574. «В отношении минерального царства, я бы сказал, То Божество, Которое, например в христианской религии, называют Богом-Отцом, в пра-древние времена основало мир в отношении минералов, растений, животных, а также в отношении внешнего животно-физического человека ... в той животной природе человека, которая не охвачена душевным, где человек не заражен страстями и вожделениями. ...
     Итак, если вы возьмете в руки кристалл, минерал или растение, то вы там не заметите борьбы между этими двумя родами существ. Но в тот момент, когда вы примете во внимание пронизанность человеческого тела душой, то увидите, что эти существа относятся друг к другу так, что люциферические существа говорят ариманическим: мы обещали Богу-Отцу за минералы, растения, животных, а также за человека -- пока он оставался бессознательным древним существом, не мыслил, жил, как животное, -- не спорить, не биться; но за человека, который достиг самосознания, мы хотим бороться до ножей. -- Так идет ужасная борьба за человека между воздушноогненными и земно-водными существами. И в это-то человек должен всмотреться».
     «Существо Ягве, имеющее свое, так сказать, место пребывания на Луне, ведет человека к Земле и желает господствовать над всем тем, что в человеке связано с желаниями, инстинктами размножающегося существа. Но размножающееся существо не может само себя регулировать. ...Поэтому существо Ягве нуждалось в помощниках. И существ, в которых Ягве нуждался как в помощниках, чтобы, например, инстинкты, связанные в человеке с едой, питьем, привести в созвучие с инстинктом размножения, чтобы вообще регулировать потребности и инстинкты, этих помогающих существ Ягве -- как лунный Бог -- нашел на Меркурии и Венере. ...Существа, находящиеся в этой связи, хотят все, что как плоть, кровь находится в человеке, регулировать с Луны, Меркурия и Венеры. Человек -- не просто земное существо, но в нем разыгрываются действия из мироздания.
     Если мы теперь рассмотрим тех существ, которых я ранее назвал ариманическими, которые свою твердь имеют непосредственно под поверхностью земли, существ земли и воды, то обнаружится, что к Ягве, к существам Меркурия и Венеры они находятся в таком отношении, что оказываются недостаточно зрелыми, ...чтобы взойти на эти мировые тела. Они осуждены в строе мира ...жить под земной поверхностью. Поэтому вы можете думать, что эти существа, хотя они и сторонятся всякой морали, ведут борьбу не только против воздушно-огненных существ, но, прежде всего, против Ягве, против сил Меркурия и сил Венеры и хотят отнять то, что по праву принадлежит господству Ягве. Ягве является регулятором инстинктивной человеческой природы. Но когда он управляет ею извне, она подпадает действию иных господств, чем моральное господство; но от того она не делается неморальной. Через правомерное господство Ягве род человеческий стал таким, каким мы его знаем. И для этого были необходимы существа Луны, Меркурия и Венеры.
     Против рода Ягве, каковым являются люди, ариманические существа возвели иной род, о котором я вам говорил. ...Низшая природа человека не зла, не низка; она делается таковой благодаря тому, что в нее описанным образом (через сон) проникают враждебные Ягве существа. Ягве хотелось бы, чтобы эти существа проявлялись только в землетрясениях, наводнениях, в вулканических явлениях. Но эти существа делают все возможное, чтобы проявиться также и в человеке; и из своей твердыни они совершают вылазки не только против существ воздуха и огня, но и против Ягве и его помощников на Венере и Меркурии.
     Так пребывает человек внутри борьбы, которую, с одной стороны, ведет Ягве и его воинство за справедливость в мироздании, а с другой стороны стоит воинство Аримана, который умом намного превосходит человека, который целиком и полностью отрицает моральную природу, а человека хочет сделать умным автоматом».
     Человек пьет и ест земные продукты. Воздухом и теплом он непосредственно не питается. «С другой стороны стоят существа с телесностью из воздуха и тепла. Они также незрелы, как враждебные Ягве существа. И те существа, которые противостоят им как зрелые, обитают на Марсе, Юпитере, Сатурне. Т. обр., воздушно-огненные существа делают выпады не только против ариманических существ, но им приходится биться с действиями, исходящими на человека от Марса, Юпитера, Сатурна. ...Если Луна, Венера, Меркурий действуют внутри человека, во внутренних органах, то Сатурн, Юпитер, Марс действуют внешне, в органах чувств. Например, действие Сатурна особенно существенно в глазах. Эти существа Сатурна, Юпитера, Марса хотят сделать человека земным, т.е. они хотят дать ему чувства, которые точно подходят человеческому физическому организму и остаются на поверхности. Они хотят дать ему нервы, исходящие из органов чувств и простирающиеся вовнутрь. Сатурн дает чувства. Юпитер дает продолжение нервов, а Марс обладает такой властью, которая, например, дает речь. Итак, все находящееся на поверхности человека эти существа хотят внести вовнутрь. Эти чувства и нервы, они суть некое подворачивание человеческой кожи вовнутрь».
     Существа воздуха и огня до ножей ведут с этим борьбу, особенно в молнии, во всем огненном. Они хотят, чтобы человек остался внешним: видел, слышал, но не ел, не пил, был ангелоподобным существом. «Существа Марса, Юпитера, Сатурна ведут себя во внешней природе -- если можно так выразиться об этих высоких существах -- совершенно точно. Они пронизывают то, что нам является во внешней природе как простая природа, моральным. Они вносят моральное в человека фактически через органы чувств». Воздушно-огненные существа хотят, чтобы человек только видел моральное, был моральным автоматом.
     «Все, что выражается в силах, приходит от существ Марса. Что выражается в законах природы приходит от существ Юпитера, а в цвете и звуке все идет от существ Сатурна. Существа же воздуха и огня не хотят, чтобы человек был телесным существом, а весь -- лишь сила и закон, т.е. был мыслью, цветом и звуком». В такой сложной борьбе должен человек развиваться к свободе.218 (8)

452. "Силой люциферического влияния проступило предрасположение к свободному Я. Это должно было быть допущено Богом-Отцом. Но после того, как Я ради свободы было вынуждено увязнуть в материи ... вся любовь Сына должна была привести к акту Голгофы. ...Что мы можем быть освобождены — этим мы обязаны акту божественной любви".131 (10)

604. "Если бы не произошла Мистерия Голгофы, то уже в эпоху души рассудочной, или души характера, существовала бы опасность отпадения человека (от духа). В эпоху души сознательной в сознании человека должно было бы наступить полное помрачение мира духа, если бы душа сознательная не смогла настолько укрепить себя, чтобы с пониманием оглядываться назад на свое божественно-духовное происхождение. А если она это может, то обретает мировой Логос как Сущность, могущую привести ее обратно в дух. Она пронизывает себя мощным Образом, который открывает ей то, что произошло на Голгофе. И начало этого понимания есть полное любви уразумение Мирового Рождества, о котором празднично вспоминается каждый год. Ибо укрепление души сознательной ведь происходит путем того, что она, воспринимая интеллигенцию, дает в этот самый холодный элемент души доступ истинной любви, той теплой любви, которая всего возвышеннее струится тогда, когда она направлена на младенца Иисуса, являющегося на Землю в Мировую Рождественскую Ночь. Так уже и в прошлом человек давал действовать на свою душу высочайшему земному духовному факту, который в то же время был физическим; он вставал на путь принятия в себя Христа".
     "Природа должна быть познана так, что она в Персефоне, или в существе, которое еще видели в раннее средневековье, когда говорили о природе, открывает божественно-духовную изначальную и вечную силу, из которой она возникла и непрерывно возникает как основа земного бытия человека. Человеческий мир должен быть познан так, что он открывает во Христе изначальный и вечный Логос, Который в области изначально связанной с человеком божественно-духовной сущности действует для раскрытия духо-сущности человека.
     Направить в любви человеческое сердце к этим великим космическим взаимоотношениям — таково истинное содержание того праздничного воспоминания, что каждый год встает в человеке, устремляющем взор на Мировую Рождественскую Ночь. Если в человеческом сердце живет такая любовь, тогда она пронижет огнем холодный элемент света души сознательной. Если бы эта последняя осталась без такого пронизания огнем, человек никогда не пришел бы к ее проодухотворению. Он умер бы в холоде интеллектуального состояния; или ему пришлось бы остаться при жизни духа, не идущей к раскрытию души сознательной. Он остановился бы на раскрытии души рассудочной, или души характера.
     Но по своей сущности душа сознательная не холодна. Она лишь кажется такой в начале своего раскрытия, потому что тогда она может открывать лишь светозарное своего содержания, но еще не мировое тепло, из которого она ведь происходит.
     Такое ощущение и переживание Рождества может явить душе, каким образом человеку возвещается слава божественно-духовных существ, являющих свои отображения в звездных далях, и как совершается на Земле освобождение человека от всех властей, стремящихся удалить его от его начала".26 (137-139)

693. "Большинство людей представляет себе Люцифера и Аримана злыми существами, только их злые качества представляют во много­-много раз, до бесконечности увеличенными по сравнению с человеческими. Однако это не так, и необходимо знать, что определенные нюансы земных ощущений, связанные с понятиями, теряют свой смысл, когда человек выходит за земное. ... Противоборство добрые боги однажды создали себе сами, дабы полнее развернуть свою силу в направлении определенного развития. ... дабы человек пришел к свободе".165 (11)

1447. "Я мы имеем притупленно отсиживающимся в душе ощущающей: там, внутри поднимаются волны удовольствия и неудовольствия, радости и страдания, а "я" едва воспринимается, ибо оно вовлечено в эти волны аффектов, страстей и т.д.". Лишь в душе рассудочной, с образованием четко очерченных поня­тий, идей, суждении, "я" проясняется; наиболее ясным оно делается в душе сознательной. Но человек должен воспитывать себя с помощью своего Я. И как ему тогда быть с душой ощущающей? Здесь на по­мощь приходит гнев. Сталкиваясь с событиями внешнего мира, мы не всегда бываем в состоянии извлечь соответствующие им суждения из души рассудочной. Тогда суждение исходит как бы само, из нашей души ощущающей. И это есть гнев. "Мы судим сначала из нашего гнева о событии внешнего мира, затем, учась т.обр. бессознательно, без согласования с тем, что не должно совершиться — учась бессознательно че­рез гнев, — именно благодаря такого рода суждению, мы становимся более и более зрелыми для того, чтобы приходить к исполненным света суждениям в более высокой душе. Так гнев является в некотором роде воспитателем человека. ... И тогда мы по праву говорим о благородном гневе. ... Ибо никто не придет к более уверенным суждениям в себе, чем тот, кто из старых благородных душевных задатков так разовьет себя, что возгорится благородым гневом против неблагородного, ненормального, глупого. И гнев имеет миссию поднимать человеческое Я в более высокие области. Это его миссия. Он — учитель в нас. Преж­де, чем мы сможем себя вести, прежде, чем мы придем к ясным суждениям, он ведет нас в том, на что мы уже способны. ... Гнев может выродиться в ярость, так что станет удовлетворять злейший эгоизм. Но такая возможность должна существовать, чтобы человек мог развиться к свободе".
     С другой стороны, гнев вычеканивает такие свойства Я, как бескорыстие, самоотверженность. Не возникай в нас благородного гнева, мы останемся равнодушными к несправедливостям, злу и глупости внешнего мира, а значит, мы сольемся с этим внешним миром и не почувствуем своего Я в развитии. "Гнев же делает его зрелым, вызывает его к действию, чтобы оно могло противостоять внешнему миру. ... Однако, когда в нас вспыхивает благородный гнев, то в то же время мы испытываем помутнение я-чувства. Это нечто вроде душевного бессилия, пробуждающегося в нас благодаря гневу, если мы не даем ему пе­рейти в ярость. Когда мы нашу душу прощупали этим гневом, тогда наступает некое душевное бессилие, тогда Я делается притуплённее и притуплённее. Вставая в противоположность к внешнему миру, оно, с другой стороны, выключается. Через горячность гнева, которую человек подавляет в себе, он одновремен­но приходит к развитию самоотверженности. Обе стороны Я приходят через гнев к развитию. Гнев имеет миссию дать возникнуть в нас свойству самости и, в то же время, превращается в самоотверженность".
     "Гнев для Духовной науки — это утренняя заря чего-то совсем другого. Кто наблюдает жизнь, тот ви­дит, что человек, не способный пламенеть благородным гневом против несправедливости, никогда не при­дет к истинной снисходительности, кротости, любви. ... Любовь и снисходительность — это другая сто­рона благородного гнева. Преодоленный гнев, просветленный гнев превращается в любовь и снисходитель­ность, в кротость. Редко встречается в мире любящая рука, если она была не в состоянии в определен­ное время сжиматься в кулак в благородном гневе против несправедливости или глупости. Эти вещи взаимосвязаны".
     Нужно преодолевать страсти, но истинное преодоление — это жертва, а не приятное размягчение. "По­жертвовать же можно тем, что прежде имеешь, а чего нет, тем жертвовать нельзя.. Преодолеть гнев может тот, кто сначала мог им пламенеть. ... Если мы преодолеваем гнев, если от того, что в душе ощущаю­щей пламенело как благородный гнев мы поднимаемся к душе рассудочной и сознательной, тогда из гне­ва развиваются любовь и сострадание, благословляющая рука". Миссия гнева отражена в мифе о Прометее. Он преждевременно приносит людям Я и гневом Зевса приковывается к скале, что умеряет действия Я, приводит его в меру.
     Игра Я и гнева происходит в душе ощущающей, воспитывая ее. Истина воспитывает душу рассудочную. И если гнев должен быть преодолен, то истину нужно любить с самого начала, хотя она и является свойством собственной души. "Внутреннее лелеяние истины совершенно необходимо, чтобы дать душе восхо­дить все выше и выше". "Первое требование к действительному чувству истины — это отказ, уход от само­го себя".
     "Истина — является водительницей людей к единству и ко всестороннему пониманию. А потому она — подготовительница справедливости и любви, подгототовительница, о которой мы должны заботиться; тогда как иное в себе мы запрещаем... В этом миссия истины, что мы должны ее все больше и больше любить и при­нимать, что мы должны ее лелеять в себе. Когда мы в своей самости предаемся истине, то самость дела­ется все сильнее, и именно благодаря этому мы избавляемся от самости. Чем больше гнева развиваем мы в самости, тем слабее делаем ее, и чем больше истины развиваем мы в самости, тем сильнее делаем ее. Истина — это строгая Богиня, которая требует, чтобы в средоточие нашей самости мы поставили одну только любовь. В тот момент, когда человек не избавляется от самого себя и ставит перед собой вместо истины что-то другое, пусть даже высокое, она тотчас же мстит за себя". Английский поэт Кольридж сказал: "Кто Христианство любит больше, чем истину, тот вскоре увидит, что он больше любит свою христианскую секту, чем Христианство; и он также увидит, что себя он любит больше, чем свою секту". В тот момент, когда человек начинает жить не ради истины, а ради себя, ради своих мнений, он делается антисоциальным существом, выпадает из человеческой общности.
     Истину ищут с помощью мышления, поэтому она вступает в душе рассудочной. У нее имеется две формы. Одна из них связана с внешним миром, который мы наблюдаем, а потом размышляем о нем (научное мышле­ние). Другая форма выступает тогда, когда мы выходим за внешнюю жизнь, размышляем о ее вечных законах. Из внешнего наблюдения не прийти к истине о перевоплощении человеческого Я; это достигается в душе, в духе, но реализоваться эта истина также должна во внешней жизни, что и подтверждает ее до­стоверность. И другого способа нет. Все другие способы ее доказательства неверны.
     Человеческому Я нужны оба рода истины. Получая истины, почерпнутые только из наблюдения, оно ис­сыхает, опустошается, его творческая сила надламывается. Таким истинам недостает сердца, их может находить холодный эгоист, не задумываясь над тем, для чего они существуют. Иначе обстоит дело с исти­нами, которые человек извлекает из своего внутреннего, поскольку в этом случае он сам является проду­ктивным. Эти истины, эти мысли он стремится затем осуществить в жизни, действовать сам, имея природу в качестве прообраза. К истинам такого рода принадлежат все духовнонаучные истины. Их область, конеч­но, более ограничена для человека, чем область истин первого рода, но их продуктивная сила выше, они освежают, расширяют душу, поскольку становятся все более и более божественными в себе. В кругу этих истин человек — гражданин и творец будущего. Силу своего Я он простирает от настоящего момента в будущее. В истинах же первого рода дух пустеет в паутине понятий, в бескровных абстракциях. И дух то­гда приходит к сомнению и в себе, и в мире. Значение истины для воспитания души хорошо выразил Гете в своей "Пандоре".
     Гнев является воспитательным средством для души ощущающей, истина — для души рассудочной. Душа сознательная во внешнем мире нуждается в мышлении, как и душа рассудочная. Но чтобы мышлению войти в сверхчувственное, водителями туда должны стать чувство и воля. При всех обстоятельствах чувство может быть водителем мышления. Несомненно, для выработки знания человек пользуется логикой. Но если эту ло­гику мы используем как инструмент доказательства, то сама логика доказывается не логикой, а чувством. Чтобы дать толчок к мышлению о сверхчувственном, чувство должно стать силой, и такое чувство называ­ется любовью. "Для человека должно стать возможным развить любовь к незнакомому, к сверхчувственному до того, как об этом сверхчувственном он сможет думать".
     Воля также должна проявиться до того, как о сверхчувственном будет помыслено, но она должна раз­вить преданность сверхчувственному. "Когда вы соедините одно с другим, преданность воли неизвест­ному и любовь к нему, то из этого соединения возникнет то, что в истинном смысле слова называется благоговением. ... Так благоговение становится воспитателем души сознательной. Ибо когда душа созна­тельная устремляется к тому, что от нее сокрыто, то также и в обычной жизни можно говорить о благого­вении". Даже к познанию внешних вещей душа сознательная не придет без любви и преданности. Без благо­говения душа проходит мимо вещей. Итак, гнев должен быть преодолен, истина должна пронизывать Я, благоговение должно струиться из Я.
     Через силу благоговения душа чувствует себя мощно привлеченной вечным. Но в настоящей преданности миру человеку также угрожает потеря Я, самости, потеря его в другом. Это может привести к душевному бессилию. Чтобы такого не случилось, необходимо чувство преданности пронизать огнем Я. Это значит, что за пределами внешнего все должно быть освещено мышлением. Мышление, как было сказано, не может идти впереди, но свет мыслей должен тотчас же проникнуть в то, к чему душа обратилась с преданностью". "Иными словами, должна иметься воля к мышлению о том, чему человек предан. Вообще, в тот момент, ког­да преданная воля теряет волю к мышлению, возникает опасность потерять себя; воля, которая с самого начала принципиально отказывается мыслить об объекте ее преданности, ведет к крайности, к устойчивому бессилию человеческой души.
     А может ли любовь, другой элемент человеческого благоговения, постигнуть такая же судьба? В любви должно быть нечто такое, что от человеческого Я излучается к незнакомому. Поэтому в каждый момент Я должно держаться прямо. Я должно хотеть войти во все, чему подобает составлять предмет его благоговения; и оно должно хотеть держаться прямо по отношению ко всему, что объемлется в любви, по отношению к незнакомому, сверхчувственному, вовнестоящему. Чем станет любовь, если Я не сохранит бодрственности вплоть до границы, где мы встречаем незнакомое, если свет мыслей, свет разумного сужде­ния не желает пронизать незнакомое? Такая любовь становится тем, что называется мечтательностью. ... Когда Я, когда душа через чувство хочет объять внешнее, то оно не должно себя умерщвлять: Я посто­янно пребывает в чувстве; но если оно не поддержано мышлением и волей, то в бессилии свергается вниз. И это низвержение Я, его бессознательность ведет к тому, что такая любовь к незнакомому, не имеющая воли к сильному мышлению, приводит к тому, что душа все больше впадает в мечтательность в фантазирование ... в сонливость".
     "Душа, воспитанная в благоговении, свои темные симпатии и антипатии, свои темные чувства удоволь­ствия и неудовольствия просветляет настолько, что их можно назвать чувствами прекрасного, доброго". Темные желания, инстинкты превращаются благоговением в моральные жизненные идеалы. Само благоговение перерастает в переживание всесилия. "Итак, любовь и преданность — истинные водители в незнакомое и воспитатели души из рассудочной в сознательную".59 (1,2,3)

Развитие к свободе

277. "Человек мог лишь до тех пор держаться совершенно в границах природы, пока он этого не со­знавал. В то мгновение, когда он с полной ясностью узнал свое собственное Я и увидел, что внутри него живет царство, по меньшей мере равноценное окружающему миру, в это мгновение он должен был освобо­диться от оков природы.
     Отныне он не мог уже всецело предаваться природе, предоставляя ей творить и действовать в нем, самой зарождать желания и самой же удовлетворять их. Он должен был теперь противопоставить себя ей; тем самым он фактически освободился от нее и сотворил в самом себе новый мир".271 (1)

278. Человек стянулся в я-точку, чтобы мочь развить свободу. Но из этой точки он должен завое­вать весь мир. 209 (6)

279. "Человек покупает свою свободу тем, что имеет минимальную способность предчувствия. У животных нет свободы, но зато есть сильная способность предчувствия".352 (1)

263. "Освальд Шпенглер видит, как в новой цивилизации люди постепенно делаются рабами машинной жизни. Но он не видит, как в человеческой жизни вообще, поскольку техника, по сути говоря, пуста в отношении духа, именно через реакцию на технику может прийти переживание человеческой свободы". 214(7)

287. "Как первая Мистерия Голгофы произошла в Палестине, так совершилась она вторично благодаря константинизму. Вследствие искоренения Мистерий Христос как историческое явление был распят и убит вторично. Ибо ужасное разрушение, происходившее в течение столетий, было не только разрушением великих художественных и мистических деяний, но и разрушением важнейших человеческих переживаний. Но только тогда не понимали, что разрушалось вместе с внешним разрушением, ибо было уже утрачено более глубокое понимание этого. Когда были разрушены храм Сераписа, храм Зевса с их великолепными статуями, то люди говорили: ну, если уж такое разрушается, то разрушители правы, ибо, согласно древним преданиям при разрушении храма Сераписа должны низвергнуться Небеса и хаос воцариться на Земле, но этого не случилось, хотя римские христиане сравняли храм с землeй, — так говорили люди. Да, внешние физические звeзды не упали. ... Вместе с храмом Сераписа пала вся необъятная мудрость, которая превышала физический небосвод. Пала древняя мудрость, отзвуки которой слушал Юлиан Отступник в Элевзинских Мистериях, где ещe открывались духовное Солнце и духовная Луна, посылавшие свои импульсы. В хаос превратилось то, что переживали древние в Мистериях Митры и в египетских Мистериях. Там внутренне, с помощью жертвоприношений, переживали тайны Луны и Земли, отражавшиеся в самом человеке, когда он приходил внутренне к переживанию, познанию самого себя. Небеса рушились и Земля стала хаосом в духовном смысле, ибо исчезнувшее в те столетия можно сравнить с утратой в наших условиях органов чувств, когда мы не смогли бы сказать, где земля, а где небо. ... Но мы должны верить в воскресение, если не хотим верить, что исчезнувшее исчезло совершенно. ... для этого же необходимо воспринять сильные, мужественные понятия. ... Ибо люди должны почувствовать, что хотя благодаря мировой космической необходимости столетия прожиты даром, впустую — конечно, только с некоторой точки зрения это является необходимостью, — но всe это для того, чтобы из сильного внутреннего побуждения, свободного побуждения был найден Импульс Христа; люди же должны освободиться от того самодовольства, в котором они погрязли теперь". 175(15)
     "Через Марка и Ормуса (Ormus), бывших учениками Христа после Его воскресения, были преобразованы мистерии и ритуалы". 265, с. 95

331. "Мы живeм в такое время, когда недостаточно веры, что боги уж помогут. Боги в настоящее время совсем не считаются с тем, будут ли они сами и их намерения познаны людьми. А в отношении людей имеются многие намерения, каких сравнительно короткое время тому назад не было". 199(15)
     "Почему пришло столько несчастий? Почему боги не помогают? Мы пришли в эпоху человеческого развития, где боги помогают тотчас же, когда люди идут к ним навстречу, но где боги указывают на свой закон: работать со свободными людьми, а не с марионетками". 194(11)

504а. "Ибо свобода достижима лишь внутри культуры интеллектуализма. Лишь интеллектуальное так ставит нас на самих себя, что мы делаемся способны обрести то внутреннее переживание, которое я в моей "Философии свободы" представил как переживание чистого мышления, основного переживания свободы. Все прошлые разговоры о свободе являются лишь подготовительными".
     "Любой вид подавления свободной духовной жизни ведет к подавлению духовной жизни вообще". 343, с. 187, 504
     "Традиции больше не имеют силы действовать". Д. 8, с. 17>

558. В середине средневековья через всю Европу прошло огромное, колоссальное движение к свободе. Оно стояло под знаком братства, и ему мы обязаны возникновением т.наз. культуры городов. Люди бежали от своих господ и, сходясь вместе отовсюду: из Шотландии, Франции, России, основывали свободные города. Возникавшие профессиональные союзы несли в своей основе моральные принципы взаимопомощи, взаимоподдержки. Вот один пример. Когда из окрестных деревень привозили в город товары, продукты, то запрещалось в первые дни вести крупную торговлю, заниматься перекупкой, поднимать цены в связи со спросом. Искажены ныне представления и о том, как тогда производилась оплата труда. 54(8)

140. "В то мгновение, когда папский импульс вынужден был выпустить из своих тенет западноевропейское народонаселение ("авиньонское пленение" пап с 1309 по 1377 год состояло в том, что папа из Рима был переселен во Францию и подчинeн королевской власти), на Западе вспыхивает сила национального начала (Жанна Д'Арк 1412-1431) и становится там формирующим, элементом". Эмансипируются от папства даже итальянцы. "В 1476 г. на территории современной Швейцарии произошло значительное сражение. Жившее тогда в душах людей, когда Карл Храбрый потерпел поражение при Муртене , особенно симптоматично выступает нам навстречу именно в этой битве... начинается искоренение тесно связанного с римским папством рыцарства, самой сущности этого рыцарства".
     "В Гусе (1369-1415) мы имеем личность человека, который, я бы сказал, всем обликом своего характера являлся подобно человеку-вулкану. В 1414 г. в Констанце начинается собор, приговоривший его к сожжению (хотя Гус имел на соборе при себе охранную грамоту короля Сигизмунда). ... Каким предстаeт Гус в новейшее время? — Как мощный протест против всей внушающей, суггестивной культуры католического универсального импульса. Сама душа сознательная вздымается в Гусе против того, что душа рассудочная приняла от силы римского универсального импульса". И это было не единичное явление. Сюда относится и Савонарола (1452-1498), и Лютер (1483-1546), и эмансипация от Рима англиканской церкви, и Кальвин (1509-1564). "Что удивляет нас в Кальвине, Лютере, если мы берeм их как историческое явление? ... Не новые продуктивные идеи, не новое, создаваемое самой душой, а сила, с которой они хотели влить старое в новую форму".
     Правомерные импульсы (Гус, Лютер, Виклиф) вступают в развитии в борьбу с неправомерным. "Симптом этой борьбы мы видим в восстании Соединeнных Нидерландов (1556 г.) против люциферо-ариманической личности испанского Филиппа. ... а также в 1588 г., когда побеждается испанская армада". 185(1)

Эзотерическое обучение средневековья

     127. В эзотерическом обучении средневековья учитель приводил ученика на гору, где ему являлся дух его юности, как это дано в Драмах-мистериях, потом спускался с ним под землю, в шахту, и там ученик под руководством учителя переживал встречу с духом своей старости. "Мистерии в старом смысле слова были уже невозможны... но люди, жаждавшие познания в смысле этих древних Мистерий и переживавшие тяжелую душевную борьбу, когда они слышали о возведении на гору, о нисхождении под землю, эти люди развивали в своих душах всевозможные внутренние усилия, чтобы подвинуть душу на поиск пути. И тот, кто может видеть подобные вещи, всматривается здесь не в места Мистерий, но в атмосферу благочестия, набожности ищущих познания людей, в согретые теплом места собраний. И, собственно, то, что позже было как добрым розенкрейцерством, так и выродившимся шарлатанством, произошло от тех людей, которые в совместном пре­бывании пытались так образовать свои души, чтобы могло возникнуть действительно духовное познание. И в таком собрании, происходившем в совершенно непритязательной обстановке, в простом жилом помещении, в доме, напоминавшем замок, в таком собрании небольшого числа людей случилось однажды, что эти люди через общее упражнение, которое было наполовину мыслительно-медитативным наполовину молитвенным, раз­вили совместно некий род мистического настроения, того мистического настроения, которое потом много лелеялось т.наз. "братьями общинной жизни", лелеялось позже приверженцами Иоанна Амоса Комениуса ("Богемские братья") и многими другими братствами. ... Но однажды, в первый раз, это настроение особенно интенсивно отпечатлелось в таком маленьком кругу людей. И когда с настоящей самоотверженностью обычного сознания, с самоотверженностью всего интеллекта, в интенсивном мистическом настроении эти немногие люди были вместе, случилось, что к ним подступило одно существо, которое не обладало плотью и кровью, как те учители, которые возводили ученика на гору и опускались с ним в земные недра, но та­кое существо, которое могло явиться только в эф.теле в этой маленькой общине. И это существо откры­лось как учитель, который около 1200 г. вел весь этот кружок учеников (вел тогда на физическом плане, через переживания на горе и под землей) и теперь находился в своем посмертном состоянии. Из духовных высей это существо низошло к этим людям, которые привлекли его к себе благодаря благочестиво-мистиче­скому, медитативно-мыслительному настроению.
     Чтобы здесь не возникло никакого недопонимания, я особенно подчеркиваю, что никаких медиумических сил при этом не использовалось, ибо та небольшая община, которая там собиралась, обладала определен­ными предпосылками, издревле чтимыми традициями, в силу которых любое использование медиумических сил рассматривалось в ней как глубоко греховное. ... на том основании, что теми людьми сознавалось: меди­умизм связан с особой конституцией также и физ.тела, что медиуму духовные силы дает также и его физ. тело. А физ.тело рассматривалось теми людьми как подпавшее греху, и потому при всех обстоятельствах провозвестия с помощью медиумических сил рассматривались как ариманические и люциферические. Подобные вещи в то время осознавались и более точно, и потому медиумизм там никак не применялся. Поэтому толь­ко чисто мистически-медитативное настроение и то усиление мистически-медитативного настроения, кото­рое было рождено общностью душ, самостоятельно привлекло к себе, в свой круг столь волшебным образом то чисто духовное, но человеческое существо.
     И то существо очень торжественно сказало: вы не готовы к моему явлению, но вот я среди вас, развоплощенное, без физ.тела, ибо пришло время, когда посвященные прежних времен в течение короткого пе­риода не смогут являться в земном бытии в физ. теле. и так это будет до начала эпохи Михаэля. Я при­шел к вам, чтобы открыть вам, что человеческое внутреннее должно измениться, что человеческое внутреннее, если оно находит правильное к себе отношение, может найти путь к божественно-духовному бытию.
     Но человеческий рассудок в течение определенного времени будет несколько подавлен, чтобы духовное могло говорить к человеческим душам. Поэтому оставайтесь в вашем мистически-благочестивом настроении. Если вы сможете воспринимать от меня общий образ, общую имагинацию, то я смогу указывать вам на то, что с вами будет происходить, а продолжение того, что вы пережили, вы испытаете в дальнейшем.
     И вот трое из круга, который там собирался, были избраны для того, чтобы представлять особую связь с духовным миром, и, опять-таки, ни в коем случае не через какие-либо медиумические силы, а через про­должение того мистически-медитативного, благочестивого настроения. И у тех троих, которые тогда осо­бенно оберегались другими членами того круга, действительно внутренне оберегались, у тех троих время от времени возникало состояние некоего рода духовного отсутствия. Их внешний телесный облик делался удивительно прекрасным, лицо начинало как бы блистать, глаза солнечно сиять, и в это время они записы­вали символические откровения, получаемые ими из духовного мира. Эти символические откровения были пер­выми изображениями, в которых розенкрейцерам было открыто, что они должны знать о духовном мире. В этих символических откровениях содержался род философии, род теологии, род медицины.
     Другие — мне кажется, их было четверо, так что вся община состояла из семи человек, — другие, благо­даря тому, что они переживали в солнечно сияющих глазах, в спящих лицах своих трех братьев, могли в обычной речи выразить то, что было заложено в символах. А братья, предназначенные к получению симво­лов из духовного мира, могли только записывать эти символы; вернувшись же в обычное состояние созна­ния, они могли только сказать: мы странствовали среди звезд и звездных духов и повстречали там древ­них учителей тайноведения. Они сами не могли эти символические образы перевести в обычную человеческую речь. Это могли делать другие, и они это делали. И многое из того, что позже перешло отчасти в философско-теологическую... и медицинскую литературу, произошло из указанного источника. И в неболь­ших кругах, организованных первыми розенкрейцерами, затем распространялось то, что в таких вот симво­лах было почерпнуто из духовного мира.
     И все снова и снова в маленьких кругах можно пережить подобное в период между ХIII и ХV веками. Мно­гое такого или подобного рода открывалось из духовного мира между ХIII и ХV веками. Не всегда те, кому надлежало переводить открывающееся в образах, были в состоянии делать это верно. Поэтому кое-что, уна­следованное из философии того времени, не носит достаточно ясного характера, и значение содержащегося в том нужно снова искать в духе. Но у тех, кто осознавал подобные откровения духовного мира, всегда существовала возможность действовать в связи с такими откровениями". Однако постепенно настроение, в котором достигали высшего познания, ослабевало, ибо получавшие его не проникали обычным сознанием в миры, откуда приходили эти тайны. Поэтому легко возникало шарлатанство, которое никогда в истории не стояло так близко от высших откровений. По этой причине все розенкрейцерство ставят под сомнение. И действительно, среди выдававших себя за розенкрейцеров было много шарлатанов, а истинных розенкрейцеров найти нелегко. Они держались крайне скромно и источник своих откровений хранили в тайне. Они часто выступали в мире в качестве врачей и так распространяли знание. Та же связь, при которой один получал откровения, а другой мог их интерпретировать, стала основой настоящего братства, развивавше­гося в небольших кругах. Там сознавали, что без их деятельности, где один был так тесно связан с дру­гим, связь людей с богами полностью прервалась бы.
     В среде других людей, не имевших отношения к источнику откровений, развивался страх перед познанием, проистекавшим оттуда, поскольку они были не в состоянии отличать доброе откровение от злого. Это затем переросло в страх перед всяким познанием. И если мы обратимся к Раймунду Сабунде, то в нем мы найдем мужественное отношение к истине, найдем человека, по-видимому имевшего те откровения на горе и в недрах земли; но уже в Пико де Мирандоле (1465-1495), в его мыслях мы находим продолжение мудрости древних посвященных, прошедшей через розенкрейцерство, и в то же время отстранение от познания. Он, напр., утверждал, что все происходящее на Земле обусловлено, обосновано в небесном, но человек обязан не оглядываться на эти звездные причины, а лишь на ближайшие земные причины. В этой связи он особенно нападал на традиционную астрологию. Он знал, что древняя астрология говорит истину о челове­ке, и тем не менее заниматься астрологией, по его мнению, не следовало, и человек должен ограничива­ться ближайшими причинами. Не первое ли это выступление идеи о границах познания, хотя и выраженное еще совсем по-человечески? Мирандола в ХV в. предлагает только отказаться от познания космических причин и ограничить себя земным. Так впервые самими людьми сказано: мы хотим отказаться от познания. Этот факт чувственного мира вызвал противообраз в спиритуальном.
     "В одном из непритязательных мест собраний розенкрейцеров во время культового действия, совершав­шегося в наипраздничнейшей форме в ХV столетии, во второй половине ХV столетия, звездное познание бы­ло принесено в жертву. ... Люди стояли перед некоего рода алтарем и говорили: мы хотим теперь чувст­вовать ответственность не только за себя и за нашу общину, или за наш народ, или за современных лю­дей, мы хотим чувствовать себя ответственными за всех людей, когда-либо живших на Земле. Мы хотим чувствовать себя, принадлежащими ко всему человечеству, и мы чувствуем, что человечество проделало нечто та­кое, в результате чего оно покинуло ранг четвертой Иерархии, глубоко низошло в материю (так понима­лось грехопадение). Поэтому для того, чтобы человечество могло снова вернуться в свой ранг четвертой Иерархии и в свободной воле могло найти то, что раньше боги пытались сделать с ним, и для него, да бу­дет пожертвовано на некоторое время высшее познание. — И определенные существа духовного мира, не че­ловеческого рода, которые не сходят в человеческую инкарнацию на Земле, восприняли эту жертву, чтобы достичь определенных целей в духовном мире, о чем говорить здесь означало бы уйти слишком далеко. Людям же зато из духовного мира открылся импульс развития к свободе". Так связана физически-чувствен­ная жизнь с духовными противообразами. Определенные культовые действия людей, не знающих, но связан­ных с духовным миром, временами дают импульсы для всей культуры или цивилизации. 235 (12)