239a. (14; 28) Это место, если быть честным, должно быть непонятным в таком переводе, "...ибо эти слова, опять-таки, не соответствуют тому, что должно быть в христианском смысле сказано об отношении Христа к Отцу. И я хотел бы указать на некоторые вещи, которые могут существенно способствовать переводу этого места. Дело в том, что в старые времена речь носила более сакральный характер, словом не пользовались как теперь. Мы пользуемся словами, исходя из предпосылки, что слова стоят рядом друг с другом, и мы сводим к этим словам вещи. Какое-либо слово означает то либо это. В сакральном обращении с речью такого не было. Тогда одно слово, как в живом процессе, переводили в другое, и никто не считал себя вправе, не осознав взаимосвязи, просто сказать слово "ребенок". Нет, в слове "ребенок" нужно было почувствовать, что там заключено понятие роста и что в этом процессе роста, который можно связать с существом ребенка, заключено право, — уже имея в виду все человечество — однажды употребить слово "ребенок", другой раз "юноша", третий — даже "старик".
     Итак, существовала известная текучесть в употреблении слов. И существовало родство такого пользования речью в (древних) Мистериях с тем, как пользовались ею в те времена, когда к человечеству приблизилась Мистерия Голгофы. Тогда использовали — сколь удивительным вам это ни показалось бы — попеременно, переживая их как переходящие друг в друга слова "Отец" и "Мировая Основа". И пользуясь такими понятиями, ощущали, что Мировая Основа ввиду событий, на которые указано еще в Ветхом Завете — на них со всей определенностью указывает также ап. Павел, говоря о "ветхом" и "новом" Адаме в связи с падением Ангелов, вместе с которыми пали и люди, — что эта Отчая Мировая Основа была постепенно приведена к смерти. И было так, что некоторое время в Мистериях при всяком случае те, кто должен был в них говорить, употребляли слова "отец" и "смерть" как взаимозаменяемые. Поэтому указанное место следует перевести так: "Если бы вы действительно любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал вам: Я иду в Смерть, ибо прежде Смерть была могущественнее, чем Я". можно даже сказать "магичнее", ибо слово "магический" в речи древних Мистерий всегда было родственно слову "могущественный".
     Таким образом, здесь указывается на победу над смертью. И ученикам тут следовало, в общем-то, радоваться, ликовать, что Христос Иисус объявляет здесь: Он идет к Отцу, что в ту эпоху означало идти к Смерти.
     Можно представить себе, сколь обременительными могут кому-то показаться эти разъяснения... ибо они не созвучны с догматикой. Однако необходимо привыкнуть порой возвращаться к живому обращению с языком, со словом"... 343, с. 619-621

764. В древние времена люди через вдохновение получали представления из духовных миров. Сами они не думали. И смерть они переживали как майю, не производивщую на них особенного впечатления. Они знали только жизнь и были лишены интеллекта. Чтобы овладеть интеллектом, человек должен был стать смертным, должен был начать отлагать в себе минеральные субстанции. Но исходя из развития др. Сатурна, Солнца и Луны, Иерархии не могли создать такую Землю, на которой человек, бывший бессмертным на др. Луне, смог бы стать смертным. Иерархии как бы говорили себе: "Мы, высшие Иерархии, не можем создать такой Земли, из сил которой человек мог бы прийти к интеллекту. Здесь мы должны допустить совсем другое существо, которое идет совсем иным путем, чем мы, допустить ариманическое существо. Ариман является существом, не принадлежащим к нашим Иерархиям. В поток эволюции он входит другим путем. Мы должны допустить этого Аримана. Если мы потерпим Аримана в земном развитии, если мы дадим ему некую часть в нем, то он принесет нам смерть, а с нею и интеллект, и мы сможем в человеческое существо внести смерть и интеллект. Ариман знает смерть. Ариман знает ее, поскольку он соединен с Землей, поскольку он проходит путем, соединяющим его с земным развитием. Он — знающий смерть, он мудрец смерти. Поэтому он также и господин интеллекта".
     "Боги стояли перед большой проблемой: потерять в Аримане в некотором смысле господство над Землей. Существовала одна возможность для богов узнать нечто такое, чего в своих божественных мирах, не пронизанных Ариманом, они не могли познать, — это послать Христа познать смерть на Земле. Бог должен был умереть на Земле, и Он должен был умереть так, чтобы основание Его смерти заключалось не в божественной мудрости, а в человеческом заблуждении, которое возникает из взгляда, будто Ариман является единственным господином (в земном). Бог должен был пройти через смерть и смерть преодолеть. Таким образом, Мистерия Голгофы означает для богов обогащение их знания через мудрость смерти. Если бы ни один бог не прошел через смерть, то Земля стала бы совершенно интеллектуалистичной, совершенно не способной в дальнейшем проходить эволюцию, предопределенную ей богами".
     Христос учил Своих посвященных, что Он пришел из мира, где не знают смерти; Он познал смерть на Земле; Он смерть победил; если человек понимает связь земного мира с божественным, то снова возводит интеллект к спиритуальному. Так примерно следует выразить то содержание эзотерического учения, данного Христом Своим посвященным. Им было дано учение о смерти с точки зрения божественного мира.
     Если хотят прозревать всю глубину этого эзотерического учения, то понимающим всю человеческую эволюцию необходимо знать: боги победили Аримана когда сделали его силы нужными для Земли, но они притупили свою силу, когда сами познавали смерть в Существе Христа. Боги хотя и включили Аримана в земное развитие, но, используя его, принудив его низойти в земное развитие, они свое собственное господство не осуществляют до конца.
     Кто знает Аримана после Мистерии Голгофы и кто знал его раньше, тому известно, что Ариман ждал того всемирно-исторического момента, когда он сможет вмешаться (в развитие человека) так, что его действие будет не только таким, каким оно было с атлантических времен — это вы знаете из моего "Очерка тайноведения", — т. е. сказываться на бессознательном и подсознательном человека, но он сможет вмешаться и в сознание человека. Если человеческие слова применимы к божественной воле, то можно сказать: Ариман вожделенно ждал момента, когда он сможет со своей силой проникнуть в человеческое сознание.
     И вот он был застигнут врасплох тем, чего раньше не знал, что божественная Воля решит послать свое Существо на Землю, пошлет Христа и Он пройдет через смерть. Благодаря этому ... у господства Аримана было сломано острие. С того времени он использует каждую возможность привести человека к употреблению голого интеллекта; он и по сей день не отказался от надежды, что ему это удастся. ...Можно, например, сказать, что в душе Аримана — если говорить о душе Аримана, то делать это следует сравнительным образом — господствовала особая радость — я все употребляю человеческие выражения, где должны быть найдены какие-то другие, — особая радость господствовала в душе Аримана с 40-х годов XIX в. и до его конца, поскольку преобладающее господство материализма дало ему надежду на его собственное господство на Земле". Тогда не христианской стала даже теология. "И противниками Аримана в настоящее время являются лишь учения, проистекающие из Антропософии".211 (7)