871. "Спартаковцы, большевики не сами себя сделали. ... Их сделали наши руководящие, ведущие классы! Ибо они не чувствовали в себе никаких импульсов основать действительную народную культуру. Не было бы никаких большевиков и никаких спартаковцев, если бы руководящие, ведущие классы смогли исполнить свой долг". 192(6)

882. "Как называется в действительности то, что в XIX в. было русским царизмом? Что было русским царизмом, является теперь в своей действительности как Ленин и Троцкий, как большевизм. Такова конкретная истина того, что раньше было просто иллюзией. Царизм — это лишь плавающая на поверхности ложь, а то, что лелеял этот царизм, явилось в своей действительности в тот же момент, как царизм был сметeн. Ленин в первую очередь является не чем иным, как царeм". Подобным же образом порождением вильгельмизма является Носке . 196(17)

897. Первая фаза социалистического строя — это замена буржуазного строя пролетарским. "Очень интересно, как Ленин прямо высказывается об этом. В своей работе "Государство и революция" он, например, говорит, что должно наступить нечто такое, что являлось бы буржуазным строем, буржуазным государством без буржуазии. ...Здесь вы видите то, что я подчeркивал не раз: люди, мыслящие ныне социалистически, выступают лишь как наследники буржуазии". Ленин говорит, что в первой фазе вся разница будет состоять лишь в том, что раньше вели вы, а теперь будем вести мы. "Но мы будем делать то же самое, что и вы — создадим буржуазное государство только без буржуазии. Каждый будет вознаграждаться за свою работу, но неравенство останется".
     Во второй фазе, как полагают и Карл Маркс, и Ленин, государство отомрeт, отпадeт нужда в правовом государстве. Отпадeт лозунг: кто не работает, тот не ест. Каждый сможет жить согласно своим способностям и потребностям. Каждый тогда захочет работать согласно своим способностям, поскольку в первой фазе, благодаря цивилизованному быту, все привыкнут рассматривать работу не как необходимость, но иметь к ней тягу. Каждый будет жить по потребностям. "Таков высший строй. Переходы, которые здесь необходимы, поскольку буржуазное государство, чтобы отмереть, должно развиваться до своего конца, ведут к состояниям, о которых, с одной стороны, говорят: "Ignorabimus" (неведомое), т.е. мы этого не знаем, — а с другой стороны, утверждают: они будут второй, высшей фазой социализма". Это абстрактный идеал. Сначала буржуазный строй придeт к концу, доведeт себя до абсурда, государство отомрeт; через этот процесс будет выращена порода новых людей с привычками работать по способностям и жить по потребностям. "И на какой вере всe это покоится? На суеверии относительно хозяйственного строя! С одной стороны, капитализм рождает хозяйственный строй безо всякой духовной жизни, а только с идеологией. Это состояние социализм хочет довести до вершины. Всe прочь, кроме хозяйственной жизни! А затем, как он считает, явится новая порода людей". Симптоматично высказывание К.Маркса, что он сам не является марксистом. Это важно в связи с рассмотрением вопроса, как люди формируют мысли, а не что они говорят.
     "Те указания, что вы получаете из Духовной науки о социальном организме, вы будете напрасно искать у Карла Маркса. При его способе образовывать мысли об этом не может быть и речи. Если вы в сочинениях Карла Маркса исследуете политэкономические взгляды на социальное устройство, то вам станет совершенно ясно: о социальном организме Карл Маркс не развил ни одной новой мысли. Оригинальных мыслей о том, каким должен стать мир, Карл Маркс как раз и не создал. Он исследовал: как думали люди, создавшие современную капиталистическую эпоху, как выработались вопросы заработной платы, капитала, земельной ренты и т.д. при капиталистическом господстве. Он расчленил политэкономию капиталистического господства. Важнейшие представления, которые Карл Маркс дал пролетариату, вы найдeте уже у Рикардо и др."
     Он показал, что при капиталистическом господстве выработался особый класс, пролетариат. Он также показал, куда ведeт себя капиталистическое господство, доказал, что оно ведeт себя к абсурду и на своей вершине превратится в свою противоположность: путeм централизации оно становится государственным капитализмом, государство делается единственным большим капиталистом. Один совершенно принципиальный вопрос об отношении пролетарского мира к государству оставлен в марксизме более или менее в тумане. "Именно потому среди социалистов образуется так много партий, борьба между которыми доходит до ножей, что именно отношение пролетариата к государству... понимается по-разному. Здесь сталкиваются разные течения. Мы коснeмся только одного пути, тянущегося от Карла Маркса к Ленину. Ленин утверждает, что он истинный марксист, лучше всех понимает Карла Маркса. В то же время множество других социалистов, также считающих себя марксистами, называют Ленина отступником, предателем и другими именами... Существенное в мыслеформах Карла Маркса состоит в том, что ... у него совсем нет позитивных мыслей о том, как должно обстоять дело; в его мыслеформах есть нечто растворяющее, разлагающее. Карл Маркс попросту заявляет: ваши капиталистические мыслители говорят и поступают так-то, из этого должно последовать нисхождение. Затем пролетариат окажется наверху. Что пролетариат там будет делать — этого я не знаю, и другие этого не знают, там это будет видно. ...
     Если вы рассмотрите всe это, то получите мыслеформу. Она заявляет о себе повсюду во внешнем мире, воспринимается и продумывается; но когда эти мысли приходят к концу, то они уничтожают себя, приходят к ничему, уходят в ничто. Кто это ощутит, тому это сильно бросится в глаза. Кто изучает Карла Маркса, тот находит повсюду: он исходит из каких-либо мыслей, но это не его мысли, однако они принадлежат новому времени. И затем человек ввергается в пучину мыслей, которые его сбивают с толку, выносят во что-то разрушительное, где ничего нельзя установить. Исключительно интересно, как эта заколоченная Карлом Марксом мыслеформа являет свою высшую потенцию — можно сказать, гениальную потенцию — у Ленина. Ленин так трактует Маркса, что тот был абсолютным врагом государства, что он исходил из мысли: если должно быть устранено подавление пролетариата, то государство, каким оно сложилось исторически, должно быть упразднено. Это интересно, поскольку именно те, кто рассматривал Ленина как своего противника, всe хотели взвалить на горб государству, каким оно сложилось исторически". Так фанатики государства противостоят Ленину, который хочет постепенного отмирания государства. "И если рассмотреть, как Ленин здесь мыслит, то можно прийти к мыслеформам, которые в нeм живут. Ленин мыслит так: пролетариат — это единственный класс, который, когда другие доведут себя до абсурда, созреют для упадка, сможет взойти наверх. Этот пролетарский класс доведeт до высшего совершенства то, что выработалось как буржуазное государство. Пожалуйста, обратите внимание на мыслеформу! Ленин не говорит как анархисты: "Долой государство!" Это ему не нравится! Он враг анархизма, низвержение государства он рассматривает как величайшую бессмыслицу. Более того, он говорит: если развитие пойдeт и дальше так, как его ведeт буржуазия, то буржуазия скоро созреет для распада. Пролетариат овладеет государственной машиной — это его слова, — которую буржуазия основала для подавления пролетариата, усовершенствует еe, создаст совершеннейшее государство. Каким же свойством будет обладать совершенное государство? — спрашивает Ленин. И он считает себя истинным марксистом, когда даeт такой ответ: особенностью совершенного государства, когда оно возникнет, будет то ... что оно само себя приведeт к отмиранию. Современное государство может существовать только как творение буржуазного класса, поскольку оно несовершенно; если же пролетариат сделает его совершенным, если пролетариат доведeт до конца то, что начала буржуазия, то тогда государство получит свой истинный импульс, который состоит в том, что государство умирает, само себя упраздняет.
     Это только характерная мыслеформа в мышлении Ленина. Вы видите, как возрастает здесь потенция того, что нашeл Маркс: образуемая мысль изливается в ничто. Ленин очень реалистический мыслитель, он исходит из хода истории и приходит к выводу: государство должно быть усовершенствовано, оно не отмирает ныне только потому, что оно несовершенно; отсюда оно берeт свою жизненную силу. Сделав его совершенным, пролетариат положит этим основание его отмиранию". Вы видите, как из действительности формируется представление и в Восточной Европе обретает тенденцию стать действительностью. Пролетарии там говорят: буржуазное государство подавляло нас, усовершенствуем его, и оно отомрeт. "А затем возникнет то, что должно возникнуть, о чeм ни один человек, как говорит Ленин, не может ничего знать. Социальное "ignorabimus", вот что проистекает из этого социализма". И интересно теперь отметить, что социальные представления ныне образуются из естествознания, приведшего со своей стороны к этому неведомому. "Эту взаимосвязь необходимо правильно увидеть. Без всего того, чему учат в буржуазных университетах естественнонаучные "мировоззрители", не было бы никакого социализма. Социализм — дитя буржуазии. Таковым же является и большевизм. Такова внутренняя взаимосвязь, и еe необходимо прежде всего понять. И если уяснить себе эту мыслеформу, то тогда можно подойти к одному важному пункту в образе мыслей такого человека как Ленин. Особое значение он придаeт тому, что внутри буржуазного государства выработался бюрократизм, военная машина, как он это называет. Эта бюрократическая военная машина возникла потому, что была нужна правящим классам для подавления пролетариата. Поэтому радикальное крыло социализма, большевизм, хорошо знает: то, чего он хочет, можно добиться только с помощью вооружeнного пролетариата" (приводится пример с парижской коммуной, которая могла существовать, пока ей хватало вооружения). Но что происходит, когда пролетариат теперь вооружeн? — Пробуждение из глубокого социального сна. Упраздняется буржуазное государство. И в этой связи опять же интересны мыслеформы современных социалистических мыслителей.
     "Ленин, например, указывает, что место чиновников и военной иерархии должен заступить некий род администрации, которая только состоит из избранных; и далее он указывает, что при тех обстоятельствах, как они сложились к настоящему времени, для управления государством не нужно иметь в голове ничего больше, чем обычное современное школьное образование. И он употребляет примечательное выражение, которое говорит о многом. Ленин говорит, что называемое ныне государством, должно быть так преобразовано, чтобы возникла одна большая фабрика со всеобщей бухгалтерией. Чтобы всe это могло действовать и его можно было контролировать и т.д., достаточно знать четыре действия арифметики, которые даeт всеобщее школьное образование.
     Над подобными вещами не следует просто насмехаться, но нужно уяснить себе, что ведь эти воззрения есть также не что иное, как последствие буржуазного развития". Ведь и руководители капиталистических предприятий большей частью не имеют в голове более того, чего требует Ленин. Если бы нашлись люди, на которых пролетарии могли бы взирать как на заслуженные авторитеты, то всe сложилось бы иначе. 189(3)

908. "Из материалистических учений, от кафедр пришeл в двух последних поколениях большевизм. Это фактическая взаимосвязь. И тот, кто хочет и далее лелеять материализм в познании, через Духовную науку мог бы осознать, что через два поколения материализм станет ещe хуже — вызовет нечто ещe более худшее, чем то, что теперь (это говорится в 1920 г.) имеет место в России, когда 600 тысяч человек — не более того имеется там ленинистов — господствуют над миллионами. И людям, чтобы отбиваться от этих ленинистов, требуется куда больше сил, чем в своe время (напр. в XIII в.) католикам, отбивавшимся от своих епископов". 198(12)

930. "Менее всего ленинизм и троцкизм родились из русского социализма. ... Нет, Ленин и Троцкий выросли не из революции! Ленин и Троцкий выросли из тех кругов, которые породили войну, благодаря войне стали последним следствием милитаризма, оттуда выросли Ленин и Троцкий. ... Ленин и Троцкий никакие не герои социализма; они — сыновья европейской военной катастрофы, благодаря которой стало возможным распростереть над Россией последствия страданий войны".
     "Ленин и Троцкий не делают ничего иного, кроме того, что оставленное им войной от старого русского царского государства заливают своими социалистическими абстрактными понятиями". 334(8)

1016. "Об интеллектуализме человек вынужден думать материалистически, ибо всe, что мыслится, что сегодня думает наука, теология, что думает сегодня широкое христианское сознание — всe это мыслится только человеческим мозгом и является материализмом. Одной стороной тогда является словоисповедание, вера в слова, а с другой — большевизм. Большевизм потому так разрушителен для человечества, что он является исповеданием одного мозга, материального мозга ... а наш физический мозг постоянно находится в процессе разрушения, умирания. И если всe, что мыслится таким образом в ленинизме и троцкизме, мы обратим на социальный строй, то возникнет разрушительный процесс, т.к. в таком случае о социальном строе мыслится на почве разрушения: ариманически. Такова другая сторона.
     Обе стороны выступили во всeм христианском элементе в XIX и XX столетиях: одна из них — это национализм, люциферический облик антихристианства; а то, что заостряется в ленинизме и троцкизме — это ариманический облик антихристианства. Это лопаты, которыми сегодня должна быть вырыта могила Христианству — национализм и ленинизм. И повсюду, где совершается культ с национализмом и троцкизмом, пусть даже в особенном виде, там сегодня роется могила Христианству, там господствует для проницательных настроение, в истинном смысле слова настроение Страстной Пятницы.
     Носитель Христианства лежит в могиле, и люди кладут на нее камень. Два камня кладут люди на представителей Христианства: национализм и внешний социализм. И человечеству необходимо прийти к Пасхальному Воскресению, когда камень, или камни, отваливаются от могилы. Христианство восстанет из могилы не ранее, чем люди преодолеют национализм и фальшивые социализмы, найдут путь, ведущий их от самих себя к пониманию Мистерии Голгофы. Людям, обращающимся к вере в Христианство из настроений современности, Ангел говорит: "Тот, Кого вы ищите, Его здесь больше нет". И Ангел не скажет, что Он здесь, до тех пор, пока не исчезнут антихристианские импульсы нашего времени". 198(5)

1073. "Радикальное крыло Запада изживает себя в большевизме, и Запад переживeт, как то, чего он сам не хотел иметь, прилетит к нему с Востока, как в не очень отдалeнном будущем с Востока к нему вернeтся то, что он вдвинул туда. И тогда это будет примечательным самопознанием". 199(7)

Большевизм в России и Европа

935. "Для многих бесконечно трудно понять, что в отношении духа сначала должен существовать закон, а затем этот закон указывает на факты. Факты как бы пробуждают закон. Старые духоиспытатели всегда говорили об этом так — я выражусь при этом школьно: — внешнее рассмотрение природы происходит индуктивно, от факта к понятию, духовная наука должна идти путeм дедукции: от понятия к факту".
     Возьмeм в этой связи пример. Человек ныне развивается естественным путeм до 27 лет. Если он не играет особой роли в социальной жизни, то с 27 лет он носит в себе нечто мeртвое. Если же он эту роль играет, то он вносит в неe мeртвое; он не является вполне представителем нашего времени. И если даже его избрать в парламент, то он будет нести импульсы только из своих 27 лет. Он тогда не продуктивен для будущего, он станет грубо парализовывать семена для будущего.
     Таков Ллойд Джордж (в лекции даeтся его биография как представителя своего времени, действующего из знания жизни и в соответствии с ней, но не общечеловечески, а национально-эгоистически). Он спасовал, когда пришло нечто, исходящее из другого возраста, не из 27 лет. "Также и Грей, и Асквит, они были в действительности марионетками, и сами до начала августа 1914 г. верили, что войны для Англии не будет, что они хотят сделать всe, дабы предотвратить войну, но внезапно были схвачены, приколоты оккультными силами. По отношению к тем силам, исходящим совершенно от других индивидуальностей, чем те, чьи имена известны, по отношению к тем силам, действующим из совершенно иного возраста, поскольку они действуют из старых традиций и старые традиции берутся на службу английскому эгоизму, оставшийся 27-летним Ллойд Джордж оказывается лишь марионеткой. За импульсами, идущими из Англии и лежащими в основе этой войны, имеется точное знание европейских народных и государственных импульсов. Так что знавшие, что происходит в Англии, знали также, что всe, ныне господствующее как лозунги, уже господствовало как идея, которая должна была осуществиться в 80-90-х годах. ...
     Говорили: русское царство, что касается его господства, должно рухнуть, чтобы русский народ мог жить. В конце 80-х годов эта формула существовала здесь для того, что осуществилось в марте 1917 г. как русская революция; и здесь были также нити, с помощью которых это велось и руководилось. Но знал об этом лишь тот малый круг, который через свои тайные отправления был старше, чем Л.Джордж. ... Тот оставался лишь при своих способностях. Он был способным министром вооружения. Человек, из внутренней убеждeнности выступавший против вооружения, вооружил Англию не хуже других стран. ... Мало существует примеров, где убеждения настолько превращались бы в свою противоположность, насколько это случилось у Л.Джорджа с помощью стоявших за ним сил. ... Ибо его убеждения коренятся в 27-летии". Подождем, как он кончит. 176(7)

949. "Индивидуальное сознание, оно охватит мир, но при этом миром может овладеть или мудрость о мире, или слепые инстинкты. Если миром овладеют слепые инстинкты, то возникнет совер­шенно антисоциальное состояние, наподобие того, которое теперь подготовляется в России. Здесь по­степенно вызывается такое антисоциальное состояние, против которого ни английское, ни североамери­канское правительство, уж не говоря о французском или каком-либо другом, не смогут придумать никакого средства. Нет, было бы наивным надеяться, что нечто такое, как английский парламент, могло бы справиться с тем, что здесь захватывает человечество, когда индивидуальное созна­ние просто действует в инстинктах. Но одна сила способна совладать с этим: это сила Рима. Во­прос заключается только в том, как он с этим может совладать. Рим может устанавливать господство, поскольку он имеет необходимые для этого средства власти. Вопрос лишь в этом. Вопрос не в том: бо­льшевизм или англо-саксонская буржуазия. Вопрос стоит иначе: или антисоциальный хаос, римское гос­подство, или решение человечества собраться с духом и распознать 8-й экуменический константинополь­ский собор 869 года как еретический, и таковым он должен быть объявлен европейской церковью". 198(8)

3. Борьба за дух

     409. "Из трехчленного человека новой культурой, что началась в ХV веке и своей вершины достигла в XIX в., во внимание была принята лишь одна треть: человек представлений, головной человек. И следует спросить: а что же происходит в мечтательном, чувственном человеке, в спящем, волящем человеке, и что происходит между засыпанием и пробуждением? Да, милые друзья, как люди, мы можем благополучно оставаться материалистами в жизни наших представлений! Это показал еще ХIX в. Этот XIX в. показал еще правомерность этого материализма, который привел к позитивному познанию материального мира. Мы можем быть материалистами нашей головы. ... но не в нашей власти остается наша сновидческая жизнь чувств, не в нашей власти остается спящая жизнь воли. Их — особенно жизнь воли — в то же самое время переживают спиритуально.
     Интересно с духовнонаучной точки зрения рассмотреть, что здесь, собственно происходит. Возьмите Молешотта, Кцольбе, которые своей головой признавали один только сенсуализм, материализм; там, внизу они при этом имели своего волевого человека, который чувствует целиком спиритуально... только голова о том не знает... когда считается с духовным миром. Они имели своего человека чувств, который считается с призрачными явлениями. И если мы правильно наблюдаем, то мы видим игру, когда сидит материалистический писатель и ужасно ругается на все, что коренится как спиритуальная природа в его человеке чувств и человеке воли; он неистовствует, поскольку тот спиритуалист, что вздымается в нем, является целиком его противником.
     Так оно происходило. Идеализм, спиритуализм был здесь. ... Он находился в волевом сознании человека, и сильнейшими спиритуалистами были материалисты, были сенсуалисты!
     Но что же живет в человеке чувств телесно? — Ритм, циркуляция крови, ритм дыхания и т.д. А что живет в человеке воли? — Обмен веществ. Рассмотрим сначала этот обмен веществ. Когда голова занята исполненной духа переработкой материальных вещей и материальных явлений в материалистическую науку, то при этом обмен веществ, который также охватывает всю человеческую структуру, вырабатывает противоположный образ мира. Он вырабатывает насквозь спиритуальный образ мира, который именно материалисты бессознательно носят в себе. Но в обмене веществ это действует на инстинкты, на желания, и этим во всем человеке вызывается нечто противоположное тому, что этот спиритуальный образ мира должен нести. Он пронизывает инстинкты, захватывается ариманической властью и действует не в божественном смысле, но в ариманически-духовном смысле. Он приводит инстинкты к высшей степени эгоизма. Он так развивает инстинкты, что человек начинает заботиться только о своей жизни, становится бессовестным в социальных потребностях, в социальном сочувствии и т.п. Именно индивидуальное здесь доходит до эгоизма инстинктов. И это вырабатывается под поверхностью материалистической цивилизации, это заявляет о себе во всемирно-исторических событиях... И если развитие пойдет только в сторону выработки последствий этого явления, то конец XX столетия может пройти в войне всех против всех именно в той области земной эволюции, где развивается т.наз. новая цивилизация! — И то, что здесь вырабатывается, мы видим уже распространяющимся с Востока на 111большую часть Земли! Такова внутренняя взаимосвязь! Ее только нужно видеть". Вспомните, как я говорил, что философия в общем-то насквозь буржуазных философов Авенариуса и Маха была принята большевизмом. 206(6.УШ)

     475. "Гегель — энергичный мыслитель, такой мыслитель, который в состоянии свою мыслительную силу так взять в руки, чтобы действительно в отдельных явлениях жизни находить мысли. Но в этом есть и теневая сторона". Изучая Гегеля, человек должен делать большие усилия. Но когда их делают и проходят систему Гегеля от начала до конца, то многие профессора философии вскоре останавливаются и думают, что уже постигли принципы Гегеля. Однако Эдуард Гартман справедливо говорил, что во всем мире есть только два профессора философии, гегелевски образованные. Гегеля нельзя просто записать в тетрадку. От него получают напряжение мышления. "Человек может думать. ... Но со своим мышлением он стоит вне всей жизни. Он может только думать. Он может хорошо думать, но со своим мышлением, протекающим в организме чистых понятий, т.е. диалектически, он остается вне жизни.
     Это было примерно то, чему Маркс мог научиться у Гегеля: он мог научиться мышлению, научиться действительно виртуозно двигаться в мыслях. Но он искал чего-то другого. Он искал жизневоззрения для пролетариата, для огромного числа неимущего нового человечества. Насчет правильности гегелевского мышления он не мог сомневаться, но начинать что-либо в отношении своей задачи он не мог просто с этого гегелевского мышления. Его карма, если можно так выразиться, сделала соответствующий взмах, приведший его за обострившее мышление гегельянство к французским утопистам, к Сен-Симону, Луи Блану. Когда Маркс спрашивал: как следует образовать социальный организм? — то гегельянство не давало ему никакого ответа. ... Важное социальное воззрение юного Гегеля относительно социального строя состояло в том, что государство уничтожает все действительно человеческое; поэтому оно должно исчезнуть. Это тезис юного Гегеля: государство должно исчезнуть. ... из обостренного мышления (позднего времени) он давал такой ответ: лучшее социальное устройство — это прусское государство, а средоточие мира, всего совершенного — Берлин... университет в Берлине — средоточие Берлина. ... Кто не имеет никакого чувства великого, которое подчас выступает гротескно именно потому, что оно велико, тот, естественно, сделает все те дешевые возражения против этого высказывания, которые были сделаны. Духовная наука могла бы показать то бесконечно значительное, что таится за этим. Ибо не из высокомерия высказал это Гегель. ...Но, понятно, Карл Маркс не мог извлечь из Гегеля лучших социальных интересов.
     Так, карма привела его к утопистам. ...Для Сен-Симона, например, главное заключается в том, чтобы современное ему государство заменить другим устройством; и когда он думал об этом устройстве, перед его взором вставало то, что наиболее характерно и захватывающе для нового времени: индустриализация жизни. Поэтому он требовал, чтобы на место всех старых политических устройств было поставлено управление различных ветвей производств, так что, по сути говоря, оздоровление социального строя должно искаться в возможно лучшем управлении социальной структурой по образцу строя фабричных взаимосвязей. Луи Блан, как известно, в 1848г. учреждал различные национальные мастерские, в которых должны были осуществляться мысли Сен-Симона. Но все они вскоре прекращали свое существование, и это разумеется само собой. Основной импульс, который должен был лежать в основе управления отраслями производства, Сен-Симон предполагал найти в некоего рода крайне упрощенном Христианстве. Не старое, догматическое, а практическое Христианство должно иметь свое продолжение, считал он, и оно должно состоять в одном тезисе: люби своего ближнего как самого себя. — Очень прекрасный тезис, но когда его проповедуют, он столь же действенен, как лежанка, которой лишь велят обогревать.
     И вот Карл Маркс попал под влияние этих утопистов. В отношении Гегеля он говорил себе: удивительное мышление, но оно не годится, если необходимо войти с ним в действительную жизнь. Оно не охватывает действительной жизни. С ним остаются в высях чисто диалектического мышления. — У утопистов же он нашел в определенном смысле убедительные чувства, ибо у Сен-Симона и у Луи Блана социальные импульсы шли от чувства. Но Карл Маркс, благодаря гегелевскому обучению, был достаточно умен, чтобы не увидеть определенную тупость — я здесь имею в виду не что-то плохое, а выражаюсь в том смысле, когда говорят о тупом ноже, — тупость этого утопического учения и воззрение по отношению к жизни. А с другой стороны, Карл Маркс должен был сказать себе: чтобы образовать устройство, которое требует Сен-Симон для оздоровления человечества, необходима добрая воля со стороны буржуазии, практическое Христианство. Но откуда их взять? — Это стало главным для него: откуда взять это практическое Христианство?"
     "Итак, Карл Маркс в немецком гегельянстве нашел соответствующее новому времени мышление, у Сен-Симона — соответствующее новому времени чувство. Но и с тем и с другим, согласно его воззрению, ему нечего было делать. Тогда его карма повела его дальше, к английскому утилитаризму к той социальной структуре, в которой индустриальная суть нового времени шагнула наиболее далеко вперед, когда Карл Маркс строил свое мировоззрение. Занимавшиеся социализмом в среде английского мышления до Карла Маркса развивали его — напомню только о Роберте Оуэне — в некоторой степени из воли. Но Карл Маркс мог изучить, как из определенной воли, когда все это ограничивалось небольшой областью... ничто не могло осуществиться. Ведь известно, что Роберт Оуэн вводил опытные хозяйства, организованные действительно практически. Но в современном мире с малыми опытными хозяйствами не достичь ничего кроме краха. Это, разумеется, и случилось с Оуэном. ...
     Итак, через все это был проведен Карл Маркс, но особенно он был увлечен практическим мышлением, которое восходит только в механическом индустриализме, и из него он затем построил свое пролетарское мировоззрение, то пролетарское мышление, которое не базируется на мышлении, хотя пользуется мышлением, не базируется на чувстве, хотя и пользуется чувством, не базируется на воле, хотя пользуется тем, что внешне, чисто внешне совершается в очевидном, чувственном мире и совершается именно через руки пролетариев в индустриальном мире, в мире современного способа производства. И тогда Карлу Марксу, который столь грандиозным образом прошел через современное мышление, чувство и волю, именно теперь ему в классическом смысле, я бы сказал, с определенным величием открылась утрата доверия, которая, собственно, характеризует современную душевную жизнь. Ибо от Гегеля, например. Карл Маркс мог узнать, что прогресс мировой истории человечества состоит в осознании свободы, т.е. нечто идеальное как импульс заложено в основу развития человечества, в его историю. И это абстрактный тезис, с которым особенно не начнешь чего-либо. ...
     И тогда в Карле Марксе крепко осела идея, импульс-ощущение, который действительно подходил к тому, чтобы найти понимание в самых широких пролетарских кругах, но не в буржуазных кругах по причине их лености и нежелания воспринимать подобные вещи и беспокоиться о них. В Карле Марксе крепко осела мысль: вообще-то говоря, совершенно безразлично, в конце концов, что люди думали, что они чувствовали, чего они хотели, ибо то, что определяет историческое становление, зависит от экономического процесса, от того, как ведется хозяйство. Является ли некто предпринимателем или рабочим, как поставлен он в хозяйственный процесс — это определяет образ его мыслей, то, как он чувствует и какие имеет волевые импульсы. Если ребенок растет в семье предпринимателя, то он считает что-либо правильным или ложным, имеет чувства и ощущения, обусловленные тем, что он растет в семье предпринимателя. И все обстоит по-другому с пролетарским ребенком, предоставленным самому себе, т.к. отец и мать уходят на фабрику и т.д. — Карл Маркс пришел к тезису большой пробивной силы, к тезису, нашедшему отклик у пролетариата: устройства, учреждаемые человеком, не следуют из сознания человека, а наоборот — сознание человека руководствуется учреждениями, которые возникают сами по себе, лишь в силу простой фактической необходимости. Люди полагают, что они мыслят, чувствуют и волят из внутренних импульсов. О нет!... они это делают благодаря классу, в котором рождаются без их заслуг и вины.
     Можно ощутить, что если основной импульс учения таков, то он должен вызвать со стороны пролетарского класса идущее навстречу понимание, ибо такое учение избавляет от всякого доверия к себе. Нет нужды доверять себе; ибо это ничему не помогает: думает ли человек энергично или нет, чувствует ли он энергично или нет, энергично или нет он волит, — все это лишь наплыв, надстройка над основанием, которое в социальном строе есть положение в хозяйственном организме, положение, в котором человек рождается. Поэтому я могу — так говорит истинный марксист — измыслить прекрасные системы, создать лучшие социальные структуры, образовать лучшую хозяйственную жизнь, что следует делать, чтобы люди стали счастливыми, были удовлетворены, имели достаточно пищи, могли вести приятную жизнь, — но все это, как ни думай, не имеет никакой ценности, ибо все, что я мыслю, чувствую и волю, есть лишь отражение хозяйственной жизни, ибо все, что бы человек ни делал, обусловлено хозяйственной жизнью. — Поэтому вообще все социалистические теории Карл Маркс счел лишь теориями и сказал: дело заключается лишь в том, чтобы понять хозяйственную силу, чтобы знать, как протекает хозяйственная жизнь. Локомотиву еще можно дать толчок, чтобы он ехал быстрее, но едет он сам, вещи развиваются сами по себе.
     Вы, естественно, чувствуете, что здесь перекатываются всяческие противоречия, но к этому мы придем позже. Теперь же мы хотим представить, как все это отражается в головах марксистских пролетариев. Карл Маркс и они говорят так: основные формы хозяйственной жизни в ходе времени развиваются одна из другой. В древних условиях Востока совместная жизнь людей была погружена в варварство. Затем пришел тот хозяйственный строй, который разделил людей на господ и рабов, что в Греции самим Аристотелем рассматривалось как необходимость. ... Затем, в Средние Века, в эпоху феодализма, пришло крепостничество... В новое время мы имеем систему заработной платы... когда рабочий продает свою рабочую силу как товар. ... Варварство, рабство, крепостничество, система заработной платы — это те основные формы, в которых развивалась хозяйственная жизнь. Одно мышление у людей в условиях рабства, другое — в условиях крепостничества или при современной системе зарплаты. Ибо все, что люди думают, во что верят, как в способное осчастливить мир, есть идеологическая надстройка. Что люди думают — это может консолидироваться, воздействовать в свою очередь на хозяйственный строй как идеология, консолидированное воззрение, мнение, мысли. Но первоначально они возникают из хозяйственного строя...
     Современная хозяйственная жизнь, по мнению Карла Маркса, имеет тенденцию к концентрации. Эта хозяйственная жизнь сама из себя несет тенденцию, в силу которой предприниматели соединяются в сообщества, тресты и т.д. ... Но этим и подготовляется путь к социализации средств производства. ...Гегель в мышлении прошел через тезис, антитезис и синтез. Карл Маркс перенес все это в экономический процесс: строй предпринимателей ударяется в свою противоположность; пролетарии овладевают сами средствами производства. Хозяйственный процесс делает сам себя. Человек — лишь повивальная бабка того, что происходит само по себе, и нет оснований полагать, что идеологическая надстройка мышления, чувства и воли имеет большое значение. Экономический процесс, говорит Карл Маркс, делает все; а то, что вы думаете, — это накипь на экономическом процессе. ... Важнейшее — это экономический процесс, но он с необходимостью ведет от тезиса к антитезису. То, что вырабатывает пролетариат, отнимается у него предпринимателем. Предприниматель становится экспроприатором. Но процесс присвоения в экономическом развитии превращается в свою противоположность. Как в природе за причиной идет следствие, так возникает экспроприация экспроприатора.
     Нет оснований питать доверие к душевным силам. Именно с худшим наследием буржуазного образования нового времени, с недоверием к душевным силам человека работает эта пролетарская теория. Пролетарий видит себя бессильным, переданным предпринимательству. У него есть понимание теории, которая не претендует на то, что он должен сам себе помогать, поскольку экспроприация экспроприатора сама собой вызывает то, что должно привести к социализации средств производства. Современный способ производства ударяется с необходимостью в свою противоположность. ... Если хотят выработать понимание психологии этого пролетариата, его ощущения, то необходимо принять во внимание, что именно это абсолютное неверие в душевные силы стало значительнейшим приводным колесом в победном шествии марксистского мышления через мир. Марксизм — это вообще не догма, марксизм — это метод наблюдения мира, и именно единственно доступного пролетариату мира — мира хозяйственного строя, хозяйственного развития. Я бы сказал — и думаю, что это соответствует действительности, — пролетариат не верит в какую-то силу мысли — хотя Карл Маркс сказал: философы с помощью мыслей только объясняли мир, однако задача состоит в том, чтобы с помощью мыслей его изменить, — он не доверяет мыслям и их силе, действительности мыслей в каком-либо устройстве, а только опирающемуся на самого себя процессу в хозяйственном строе. ...
     Можно сказать: опирались почти на апокалиптическую надежду, что экспроприация экспроприаторов, необходимая социализация средств производства должна прийти с большим кризисом. ...В этой надежде, с твердой верой работает современный пролетариат. В это верят как в скалу. Вы видите здесь, что марксизм отбрасывает просто теоретические воззрения, ибо они есть идеология, или надстройка, которая, в свою очередь, также может действовать, но первоначально возникает из хозяйственного строя. И тем не менее, в целом это также теория. Невозможно отрицать, что это тоже теория, и как теория — также побиваема; люди ее произвели, и она принесла им определенную веру. И было примечательно: по мере того, как вера буржуазии, которая вовсе не была новой, но лишь старой, традиционной, все более и более меркла, опускалась, — возникала просто материалистическая вера, вера в апокалипсис хозяйственного строя, твердо укоренившаяся в пролетариате. — Ну, а если взглянуть на силу веры, просто на напор веры? Тогда можно сказать: совершенно очевидно, что даже в первых общинах христиан не было столь непоколебимой веры, чем сила веры современного пролетариата в апокалипсис хозяйственного развития: в экспроприацию экспроприатора. ... Вероисповеданием стало это для пролетариата".
     Воспользовавшись гегелевским мышлением, Маркс объекты наблюдал в Англии, где была уже развита промышленность, а следовательно — и пролетариат. Германия же была в то время аграрной страной и социалистические учения, представленные в ней в то время Вайтлингом (1806-1871), Карлом Марло (настоящее имя Винкельблех; 1810-1865), Карлом Робертусом (1805-1875), были поистине мелочью по сравнению с воззрением Маркса. Свое воззрение он выработал в Англии и затем принес в Германию, где как раз зарождался индустриализм. В его учении мышление Гегеля было низведено в экономическую сферу и здесь сделано понятным. Потому все это так прижилось на немецкой почве. "Когда человек берет Гегеля... он может затем думать, но в руках у него ничего не остается. Маркс уже под влиянием Британской империи, индустриализма Британской империи, так изменил мышление, что пролетариату оно было представлено в таком виде: когда придет кризис, ты получишь все, что имеют те люди, которые тебя высасывают. Тебе необходимо лишь думать так, и тем ты уже сделал достаточно. Имей лишь понимание: локомотив едет, лишь слегка подталкивай его, чтобы он ехал побыстрее. Это единственное, что ты можешь. То, что ты думаешь, естественно, есть лишь идеология, но это действует в свою очередь. Они произошли из хозяйственной жизни — твои мысли, а здоровое хозяйственное мышление не возникает через изучение, только благодаря тому, что человек является пролетарием, ибо лишь из этого класса приходит хозяйственное мышление. Итак, ты пролетарий. А поскольку ты пролетарий, то ты мыслишь правильно в смысле современности. Здесь развивается твоя идеология, которой ты можешь воздействовать в свою очередь. Этим ты даешь пинок локомотиву".
     Свое учение Маркс фабриковал в Англии, но в самой Англии оно не подошло, т.к. там не было необходимой противоположности между предпринимателями и рабочими; там они стояли друг к другу ближе. Это можно доказать. Маркс работал с острым гегелевским мышлением, которое в некотором роде есть немецкое мышление. И его система нашла полное понимания отношение в немецком пролетариате. Но вот, к примеру. Эдуард Бернштейн также долго изучал отношения в английской промышленности, но не владел особенно гегелевской диалектикой, а больше старался вжиться в само английское пролетарское мышление. И его воззрение было воспринято как т.наз. социалистический ревизионизм, т.е. как ухудшенное, уже не марксистское мышление; его и понимали мало в пролетарско-социалистической партии, а больше — в различных профсоюзных группах, т.к. оно несколько удобнее для правящих сил, чем марксизм. "Вы видите, здесь перед вами живое доказательство: один приспособился к английскому пролетарскому мышлению и не пришел к марксизму, каким его воспринял непосредственно немецкий пролетариат, поскольку этот марксизм хотя и изготовлен в Англии, но там он не нашел почвы, не нашел почвы в людях. Он нашел ее прежде всего в немецких рабочих. Отсюда он затем разошелся по разным направлениям. Но не в той ортодоксальной неподвижности, жесткости, с той безграничной силой веры, как в немецком пролетариате. ... Вы видите, это теория, как я сказал — хотя все теории объявлены просто идеологией, — теория, проникшая в сердца и души, развившая колоссальную интенсивность веры. Но когда она, как теория, становится фактом, то как факт она развивает определенную неподвижность теории". Немецкий пролетариат обучен, наполнен марксизмом, но элементарных вещей, если они не созвучны со ставшим фактом марксизмом, он понять не может. Например, пролетариат никогда не протестует против того, что он производит: пушки или что-либо другое.
     Диалектический процесс мстит и самому марксизму. "Ведь он исходит из того, что хозяйственная жизнь подлежит самоуправлению, так что то, что должно произойти, происходит само по себе; нужно лишь подталкивать локомотив. А когда будут свергнуты старые правящие силы, он встанет на их место, т.е. он стремится к власти, исходящей от людей. Он хочет делать то, что должно происходить. Он апеллирует, опять-таки, к человеку, к тому, что он сам взойдет наверх и получит власть, которую раньше имели другие. Так обстоит дело в теории. А на практике действует, я бы сказал, как месть диалектики марксизму, эта современная ужасная военная катастрофа, которая внезапно на больших пространствах земли дала возможность взять власть более или менее в руки пролетариата не из хозяйственного строя, а совсем из другого строя, лучше сказать, из нестроя, беспорядка. Это примечательный, очень примечательный процесс. И он станет еще более примечательным, этот процесс, когда распространится на отношения по всей Земле". 185-а(6)