456. "Теории не опасны, но становятся таковыми, когда делаются жизненной практикой". 119(7)

1282. “Размышлять о счастье людей начали еще утописты: Бэкон, Томас Мор и т. д. И так это развивалось далее в различных социалистических программах, возникших на Западе! ... Все это, включая и революционную идею свободы, и социалистические идеи XIX века, свой практический идеал видит в счастье. Если же мы обратимся на Восток ... то хотя бы еще и вначале, но мы найдем там совершенно отчетливо следующее: как на Западе ищут счастья, так там — спасения, внутреннего освобождения человека. Так имеется род тоски по познанию того, как жизнь души может развиваться после победы над телом". "Эрнст Ренан рассматривает, можно сказать, только Иисуса (см. его "Жизнь Иисуса"). Соловьев рассма­тривает только Христа. У Ренана Иисус становится просто человеком, можно даже сказать, слишком челове­ком. У Соловьева человеческое теряется полностью. Соловьев постоянно ищет восхождения в высшие миры, когда рассматривает Христа, и он говорит при этом лишь о морально-духовной действенности и импульсах. Все переносится в спиритуальную сферу. Христос у Соловьева не земной, хотя Свою деятельность Он на­правляет в земное. В середине стоит Давид Фридрих Штраус. ... Он не отрицает Иисуса, он признает, что такая личность жила, какой ее только и рассматривает Ренан. Но этот Иисус имеет для Давида Фридриха Штрауса значение лишь постольку, поскольку в нем всплывает идеал всего человечества. Через Штрауса всплывает все то, что люди измыслили и предчувствовали в мифах всех времен. Что жило в образовании мифов как идея всеобщечеловеческого — это выступило в Иисусе. Штраус рассматривает не земную жизнь Иисуса. В противоположность Ренану не она для него главное. Он рассматривает земную жизнь Иисуса как средство для того, чтобы найти, как в тот момент, когда выступает Иисус, человечество испытывает потребность соединить воедино все мифы и идеалы всеобщечеловеческого, существовавшие когда-либо в раз­витии. У Штрауса мы находим в некотором роде лишь идею Иисуса, соединенную с идеей Христа. Таким образом, у Ренана Иисус личен и историчен; у Соловьева Христос сверхличен, но индивидуален и сверхисторичен. Сверхличен, но индивидуален Он потому, что является завершенным в Себе Существом. Как человек являет­ся физически завершенной личностью, так Христос у Соловьева является живущей как в духовном мире, так и в земном круге Личностью, т. е. Он сверхличен; Он сверхисторичен, поскольку Он не жил среди историче­ских личностей, как Иисус у Ренана, но вступил в историю иначе, сверхисторично. Всякая личность, на­деленная физ. телом, может быть понята исторически, но только не Христос, Который жил в физическом теле лишь для того, чтобы затем постоянно жить вместе с Землей, но сверхисторически направлять Землю Своими Импульсами. Посередине находится рассмотрение Штрауса, который не придерживает­ся того взгляда, что личное у Христа Иисуса нуждается в особом рассмотрении. Его Личность выступает лишь для того, чтобы быть некой точкой концентрации для рассеянных у всех народов мифов, говорящих подобным образом о Спасителе. ... у Штрауса Христос неличностно-личностен. ... личность существует, но при рассмотрении не в ней видится главная ценность". “Не из наблюдения природы, а из мальтузианства взял Дарвин свой принцип борьбы за существование". Если составить гороскоп того момента, когда идея полезности (дарвинизм) впала в сильнейший кри­зис, то это будет моментом рождения Блаватской. Через нее духовный мир хотел явить принцип, противоположный дарвинистическому. Оккультизм всегда выступает фронтом против принципа полезности. “На Востоке этот фронт против идеи борьбы за существование научно развили русские исследователи, чью усердную духовную работу затем свел в свою книгу Кропоткин (1842-1921); ее необходимо прочесть ("Всесторонняя помощь в развитии"). Те виды развиваются лучше, внутри которых существует взаимопомощь.



171(10)

482. "Где-то на границе XVI в. начинается экономическое мышление. С того времени человек сознательно направляет своe внимание на явления, которые прежде переживались инстинктивно в сфере человеческих отношений". Здесь мы встречаемся сначала с воззрениями на хозяйственную и социальную жизнь меркантилистов. "Их представления целиком зависят от правовых представлений, которые люди выработали в прошлом в юридических или тому подобных отношениях общественной жизни. С помощью представлений они пытались понять возникновение и развитие индустрии". Их представления были связаны с изучением торговли, промышленности, на них влиял характер абсолютистски организованных монархий со штатом должностных лиц и особенно приток в Европу золота из открытой Америки, "вызвавший замену старого хозяйства новым, основанным на деньгах".
     Ими была сделана попытка двинуть далее старые древне-римские юридические представления, распространить законы частно-владельческого хозяйства на общественную жизнь. "Эти люди пришли к идее, что нужно создать социальную структуру, способную скопить в стране возможно больше денег. В наличии денег видели они благосостояние страны". Поэтому следовало увеличить циркуляцию денег в стране и сократить их отток за границу. Со временем этому противостали физиократы. Они считали, что благосостояние растет с увеличением товаров, а не денег. Поэтому "людей следует предоставить самим себе, дабы они свободной конкуренцией побуждались к производству как можно большего количества товаров из природной основы бытия". Перемещение людей из страны в страну должно быть свободным, ибо это способствует развитию производительных сил по всей земле, а значит — и в отдельной стране.
     Далее выступает воззрение Адама Смита: "как создать социальную структуру, подходящую для того, чтобы можно было обеспечить наибольшее благосостояние как отдельного человека, так и общества в целом? ... Его воззрение, говоря вкратце, состояло в следующем: купить что-либо можно благодаря тому, что человеком производится работа; так что ценность, товар есть некоторым образом кристаллизованная человеческая работа. И он считал, что именно благодаря этой основе народного хозяйства благосостояние наилучшим образом достигается тогда, когда людям с помощью какого-либо законодательства не мешают свободно производить. Один наилучшим образом служит целому, когда наилучшим образом служит себе".
     Итак, всe это направление мышления свелось к вопросу: как лучше построить социальную структуру, по преимуществу хозяйственную структуру? Однако каково же отношение между людьми и продовольственными товарами? Об этом впервые сознательно высказался Мальтус, и его мысли приняли рискованный оборот. Он определил, что прирост предметов питания идeт в арифметической прогрессии, а прирост населения —в геометрической. "Он пришeл к утверждению, или, по крайней мере, к нему пришли его сторонники, что забота о бедных и тому подобные занятия направлены против развития, ибо ведут лишь к перенаселeнности и потому вредны для развития человечества. ... тем, кто слаб, нужно дать погибнуть. ... он предлагал ввести т.наз. систему двух детей. ... Войны он рассматривал как необходимый атрибут развития человечества... Как видите, поистине пессимистический взгляд на хозяйственное развитие человечества встречаем мы здесь вступающим в историю. Нельзя сказать, чтобы вопрос: как человеческое хозяйство связано с природными основами? — вызывал много забот в наше время. У наших современников отсутствует даже ясное намерение проводить исследование в этом направлении. ... не встаeт вопрос: как нужно возделать землю, чтобы получить как можно больше продуктов? В большей степени спрашивают: как эти продукты следует распределять?"
     Сен-Симон, Конт, Луи Блан и др. — всем им были свойственны следующие мысли: "до сего времени общества, будучи предоставленными самим себе, развивались таким образом, что возникала большая разница между богатыми и бедными, состоятельными и неимущими. Но такое положение должно быть изменено. — Для этой цели они изучали экономические законы и высказывали много мыслей насчeт того, как произвести эти изменения, чтобы кое-что улучшить". Некоторые при этом предполагали даже учредить некий род рая на Земле. "Рикардо говорил примерно следующее: при современной социальной структуре, с присущей ей формой капитала, пролетарий не может быть вознагражден за свою работу выше определeнного максимума. Зарплата должна постоянно двигаться на определeнной высоте. Превышать еe и опускаться ниже еe она не может. Объективные соотношения создают определeнный, необходимый уровень заработной платы. ... Представьте себе, что в силу каких-либо соотношений, например, хорошей конъюнктуры, в определeнное время сильно возросла бы зарплата. Что произошло бы в данном случае? Пролетарии получили бы внезапно высокую зарплату, их жизненный уровень повысился бы, они достигли бы определeнного благосостояния. В этой связи фабричная работа стала бы более привлекательной, чем при прежней зарплате, что привело бы к возрастанию предложения рабочей силы. Кроме того, возросшее благосостояние повлекло бы за собой усиление деторождения в рабочих семьях и т.д. В результате рабочих стало бы легче нанимать, и их зарплата возвратилась бы к прежнему уровню. Так что возрастание зарплаты само вызывает явление, заставляющее еe снова понизиться. Теперь представим себе, что зарплата понизилась бы по какой-либо причине. В таком случае наступило бы обнищание рабочих, и предложение рабочей силы также понизилось бы. Рабочие стали бы раньше умирать, чаще болеть, у них снизилось бы деторождение, что вызвало бы снижение предложения рабочей силы и зарплата снова возросла бы. Таким образом, особенно далеко от неизбежного уровня зарплаты уйти нельзя.
     Естественно, Рикардо, а также Лассаль, говоря о неизбежном законе зарплаты, думали о чисто хозяйственных процессах, обусловливающих его". Ныне же пролетарии возражают, что это не так, но их возражение неправильно, ибо в том случае, когда социальная структура предоставлена самой себе, то закон заработной платы вступает в силу. А чтобы он в силу не вступал, должны быть основаны рабочие ассоциации, должно быть привлечено на помощь государство. В результате этого статус зарплаты может быть искусственно повышен; "неизбежный" уровень зарплаты может быть превышен законодательно, с помощью ассоциаций. 186(8)

483. "Лессинг — представитель стоящего на своей высоте буржуазного гражданства, позади которого плетeтся эволюция пролетариата. Аналогично должны быть объяснены и такие явления, как Гердер, Гeте и т.д. ... всe это лишь надстройка; действительностью для элементарного материалистического постижения является только то, что исходит из товаропроизводства, товарооборота, товаропромышленности.
     Таково материалистическое толкование истории. Если хочешь объяснить Христианство, то надо сказать, что к началу нашего летоисчисления торговые отношения между Востоком и Западом изменились; надо объяснить, что эксплуатация рабов, отношение к ним владельцев стали иными, а затем вывести оттуда, что над всем этим хозяйственно-экономическим сценарием возникает идеологическая надстройка: она есть Христианство. ... Такова первая часть тех убеждений, что с середины XIX в. проложили себе путь в миллионы сердец.
     Буржуазный слой общества, в сущности, не имеет никакого понятия о том, как глубоко въелось в самые широкие круги такое воззрение. ... Импульс души сознательной продолжает своe действие. Люди пробуждаются, когда им дают пробудиться, хотя с определeнной стороны их стараются усыпить; но души, я бы сказал, даже среди сна требуют своего пробуждения. И, не имея для восприятия ничего другого, кроме чисто материального мира, они создают из истории материалистическую науку. Таково возникновение странных симптомов". 185(2)