135. (25; 40) "Все, что находит место в человеке как любовь и сострадание, образует эф. тело Импульса Христа, а что живет в человеке как совесть и воодушевляет его от Мистерии Голгофы до земных целей — это формирует для Импульса Христа физическое тело, или то, что ему соответствует". "Малейшее, что вы сделали для своих братьев, вы сделали для Меня". Христос не строит собственного астр. тела, но тем, что люди ощущают как изумление, удивление, они вносят нечто в астральное тело Христа. И те, кто не интересуются тем, что им открывается на Земле, кто не испытывает любви и сострадания, способствуют тому, чтобы Земля вообще не достигла цели своего развития. 133 (6)

292. "Если однажды, после продолжительного углубления в духовно-научную идею Христа, попытаться изобразить Его облик, то Его лицо будет содержать нечто такое, над чем билось и еще будет биться все искусство: в Его лице будет содержаться нечто от победы сил, пребывающих только в лице, над силами всего остального человеческого облика. Если однажды человек сможет изобразить глаза, которые живут и излучают только сострадание, губы, не склонные к еде, а только к произнесению тех слов истины, что приходят на язык из человеческой совести, если смогут изобразить лоб, который не просто красив и высок, но прекрасен тем, что выражает себя вовне из ясного образования цветка лотоса, расположенного между бровями, — если однажды будет создан такой облик, тогда найдут, почему пророк сказал: "Нет в Нем ни вида, ни величия" (Исаия 53; 2). Это значит: нет красоты, но победа над распадом. Облик Христа таков, что все в нем есть сострадание, все есть любовь, все есть долг совести". 143 (10)

555. "Импульс Христа соединяется с отдельной душой человека в той мере, в какой эта душа может удивляться тайнам мира. Христос берет Свое астр. тело из земного развития, из всех чувств, которые жили в отдельных душах как удивление.
     Вторым, что могут образовать человеческие души, дабы привлечь к себе Импульс Христа, являются все чувства сострадания... сорадования. ...Сострадание и любовь — это силы, из которых Христос формирует Свое эф. тело до конца земного развития. В отношении сострадания и любви можно прямо-таки говорить о программе — грубо говоря, — которую Духовная наука должна выполнить в будущем. Материализм сегодня в этой области — чего никак не могло произойти на Земле прежде — пришел к гнуснейшей науке. ...Третье, что втягивается в человеческую душу как бы из высшего мира, — это совесть, с которой сообразовывается человек, которую он наделяет более высоким смыслом, чем свои собственные индивидуальные моральные инстинкты. С нею Христос соединяется особенно задушевно: из импульсов совести отдельных человеческих душ Христос берет Свое физ. тело. "Что вы сделали наименьшему из Моих братьев, то вы сделали для Меня".143 (10)

141. "Каждый член всей своей сутью образует основополагающее существо и причину ближайшего из ниж­них членов человека: я-носитель — для астрального, астр.тело — для эфирного, эф.тело — для физическо­го. Все, что является я-переживанием, что человек переживает благодаря тому, что он является самопо­знающим существом, все это отпечатывается в астр.теле. ...Благодаря этому возникает все то, что в че­ловеке является текущими представлениями, суждениями и чувствами". А что астр.тело отпечатывает в эфирном, то получает характер длительного пребывания. Многократно повторенное представление стано­вится привычным. Нравственные суждения, отпечатываясь в эф.теле, становятся совестью.57 с. 256

17. Воплощение

884. "На первой ступени на пути к перевоплощению человек через реализацию имагинации прорастает в новую телесность. Вторая ступень представляет собой реализацию инспирации, и это более светлое созна­ние, чем наше мозговое сознание, ибо инспирация — это космическая сила. Часть этой космической силы как бы вдыхается и затем струится к телесности, совершенно не вступая в сознание, подобно тому, как это происходит с волей. Мы не знаем, как воля движет нашей рукой, но она движет как мы хотим. Духовный человек, приближающийся к воплощению через реализацию инспирации, так относится к космической инспи­рации, как телесный человек — к воздуху". Воздух вне нас, но мы не можем жить без него, он строит части нашего организма, ритмически входя и выходя из нас. Подобным же образом мы дышим душевно-духов­ным, хотя большей частью и бессознательно. "Когда душевно-духовный человек, реализуя инспирацию, вды­хает душевно-духовное, то он воспринимает в душу образ. Он воспринимает его в затемненную часть сво­его сознания, и это есть мир моральных религиозных импульсов. Он воспринимает его в форме совести.
     Третий этап нисхождения к новому воплощению состоит в том, что человек переходит к тому, что ему дают родители. Он вводится в реализацию интуиции. ... Как здесь, на Земле, мы взлетаем в духовный мир через имагинацию, инспирацию и интуицию, так на обратном пути из духовного мира в воплощение мы также проходим через имагинацию, инспирацию, интуицию. Это противообраз трех ступеней высшего позна­ния в духовном мире".210 (5)

1111. "В сердце рефлектируется нечто такое, что больше уже не является делом памяти или привычек, но здесь уже спиритуализируется жизнь, когда подходят ко внешней стенке сердца. Ибо то, что отбрасывается (отражается) сердцем, суть угрызения совести... которые излучаются в наше сознание. ... Но когда мы всматриваемся во внутреннее сердца, то там всем организмом обмена веществ и конечнос­тей собираются силы. А поскольку связанное с сердцем, с силой сердца, спиритуализируется, то спиритуализируется также и то, что связано с нашей внешней жизнью, с нашими деяниями. И как ни парадоксально это звучит для человека, умного в современном смысле, тем не менее это так: подготовляющееся в сердце как силы суть кармические задатки, задатки кармы. И возмутительно глупо говорить о сердце как о простом насосе, ибо сердце является тем органом, который из организма конечностей и обмена веществ, че­рез посредничество организма конечностей и обмена веществ, вносит в следующую инкарнацию то, что мы понимаем именно как карму".205 (2.VII)

1849. "Душа замкнута с той стороны, где мы как бы наталкиваемся через восприятия на внешнюю телесность", и открыта в сторону имагинации и интуиции.

115(11)

Совесть, мораль. Я, душа ощущающая

1435. Человеческое Я до того, как выступить в душе, работало над совершенствованием астр.,эф. и физ. тел. Нельзя сказать, что в те далекие эпохи оно было менее развитым, чем теперь. Стоит лишь рассмотреть совершенство строения физ. тела. Но со вступлением в душу ощущающую Я было обращено от внешнего космического ко внутреннему развитием собственных страстей. В этом состоянии Я стало сла­бым, ибо оно утратило ясновидение, в котором его деятельность направлялась мировым Духом. Но отблеск этого мирового духа остался внутри человека. "Этот отблеск вносящего поправки мирового Духа, который, бодрствуя, стоит рядом с Я, является человеку как совесть!" "Человек может знать: когда в нем го­ворит совесть, то в нем говорит Бог!"59 (6)

1436. "Что же такое совесть? — Результат опыта на протяжении различных инкарнаций. По сути гово­ря, все знание, как высокое, так и низкое, есть результат опыта, оно возникло на пути проб, опыта".95 (8)

1442. "Морально человек хорош или плох в той мере, в какой он может приблизиться к божественно­-духовным существам во время сна. И он подходит ближе или остается дальше от них, смотря по тому, чем были в моральном отношении его прежние земные жизни.
     Из глубин бодрствующего существа души звучит то, что могло быть заложено в это существо души во время сна (ею самой) совместно с божественно-духовным миром. Что здесь звучит — это голос совести.
     Итак, оказывается, то, что материалистическое мировоззрение наиболее склонно толковать со стороны природы, для духопознания лежит в области морали".26 (174-176)

1860. " Переживаемое нами в душе вследствие чувственных впечатлений мы соединяем с тем, что как мыслеобразование (мыслесплетение из живых мыслей) вчленено в нас с рождением. Но само объективное мыслеобразование остается неосознанным. И лишь то, что мы "выплетаем", что мы, в нек. роде, "выдавливаем" из нашей внутренней мыслительной деятельности, входит в наше сознание. Фактически это происходит так, как будто субъективные мысли бьются, ударяются об это мыслеобразование, а оно их отражает, давая им различное направление, и т. обр. наши субъективные мысли приходят в сознание (см. рис.). Я подчеркиваю: когда им задаются различные направления".
     Мы наблюдаем кристалл,"... мы видим его, прежде всего. Мы не ограничиваемся этим. Мы думаем о нем. Эти мысли следуют до мыслеобразования, и это мыслеобразование, вчлененное в нас с рождением, с которым мы были связаны еще будучи в космосе и которое мы получили из космоса, это мыслеобразование создано так, что мы теперь (созерцая кристалл) начинаем из неких предпосылок образовывать кристаллографичес­кие идеи, образовывать (классифицируя) из нашего внутреннего...": моноклинные, триклинные, и т.п. систе­мы. "И когда мы подобные мысли о кристалле вчленяем в то, что в некотором роде является априорными мыслями, которые мы берем из нашего внутреннего, то мы в этот момент, когда нас толкают субъективные мысли, направляемся к объективному мыслеобразованию. Ибо всю этого рода геометрию, механику, физику и т.д., что вырабатывается здесь, мы извлекаем из этого мыслеобразования, вчлененного в нас от рожде­ния; и отдельное, индивидуальное, что мы вчленяем в эти мысли, развиваемые нами о внешних чувственных наблюдениях и впечатлениях,мы уясняем его себе,когда даем ему отразиться к нам, но при этом еще и пронизаться вечным, живущим, образованным в нас мыслеобразованием, по меньшей мере вечным процессом, поскольку отдельные формы изменяются от инкарнации к инкарнации".
     Но остается вопрос: как я соединяю вместе эти субъективные мысли? — Дело в том, что мы не можем отделить в нас мысли от чувств и воли. "В воле живут все мотивы наших моральных мыслей. Но также в мышлении, в субъективном мышлении мы сознаем, что имели не одно только мысленное содержание. Мы соединяем мысли с мыслями, и мы осознаем деятельность, которая их соединяет. Что же живет тогда здесь в мышлении? — Тонким образом в мышлении, и именно в субъективном мышлении, живет воля. ... в субъекти­вных мыслях, которые мы нек.обр. проектируем, подталкиваем к мыслеобразованию, живет также и воля. Эту волю мы не можем внести в обычное сознание. Почувствуйте, как эта деятельность совершенно отчетливо выражается в воспоминании: в воспоминании воля должна уже исчезнуть! Она должна быть деятельной, но когда воспоминание готово, когда вспомненная мысль уже здесь, то воспоминание уже не может быть чистым, не может дать чистого отображения того, что оно должно отображать, как прошлое переживание, если бы оно было пронизано волей! Вспоминая о том, что вы ели вчера, вы, естественно, уже не мо­жете изменить тот суп; воли здесь уже нет, не правда ли? Должно выступить чистое мыслеобразование. Воля, т.обр., должна быть отброшена в рефлексировании. Куда она идет? (Содержание мыслей идет в созна­ние.) ...
     Волевое содержание мыслей идет вниз и соединяется с другим волевым и душевным содержанием и пере­ходит в становящуюся карму, делается составной частью становящейся кармы (см.рис., заштриховано светлым; стрелка).
     С другой стороны: наши волевые импульсы, они, как спящая часть, присутствуют также и во время нашей бодрственной жизни. Мы не можем видеть тех нижних областей, где живет воля. Мы имеем сначала мысли о волевых импу­льсах. Они переходят бессознательно в волю, и лишь когда воля выступает во­вне, мы опять рассматриваем то, что произошло благодаря нам, что мы пережи­ваем в обычном сознании в связи с волей. При поступке мы, собственно, все переживаем в жизни представлений, видим о том сны в жизни чувств и спим без сновидений в отношении волевой жизни.
     Но есть мысли, которые мы вводим в нашу волевую жизнь. Только когда? — Когда мы не предаемся нашим инстинктам, нашим потребностям, нашей т.н. низ­шей человеческой природе, поскольку она находится там, внизу, и движет нас к волению, к поступкам. Но тогда мы находим нашу волю в том, что образует наши субъективные переживания, когда мы над ни­ми господствуем нашими чистыми мыслями, которые направляются к воле, т.е. когда мы господствуем над волей с помощью наших интуитивно постигнутых мо­ральных идеалов. Эти интуитивно постигнутые моральные идеалы мы можем передать мыслеволе на пути вниз, в волевую область. Благодаря этому наша воля пронизывается нашей моралью, и внутри человека поэтому постоянно происходит борьба между тем, что человек посылает из своих мораль­ных интуиций вниз, в область воли, и тем, что там, внизу, подступает и клокочет в его инстинктивно-сновидческой жизни. Все это происходит в человеке. Но происходящее там, внизу, является в то же время тем, в чем подготовляется его человеческое будущее за пределами смерти. Это ударяет в область чувств. Собственно, в воле живет это будущее. Оно ударяет в область чувств и более ткет в чувствах, чем толь­ко в том, что я ранее описывал как чувственное настроение, имеющее значение для жизни между рождением и смертью. В обычной конституции чувств, которую я описывал как простирающуюся от депрессии до необузданного веселья, разыгрывается все то, в чем взаимодействуют человеческое прошлое и будущее в жизни между рождением и смертью. Но также и уходящее за пределы смерти проникает в то, что здесь восходит снизу. И что же здесь живет? Здесь живет нечто такое, что мы ощущаем как что-то объективное, поскольку оно приходит из областей, куда мышление не проникает. Это есть нечто объективное, поскольку оно имеет отношение к закономерностям, при которых мы себя как людей проносим через смерть. То, что здесь отражается — это совесть. И, говоря психологически, это, собственно, и есть происхождение совести".207 (5)

1862. Наблюдение, переживание моральных идей, действие в соответствии с ними — все это идет в воз­душную, световую, водную и твердую организацию человека как источник жизни и освобождается с его сме­ртью; в течение же жизни плодотворны моральные идеи. "Где источник жизни? — Он в том, что возбуждает моральные идеалы, что, воодушевляя, действует в человеке, И мы в состоянии сказать, что когда сегодня мы даем моральным идеалам воспламенить себя, то эта жизнь, звук, свет выносятся вовне и становятся творческими в Мироздании. Мы выносим наружу миротворческое; и источник его — в моральном. Вы видите, рассматривая всего человека, мы находим мост между моральными идеалами и тем, что оживляет, а также и химически действует в физическом мире. Ибо звук действует химически, соединяет и расчленяет субстан­ции. Светящее в мире имеет свой источник в моральных побуждениях, в тепловом организме человека. ... будущее мира в зародышах — как моральные идеалы — находится в нас".
     "Теоретические идеи действуют охлаждающе на тепловой организм. ... а потому они действуют парализующе на воздушный организм, а также на световой организм. Далее они действуют убийственно на мировой звук, и они действуют погашающе на жизнь. С теоретическими идеями приходит к концу сотворенное в пре­дыдущем мире. Когда мы постигаем теоретические идеи, в них умирает Мироздание".
     "Благодаря умиранию Мироздания мы являемся самосознающими людьми, способными приходить к мыслям о мире. Но когда Мироздание думает в нас, оно уже труп. Мысли о Мироздании — это трупы Мироздания. ... Прошлый мир умер в нас вплоть до материи, до силы. И только потому, что одновременно с этим возникает новое, мы не замечаем, что материя преходит и вновь возникает. В человеке материя приходит к концу че­рез теоретическое мышление; через моральное мышление материя и мировые силы вновь оживляются. ... Природное переходит в человеке в моральное; в моральном возникает новое природное".
     "Под моральным я не имею в виду только то, что подразумевает под ним филистер, но я имею в виду со­вокупность всего морального, т.е. и те импульсы, которые мы, напр., приобретаем, рассматривая величие космоса, когда мы говорим себе: мы рождены из космоса и мы ответственны за то, что происходит в мире, — когда мы воодушевляемся работой для будущего, исходя из духовнонаучного познания. И когда мы саму Ду­ховную науку рассматриваем как источник морального, то тогда в наибольшей мере мы можем воодушевиться для морального, тогда такое воодушевление, действующее из духовно-научного познания, станет в то же время источником морального в высшем смысле слова. Но то, что обычно называют моральным, является лишь нижними частями морального".202 (11)

Языческое и ветхозаветно-иудейское течения

172. С древнейших времeн можно проследить в среде человечества два потока. Один из них языческий, представляющий собой природную мудрость, видевший в каждом природном существе духовно-элементарных, демонических существ, тех существ, которые в Евангелиях встают на дыбы, когда Христос является в сферу людей, ибо они сознают, что кончается их господство. "Языческое сознание, искавшее на старый лад демонически-элементарно-духовную природу во всех существах природы, долгое время играло свою роль. И началась борьба за тот род сознания, который повсюду в земном должен был также искать то, что через Мистерию Голгофы соединилось с земной жизнью как субстанция Самого Христа.
     То языческое течение было природно-софийным, повсюду в природе видело оно духовное, а потому могло оглянуться также и на человека, которого оно хотя и рассматривало как природное существо, но тем не менее как существо духовное, поскольку во всех чужеродных существах оно также видело и духовное. Чистейшим, прекраснейшим образом это выступило в Греции, особенно в греческом искусстве, где мы видим, как духовное в виде судьбы ткет сквозь человеческую жизнь, подобно тому, как закон природы ткет сквозь явления природы. И когда мы, потрясeнные, временами останавливаемся перед тем, что содержится в греческой трагедии, то у нас возникает, с другой стороны, чувство: грек ощущал не просто абстрактные законы природы, как мы сегодня, но он ощущал также действие божественно-духовных существ во всех растениях, во всех камнях, во всех животных, а потому и в самом человеке, в котором жeсткая необходимость закона природы формируется в судьбу, как это, например, изображено в драме "Эдип". Мы здесь находим внутреннее родство природного бытия с человечески-духовным бытием. Поэтому в этих драмах ещe не господствует свобода и человеческая совесть. В них господствует внутренняя необходимость, судьбоносное в человеке, подобно тому, как вовне, в природе, господствует природная закономерность. Это течение приходит в новое время.
     Другое течение — ветхозаветно-иудейское. В нeм нет никакой природной мудрости. На природу оно смотрит как на чувственно-физическое бытие. Но зато это ветхозаветное воззрение восходит к первоисточникам морального, лежащего между смертью и новым рождением, к тому пра-истоку, исходя из которого теперь не вглядываются в природное в человеке. Для Ветхого Завета не существует никакого естествознания, а только соблюдение божественных заповедей. В смысле Ветхого Завета всe совершается не по законам природы, а так, как хочет Ягве. Так мы видим, что из Ветхого Завета звучит безобразное, в определeнном смысле абстрактное, но за этим абстрактным стоит, вплоть до Филона Александрийского, который из всего этого сделал аллегорию, Господь Ягве, который абстракции пронизывает идеализированной в сверхчувственном, всеобщей человеческой природой, который как Господь человеческий пронизывает всe, что как заповедь звучит от него на Землю. В этом ветхозаветном воззрении простое глядение на моральный мир выступает прямо-таки ужасом перед взглядом на мир в его внешней чувственности. В то время как язычники полагали во всeм видеть божественно-духовных существ, Бог иудеев — один. Иудеи — монотеисты. Их Бог, их Ягве — един, ибо он может быть соотнесeн лишь с тем, что в человеке является единством: ты должен верить в единственного Бога; и этого Бога ты не должен выражать в чeм-то земном, ни в образе пластическом, ни в слове, которое смеют произносить лишь посвященные в особых праздничных случаях; ты не должен произносить имени Бога без святости".
     В христианские столетия, вплоть до XVII столетия, происходила напряжeнная борьба за нахождение созвучия между тем, что можно было видеть как духовное во внешней природе, и тем, что переживается как Божественное, когда мы смотрим на собственное моральное, душевное в человеке, между созерцанием духа во внешней природе и обращением души к духовному, из которого низошeл Христос Иисус. Когда Христианство из Азии перешло в Грецию, то там был силeн старый языческий элемент, видевший духовное во всей природе. И хотя Христианство прошло через гречество, заимствовало у него многие речевые формы, но корней там пустить не смогло, за исключением гностических воззрений. Затем Христианство прошло через прозаический элемент римства, где его постигали абстрактно, предвосхищая этим его позднейшее ариманическое понимание.
     Но действительно живую борьбу мы находим в Испании. "Не теоретически, но интенсивно и жизненно там встал вопрос: как человеку, не теряя созерцания духовного в вещах и процессах природы, найти целого человека, который через Христа Иисуса поставлен перед его душевным взором? Как человеку пронизать себя Христом?" В Кальдероне, испанском поэте, эта борьба выразилась особенно интенсивно. "В Кальдероне, если можно так выразиться, драматически жила эта борьба за пронизание человека Христом". Особенно характерна в этом отношении его драма "Киприанус". Еe главный герой — маг, живущий в вещах и процессах природы, когда желает исследовать их духовность. Это человек фаустовского типа, но сильно отличается от Фауста тем, что живeт совсем живо и несомненно в духе природы. В жизнь Киприануса вступает Юстина. Она представлена совершенно по-человечески, как женское существо, но только так еe полностью не постичь. Не поймeм мы ничего и аллегоризируя эту фигуру. "Когда в драме Кальдерона выступает Юстина, то мы должны думать о пронизывающей мир справедливости", которая не была ещe столь абстрактной, как в современной юриспруденции.
     Киприанус поeт Юстине гимн, что также трудно понять современным адвокатам. Но Киприанус ещe и маг, он действует среди демонических существ природы, среди которых находится и их предводитель — средневековый сатана. Киприанус чувствует себя неспособным подойти к Юстине и просит сатану добыть еe ему. Здесь вы встречаете всю глубину трагизма христианского конфликта. Справедливость присуща христианскому развитию. Но Киприанус — полуязыческий естествоиспытатель. "Он не может из природной необходимости, которая есть нечто жeсткое, найти христианскую справедливость, и ему остаeтся только обратиться к предводителю демонов, к сатане, чтобы тот добыл Юстину".
     Сатана умен. Если бы ему удалось захватить христианскую справедливость, то это сослужило бы гибели человека. Но Юстина бежит от сатаны, и тот захватывает лишь еe фантом, еe тень. Киприанусу, конечно, нечего делать с фантомом; в нeм нет жизни, в нeм лишь тень справедливости. "О, это удивительно выражено, как то, что возникает из древней природной мудрости и теперь выступает в новом естествознании, подходит к чему-то такому, как социальная жизнь, к Юстине, но та не дарует ему действительной жизни, а только мыслефантомы".
     От всего этого Киприанус сходит с ума. Юстина, действительная Юстина, попадает со своим отцом в тюрьму и присуждается к смерти. Киприанус, уже безумный, требует для себя смерти. На эшафоте они встречаются. После их смерти появляется змея, верхом на ней едет демон, хотевший добыть Киприанусу Юстину, и объявляет, что они спасены и могут взойти в небесные миры: "Благородный житель мира духа спасeн от зла".
     "Вся христианская борьба средневековья заключена в этом. ... Христос низошeл на Землю, поскольку больше нельзя было видеть то, что прежде ещe в среднем человеке, в ритмическом человеке, могло быть видимо, а именно: как этот средний человек вырабатывался с помощью дыхательных упражнений йоги; не головной, но ритмический человек. Человек не мог найти Христа в то время. Но он стремился найти Его. Христос низошeл вниз. Человек должен найти Его здесь, поскольку он больше не имеет Его в воспоминании о времени между смертью и новым рождением.
     В драме Кальдерона представлена борьба за это нахождение и трудности, с которыми сталкивается человек, который теперь должен опять вернуться в духовный мир, должен снова пережить созвучие с духовным миром. Киприанус ещe смущeн тем, что звучит как демоническое из древнего языческого мира. Но также и иудейско-древнееврейское он ещe не преодолел настолько, чтобы оно стало для него современно-земным. Ягве ещe восседает для него на троне в надземном мире, Христос ещe не сошeл через крестную смерть вниз и не соединился с Землeй. Киприанус и Юстина переживают своe движение вместе с духовным миром, когда проходят врата смерти. Столь ужасна эта борьба за обретение Христа в человеческой природе во время между рождением и смертью. И осознавалось, что средневековье ещe не зрело для того, чтобы обретать Его таким образом".
     У Кальдерона это выступает куда живее, чем в теологии того времени, работавшей с абстрактными понятиями и желавшей с их помощью понять Мистерию Голгофы. Если сравнить Киприануса с Фаустом, выступившим сначала у Лессинга, то здесь налицо сознание: человек должен в земной жизни найти Христа, ибо Он через Мистерию Голгофы соединился с Землeй. У Лессинга это живeт не в ясных идеях, а в отчeтливом чувстве. Начатого им "Фауста" — был написан лишь небольшой отрывок — он заканчивает так, что тем демонам, которые удерживали Киприануса, провозглашается: вы не должны победить! И этим была дана тема для позднейшего гeтевского "Фауста". Возьмите его первую часть — это борьба. Возьмите вторую часть: там через классическую Вальпургиеву ночь, через драму Елены должно быть испытано восприятие Христианства в греческом мире. Но далее Гeте знает: человек должен здесь, в земной жизни найти связь со Христом. Однако Гeте ведeт своих героев к Христианству, так сказать, теоретическим сознанием, ибо вознесение в христианском смысле просто приклеено к драме, не следует из внутренней природы Фауста, взято Гeте из католической догмы.
     "По сути говоря, лишь общее настроение 2-й части "Фауста" изображает пронизанность Христом. Ибо образно Гeте не мог этого дать. Лишь после смерти Фауста он даeт сцену христианского вознесения". Гeте работал над "Фаустом" в три этапа. Первый начался ещe в юности, когда он испытывал большую неудовлетворeнность своими университетскими штудиями и ему хотелось реальной связи души с полной духовной жизнью. Образ Фауста вставал тогда ему из кукольных спектаклей, где он был лишь человеком, стремящимся из рассудочного к полноценному пониманию космического происхождения человека. "Но Гeте продолжал искать дух внутри природы. В духовной жизни, с которой он столкнулся, он не мог его найти. Глубокая тоска повела его к тому, что как остатки греческого искусства он увидел на юге. Он полагал, что в том роде и способе, каким греческое мировоззрение прослеживало тайны природы в художественных произведениях, можно познать духовность природы".
     Пережитое в Италии претерпело метаморфозу в его душе, что отразилось в "Сказке о зелeной Змее и прекрасной Лилии", где из традиционных понятий истины, красоты, добра он формирует свой храм с четырьмя королями. Вторая стадия работы (конец XVIII в.) над "Фаустом" выразилась в написании "Пролога на небесах". Здесь Фауст поставлен во весь Космос. Проблему человека Гeте развил в проблему мира. На третьей стадии, в 20-х годах XIX в., Гeте закончил "Фауста". Здесь уже встают одухотворeнные представления о природе, чтобы Фауст-проблему сделать космической проблемой. "Гeте здесь опять хотел из человеческой души получить всe, опять душевное существо хотел некоторым образом расширить до всесущества".
     Но хотя Гeте в глубочайшем смысле слова боролся за нахождение духовного в земной жизни, ему не удалось это изобразить. "Можно сказать, что Гeте ни в малейшей степени не удалось Дух Земли, волнующийся в валах деятельности, в ткании времени, соединить с Импульсом Христа; и это мы ощущаем как некоего рода трагедию, которая, разумеется, в ту эпоху развития стояла в душе Гeте, но не было условий для ощущения Мистерии Голгофы в еe полном смысле". Эта возможность является в 5-й культуре лишь с оживлением мeртвых мыслей, с восхождением к имагинациям, к инспирациям, интуициям. "Мир вокруг нас является большим вопросом, и сам человек является ответом на него; и это в глубочайшем смысле должно быть поставлено в связь с Мистерией Голгофы. Она не будет понята раньше, чем будет понят сам человек". 210(10)

7. Мистерия Голгофы

     93. "Импульс к логическому мышлению надлежало дать раньше, чем Буддой был дан импульс совести. Со­весть должна была вчлениться в 4-ю эпоху; сознательное, чистое мышление должно было появиться в душе сознательной в 5-ю эпоху; но как зародыш для нынешних всходов оно должно было быть заложено в 3-ю культурную эпоху. Поэтому задачей другого великого учителя было привить душе ощущающей те силы, которые проявляются в логическом мышлении... В душе ощущающей надлежало возбудить нечто, чего тогда, в сущности, не было ни в одном человеке. С понятиями, с тем, что еще надо было только развивать, тогда ничего нельзя было поделать".
     "Индивидуальность учителя должна была действовать музыкой. Музыка дает силы, которые освобождают в душе ощущающей то, что претворяется в логическое мышление, когда она восходит к сознанию и перерабаты­вается душой сознательной". "В течение 3-й культуры в Европе существовала глубоко музыкальная культура". Был древнейший учитель европейских культурных стран, предводитель древнейших бардов. Греки выразили со­хранившееся о нем в преданиях в своих воззрениях на Аполлона, Бога Солнца и Музыки. "Будда должен был развить душу сознательную, когда у людей еще только развивалась душа рассудочная". Для этого нужен был мозг более мягкий, чем, напр., у грека. Поэтому он воплотился в Индии. В его миссию не входило развивать всю душу сознательную, а лишь этику, этику любви и сострадания. Но формирование чистых мыслей не входило в его задачу. 116 (1)

     577. Совесть как факт пребывает в мире инспирации; там ее центр. И она выражает себя в том, что можно пережить в мире имагинаций. Если попробовать в имагинативном мире выключить совесть, то возникает ощущение, будто в нас откуда-то падают капли воды, столь горячие, что сразу же испаряются, а наше сознание хочет тотчас же выключиться, теряет свой центр тяжести; человек теряет ориентировку в духов­ном мире. Чувствовать же сознание исчезающим в духовном мире, после того, как мы научились его туда вносить, — это одно из ужаснейших переживаний. Вот почему необходимо делать моральные упражнения, опи­санные в "Как достигнуть познания высших миров?". Существуют люди, которым удается с известной бессо­вестностью проникнуть в духовный мир. Переживая утрату сознания, они там стремятся предаться определен­ным существам, делают себя одержимыми ими, чтобы не потерять точку опоры. Возвращаясь назад, в бодрственное сознание, такой человек не возвещает о том, что он сам пережил в духовном мире; существо, кото­рым он теперь одержим, вещает тогда через него. В первом же случае голос совести звучит в мире имаги­нативном и чувственном. 63 с.283-4.

     783. Попробуйте воспринять в себя духовные мысли мирового водительства. "Попробуйте ощутить эти мысли с такой силой, чтобы они стали для вас тем, что вошло бы в вашу душу через тело, преоб­разив его. Попробуйте в этих мыслях отбросить все абстрактное, все теоретическое. Сделайте так, чтобы эти мысли несли душе истинную жизнь, чтобы было ощущение, что в душу входят не просто мысли, но что духовная жизнь, которая исходит из духовного мира, вступает в наши души через эти мысли. Сделайте себя интимно, внутренне едиными с этими мыслями, и вы тогда заметите, что они посте­пенно искореняют нечто в вас самих, что особенно в наше время, в эпоху души сознательной, так чет­ко входит в человеческие души: эти мысли, хотя они и звучат по-прежнему, искореняют в человеке эго­изм! Если вы начнете замечать: эти мысли убивают эгоизм, парализуют себялюбие, — то это значит, что вы пронизаны Христом через антропософски ориентированные духовнонаучные мысли. И когда вы по­чувствуете второе, что в мгновение, когда в мире к вам как-то подошла ложь, или в то время, когда вы сами испытали, что с истиной поступают недобросовестно, или, с другой стороны, перед вами сто­ит неправда, когда вы узнаете, что в момент, в который неправда вступила в вашу жизненную сферу, возле вас встает, предостерегая или указывая на истину, импульс, который не хочет впустить неправ­ду в вашу жизнь, который вас постоянно побуждает держаться на стороне правды, — тогда вы снова по­чувствуете живой, по сравнению с сегодняшней, многообразно склоняющейся к заблуждению жизнью, Им­пульс Христа. Человеку, ориентированному на антропософские духовные идеи, было бы нелегко соврать или не иметь никакого ощущения заблуждения и лжи. ... Если вы придете к тому, чтобы мысли, прони­кая в вас, вызывали чувство: когда эти мысли интимно находятся в моей душе, то я чувствую так, как если бы возле меня стояла, призывая к истине, сила совести, — то в таком случае вы обрели Им­пульс Христа вторым образом. И если вы также чувствуете третье, нечто струящееся из этих мыслей вплоть до физ.тела, но в особенности действующее в душе, преодолевающее болезнь, делающее челове­ка здоровым, обновленным, когда вы почувствуете омолаживающую, очищающую, враждебную болезням си­лу этих мыслей, тогда вы ощутили в этих мыслях третью часть Импульса Христа. Ибо это и есть то, к чему стремится человечество с новым духом, с новой мудростью: найти, исходя из самого духа, возможность преодолеть себялюбие, заблуждения жизни; себялюбие — через любовь, жизненные заблуж­дения — через истину; а то, что производит болезнь — через здоровое мышление, которое приводит нас непосредственно в созвучие с гармонией Вселенной, поскольку все три части, составляющие Импу­льс Христа, из этой гармонии изошли". 187(1)

     877. Астр.тело человека есть некое единство. Во время сна оно погружается в астр.тело Земли, ко­торое есть множественность духов кругооборота времен. И если человек пробужден только своим астр. телом, а Я еще спит, то он чувствует себя как бы разрываемым на куски этими духами. Поэтому Я в этом случае не должно засыпать. Для этого необходимо: 1) "Человек должен сохранять воспоминания обо всех переживаниях настоящей инкарнации. Цельность памяти не должна быть нарушена. ... В оккуль­тизме под истинной памятью разумеется... то, чтобы в своих ощущениях, чувствах человек придавал значение только тому, что он действительно уже совершил в прошлом, чтобы он не придавал себе никакой другой цены кроме той, что дают ему совершенные им в прошлом поступки. ...И если бы кто-то сказал, что он есть воплощение такого-то духа, не имея для этого основания в совершенных до того поступках в физическом мире, то в оккультном смысле его память была бы нарушена". Что карма сделает из нас — этого мы должны еще дождаться. 2) "Не утратить ту степень совести, которой мы обладаем во внешнем физическом мире". Мы не должны в моральном отношении брать вещи более легко, чем брали их прежде, до оккультного обучения.
     При соблюдении этих двух условий мы вносим связное единство нашего Я в мир, где пробуждаемся астрально. Мы чувствуем себя тогда не только излитыми в мир всех Духов кругооборота времен, "но мы чувствуем себя слитыми в одно с единым Духом всей планеты — мы пробуждаемся в едином Духе самой пла­неты. (Мы тогда, напр., воспринимаем Солнце также и ночью.) ... человек ощущает: я живу, будучи погру­жен в планетного Духа как в море, которое духовно омывает всю планету". И лишь позже возникает разли­чение отдельностей в этом Духе. Отпечаток Духов кругооборота времен в физическом мире — это законы природы. Единый планетный Дух соответствует человеческому Я. 136 (2)

     923а. Труднейшая ступень в оккультизме, где человек становится "лишенным совести". Это значит чувствовать себя совершенно свободным от тела в смысле высшего самопознания и центром восприятия истины из духовных миров. 266-2, с. 438