Логос эволюции

42а. Согласно учению гностиков (Базилид) все начинается от неведомого Бога, от первого Эона, не постижимого ни через какое слово или понятие. Из него формообразуется (не манифестирует себя) Нус -- первое творение неведомого Бога; о нем говорит также Анаксагор.
     По мере того, как Нус движется вниз, выступает Логос. Потом выступают другие принципы числом 364. Слово «день» было первоначально тесно связано со словом Бог. 364 бога работают над построением человеческой организации, и к ним добавляется еще один. Этот последний день года является символом Ягве. «Во Христе и в Мистерии Голгофы Нус является человечески воплощенной; не Логос, а Нус воплощается как человек». Но Нус не может говорить, не может проходить через смерть и воскресение. Созерцание Базилида помрачается, когда во внутреннем видении он приближается к последнему акту Мистерии Голгофы. Он думает, что распят был Симон из Кирены, несший крест Христа.
     Далее гностики считали Отца менее совершенным, чем Сына, именно в силу того, что Ягве вставал последним в ряду 365 богов, а евреи в нем почитали Отчее начало. Св. Духа они находили на противоположном конце -- в Нус. «Христос есть более высокое творение, чем Отец, Христос не единосущ с Отцом. Отец, нашедший свое наивнешнейшее, экстремальное выражение в еврейском Боге, хотя и является Творцом мира...», но был вынужден одновременно произвести и добро и зло, святое и дьявольское. Не из любви сотворил Он мир. Христос же пришел свыше, неся в себе Нус, и Он способен спасти мир, чего не может его творец. Отец породил Сына, чтобы усовершенствовать развитие мира. 343, с.270-273
     «Необходимо различать между экзистенцией и субсистенцией (самостоятельное бытие, жизнь). Что субсистирует все вещи, есть основа, то, что имеет отношение к Отцу. ... Бог-Отец пребывает в основе пребывающего; Бог-Сын, Христос, как творческий Логос, пребывает в основе становящегося и в том, что есть становление. Поэтому понимание отца следует искать до ставшего (возникшего), а действие Христа -- в становящемся».342, с.146-147
     О вещах мира правомерно спрашивать: откуда они происходят? Но так нельзя спрашивать о Логосе. Он был и есть всегда. «Он пребывает не во времени, до всех времен. ... в Себе пребывающий, в Себе основанный, в Себе покоящийся абсолютный Логос. Первый Логос -- Отец -- «Сат».
     Если принять один этот Логос, то он, покоясь в себе,здесь и не здесь, над бытием, никогда не воспринимаем, ибо выше всех восприятий, выше существования. Но отсюда следует, что этот Логос есть абсолютно сокровенное, оккультное, поскольку превышает всякое откровение. Если Он не оккультен, то должен открыть Себя. Тогда мы имеем дело с Его отображением, с открывшимся Логосом.
     Обдумав сказанное, мы тотчас же в этом понятии распознаем два понятия; так что мы имеем троякое, ибо в том, кто открывает, должна содержаться открывающая деятельность.
1 Логос -- открыватель
2 Логос -- откровение, деятельность
3 Логос -- открытое, зеркальное отображение
   (в Индии) Сат -- Ананта -- Чит

(в Христианстве)
1 Отец
2 Сын, Слово
3 Св. Дух
     Эти Трое столь возвышенны, что для всего, что в обычном смысле слова обозначается открываемым, воспринимаемым, должно быть опять-таки обозначено оккультным. Итак, три оккультных Существа. Они сначала должны быть явлены в откровении. Их только три, так что они могут лишь открыться друг другу:
   Отец открывается Слову,
   Слово открывается Св. Духу,
   Св. Дух открывается Отцу.
     Таковы три рода откровения. Мы решаем перенести их на три Существа, так что деятельность этих Существ состоит в том, что они берут это на Себя, это перенесение. Три могут войти в различные отношения:
     Возможно, что Отец сокрыт в Слове и в этой сокровенности сообщает о Себе. Он облекается Словом и открывается Духу.
    Далее возможно: Слово сокрыто в Св.Духе и открывается в этой сокровенности Отцу.
    И еще возможно: что Св. Дух сокрывается в Отце и открывается Слову.
    И теперь еще возможно лишь, что Отец сокрыт в обоих, в Слове и Духе и открывает Сам Себя.
     Мы имеем нечто существенное --1,2,3,4,5,6,7.
     Так возникает сущностное, (семь) отношений трех Логосов, сущностные формы.
     1-е отношение -- Всесилие: Отец открывает Себя Сыну.
     2-е отношение -- Всемудрость: Слово открывает Себя Духу.
     3-е отношение -- Вселюбовь: Св. Дух открывает Себя Отцу.
     4-е отношение -- Всесправедливость: Отец открывает Себя в Слове и открывается Духу.
     5-е отношение -- Всеспасение: Слово открывает Себя в Духе и открывается Отцу.
    6-е отношение -- Всесвятость: Св. Дух открывает Себя в Отце и открывается Слову.
    7-е отношение -- Всеблаженство: Отец открывает Себя в Слове и Духе и открывает Сам Себя.
    Так возникли существа из обоюдного оплодотворения. Таковы семь Управителей, семь Сил, стоящих пред троном(Бога), и таковы их свойства. Свойства возникают из отношений трех Логосов. Их может быть только семь.
     Всесилие (Всевластие) состоит в том, что Отец открывается Сыну. Это обозначается как первое творение или как хаос.
     После того, как Всесилие исполнило свои задачи, начала править Всемудрость, упорядочивающая все в соответствии с мерой и числом. ... Вселюбовь вносит во все творение принцип симпатии и антипатии... Всесправедливость... приносит карму, т.е. рождение и смерть. ... Всеспасение... во все вносит спасение (избавление), т.е. последний Суд.
     После действия последнего Суда за дело берется Всесвятость и приносит повсюду святость, а тогда начинается Всеблаженство.
     Представим себе все это распределенным на семь планет. В действительности все они, все семь присутствуют здесь, но так, что одна правит (другие пребывают соподчиненными).
     Четвертый шар (эон) -- наш. Так что наш принцип таков: «Отец сокрыт в Слове и открывается Духу». Так дано Христианство. ...
     Главное следующей планеты (эона) должно подготовляться в предыдущей. Слово, подготовляясь к Св. Духу, который тогда (на Юпитере) будет открываться, должно пребывать в процессе инволюции. Но здесь это смерть. Миссия может быть исполнена, если Слово погрузится вплоть до смерти; таков смысл смерти на кресте. ... Итак, в следующем планетарном воплощении Сын приведет к Отцу то, что теперь собирается благодаря Духу».Д.67/68, с. 19-22.

1535.В истории человечества еврейский народ имел миссию распространять одного Бога, и к ней, естественно, народ должен был быть подготовлен. Поэтому Духи других народов, когда в мире возник еврейский народ, стали заботиться о нем. "На клочке земли в Сирии, где развивался еврейский народ, все эти Духи народов оказывали свое влияние на него; собственно, воля всех народных Духов уже жила в еврейском народе". Они осуществляли это в некоем духовном собрании, "и на одного еврея это действовало больше, на другого меньше. В Библии об этом говорится так: в израильский народ идут от семидесяти народных Душ народные Духи; все они оказывают влияние. — Но их влияние было столь сильным, что сделало евреев в определенном роде космополитическим народом и внутренне консолидированным. Евреи могли повсюду сходиться вместе и сохранять иудейство, поскольку все имели в себе". Примечательно, как это выражается. Если вы войдете в разные масонские общества, например, в такое, как "0dd Fеllоws", то нового духовно-научного знания вы там не найдете, но лишь старое знание самых разных народов: слова, церемонии, знаки. Но более всего вы там найдете иудейского, т. наз. каббалу и т. д. Еврейское действительно в этом направлении космополитично, подходит ко всему, в себе же содержит первоначальное. Так же обстоит дело и с еврейским языком.
     Слушатель доклада поставил вопрос: исполнили ли евреи свою миссию в развитии человечества? Д-р Штайнер: "Видите ли, это такой вопрос, что стоит его начать обсуждать, и он, к сожалению, тут же переходит в агитацию. Но то, что совершенно объективно следует сказать в этой связи, не имеет никакого отношения к агитации". Древнееврейский народ исключительно сильно подготавливал христианское развитие. Он имел очень духовную религию, апеллировавшую только к духовным законам природы. Все в мире совершается только по воле Иеговы. Он — единственный Бог. Окружающие народы с их многобожием, естественно, не понимали евреев. Единственный Бог не мог иметь образа, он постижим во внутреннем души, рассудком. "Но легко увидеть, что этим в высшей степени сгущается человеческий эгоизм; ибо человек делается чуждым всему, что находится вне его, если духовное он видит только в своей собственной персоне. И это в действительности породило определенный народный эгоизм в иудействе, чего нельзя отрицать". Но зато евреи восприимчивы ко всему, что не образно, например, к музыке. Однако по этой же причине у них нет способности к скульптуре, а рисуют они так, что цвет у них не играет никакой особенной роли, но значение имеет лишь то, что художник хочет рассказать через образ.
     Евреи приняли исключительно большое участие в развитии медицины, особенно те, которые пришли из Персии. Но медицина стала "монотеистической". "Больше не знают, как действует отдельное средство, как в иудействе не знали, каковы отдельные духи природы. Так в медицину был втянут абстрактный дух, абстрактный культ иеговы, пребывающий ныне в медицине повсюду. ... Абстрактная медицина Иеговы приспособлена ко всему мышлению евреев, она ему соответствует". Все это, естественно, вызывает антипатию к евреям, как ее всегда вызывает человек, отличающийся от других. "Но в целом можно сказать: дело заключается в том, что таким образом не позволять культуре расчленяться, держать ее в единстве, как это делалось в течение столетий через евреев, больше нет нужды; в будущем это должно быть заменено сильным духовным познанием. Тогда отношение между одним Божеством и многими духами будет поставлено перед познанием, перед сознанием людей. Тогда отпадет нужда бессознательно действовать в интересах одного-единственного народа. Поэтому с самого начала я нашел рискованным — когда евреев перестали выселять (в гетто. — Сост.) — основание сионистского движения. Воздвигнуть еврейское государство — значит вызвать дичайшую реакцию, дичайшим образом вернуться к реакции; этим грешат против всего того, что необходимо в этой области". Один значительный сионист, с которым я был дружен, излагал мне планы создания еврейского государства в Палестине; теперь он занимает там видное положение. "Я тогда сказал ему: это дело сегодня совсем не своевременно, ибо сегодня своевременно то, к чему каждый человек примыкает без различия расы, национальности, класса и т. д. ... Здесь вы опять отделяете одну часть от всего человечества?" На это, конечно, возражают, что ныне никто не хочет общечеловеческого, но настаивается на том, что все должно развиваться из народного. Тот мой разговор состоялся до мировой войны. Желание обособляться как раз и привело к войне. "Так это величайшее несчастье XX в. пришло от того, чего также хотят и евреи. И можно сказать: все, что здесь сделано евреями, теперь сознательным образом сделано всеми людьми, и евреям, собственно, лучше всего было бы войти в остальное человечество, смешаться с остальным человечеством, чтобы еврейство как народ перестало существовать.
     Это есть то, что могло бы быть идеалом. Но этому противятся сегодня многие еврейские привычки и прежде всего — ненависть других людей. И именно они должны быть преодолены. Но их не преодолеть, если все останется по-старому".
     Еврейский народ исполнил свою миссию. Но когда римляне изгнали евреев из Палестины, то повсюду, где их было хотя бы два человека, они всячески обособлялись от окружающего, браки заключали только между собой и т. д. Только благодаря этому в других народах было замечено, что среди них живут евреи и они — чужие. А иначе никто бы не заметил, что евреи находятся в изгнании. Конечно, это удручает, когда читаешь, как в средневековье евреи жили в гетто.
     "Судьба изгнания евреев сложилась благодаря их собственному характеру; они настойчивы, и они сохранили себя на чужбине. Это привело к тому, что позже это было сильно замечено и об этом говорят еще и сегодня". О них не только говорят, им стараются многое приписать там, где ищут виноватого, поскольку их отличают от других. И евреи ужасно много сделали для того, чтобы их отличали от других. Эти вещи необходимо сегодня рассмотреть не национально, а общечеловечески. 353(11)

1536."Кто занимается вопросом дальнейшего влияния древнееврейских импульсов, тот встречает еще и в наши дни у ученого раввина и вообще в ученом раввинизме самое крайнее проявление монотеизма. ... Можно сказать: у всех других наций, народов и Духов времени было аналитическое задание, т. е. задание представлять мировой принцип расчлененным в различных существах. ... Задание семитского народа — идти мимо всякого множества, синтетически предаваясь единству; благодаря этому импульсу столь сильна — например, в каббалистике — сила спекуляции, сила синтетического мышления". 121(7)

1536а. “Каббала сегодня, собственно говоря, и среди самих евреев представляет собой нечто такое, чью глубинную мудрость понимают крайне мало. ...
     Если вы встретите ученого еврея из глуши Галиции, мало заботящегося о себе, производящего своим видом отталкивающее впечатление на цивилизованного человека, то вы обнаружите, что он остатки каббалистической мудрости еще знает. В Австрии таких людей называют “равинами-кудесниками”, т. к. они владеют некими внешними магическими искусствами, например, они могут намного лучше наших современных врачей вводить в гипноз. Они до некоторой степени даже посвященные”. Д. 29, с. 23

Каббала

     37а. Основы учения каббалы были заключены в мифе, который тайный учитель первого христианского столетия Юстин Мученик рассказывал своим ученикам. Он рассказывал, как однажды Геркулес уснул, и его лошадь пропала. Ему явилась дева, нижняя часть которой имела вид змеи. За согласие насладиться с нею любовью она обещала вернуть Геркулесу коня.
     Геркулес в мифе есть "корона". Как человек, он не имел сознания, пока не обрел пол. Дева — духовной и физической природы. Три родившиеся у нее существа суть три течения Логоса: духовный, душевный и физический (как в каббале) миры.
     В духе каббалы учил гностик Симон Маг (тоже 1-е столетие). Его Елена есть Селена — Луна, Изида. Из-за Елены — Селены велась Троянская война. Мужское греков потеряло свое женское начало. Д.29, с. 25-26
     "Каббала различает внутри мира 12 членов, из них первый и последний должны сохраняться в тайне, ибо их вообще нельзя выразить в словах. Только 10 остальных можно выразить. Они разделяются на три группы:
     первая — это т. наз. духовный мир, мир чисто духовных существ;
     вторая — мир душевный;
     третья — мир телесности.
     И вот каббалист говорит каждому ученику с самого начала: ты никогда не сможешь видеть эти три мира глазами, но постоянно ты можешь видеть "Царство". "Царство" — это наш мир, который нас окружает. Я вижу человека, — говорит каббалист, но видимое мною есть "Царство". В действительности этот человек пребывает в трехчленном мире... Нам все это предстоит как единство, как "Царство". Таков 10-й член. Он есть соединение девяти других".
     Мир телесности, в сою очередь, тоже трехчленен. Он включает в себя твердость, фундамент и видимость (зефироты). Когда мы опираемся на фундамент, он дает твердость; опирается он на нас, мы воспринимаем его видимость (Schein).
     Три зефирота душевной жизни: любовь (ее производит душевное тело, подходя к другому душевному телу), милость (она более внутренняя, чем любовь), справедливость (лишь она выравнивает все).
     Зефироты духовного мира деятельны: мировой рассудок, мировая мысль, рассудок, имеющий мысли; третий, основной зефирот — высота или корона, соединение рассудка и мысли: кетер, вершина.
     Человек имеет члены из всех трех миров: из телесного мира — вегетативную, растительную душу, двойное эфирное тело; из душевного мира — страстную душу, из духовного — мыслящую.
     "Таков остов еврейского тайного учения". Д. 29, с. 23-24

     314. "Парацельс сам характеризует себя, подписав под своим портретом: "Никто не должен быть рабом другого, раз он может принадлежать самому себе". Вся его позиция по отношению к познанию дана в этих словах. Он хочет везде сам дойти до глубочайших основ естествознания, чтобы собственными силами подняться к высочайшим областям познания. Как врач, он не хочет, подобно своим современникам, просто принимать на веру все накопившиеся с древних времен утверждения слывших тогда авторитетами старинных исследователей, например Галена или Авиценны; он хочет сам непосредственно читать в книге природы. "Врач должен пройти через изучение природы, которая есть мир; и она же — все его начало. И чему его учит природа — это он должен предписать и своей мудрости: не искать ничего в своей мудрости, но единственно только в свете природы". Он ни перед чем не отступает, чтобы всесторонне изучить природу и ее действие. Ради этого он совершает путешествия в Швецию, Венгрию, Испанию, Португалию и на Восток.
     Он вправе сказать о себе: "я гонялся за моим искусством с опасностью для жизни и не стыдился учиться ему у бродяг, палачей и цирюльников. Мое учение было испытано не хуже серебра, в нищете и заботах, борьбе и нужде". Переданное по традиции от старых авторитетов не имеет для него никакой цены, ибо он полагает, что правильных воззрений можно достичь только тогда, когда сам переживешь восхождение от природного знания к высшему познанию. Это самостоятельное переживание влагает в его уста гордые слова: "Кто ищет истину, тому надо в мою монархию ... За мной, а не я за вами, вы, Авиценна, Гален, Мезур! За мной, а не я за вами, вы, из Парижа, из Монпелье, из Швабии; вы, из Мейссена, из Кельна, из Вены и изо всех мест по Дунаю и по Рейну; вы, острова морские, ты, Италия, ты, Далмация, вы, Афины, ты, грек, ты, араб, ты, еврей; вы за мной, а не я за вами! Мне принадлежит монархия!". Парацельс легко может быть понят неправильно из-за его грубой внешней оболочки, которая нередко за шуткой таит глубокую серьезность. Он сам говорит: "природа не наделила меня изяществом, да и вырос я не на смоквах и не на пшеничном хлебе, а на сыре, молоке, хлебе из отрубей; поэтому я, конечно, груб по сравнению с белоручками и людьми тонкого обхождения, ибо они воспитаны в мягких одеждах, а мы на еловых шишках, и мы плохо понимаем друг друга. И хотя бы я и казался сам себе красавцем, у других я все же должен прослыть неотесанным. Да и как мне не казаться странным тому, кто никогда не ходил под солнцем?"
     "Для Парацельса в природной основе бытия таится глубокая связь между человеком и всей Вселенной, и эта связь закрыта благодаря существованию духа. Дух, ведущий нас к высшему познанию тем, что он сообщает нам знание и дает затем этому знанию возродиться на высшей ступени, он имеет для нас, людей, первым следствием то, что закрывает от нас нашу собственную связь со Вселенной. Таким образом, природа человека разлагается для Парацельса прежде всего на три члена: на нашу чувственно-телесную природу, или наш организм, являющийся для нас природным существом среди других природных существ, совершенно таких же, как и все другие природные существа; затем, на нашу скрытую природу, являющуюся звеном в цепи всего мира и, следовательно, не замкнутую внутри нашего организма, но излучающуюся во всю Вселенную и получающую от нее силовые воздействия; и на самую высшую природу: наш дух, изживающий себя только духовным образом. Первый член человеческой природы Парацельс называет элементарным телом; второй — эфирно-небесным, или астральным телом, а третий член он называет душой. Таким образом, в "астральных" явлениях Парацельс видит промежуточную ступень между чисто телесным и собственно душевны ми явлениями. Они становятся видимыми, когда дух, закрывающий природную основу нашего бытия, прекращает свою деятельность. Простейшее явление из этой области мы имеем перед собой в мире сновидений. Образы, окружающие нас во сне, с их игрой и с их удивительной осмысленной связью с событиями вокруг нас и с нашими собственными внутренними состояниями, эти образы — порождения нашей природной основы, которые затмеваются более ярким светом души ... что Парацельс толкует как "астральное" тело. Это сумма природных воздействий, под влиянием которых мы находимся или можем оказаться при особых обстоятельствах; они исходят из нас, однако без участия нашей души; и тем не менее, они не подходят под понятие чисто физических явлений.
     ... Исходя из такого взгляда на человеческую природу, Парацельс делит ее на семь членов. Это те же самые члены, которые мы встречаем и в мудрости древних египтян, и у неоплатоников, и в каббале. Человек есть прежде всего физически-телесное существо и подчинен, следовательно, тем же законам, каким подчинено всякое тело. В этом отношении он есть чисто элементарное тело. Чисто телесно-физические законы слагаются в члены органического жизненного процесса. Парацельс обозначает органическую закономерность как "arhaeus", или "spiritus-vital"; органическое поднимается до духоподобных явлений, которые, однако, еще не суть дух. Это "астральные" явления. Из "астральных" процессов возникают функции "животного духа". Человек — существо мыслящее. С помощью рассудка он осмысленно связывает свой чувственные впечатления. Так оживает в нем "душа рассудочная". Он углубляется в свои собственные духовные порождения; он научается познавать дух как дух. Тем самым он поднимается на ступень "духовной души". Наконец он узнает, что в этой духовной душе он переживает глубочайшую основу мирового бытия; духовная душа перестает быть индивидуальной, отдельной. Наступает познание, о котором говорил Экхарт, когда чувствовал, что не он сам, но Первосущество говорит в нем. Наступает состояние, в котором мировой Дух созерцает сам себя в человеке. Парацельс запечатлел чувство этого состояния в простых словах: "И вот нечто великое, о чем вам надо подумать: нет ничего на небе и на земле, чего нет и в человеке. И Бог, который на небе, Он и в человеке".
     Перечисленными семью основными частями человеческой природы Парацельс хочет выразить не что иное, как факты внешнего и внутреннего переживания. И этим вовсе не отвергается, что в высшей действительности есть еще и некое единство, которое для человеческого опыта разлагается на множественность семи членов. Затем и существует высшее познание, чтобы вскрыть единство во всем, что является человеку, вследствие его телесной и духовной организации, в непосредственном переживании как множественность. На ступени высшего познания Парацельс стремится всецело к тому, чтобы слить единое Первосущество мира в живое единство со своим духом. Но он знает, что человек лишь тогда может познавать природу в ее духовности, когда вступает с природой в непосредственное общение. Человек постигает природу не тем, что населяет ее сам произвольно допущенными духовными существами, но тем, что принимает и ценит ее такою, какова она есть, как природа. И потому Парацельс не ищет Бога или духа в природе, но эта природа, какой она предстает его глазам, для него совсем непосредственно божественна. Нужно ли сначала приписать растению душу, наподобие человеческой души, чтобы найти в нем духовное? Поэтому Парацельс объясняет себе развитие вещей, насколько это было возможно при научных средствах его времени, безусловно, как чувственный естественный процесс. Он производит все вещи из первоматерии, из первичной влаги. И дальнейшим естественным процессом он считает разделение первоматерии (которую он называет также великим лимбом) на четыре стихии: воду, землю, огонь и воздух. Если он говорит, что "божественное Слово" вызвало из первоматерии множественность существ, то и это надо понимать лишь в том смысле, как понимают, например, в новейшем естествознании отношение силы к материи. "Духа" в фактическом смысле еще не существует на этой ступени. Этот "дух" есть на самом деле не основа природного процесса, а его фактический результат. Дух не создает природу, а сам развивается из нее ". 7(5)