астральность раз­рушается. В Солнце астральность соединяется с излучением. Солнце в действительности есть нечто, из­нутри пронизанное жизнью, где средоточие, центр является не непереносимым, но действует как нечто оплодотворяющее. В центре Солнца живет космическое оплодотворяющее. В космической противоположности Солнца и Луны дана противоположность между повергающей в хаос и восходящей, прорастающей материей.
     Когда мы погружаемся в наше внутреннее, мы смотрим в наш внутренний хаос, в наше лунное. Здесь внутренняя Луна. ... Но затем в нас через наши чувства проникает солнечное и входит в лунное. ... Через оба эти переживания человек видит в раскалывающемся, распыляющемся мир Бога-Отца, который дол­жен здесь пребывать, пока не превратится в мир Бога-Сына, данного по сути, физически в мировом солнечном. Лунное и солнечное соотносятся между собой как Божественно-отчее и Божественно-сыновнее".207 (2)

Языческое и ветхозаветно-иудейское течения

172. С древнейших времeн можно проследить в среде человечества два потока. Один из них языческий, представляющий собой природную мудрость, видевший в каждом природном существе духовно-элементарных, демонических существ, тех существ, которые в Евангелиях встают на дыбы, когда Христос является в сферу людей, ибо они сознают, что кончается их господство. "Языческое сознание, искавшее на старый лад демонически-элементарно-духовную природу во всех существах природы, долгое время играло свою роль. И началась борьба за тот род сознания, который повсюду в земном должен был также искать то, что через Мистерию Голгофы соединилось с земной жизнью как субстанция Самого Христа.
     То языческое течение было природно-софийным, повсюду в природе видело оно духовное, а потому могло оглянуться также и на человека, которого оно хотя и рассматривало как природное существо, но тем не менее как существо духовное, поскольку во всех чужеродных существах оно также видело и духовное. Чистейшим, прекраснейшим образом это выступило в Греции, особенно в греческом искусстве, где мы видим, как духовное в виде судьбы ткет сквозь человеческую жизнь, подобно тому, как закон природы ткет сквозь явления природы. И когда мы, потрясeнные, временами останавливаемся перед тем, что содержится в греческой трагедии, то у нас возникает, с другой стороны, чувство: грек ощущал не просто абстрактные законы природы, как мы сегодня, но он ощущал также действие божественно-духовных существ во всех растениях, во всех камнях, во всех животных, а потому и в самом человеке, в котором жeсткая необходимость закона природы формируется в судьбу, как это, например, изображено в драме "Эдип". Мы здесь находим внутреннее родство природного бытия с человечески-духовным бытием. Поэтому в этих драмах ещe не господствует свобода и человеческая совесть. В них господствует внутренняя необходимость, судьбоносное в человеке, подобно тому, как вовне, в природе, господствует природная закономерность. Это течение приходит в новое время.
     Другое течение — ветхозаветно-иудейское. В нeм нет никакой природной мудрости. На природу оно смотрит как на чувственно-физическое бытие. Но зато это ветхозаветное воззрение восходит к первоисточникам морального, лежащего между смертью и новым рождением, к тому пра-истоку, исходя из которого теперь не вглядываются в природное в человеке. Для Ветхого Завета не существует никакого естествознания, а только соблюдение божественных заповедей. В смысле Ветхого Завета всe совершается не по законам природы, а так, как хочет Ягве. Так мы видим, что из Ветхого Завета звучит безобразное, в определeнном смысле абстрактное, но за этим абстрактным стоит, вплоть до Филона Александрийского, который из всего этого сделал аллегорию, Господь Ягве, который абстракции пронизывает идеализированной в сверхчувственном, всеобщей человеческой природой, который как Господь человеческий пронизывает всe, что как заповедь звучит от него на Землю. В этом ветхозаветном воззрении простое глядение на моральный мир выступает прямо-таки ужасом перед взглядом на мир в его внешней чувственности. В то время как язычники полагали во всeм видеть божественно-духовных существ, Бог иудеев — один. Иудеи — монотеисты. Их Бог, их Ягве — един, ибо он может быть соотнесeн лишь с тем, что в человеке является единством: ты должен верить в единственного Бога; и этого Бога ты не должен выражать в чeм-то земном, ни в образе пластическом, ни в слове, которое смеют произносить лишь посвященные в особых праздничных случаях; ты не должен произносить имени Бога без святости".
     В христианские столетия, вплоть до XVII столетия, происходила напряжeнная борьба за нахождение созвучия между тем, что можно было видеть как духовное во внешней природе, и тем, что переживается как Божественное, когда мы смотрим на собственное моральное, душевное в человеке, между созерцанием духа во внешней природе и обращением души к духовному, из которого низошeл Христос Иисус. Когда Христианство из Азии перешло в Грецию, то там был силeн старый языческий элемент, видевший духовное во всей природе. И хотя Христианство прошло через гречество, заимствовало у него многие речевые формы, но корней там пустить не смогло, за исключением гностических воззрений. Затем Христианство прошло через прозаический элемент римства, где его постигали абстрактно, предвосхищая этим его позднейшее ариманическое понимание.
     Но действительно живую борьбу мы находим в Испании. "Не теоретически, но интенсивно и жизненно там встал вопрос: как человеку, не теряя созерцания духовного в вещах и процессах природы, найти целого человека, который через Христа Иисуса поставлен перед его душевным взором? Как человеку пронизать себя Христом?" В Кальдероне, испанском поэте, эта борьба выразилась особенно интенсивно. "В Кальдероне, если можно так выразиться, драматически жила эта борьба за пронизание человека Христом". Особенно характерна в этом отношении его драма "Киприанус". Еe главный герой — маг, живущий в вещах и процессах природы, когда желает исследовать их духовность. Это человек фаустовского типа, но сильно отличается от Фауста тем, что живeт совсем живо и несомненно в духе природы. В жизнь Киприануса вступает Юстина. Она представлена совершенно по-человечески, как женское существо, но только так еe полностью не постичь. Не поймeм мы ничего и аллегоризируя эту фигуру. "Когда в драме Кальдерона выступает Юстина, то мы должны думать о пронизывающей мир справедливости", которая не была ещe столь абстрактной, как в современной юриспруденции.
     Киприанус поeт Юстине гимн, что также трудно понять современным адвокатам. Но Киприанус ещe и маг, он действует среди демонических существ природы, среди которых находится и их предводитель — средневековый сатана. Киприанус чувствует себя неспособным подойти к Юстине и просит сатану добыть еe ему. Здесь вы встречаете всю глубину трагизма христианского конфликта. Справедливость присуща христианскому развитию. Но Киприанус — полуязыческий естествоиспытатель. "Он не может из природной необходимости, которая есть нечто жeсткое, найти христианскую справедливость, и ему остаeтся только обратиться к предводителю демонов, к сатане, чтобы тот добыл Юстину".
     Сатана умен. Если бы ему удалось захватить христианскую справедливость, то это сослужило бы гибели человека. Но Юстина бежит от сатаны, и тот захватывает лишь еe фантом, еe тень. Киприанусу, конечно, нечего делать с фантомом; в нeм нет жизни, в нeм лишь тень справедливости. "О, это удивительно выражено, как то, что возникает из древней природной мудрости и теперь выступает в новом естествознании, подходит к чему-то такому, как социальная жизнь, к Юстине, но та не дарует ему действительной жизни, а только мыслефантомы".
     От всего этого Киприанус сходит с ума. Юстина, действительная Юстина, попадает со своим отцом в тюрьму и присуждается к смерти. Киприанус, уже безумный, требует для себя смерти. На эшафоте они встречаются. После их смерти появляется змея, верхом на ней едет демон, хотевший добыть Киприанусу Юстину, и объявляет, что они спасены и могут взойти в небесные миры: "Благородный житель мира духа спасeн от зла".
     "Вся христианская борьба средневековья заключена в этом. ... Христос низошeл на Землю, поскольку больше нельзя было видеть то, что прежде ещe в среднем человеке, в ритмическом человеке, могло быть видимо, а именно: как этот средний человек вырабатывался с помощью дыхательных упражнений йоги; не головной, но ритмический человек. Человек не мог найти Христа в то время. Но он стремился найти Его. Христос низошeл вниз. Человек должен найти Его здесь, поскольку он больше не имеет Его в воспоминании о времени между смертью и новым рождением.
     В драме Кальдерона представлена борьба за это нахождение и трудности, с которыми сталкивается человек, который теперь должен опять вернуться в духовный мир, должен снова пережить созвучие с духовным миром. Киприанус ещe смущeн тем, что звучит как демоническое из древнего языческого мира. Но также и иудейско-древнееврейское он ещe не преодолел настолько, чтобы оно стало для него современно-земным. Ягве ещe восседает для него на троне в надземном мире, Христос ещe не сошeл через крестную смерть вниз и не соединился с Землeй. Киприанус и Юстина переживают своe движение вместе с духовным миром, когда проходят врата смерти. Столь ужасна эта борьба за обретение Христа в человеческой природе во время между рождением и смертью. И осознавалось, что средневековье ещe не зрело для того, чтобы обретать Его таким образом".
     У Кальдерона это выступает куда живее, чем в теологии того времени, работавшей с абстрактными понятиями и желавшей с их помощью понять Мистерию Голгофы. Если сравнить Киприануса с Фаустом, выступившим сначала у Лессинга, то здесь налицо сознание: человек должен в земной жизни найти Христа, ибо Он через Мистерию Голгофы соединился с Землeй. У Лессинга это живeт не в ясных идеях, а в отчeтливом чувстве. Начатого им "Фауста" — был написан лишь небольшой отрывок — он заканчивает так, что тем демонам, которые удерживали Киприануса, провозглашается: вы не должны победить! И этим была дана тема для позднейшего гeтевского "Фауста". Возьмите его первую часть — это борьба. Возьмите вторую часть: там через классическую Вальпургиеву ночь, через драму Елены должно быть испытано восприятие Христианства в греческом мире. Но далее Гeте знает: человек должен здесь, в земной жизни найти связь со Христом. Однако Гeте ведeт своих героев к Христианству, так сказать, теоретическим сознанием, ибо вознесение в христианском смысле просто приклеено к драме, не следует из внутренней природы Фауста, взято Гeте из католической догмы.
     "По сути говоря, лишь общее настроение 2-й части "Фауста" изображает пронизанность Христом. Ибо образно Гeте не мог этого дать. Лишь после смерти Фауста он даeт сцену христианского вознесения". Гeте работал над "Фаустом" в три этапа. Первый начался ещe в юности, когда он испытывал большую неудовлетворeнность своими университетскими штудиями и ему хотелось реальной связи души с полной духовной жизнью. Образ Фауста вставал тогда ему из кукольных спектаклей, где он был лишь человеком, стремящимся из рассудочного к полноценному пониманию космического происхождения человека. "Но Гeте продолжал искать дух внутри природы. В духовной жизни, с которой он столкнулся, он не мог его найти. Глубокая тоска повела его к тому, что как остатки греческого искусства он увидел на юге. Он полагал, что в том роде и способе, каким греческое мировоззрение прослеживало тайны природы в художественных произведениях, можно познать духовность природы".
     Пережитое в Италии претерпело метаморфозу в его душе, что отразилось в "Сказке о зелeной Змее и прекрасной Лилии", где из традиционных понятий истины, красоты, добра он формирует свой храм с четырьмя королями. Вторая стадия работы (конец XVIII в.) над "Фаустом" выразилась в написании "Пролога на небесах". Здесь Фауст поставлен во весь Космос. Проблему человека Гeте развил в проблему мира. На третьей стадии, в 20-х годах XIX в., Гeте закончил "Фауста". Здесь уже встают одухотворeнные представления о природе, чтобы Фауст-проблему сделать космической проблемой. "Гeте здесь опять хотел из человеческой души получить всe, опять душевное существо хотел некоторым образом расширить до всесущества".
     Но хотя Гeте в глубочайшем смысле слова боролся за нахождение духовного в земной жизни, ему не удалось это изобразить. "Можно сказать, что Гeте ни в малейшей степени не удалось Дух Земли, волнующийся в валах деятельности, в ткании времени, соединить с Импульсом Христа; и это мы ощущаем как некоего рода трагедию, которая, разумеется, в ту эпоху развития стояла в душе Гeте, но не было условий для ощущения Мистерии Голгофы в еe полном смысле". Эта возможность является в 5-й культуре лишь с оживлением мeртвых мыслей, с восхождением к имагинациям, к инспирациям, интуициям. "Мир вокруг нас является большим вопросом, и сам человек является ответом на него; и это в глубочайшем смысле должно быть поставлено в связь с Мистерией Голгофы. Она не будет понята раньше, чем будет понят сам человек". 210(10)

Ягве и Импульс Христа

337. "Те представления, которые были уместны в Ветхом Завете и которые мы можем обозначить как представления ветхозаветного иудейства, они были секуляризованы романизмом. И если даже романизм противоположен иудаизму, то лишь во внешнем своeм проявлении, а не по духу. Иудаизм окольным путeм, через Римскую Империю, прошeл в наше время и как призрак заявляет здесь о себе. В людях следует искать подлинный источник этого ветхозаветного, не пронизанного Христианством мышления. Необходимо ответить на вопрос: какими силами питается это мышление и каково оно, это ветхозаветное мышление?
     Это мышление зависит от того, что вместе с кровью наследуется из поколения в поколение. ... Наше мышление расчленено на две части. Одним мышлением является то, которое мы имеем благодаря развитию вплоть до нашего рождения, которое мы также наследуем от наших отцов и до некоторой степени — от матерей. Мы потому можем мыслить так, как мыслили в эпоху Ветхого Завета, что мы были эмбрионами. Это коренится в существе древнееврейского народа, когда в мире, через который человек проходит в период между рождением и смертью, он не хочет ничему научиться в дополнение к тому, что он получил как способности во время своего эмбрионального развития.
     Вторым мышлением, которое мы присовокупляем к первому, является то, которое мы вырабатываем в послеэмбриональное время, в процессе человеческого развития"; хотя по-настоящему это делает только развитый в современном смысле оккультист: обрабатывает полученный опыт, чтобы родить новый образ мышления. Кто работает в смысле "Как достигнуть познания высших миров?", тот как бы рождается второй раз. В остальных случаях к опыту присоединяют "эмбриональное" мышление. "Мистерия Голгофы постигается только вторым, неэмбриональным мышлением. Мистерия Голгофы вся пронизана Христом и должна постигаться не в лунных, а в солнечных силах. ... В этом заключается большая разница между людьми, пронизанными Христом и не пронизанными Христом".
     "Существенным является то, что мышление, в котором живeт сила эмбрионального развития, приводит к тому, чтобы Бога познать как Отца. А то мышление, которое вырабатывают в мире путeм индивидуальной жизни, приводит к познанию Бога как Сына.
     Стремление пользоваться только тем мышлением, которое есть мышление Ягве, действовало вплоть до XIX в. Но это мышление способно понять в человеке лишь то, что в нeм принадлежит природному порядку". Это происходит потому, что Ягве, как один из семи Элоимов, ещe в древности оттеснил остальных Элоимов в сферу т.наз. иллюзий: их стали считать фантастическими существами. "И так продолжалось до XIX в. И по той причине, что Бог Ягве как бы сверг с трона других Элоимов и они смогли впервые заявить о себе лишь благодаря Импульсу Христа, так что благодаря Его силе они будут один за другим заявлять о себе различным образом и в будущем, — по этой причине человеческая природа попала под влияние низших, более стихийных (elementarer) духовных существ, которые противодействуют стремлениям Элоимов".
     "В 40-х годах XIX в. наступил переломный момент особого рода. ... Влияние Ягве на человеческое сознание стало постепенно побеждаться этими (стихийными) духами, которых он сам призвал. С силами Ягве в человеке можно понять лишь то, что в нeм принадлежит природному порядку, что, таким образом, связано с кровью. Но под действием тех духов поиски духовного в природе перешли в обычное атеистическое естествознание ... а в практической сфере — в обычное утилитарное мышление. ... в сфере социального мышления это стало марксизмом и т.п." 186(1)

1361. "Рассматривая современную цивилизацию, мы имеем дело с большим числом душ, живших как раз в столетия, предшествовавшие основанию Христианства, в Азии. Это, естественно, уже не было временем большого расцвета восточной культуры мудрости, но это было время, в которое вырабатывались понятия, идеи, с которыми должна была быть понята Мистерия Голгофы. Итак, я теперь говорю о душах, стоявших далеко от Мистерии Голгофы, но у которых была определенная культура мудрости, разросшаяся затем на запад, из которой вначале Мистерия Голгофы была понята гречеством и римством.
     Но ведь всегда должны различать между Мистерией Голгофы, какой она стоит как факт, и различными интерпретациями, которые она испытала в ходе столетий. Ибо этот факт каждым столетием может интерпретироваться по-новому. ... Учение первых веков Христианства перешло с Востока. Учили, собственно, тому, что являлось учением мудрости Востока, и этим пользовались для объяснения Мистерии Голгофы. Это, конечно, было ужасной тиранией, когда церковь то учение стала считать единственно верным. ... И что, таким образом, в учениях об Импульсе Христа жило в первые столетия, мы находим — но не примененным к Христианству, а помимо Мистерии Голгофы — у образованных людей того времени и в незначительной степени — у большинства народов Востока. Те души, что жили непосредственно перед и во время Мистерии Голгофы, которые, следовательно, были восточными душами, они в течение долгого времени оставались между смертью и новым рождением, ибо восточная культура хотя и декадентская, но в то же время она несет душам исключительно сложные представления. Эти души появились вновь в среде тех народов, которые как завоеватели постепенно из Европы заселяли Америку. Вся американская культура с ее материалистическим нюансом происходит в существенном от душ, которые были восточными душами в охарактеризованное время. Теперь они погрузились в тела, которые были им чужды. Со своими очень упадочными понятиями они втянулись в телесность, которой они не могут понять, и принимают ее примитивно материалистически, проходя более или менее мимо человека, чуждого им потому, что они, по сути, стремятся к сильным абстракциям, которые они имели в своей предыдущей земной жизни. Они не могут найти себя в современной инкарнации и из предыдущей земной жизни вносят все то, что затем живет отдельно от внешнего подхода к природе, часто в сектантской религиозности. Это живет даже в отрицании материи миссис Эдди (основательница Крисчиан Сайенс), у сайентистов и т. д." 202(8)

Напутствие русским антропософам

1474."Я обращаюсь к вам не как западный европеец, не как принадлежащий к той или иной нации; я знаю, что это не так. И, может быть, как раз поэтому мне позволено сказать вам: целебная мощь для блага России существует, целебное средство есть, но это благо не должно быть искомо на ложном пути. И я это говорю не потому, что я люблю Антропософию, а потому, что все развитие человечества учит нас этой истине. Благо для России существует, и имя этого спасительного блага — Антропософия. Для других областей Земли это духовное познание является чем-то прекрасным, чем-то таким, что продвигает людей вперед, для России же духовное познание станет единственным спасением, тем, существование чего необходимо, чтобы русская народность нашла контакт со своей народной Душой, чтобы эта народная Душа не оказалась отозванной к другим задачам в мире, чем те, которые ей предназначены. ... В ваших душах может стать деятельной та связь, которая необходима для спасения вашей страны, связь Мистерии Голгофы с человеческим пониманием этой Мистерии. Тогда в ваших сердцах будет вершить тот Дух, который приведет к возрождению вашу страну; из ваших собраний тогда будет излучаться то, в чем нуждается ваша область Земли". 158(11)

     252. "Гнозис есть не что иное, как отзвук древних ясновидческих понятий. С помощью древних ясновидческих понятий люди попытались понять Мистерию Голгофы. Но позже понимание этих ясновидческих понятий было утрачено и остались лишь абстрактные понятия".
     "Древнее ясновидчески-понятийное постижение было (в эпоху Мистерии Голгофы) пронизано люциферизмом, и это люциферическое пронизание древней ясновидческой системы понятий и есть гнозис. Поэтому против гнозиса должен был возникнуть некий род реакции". Люциферизация гнозиса привела к тому, что его представители утратили понимание принципа Отца, понимание материального. Развитие Христианства в первые столетия является борьбой с гнозисом. Кредо представляет собой ответ гнозису и его отвержение: внешнее исходит из принципа Отца, Христос воистину был связан с Иисусом, Его страдания не были видимостью и т.д. "Таково кредо 1У столетия. Оно поистине было баррикадой против гнозиса". 165(13)

     257. В Клименте Александрийском, Оригене, Тертуллиане, Иринее, не говоря о более древних отцах церкви, "жил совершенно особенный род внутреннего движения понятий и представлений; в них жил совсем иной дух, чем позднее в церкви. Мы должны приблизиться к этому духу, что жил в них, если хотим приблизиться к Мистерии Голгофы". 175(15)

     369. "Примечательную противоположность Огюсту Конту образует Шеллинг. Он характерен для утренних сумерек 5-й послеатлантической эпохи". С большой энергией он ищет моста между идеальным и реальным, идеальным и материальным. "Однажды он сказал себе: на почве новой учености люди приобрели лишь такие понятия, с помощью которых можно понять лишь внешний строй природы. Но то, что стоит за этим строем природы, где можно построить мост между идеальным и реальным, для этого мы не имеем никаких понятий. Ему представлялось, что в последние столетия ученые люди как будто заключили тихий договор: исключить из мировоззрения всякую глубину. Поэтому Шеллинг обратился к Якову Беме, найдя в нем то спиритуальное углубление, которое наложило печать на теософский период его творчества, когда были написаны прекрасные работы о свободе человека: "О Богах Самофракии" (1815), "Исследование существа человеческой свободы" (1809), "Философия мифологии, философии и откровения"." В этот период жизни Шеллинг особенно искал понимания Мистерии Голгофы в человеческой истории. Он понимал, что с новой ученостью не проникнуть к пониманию жизни, когда произошла Мистерия Голгофы. И если Конт искал католическую церковь без Христианства, то "Шеллинг искал в своем воззрении Христианство без церкви. ... Он искал христианизации современной жизни, чтобы все, что человек мыслит, чувствует и волит, было бы пронизано Импульсом Христа". Таковы противоположности. 184(1)

     534. "В то время, когда Кальдерон писал своего "Киприануса", должно было отчетливо быть сказано: здесь, в земной жизни, вы не найдете Божественно-духовного. Вы должны сначала умереть, вы должны пройти через смерть, чтобы найти Божественно-духовное, найти спасение, избавление, которое можно обрести через Христа. Человек тогда был далеко от понимания Мистерии Голгофы, через которую Христос низошел на Землю. ... Гете уже чувствовал необходимость того, чтобы Фауст мог здесь, на земле, найти спасение. Гете должен был поставить вопрос: как Фаусту найти оправдание слов Павла: "не я, но Христос во мне"? Гете должен бы был прийти к тому, чтобы его Фауст вместо: "На свободной Земле с свободным быть народом", сказал бы: "На свободной Земле с Христом в душе людей в земной жизни к духу вести", — так должен был Гете дать высказаться своему Фаусту. Гете, естественно, честен; он этого не говорит, поскольку еще не понимает этого. Но он стремится это понять. Гете стремится к тому, что может исполниться лишь тогда, когда будет сказано: познай человека через имагинацию, инспирацию, интуицию. — А поскольку это так, то приближающийся к Гете получает чувство, что борьба, стремление Гете представляют собой нечто большее, чем все то другое, что перешло в современную цивилизацию". 210(10)

     213. "Все меньше и меньше будет число людей, могущих понимать Христианство, не проходя через Духовную науку. И этот путь будет все более необходим, так как Мистерию Голгофы нужно понимать эф.телом". 169(6)

Новая Изида

     390. "Я хотел бы рассказать вам другой миф об Озирисе и Изиде, при этом я хотел бы апеллировать к вашему непредвзятому пониманию. Этот другой миф об Озирисе-Изиде имеет примерно следующее содержание.
     Дело произошло во времена научной глубокообоснованности в стране Филистерии. Там было возведено на одном духовно уединенном холме строение, которое в стране Филистерии нашли весьма удивительным. Я бы мог сказать: будущий комментатор добавил бы здесь, что под страной Филистерией не подразумевается про­сто ближайшее окружение. Если говорить языком Гете, то можно было бы сказать, что строение являло со­бой "открытую тайну". Ибо строение не было ни для кого закрытое; оно было доступно всем. ... Но подав­ляющее большинство людей не видело его. Подавляющее большинство людей не видело ни того, что строи­лось, ни того, что построенное представляет собой. ...Средоточием строения предполагалось сделать од­ну скульптуру. Эта скульптура представляла собой некую группу существ: Представителя Человечества и Люцифера с Ариманом. Люди рассматривали ее и в эпоху научной глубокообоснованности в стра­не Филистерии, ее не понимали, не понимали, что эта скульптура, по сути, есть лишь покров для скульптуры невидимой. Но невидимой скульптуры люди не замечали: ибо та невидимая скульптура была новой Изидой, Изидой новой эпохи.
     Однажды люди узнали об этой взаимосвязи и в своем глубокомыслии стали утверждать: это совместное изображение Представителя Человечества с Люцифером и Ариманом означает Изиду. И этим словом "означает" они не только разрушили художественное воление, из которого все это должно было исходить — ибо художе­ственное не только означает нечто, но еще и есть нечто, — но все положение вещей в ос­нове полностью оценили неправильно. Ибо дело заключалось вовсе не в том, что образы нечто означали, но образы уже являлись тем, что они собой давали. И за образами была не абстрактная новая Изида, а действительная, реальная новая Изида. Образы ничего не означали, образы сами по себе были тем, что они давали. Но они обладали в себе той особенностью, что за ними было реальное существо, новая Изида.
     Немногие, кто в особом положении, в особые моменты видели эту новую Изиду, находили, что она спит. И тогда они могли сказать: действительная, глубинная скульптура, что таится за внешней, открытой ску­льптурой, — это спящая новая Изида. Там видели спящий облик, но немногими он увиден. Многие тогда в особые моменты обращались к надписи, которая там отчетливо стоит, но при этом немногие на том месте, где готовилась эта скульптура, могли ее прочесть; и тем не менее надпись там стоит, стоит совершенно отчетливо, так же отчетливо, как некогда стояла надпись на закрытом облике в Саисе. Да, там есть надпись, и она следующая: Я есмь человек, Я есмь прошлое, настоящее и будущее. Мое покрывало должен приподнять каждый смертный.
     Однажды спящий облик Новой Изиды приблизился (к скульптуре. — Сост.) впервые, а затем все вновь и вновь (к ней) стал приходить другой облик, как посетитель. И спящая Изида приняла этого посетителя за своего особого благодетеля и полюбила его. Однажды она поверила в особенную иллюзию, и посетитель однажды также поверил в особенную иллюзию: новая Изида получила отпрыска и сочла посетителя, которого приняла за своего благодетеля, за отца. Тот и сам счел себя за отца, однако он им не являлся. Духов­ный посетитель был не кто иной, как новый Тифон. Он полагал, что таким образом он сможет получить в мире особый прирост своей силы, что он овладеет этой новой Изидой. Итак, новая Изида имела отпрыска, но она не распознала его сути, она не знала о существе этого нового отпрыска. И она отослала его от себя, выслала в далекие страны, ибо полагала, что должна так сделать. Она отослала нового отпрыска. И когда она засылала его в различные области мира, то он как бы силой мира разорвался на 14 частей. ...
     Когда духовный посетитель, новый Тифон, узнал об этом, то разыскал и собрал все 14 частей и со всем знанием, естест­веннонаучной глубокообоснованностью вновь сделал из этих 14 частей одно существо. Но в нем была только механическая закономерность, только машинообразная закономерность. Так возникло существо с видимостью жизни. ... И это существо, поскольку оно состояло из 14 частей, могло сделаться четырнад­цатикратным. Тифон смог каждой части дать отблеск своего собственного существа, так что каждый из 14 отпрысков новой Изиды получил лицо, подобное новому Тифону.
     И Изида должна была следить своим предчувствием за всеми этими удивительными вещами; предчувствием могла она созерцать все эти чудеса, происходящие с ее отпрыском. Она знала: она сама отослала его, она сама все это вызвала. Но пришел день, когда она смогла получить его назад в его правильном облике в его истинном облике из рук ряда духов, элементарных духов природы. ... Когда она получила назад сво­его отпрыска, который только в силу иллюзии получил отпечаток отпрыска Тифона, то перед ней ясновидчески предстал примечательный лик, она внезапно заметила, что еще со времен древнего Египта имеет коро­вьи рога, несмотря на то, что стала новой Изидой.
     И вот, когда она стала так ясновидящей, то этой силой своего ясновидения она вызвала, одни говорят — самого Тифона, другие говорят — Меркурия. И он был вынужден силой ясновидения новой Изиды возложить ей на голову корону, на то же самое место, где некогда древняя Изида носила корону, которую сорвал с нее Горус. Значит, он возложил ей корону на то же место, где у нее были коровьи рога. Корона эта была из простой бумаги, исписанная глубокообоснованными научностями; но она была из бумаги. У нее теперь было две короны на голове: коровьи рога и корона из бумаги, украшенная всяческой мудростью научной глубокообоснованности.
     Через силу ее ясновидения однажды ей открылось глубокое значение того ... что в Ев.от Иоанна обо­значено как Логос; ей открылось Иоанново значение Мистерии Голгофы. Через эту мощь сила коровьих ро­гов захватила бумажную корону и превратила ее в действительную золотую корону из истинной субстанции.
     Таковы некоторые черты, которые могут быть сообщены об этой новой легенде об Озирисе и Изиде. Ра­зумеется, я не могу самого себя сделать комментатором этой легенды. ... Это другая легенда об Озирисе и Изиде. Но в связи с ней мы должны поставить перед нашей душой следущее: хотя сегодня эта попытка дать новый образ Изиды слаба, пусть эта скульптура есть лишь попытка, опыт в осязании, но все же она должна стать исходной точкой того, что глубоко правомерно в импульсах нового времени, глубоко обосновано в том, что этот век должен и что этому веку подобает". Мы живем в век абстракции, когда слово, человеческое представление имеет только абстрактное значение. "Но сила слова, сила Логоса должна быть вновь обретена. Коровьи рога древней Изиды должны превратиться в совершенно иной образ.
     Подобные вещи нелегко выразить в современных абстрактных словах. Для подобных вещей лучше, если вы попытаетесь их в этих имагинациях, которые приведены вам, провести перед своим душевным взором и переработать их как имагинации. Это очень значительно, что новая Изида через силу слова, какой она должна быть вновь завоевана с помощью Духовной науки, коровьи рога преобразует так, что бумажная ко­рона, исписанная новой глубокообоснованной научностью, что сама бумажная корона становится чисто золотой.
     Далее. Однажды некто подошел к предварительной скульптуре новой Изиды. Слева вверху там помещена юмористически выполненная фигура, которая в своем мировом настроении содержит нечто между серьезнос­тью, серьезностью в представлениях о мире и, можно сказать, насмешкой над миром. И вот однажды, когда некто в особенно благоприятный момент встал перед этой фигурой, то она ожила и сказала, полная юмора: человечество только не помнит этого, но уже столетиями перед новым человечеством стоит нечто, относя­щееся к его природе. Оно же занято большей частью абстрактными словами, абстрактными понятиями, аб­страктными идеями и очень далека от действительности; и все потому, что это новое человечество держит­ся за слова и все время спрашивает: а что это: тыква или фляга, — если случайно из тыквы получится фляга? Оно постоянно держится за определения, всегда остается только со словами! В ХV, ХVI, ХVII столе­тиях, — так говорило усмехающееся существо, — человечество еще имело самопознание относительно этого исключительного отношения, что слова, взятые в ложном смысле, в их поверхностном смысле, не имеют от­ношения к действительности, но в век вильсонизма человечество забыло все то, что однажды в хорошем смысле имело отношение к его самопознанию ХV, ХVI, ХVII вв.
     И существо усмехалось далее и говорило: тот рецепт, который современное человечество должно принять против абстрактного духа, изображен на надгробном камне в Мельне, что в Лауэнбурге. Там есть надгроб­ный камень, и на нем нарисована сова, держащая перед собой зеркало. И рассказывают, что Тиль Ойленшпигель (это имя в немецком языке образовано из двух слов: Еullen — сова — Spiegel — зеркало. — Сост.) после того, как он со всяческими проделками закончил свой жизненный путь, был там погребен. Рассказывают, что Тиль Ойленшпигель существовал в действительности. Он родился в году 1300, побывал в Польше, затем пришел в Рим и там имел даже спор с придворными шутами обо всяческих умных глупостях; с него и списаны все последующие Тили Ойленшпигели, о которых теперь читают в литературе".
     О существовании Тиля Ойленшпигеля ученые спорят. В Бельгии нашли еще один надгробный камень о изображением совы, ну и, конечно, это явно доказывает, по мнению ученых, что Тиля Ойленшпигеля не существовало. Однако задумайтесь, какой характер носят проделки Ойленшпигеля? Существенно в них то, что он берет вещи буквально и выводит из них противоположное. Он берет вещи по одному их словесному значению. "Но поэтому-то Тиль Ойленшпигель и является представителем современной эпохи. Он задает основной тон в современную эпоху. Слова сегодня далеко отстоят от их первоначального места, то же происходит и с понятиями: люди не замечают этого, ибо они ойленшпигелеобразно (сово-зеркало-образно. — Сост.) относятся к тому, что сегодня преподносит культура. ... Человечество ничего не знает о том, что Ойленшпигель стал его святым заступником, что он все еще странствует по странам.
     Основное зло нашего времени заключается именно в том, что современное человечество бежит от Паллады Афины — Богини Мудрости, которая своим символом имеет сову. И хотя человечество об этом вовсе не подозревает, однако это истина: что составляет для нас основу внешнего познания — это лишь зеркальный образ, но в зеркале человек видит то, чем он является! Также и сова — или, если хотите, современная научная глубокообоснованность — в зеркале, в мировой майе видит только свое собственное совиное лицо.
     Вот какие вещи высказало, усмехаясь, существо, что изображено вверху слева над статуей современной Изиды. Высказало оно и многое другое, о чем лучше пока умолчать, считаясь с определенной куртуазностью в отношении к современному человечеству. Но должно быть вызвано одно чувство, что особенность этого изображения человеческой тайны с помощью люциферического и ариманического присутствия вместе с самим Представителем человечества состоит в том, что должно быть вызвано такое состояние в челове­честве, которое будит именно те импульсы в душе, которые необходимы для грядущей эпохи.
     "В пра-начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог". Но слово стало фразой, слово отделилось от своего начала. Слово, оно произносится, оно звучит, но его связи с действительностью не ищут. Это не составляет стремления человечества: действительно исследовать основополагающие силы того, что происходит вокруг нас. А эти основополагающие силы только тогда исследуют в смысле совре­менной эпохи, когда придут к пониманию того, что с микрокосмическими силами человека действительно связаны существа, которых обозначают как люциферические и ариманические. Сегодня человек, живущий между рождением и смертью, может понять действительность только в том случае, если составит себе преставление еще об одной действительности... которая лежит между смертью и новым рождением. Ибо одна действительность — это лишь полюс другой действительности". 180(10)

     1075. "Все люди в отношении их процесса дыхания различны, поскольку каждый человек являет опре­деленно обусловленную сторону Мироздания. Но что происходит в ритме дыхания — это для человека в современном состоянии Земли остается бессознательным; лишь в отдельных анормальных состояниях это осознается, но принимает различные формы душевного заболевания. Наше нормальное сознание протекает, как мы знаем, выше процесса дыхания. Имей мы для нашего процесса познания вместо мозгового процесса дыхательный процесс, то в своем процессе познания мы совсем иным образом стояли бы в Мироздании. ... О тайне дыхания знали религиозные предания... " и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою" (Быт.2;7). ... Благодаря тому, что не процесс дыхания стал телесной основой нашего по­знания, мозговой процесс в отношении интеллекта во все времена до Мистерии Голгофы иначе поставлен в мире, чем после Мистерии Голгофы. Я бы сказал: рядом с вратами, которые уже открывали нам понима­ние Мистерии Голгофы, ныне должны быть рассмотрены другие.
     Мы можем сказать: процесс познания человека, вся позиция человека в мире не таковы, как они мыс­лились до люциферического влияния, когда в основу процесса познания предполагалось положить дыха­тельный ритм. Поэтому у человека — мы рассматриваем это телесно, но телесное при этом имеет глубо­кое значение — до Мистерии Голгофы развивалось познание, связанное не с грудью и дыханием, а с более высокой частью его организма — с головой и чувствами". К человеку в ряду Иерархий ближе всего стоят Ангелы. "И можно прямо сказать: основным местожительством Ангелов до Мистерии Голгофы был человече­ский интеллект. Люди этого не сознавали ... но следствием того, что Ангелы жили там, было атависти­ческое имагинативное ясновидение, хотя и постоянно убывавшее по силе... И так было в жизни между рождением и смертью. ... После смерти Ангелы, вернее один Ангел, имевший отношение к одному человеку, оставался в его воспоминании, в ощущениях чувств; он жил в образах того, что чувственно окружало чело­века на Земле. Происходившее на Земле Ангелы, можно сказать, доносили до людей. Это было созерцающее знание". После Мистерии Голгофы все это изменилось. Теперь Ангелы живут (когда мы на Земле) в наших чувственных восприятиях. "В колебаниях звука, в излучениях света и цвета и других чувственных восприятиях живет существо Ангела. А когда человек восприятия чувств должен превращать в представления, то Ангел не проникает при этом в существо представления, и человек не знает, как пребывает рядом с ним существо Ангела. ... Зато в жизни между смертью и новым рождением человек теперь развивает сильное со­знание связи с существом Ангела: ибо тогда Ангел живет в его интеллекте...
     Возьмем еще раз человека до Мистерии Голгофы. В его интеллекте жили Ангелы, его специальный Ангел. Благодаря этому жизнь его чувств совершенно по-особому была доступна люциферическим властям. Вся соз­нательная жизнь человека вообще была в древние времена доступна люциферическим властям. После Мистерии Голгофы в наш интеллект... Ангелы не проникают. Поэтому во время от рождения до смерти в наш интеллект вступают ариманические силы... У них, прежде всего, есть стремление подавить в человеке сознание о его связи с духовным миром. Все склонности к материализму, развиваемые человеком в его познании, находятся в прямой связи с атаками ариманических сил на интеллект. ... Как сила Иеговы имела отношение к челове­ческому процессу дыхания, так сила Христа и вообще вся Мистерия Голгофы имеет отношение ко всему опи­санному как к сверхсознательному процессу. ...
     Процесс дыхания для земного человека вытеснен из созна­ния; сознание земного человека погашено люциферическим влиянием. Зато ему дана возможность вживаться в сверхсознание ... в совместное бытие через чувства или интеллект с существами Ангелов. В некотором роде как противовес тому, что взято у человека — процесс познания дыхания, — ему должен быть дан процесс познания сверхсознания через импульс Мистерии Голгофы. Сильные религиозные натуры Востока в своих обла­стях хотели до Мистерии Голгофы обрести сознание дыхания. Этому нельзя подражать сегодня, т.к. это ве­дет к болезни. Но все, что мы находим в древних восточных текстах о том, как делать дыхательные упраж­нения, исходит из этого стремления осветить сознанием процесс дыхания. Однако для определенных высоких вещей сознание земного человека осуждено на бессилие, и если берутся за некоторые обычаи древних времен и подражают им, то такие люди не считаются с тем, что пронизание процесса дыхания познанием отобрано у человека Люцифером. И поэтому после Мистерии Голгофы человек должен все более и более овладевать сверх­сознательным процессом связи с духовным миром. Если бы мы познавали дыша, если бы мы с дыханием получа­ли процесс познания, то при каждом вдохе мы постоянно сознавали бы, что мы не только вдыхаем воздух, но также воспринимаем силу Ягве; а при каждом выдохе мы бы знали, что выдыхаем Ягве. Подобным же обра­зом человек должен осознавать, что существа из Иерархии Ангелов некоторым образом ритмически нисходят и восходят от него, что духовный мир приливает и отливает. Это может быть сделано только в том случае, если импульс Мистерии Голгофы сможет все более и более действовать в среде людей ...
     Через Люцифера произошло то, что я описал как затемнение дыхания. — Конечно, это мыслится образно, но необходимо объекты чувствовать освещенными представлениями, когда указывают правильно на образ. — Это означает: Ягве хотел жить в каждом дыхании (прочтите внимательно книгу Иова), проникающем в тело чело­века, социально и сознательно выходить из тела человека при каждом выдохе. Но Люцифер стал его врагом. И сознание, обусловленное силой Ягве, было выключено человеческим сознанием ... Ягве должен был (это трудное слово) "забыть" людей, когда они живут на Земле; ибо в сознание, которое они имеют, он не про­никает. ... Через Мистерию Голгофы сознание вспыхивает вновь. И если в древние времена, до Мистерии Голгофы для человека звучало трагическое слово: и боги забыли человека, — то с мистерией Голгофы гово­рят: и боги хотят вновь вспомнить человечество. ... Они хотят в существо мозга, в человеческую жизнь представлений, связанную с системой нервов, проникнуть также и у земного человека. Небо хочет рассма­тривать Землю, и необходимое для этого окно ... пробито в тот момент, когда Существо Христа низошло в индивидуальность Иисуса при крещении на Иордане. И слова: "Се Сын мой возлюбленный ..." — указывают на то, что высшее вновь хочет видеть низшее, что высшее хочет входить и выходить в низшее не в процес­се дыхания, но с мыслями и представлениями. Для этого время, протекшее после Мистерии Голгофы, было подготовлением, и мы стоим на повороте, когда должно прийти нечто более новое, чем то, что до сих пор было образом действия Мистерии Голгофы. И важно, что это мы вносим в наше сознание". 176(11)