Кто всматривается в современность, тот видит, что человечество всюду стоит у таких точек, где ему действительно может помочь только Христос. Это настолько ясно и очевидно, что нужно себе сказать: так может быть непосредственно перед новой эпохой откровения Христа. Важно, чтобы возможно больше людей действительно внутренне дошли до такой точки, где видна необходимость и значительность Христовой помощи. Чем яснее будут видеть в этом нужду и чем сильнее будут стремиться к помощи, тем могущественнее может открыться Христос.

Возьмем, например, вопрос об общине. Бурно добивались истинной общины, прежде всего, в молодежном движении. Многие лучшие из них проходят сейчас через мир, как одинокие люди. Почему их стремление не приводило к цели?

В политической жизни - как во внутренней, так и во внешней - все настойчивей возникает вопрос: как придти к истинной человеческой общине? Можно как угодно резко критиковать Лигу Наций, однако, во всех странах имеются люди, охваченные таким чувством, что необходимо должно существовать какое-нибудь единение среди людей также и за пределами своей страны. Почему же это стремление не приводит к цели?

Со всей ясностью следует высказать следующее: нет никакой другой человеческой общины, как только через Христа. Всякая истинная человеческая община есть христианская община. Мы можем пережить это в любом разговоре. Какой-нибудь человек рассказывает нам что-либо. Мы слушаем его своими собственными мыслями. Вдруг пробуждается в нас лишенный самостности интерес к другому человеку. В этот миг он начинает в нас отражаться. Мы можем теперь действительно начать с ним "знакомиться". Что произошло? Тут был Христос. Может быть, совершенно неузнанный. Где проявляется истинная отрешенность, там - Христос. Поэтому Он может сказать: "Я есмь дверь". Нет иной двери к другому человеку, кроме Христа. Иначе, как через Него, мы никогда не узнаем ничего истинного о другом человеке, да узнаем лишь искаженное.

Но нужно стать Я, тем Я, которое становится отрешенным, когда оно отдается свободно. Когда же себя теряют в другом, то возникает "следование" другому, но отнюдь не община. Мистерия смерти и воскресения происходит в каждом истинном разговоре между людьми. Нет другого действенного разговора.

Люди не имеют даже отдаленного представления о том, какие чудеса могут раскрыться для них в общении. Но только где те браки, которые действительно являются общиной? Можно отпраздновать золотую свадьбу и совсем не знать друг друга. Какое душевное богатство может войти в жизнь через одного единственного человека, об этом знают меньше всего.

В истинной общности образуются совершенно новые жизненные чувства. Ощущают, например, следующее: если бы я захотел что-нибудь узнать о другом человеке из простого любопытства, то я показался бы себе самому преступником. Тогда новыми глазами читают слова Христа "Кто входит не этой дверью, тот вор и разбойник".

И к другим народам, в сущности, путь лежит только через Христа. Одна общность интересов не приводит к этому пути. Нужно слушать, как Я другого народа прозвучит во Христе. Тогда оно навсегда получит свое право в нашем сердце. Только тот, кто сам знает о божественном чуде общности, должен был бы благословлять союз людей во время венчания. В христианской общине* перед венчающимися стоит образ Христа, и кольца переходят от одного к другому над Христом. Христос - "дверь для единения в жизни". Истинный христианский брак - это тот брак, который торжественно стоит в высоте надо всеми нами, где один подходит к другому в каждой мысли, в каждом чувстве через Христа.

* "Христианская Община"- существующая теперь во многих странах Европы, Америки и Южного полушария конфессиональная церковь, культовое содержание которой было обосновано духовнонаучно и дано в конкретных формах Рудольфом Штейнером. Первым ее главой в Средней Европе был автор. (прим. ред.)

Где находит сейчас человеческая община правильное водительство? Снова приходится бороться, особенно в молодежном движении, за "проблему водителя"; имеется множество сочинений об этом, говорится много речей.

Также и в жизни народа и народов многих волнует вопрос: как придти нам к истинному водителю? Почему Германия во время войны не нашла нужных вождей?

Было бы гораздо лучше, если бы обратили должное внимание на те слова в Новом Завете, где Христос говорит об истинном водителе. Он делает это на языке того времени "Я есмь пастырь добрый". И тотчас же звучат следующие слова: "Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец". Многие жертвуют своим временем, своей силой. Но жертвуют ли своей жизнью - в полном смысле слова? Жертвуют для славы, для долга, или действительно для людей? Знаем ли мы вообще, что заключается в словах: положить жизнь свою за людей. Если бы мы больше об этом знали, то у нас были бы более правильные водители, и мы лучше узнавали бы истинных водителей.

Но проблема глубже. Ведь люди внутри себя самих самым безнадежным образом живут без водителей. Сократ знал своего "демона" и знал, что этот последний твердо ведет его. Кто может сейчас сказать о себе подобное? Тайна людей, действительно воспринимаемых как вождей, состоит особенно в том, что сами они не спрашивают других, но несут в самих себе верное водительство.

Мы никогда не найдем своего демона, своего внутреннего водителя иначе, как через Христа. Теперь Он - наш божественный водитель. Он - добрый пастырь, который зовет нас по имени. В тот миг, когда Христос действительно является в нашей душе, наше имя звучит в высшем мире, имя, "написанное на небесах". Тогда наступает истинное водительство. Никому другому "привратник не отворяет". Но Он выводит так из до сих пор бывшей жизни, что у нас иной раз захватывает дыхание. И все же Он выводит только на "доброе пастбище".

Если бы у нас были такие леди, которые сами не следовали бы никакому другому голосу, как только голосу Христа, как Он их внутренне каждый миг зовет по имени, тогда человечеству были бы суждены истинные водители, особенно для самого глубинного, для святой деятельности души, для того божественного, что в прежних веках проходило через исповедание и что теперь даруется людям новым свободным образом; для этого, в сущности, в качестве водителей требуются не какие иные люди, как те, которые оставляют свое собственное низшее "я" и следуют своему высшему "Я". Мистерия Смерти и Воскресения является также тайной истинного водительства, истинного водителя.

Истинный водитель - для того, чтобы стать человеком. Это тот вопрос, за который боролись в глубинах времени, - как становимся мы людьми. Ницше был для многих глашатаем. Иногда спрашивают: как я становлюсь личностью? В мемуарах Сарры Бернар находится одно ее признание: если я хочу стать знаменитостью, я должна, прежде всего, "создать в себе личность". Что же она сделала? Она купила прирученного тигра и ходила с ним гулять по улицам Лондона. Так становятся "личностью", по мнению многих.

За последние годы с "личностью" стали меньше носиться. Слишком много странного распространилось. Иной думал, что если он всегда будет иначе выглядеть, чем другие, или по-другому говорить, или иначе одеваться, то он станет личностью. Появились карикатуры. Тайны человеческого становления не находили. И все же жаль, что личность уходит из центра внимания. Кому суждено было счастье, может быть, раз в жизни встретиться с человеком, тот знает, какие колокола тогда звучат. Говоришь себе: с тех пор, как ты встретился с человеком, ты будешь совершенно иначе произносить слово "человек". Начинаешь глубоко стыдиться того жалкого человеческого существа, которое ты до сих пор ставил в бытие. Чувствуешь себя так, как будто бы получил посвящение.

И здесь также тайна заключена в ином, нежели ищут теперь люди. Кто следует своему внутреннему водителю, своему высшему Я, Христу, кто призывает Его имя каждый миг, только тот может стать человеком. "Без Меня не можете делать ничего". Это - буквально истинно. Что мы сделаем без Христа, не оживив своего высшего Я через Христа, то кажется нам уже при беспристрастном дневном обзоре "ничем", праобразом того, как это нам покажется после смерти*.

* Дневным обзором автор, видимо, называет практикуемый в антропософии ежевечерний обзор событий, переживаний прошедшего дня, рекомендованный Р. Штейнером.

И в том же самом месте, в притче об истинной виноградной лозе, Христос говорит: "Кто не пребывает во Мне, будет извержен в огонь"

Слова кажутся суровыми, и все же это очень реальный жизненный опыт для того, кто стремится жить со Христом. Если он пребывает не в своем высшем Я, то он всегда попадает в какой-нибудь огонь: либо страсти, либо неудовлетворенности; - и то, и другое - начало ада.

О том, что мы делаем, исходя из Христа, Которым живет в нас как наше высшее Я, только о том есть у нас постоянное ощущение: это - для вечности, хотя бы люди этого и не признавали. Тайна человеческого становления - смерть и Воскресение. Нет никакого иного пути, чтобы стать человеком, как только Христос. Это должно быть теперь высказано со всей ясностью.

Как хотелось бы пожелать, чтобы наших детей в школах воспитывали "люди", а не высохшие учителя. Все бы ожило, о чем говорят эти воспитатели; не только история, но и математика, не только природа, но и логика. Все бы стало виноградной лозой. Все бы стало Христом. А при таком преподавании и конфирмация стала бы полной истиной. Она во время священного обряда юношеского посвящения называла бы лишь имя Того, кто все время тайно присутствовал при этом преподавании. Она даровала бы ребенку высшую внутреннюю опору для грядущих серьезных лет. Она открыла бы Водителя человечества.

Что же произойдет в жизни с тем, кто хочет быть человеком? Прежде всего, его постигнет чрезвычайно тяжелое и болезненное испытание: как будто все против меня сговорились. Даже, может быть, самые близкие и до сих пор любимые люди. Во мне родилось дитя святое, но слабое и безмерно требующее защиты, а Ирод посягает на жизнь ребенка. Ирод - "князь мира сего". Тогда властно встает вопрос: "Как получить мне силу для жизни?"

Ведь этот вопрос подступает сейчас всюду и всячески к людям. Жизнь подходит со своими требованиями к человеку, совершенно раздробляя его. Нечего и говорить, как жгуче искание необходимых сил.

И все более будет выясняться, что никакой отдых, никакой спорт, никакое усиленное питание, никакие экскурсии во время каникул не смогут сделать человека сильным в жизни. Все больше и больше будет вступать в права другая помощь. Люди будущего будут знать гораздо более, чем люди современные, что одна единственная сильная мысль может провести человека через весь день, что единственное воспоминание об истинном человеке может стать жизненной силой на месяцы и годы.

Когда узнают, как может человек почерпнуть силу из духа, тогда настанет час и для слов Христа: "Я есмь хлеб жизни". Он не хотел стать для людей ни догмой, ни идеалом, ни идеей, но Он хотел быть их пищей". Христос должен служить пищей. И кто познает Его как пищу, тот узнает: здесь и только здесь такая сила, которая ставит меня выше всего. Стоит мне лишь внутренне к Нему прикоснуться, как в мою жизнь вольется сила и сверхсила. Тайна заключается не в том, чтобы я накачивал себя, но в том, чтобы я опорожнил себя для Христа. Снова решением является мистерия смерти и воскресения. Нет другого пути к истинной силе. Но насколько мощным может быть Христос как сила в людях, это доказало прошлое, еще более докажет будущее. Всякий хлеб является лишь слабым земным подобием того, чем хочет стать для человечества Христос, Он вообще есть пища для человека. Именно в такое совершенно близкое, внутреннее, живое отношение к людям желал Он встать и ни в какое другое.

Только те люди должны проповедовать, которые несут в себе Христа как "жизнь", чтобы они раздавали с кафедры тот хлеб, о котором они всегда говорят.

Всё снова должно было бы происходить чудо насыщения. Тогда причастие выросло бы совершенно естественно как высшая точка праздника общины, как истинное служение Христу.

Мы исходили от человека, а теперь мы стоим перед внешним миром. И как раз в этом больше всего нуждается современность, хотя часто это и очень мало чувствуют. Что происходит с этим внешним миром? Чувственная реальность желает навязать себя как единственную реальность. Многие в "духовной жизни" совершенно потеряли себя во внешнем знании и сознательно отказываются от всего высшего, другие говорят о каком-то предчувствии неизвестного, существующего где-то над нами, призывают "смиренно чтить" его в тишине: это будто бы единственное, что суждено человеку. Это - последним угасающий огонек от древних священных алтарей человечества. Это - не особенно чистая и не духовная форма религии, даже и там, где она выступает в самой теологии; еще меньше является это зерном религии будущего, это - остаток религии в чувстве человека.

Что есть истина? - спрашивали страстно многие, подобно Фаусту, еще сотни лет тому назад. Теперь спрашивают устало и безнадежно, как Пилат, если вообще еще спрашивают.

Но есть и такие люди, в которых шевелится будущее человечества, великое, неслыханно великое будущее. Они знают то, что лишь новый духовный путь может нам помочь. Со старым способом мышления дальше идти нельзя. Во всевозможных областях чувствуют это сейчас, также и в искусстве, хотя часто сбивчиво и искаженно.

Протестуют против размышления о вещах извне. Хотят мыслить вместе с вещами и в вещах. Ищут духовного способа, такого же объективного, как и естественнонаучный, но значительно более творческого, который так же ясен, как естественнонаучный, но который более внутренний и живой. Чувствуют, что без такого духовного пути никогда не проникнуть в творческое существо мира.

Если это так, то пришел и новый час для слов Христа: "Я - свет миру". Бессамостна наука современности. Она более бессамостна, чем эгоистическое христианство. Она может умереть в вещах, но она не может в вещах воскреснуть. Она становится бессамостной, не находя "Я". Я, живущее глубоко в вещах, может быть найдено лишь тогда, когда оно пробуждается в Я человека. Только из высшего Я придет поистине высшее мышление. Разве нельзя себе представить, что укрепленное во Христе внутреннее увидело бы некогда совершенно иное и в каком-нибудь метеоре? В том Я, которое будет даровано человеку Христом, действительно возникнут даже новые восприятия чувств. Последние отыщут то, что живет слишком глубоко в вещах, потому что это стало живым в них самих. Также и в этом смысле оказывается, что "Я есмь" является светом миру. Существует только этот единственный светильник, которым можно светить в глубине, потому что он является светом от самого источника света.

Мы стоим у такой точки истории человечества, где поистине лишь внутренне можно идти вперед. Если мы не пойдем этим путем, то будем блуждать дальше во мраке. Дальше для нас выступает свет микроскопа и телескопа, это даже внешне делает вещи мрачнее благодаря "рассеиванию", но "света жизни" у нас нет. Также и в познании теперь можно идти дальше только через Христа. Дело не в том, чтобы называть Его Имя". Но тайна нового, истинного, живого мышления заключается в смерти и воскресении. Истинное мышление - это мистерия Христа.

Быть священником - это значит пожертвовать своим Я для высшего Я, в огне высшего Я, отдаваясь уничтожающему действию этого огня, стать светом для других. Грядущая наука, восход которой мы видим, будет священничеством всего мира, даже за столом экспериментатора, так как она будет жить и светить из Я, умиравшего и воскресшего в человеке. Так мыслит в нас крестная смерть Христа, Его Воскресение, Его Откровение.

Мы можем проверить это на двух вопросах, перед которыми беспомощно стоят, как раз, современные люди. В чем смысл жизни? Какова судьба человека?

Действительно найти смысл жизни и жить: в этом отношения люди стали теперь гораздо безнадежнее и утомленнее, чем еще сто лет тому назад. И, может быть, самым худшим является то, что по большей части они этого даже совсем не замечают. "Спрашивай у священника или мудреца, и их ответ покажется лишь насмешкой над вопрошающим", говорит Фауст как раз перед своим глубоким падением. Человек не может жить долго без ответа на этот вопрос. И если он не дается ему по-новому и своевременно, то он ищет его у старейших авторитетов, в Риме или в Индии. Человек не хочет, чтобы за него жили, он хочет жить. И смысл жизни не может для него долго состоять в том, чтобы давать опору своим близким, которые в свою очередь не знают, чего они хотят, или в том, чтобы прослыть ученым, называться "профессором" и все-таки не знать.

Значительное указание в этом отношении для современности дал Ницше: Смысл жизни не может быть найден, он должен быть дан. Образно, то же самое, но еще конкретнее сказал Толстой. Люди, докапывающиеся до смысла жизни, казались ему людьми, стоящими в саду перед колодцем с насосом. Они спрашивают, для чего, собственно, служит свешивающаяся ручка насоса, но если бы они только раз потянули ее, то они увидели бы, как от этого вода поднимается в трубу колодца, как вода течет в желоба и на гряды, и как таким образом весь сад получает то, что ему нужно. Лишь через сотрудничество может быть найден смысл жизни.

Но над чем же совместно работать? Какова цель земного существования? Тут опять ничто не может помочь, кроме признания, что единственно возможный смысл земной жизни дан Христом. Или жизнь вообще не имеет смысла, или она имеет тот смысл, который установил Христос. Можно продумать все писания индусов, китайцев, греков: единственная цель, для которой стоит жить, состоит в том, чтобы среди людей, свободно соединившихся с божественным Отцом, а через Него - друг с другом, осуществить царство любви, и если говорится что-нибудь разумное и вдохновляющее о будущем человечества в писаниях Запада, то там - луч от этого света.

Но такой "смысл" есть путь. И потому Христос не говорит "Я есмь смысл жизни", но - "Я есмь путь, истина и жизнь". Ученики, шедшие с Христом в Эммаус, получившие при этом откровение истины и, в заключение, воспринявшие жизнь за трапезой со Христом, являются истинным праобразом для всех, ищущих смысла жизни; это - Путь, Истина, Жизнь. Мы и здесь встречаем ту же мистерию. Ни один человек не может найти какой-нибудь смысл жизни, если он не хочет умереть, чтобы воскреснуть со Христом для своих земных целей. Смысл жизни был дан Христом для наших земных целей. Смысл земной жизни был дан Христом, иначе он никогда бы не мог получиться.

Узнать смысл земной жизни - это значит получить возможность крестить, так как крещение является не только исполнением Христовом заповеди, не только вступлением в христианскую общину, не только обетованием божественной милости. Оно является постройкой того здания над человеком, в котором единственно может жить человек. Если человек взирает на божественного Отца, как на Того, Кто является Истиной, если он воспринимает жизнь из Духа, если для него Христос - путь, то он - окрещен, то есть углублен, тогда земное жилище для него осветилось, стало храмом, пронизанным небесными лучами.

Но какова судьба человека после смерти? Наш век производит тот мировой эксперимент, который человечество должно было когда-нибудь произвести. Пытались обойтись без ответа на вопрос о том, что происходит после смерти. Успех эксперимента лежит перед нами открыто Новое, например, потрясающее утверждение жизни, когда Ницше, сделавший самые крайние выводы из модернизма, пишет после смерти своего друга Фрейхера фон Штейна: "Мне кажется, как будто драгоценные вина и бальзамы постоянно выливаются в море". В силу этой необходимости создал он учение о вечном возвращении подобного.

В силу этой необходимости сейчас многие люди разных сословий хватаются за спиритизм. Но спиритизм - не ответ. Метерлинк, подошедший ко всем этим явлениям по-своему, подвел итог. Можно больше знать о жизни после смерти, чем это известно Метерлинку, но чем больше будут об этом узнавать правильным научно-добросовестным путем, тем яснее будет становиться, что судьба человека после смерти - это он сам. Каждый человек переносит через свою собственную душу всю свою будущую жизнь в другой мир.

И потому величайшим потусторонним словом для человека, желающего божественно хорошо устроить свою судьбу в мире после смерти, является слова Христа: "Я есмь Воскресение и Жизнь". Истинная победа над смертью достигается совершенно внутренне. Человек может достигнуть того, чтобы со всей реальностью слышать в себе слова Христа, говорящего: Я есмь Воскресение и Жизнь. Ибо Христос является не авторитетом прошлого, но действительностью настоящего. Поэтому если человек своим собственным "Я" живет в этом "Я" Христа, тогда и только тогда почувствует он себя победившим всю силу смерти и преходящести. Тогда он почувствует, что теперь он воистину как победитель шествует через мир. Люди, с благороднейшим величием победившие смерть, существовали и вне христовой сферы. Свободных победителей смерти, безо всякого отрешения, даровал миру только Христос.

Мы могли бы привести потрясающие доказательства того, как люди, преодолевшие смерть, приходили в восторг, почувствовав в себе истинное Я, хотя они даже и не знали, что это им блеснуло из мира Христа. Фихте в "Bestimmung des Gelehrter", Карлейль в "Sartar resartus" - это начало того, что откроют люди еще больше, осознав Христа, и откуда расцветает не только сильная уверенность в потустороннем, но и торжественная сила Земли. Старое Я должно сойти в могилу для того, чтобы могло жить истинное Я. И здесь также мистерия: Смерть и Воскресение.

Люди, в которых светит победившая смерть жизнь Христа, должны были бы приходить к нашим умирающим. Они могли бы выступить у постелей умирающих как ангелы, как вестники из высшего мира, сопровождающие их туда. Они могли бы сделать умирание священным праздником. Таинство смерти из их рук было бы последним высшим посвящением жизни. Через них Христос говорил бы, как на могиле Лазаря:

Когда однажды Христос явился среди людей, то Он возвестил Себя не как догму, но Он входил в конкретную нужду людей и в конкретной нужде произносил освобождающее слово, творил освобождающее слово, творил освобождающее дело. Таким узрели мы его теперь из нужды современности. Мы стараемся воспринять Его в наше время таким, каким Он некогда принес Себя Сам. Когда мы озираемся назад, то нам кажется, что на нас как бы исполняется обетование Откровения Иоанна, что мы видим Христа, шествующего среди семи золотых светильников. Так сияет для современников Его семикратно священное "Я есмь".

Этому Христу хочется построить храм, на алтаре которого пламенеет этот семиричный свет. Многие чувствуют теперь вместе с поэтом: "Своды этих церквей не охватывают более Твоей тайны, Господи". Христианская община строит со всей скромностью, но и со всей серьезностью новую церковь среди старых церквей. Каждое из семи священных слов: "Я есмь", как мы видели, является душой одного из вновь рожденных таинств. Конечно, можно также пережить Христа в полной уединенности, в чистых глубинах души. Но люди, так Его переживающие, будут искать друг друга; и дом, где они будут радоваться своей общине, может быть только церковью, в которой праздником молитвы и мировым свершением становится то, что было высочайшим переживанием их внутренней жизни.

Многое уже должно быть сказано о Христе, чтобы помочь людям преодолеть возражения, подымающиеся им навстречу из интеллектуализма и материализма современности. Но верно также то, что человек сможет, если он серьезно этого захочет, найти в своем высшем Я Христа как действительность, которая стоит независимо от человека и высоко над ним, но которая желает в то же время жить в нем как его собственное подлиннейшее Я. И это "Я есмь" живет не одном человеке отдельно, но радостно познается в братьях я сестрах, поэтому из самых глубин души взирают на новую церковь, в которой хотят осуществиться слова Христова обетования: