5а. "Бытие (форма), жизнь и сознание... бытие вступает во взаимодействие с жизнью, результатом чего является сознание. ...бытие переходит в жизнь, жизнь воспринимает бытие. Что таким образом жизнью взято у бытия, облекается в инволюцию, восходит в сознании. ... всякое сознание есть эволюция инволюционированных жизни и бытия. Если мы способны исследовать сознание, то должны спросить: что за жизнь заключена в этом сознании, что за бытие инволюционировало в это сознание? ... Сознание, являющееся ныне самосознанием, должно было прежде быть жизне-сознанием. ... Я есмь жизнь, — сознание впервые родилось из него. А поскольку мы стоим на ступени сознания, то вместо живого сознания имеем сознательное сознание. Прежде у нас было сущее сознание: Я есть бытие.
     " Я есть Я" легко перевести: данный факт, который переживает человек.
     "Я есть жизнь" необходимо рассмотреть поближе. Когда мы это делаем, то обнаруживаем, что выходим за пределы простого "я" к основе и должны спросить, как развилось "Я есть жизнь". Должен существовать взаимообмен между бытием и жизнью. Бытие инволюционирует в жизнь. Обдумав это мы приходим к понятию самого человека, ибо живущее тут в понятии есть человек до того, как он стал "я". "Человек" есть всеобщее, "я" — особенное. Человек инволюционирует в Я, приходит к эволюции в "я". На этой нижней ступени мы должны сказать: "Я есть человек". Сказав это, мы извлекаем внутреннейшее, оккультно заключенное в этом тезисе, и понимаем, чем мы больше не являемся, но чем некогда были, и что, инволюционировав, содержится в нас.
     Третий тезис: Я есть бытие. ...тут мы имеем сумму внешних отношений, целиком проскользнувших вовнутрь, ставших внутренним ядром, третьим слоем, сокрывшимся в наших глубинах. ...
     Мы имеем сущность как таковую, лежащую в основе нас. Ибо прежде она не имела сознания и жизни, а только отношения, которые спустились и стали нашей внутренней сущностью. Затем мы должны тезис переформулировать еще так: Я есть элемент. ... Итак, мы имеем три ступени сознания, которые можем проследить в себе:
1. Я есть Я
2. Я есть человек
3. Я есть элемент. ...
     Четвертым является соединение. ... Я есть в соединении. ... Я-сознание, таким образом, вновь берется в бытие. Точно также бытие было уже прежде сознанием. Так что в первом бытии уже заключено предыдущее сознание. — Если теперь вернуться к тезису: Я есть бытие, элемент, — то мы придем к тезису: Я есть досознание (Vorbewusstsein). Это досознание можно еще выразить так: Я есть Дхиан Коан (божественные интеллигенции, которым вверено водительство космосом; христианские Архангелы. — прим. издат. наследия). В христианской эзотерике это называется так: Я есмь Бог
Я есмь Величие (элемент)
Я есмь сила (человек)
Я есмь Власть (княжество).
О том же мы говорили и прежде:
Всесознание (теперь досознание)
Жизне-сознание (или сознание растений, т.е. элементарное)
Человеко-животное сознание или сновидческое (Я есть человек, сознание человечества);
(теперь достигнуто) интеллектуальное сознание (самосознание).
     Так еще раз мы получаем макрокосмическую цепь. ... Я в соединении опять становится элементом.
Я есть Дхиан Коан — досознание
Я есть элемент — бытие
Я есть человек — жизнь
Я есть Я — сознание-самосознание
бытие — психическое сознание
жизнь — гиперпсихическое сознание
сознание — спиритуальное сознание.
     Теперь самосознание возвышается до бытия. Таким образом, то, что мы сегодня схватываем мышлением, становится бытием, чтобы некогда мы могли овладеть сознанием человечества, охватив (накрыв) своим Я всех людей. Это называется психическим сознанием. На следующей ступени наше Я дает жить в себе каждому другому Я: гиперпсихическое сознание. — На самой высокой ступени мы вбираем в свое сознание весь мир: все в нас — спиритуальное сознание. (Все, что есть вовне, находится и внутри: божественное сознание.) ... Я есть Я
1. Я затем само
2. становится бытием и выступает вовне.
3. Оно озаряет жизнь.
4. Оно озаряет все элементарное бытие и затем вновь вступает в то, чем оно было.
     ...В Я заложена сильнейшая инволюция, так что оно может вобрать в себя совершенную триаду... Прежде в жизнь светило бытие, и в бытие было инвольвировано сознание. Откровение Досознания есть Слово. ... "В начале было Слово...". ... Я следует светить вовне тем, чем оно является внутренне, оккультно. — Ничто внешнее не должно вредить Я, оно должно быть сильным. Что внутренне оно имеет в себе, должно как сила выступить наружу. — Что найдет оно? То, что прежде было инвольвировано: искусителя, змею, что извивается там, вовне. Я должно преодолеть змею". И кто-то должен был родить в себе живого Христа, чтобы победить искусителя. (Мк.16, 17-18)Д. 67/68, с. 25-29.

25г. "Семь глоб (состояний формы) существуют не раздельно, не как цепь... они образуют все вместе один шар, в котором они всесторонне пронизывают одна другую. ... в старой эзотерике их называли "состояниями фаз". ... Если человек стоит на своей ступени, то другие существа — на иных ступенях развития. На языке эзотерики говорят: здесь начинается высшая форма пространства. Эту область эзотерик называет областью проницаемости. Итак, выше физического находится область проницаемости". В астральном одно существо принизывает другое, один мир — другие. Физическая видимость возникает постепенно, начиная с арупа-плана и исчезает в пра-образном. Всего таких "фаз" семь. Д.67/68, с.45
"1. Арупа — ... форма в ее самом первом зачатке, где она, собственно, еще никакая не форма.
2. Рупа... духовная форма, указание на внешнюю форму.
3. Астральная форма, она начинает быть видима внешне.
4. Физическая форма.
5. Пластическая форма, уже более не жесткая, проявляющаяся изнутри; жизнь из нее пробивается наружу.
6. Интеллектуальная, еще более подвижная форма, где наружу пробивается дух.
7. Пра-образная форма. Она полностью овладевает собой, совершенно подвижная в себе. Все теснится наружу; она может образовать все, она деятельна.Д. 67/68, с.44-45
"5. Пластическое (физически подвижное: жизнь овладевает формой).
6. Интеллектуальное (не только подвижное, но и проницаемое для мыслей).
7. Пра-образное, архитипическое (Я совершенно открыто предстоит всему миру)".Д. 69/70, с. 11

	Минерал	Растение	Животное	Человек
Арупа	самосознание
Рупа	ощущение	самосознание
Астр. план	жизнь	ощущение	самосознание
Физ. план	форма	жизнь	ощущение	самосознание
		форма	жизнь форма	ощущение жизнь форма

324а, с.89

122. "Из человеческих тел на др.Луне в атмосферу простирались некоего рода постромки, подобные пуповине, которой дитя связано с телом матери. Через эту космическую "пуповину" из огненного воздуха в тела приходили вещества, которые можно сравнить... с кровью. "Я" находилось тогда вовне и оттуда через эти постромки вводило и выводило из тела субстанции, подобные крови". 99 (10)
     "Благодаря тому, что древняя Луна разделилась на два космических тела, которые стали влиять одно на другое, возникло движение, а с ним осознанное ощущение. ... Там, где силы Солнца встречались с силами Луны, возникло сознательное переживание. Там образовался некий род затора, застоя, возникла граница встречи приходящих (с Солнца) и исходящих сил". Но это еще не было самосознанием. 265, с. 255

152. "Через отделение сил Солнца и Луны от Земли было установлено равновесие между жизнью и формой. ...Приходящие с Солнца силы творили и оплодотворяли жизнь. С Луны приходило то, что отливало эту жизнь в твердые устойчивые формы. Луне обязаны мы становлением физического тела". 107 (17)
     В земном эоне центростремительные силы в определенный момент стали чрезмерными. Тогда возникла собственно земная сила. "Она как связующая сила действовала между силами Солнца и Луны и стала приводить их к гармонии и равновесию. (Все три планеты образовывали тогда одно тело.) Подобие того состояния человек теперь имеет в себе. Его "я" образует связующее звено между духовным и материальным.
     После выделения из Земли Солнца и Луны силы последних стали действовать "в перпендикулярном направлении" по отношению к силам двух первой. Физическое выражение это нашло во вращении Земли вокруг собственной оси.
     На древней Луне встреча центростремительных и центробежных сил образовала некий затор. На Земле возник двойной затор (застой), что ограничило всеобщее сознание и обратило его на самое себя. Так было положено начало я-сознанию.265, с. 257, 258

Тепло, "зола", белок, железы, кровь, нервы, мужско-женское

154. Тепло, которое было в начале земного развития, не такое, какое возникает, скажем, при сгорании дров. Это минеральное тепло. А то было живое тепло, которое человек содержит теперь в своей крови. "Из него образовался первый человеческий зачаток. Но с продолжающимся оплотнением это живое тепло стало постепенно неживым теплом. ...Это тепло стало минеральным теплом, выступило, прежде всего, как процесс сгорания.
     Здесь мы подходим к очень важному моменту, где я прошу вас быть очень внимательными. Именно в начале теплового состояния мы можем говорить об огненном состоянии, о сгорании же мы, собственно, еще не должны говорить. ...Тепло, возникающее через внешнее минеральное сгорание, выступило впервые после выделения из Земли Солнца, но еще не Луны. И через это сгорание, которого до того еще совсем не существовало, выделилось материальное в земной массе, которое в оккультизме обозначают "золой". Если вы что-то сжигаете, то образуется зола. Зола отлагается в земном образовании, когда Земля остается связанной с одной Луной. Мы подвинулись так далеко, что субстанции через пронизание мировым звуком начали танец и вычленилась протоплазма. ...для защиты соответствующих существ образовался род клеевой оболочки. Чего теперь недоставало этим существам? — Твердой костной массы. Существовала по преимуществу клееобразная масса, а то, что вообще представляет собой минеральное, отсутствовало целиком и полностью в этих существах до того времени, которое я теперь описал. Вы должны представить себе, сколь иными были те существа. Сейчас вы не найдете физического тела, которое не было бы пронизано минеральной субстанцией. ...Существа вбирают золу, как прежде они вобрали белок, вчленяют во все свое существо минеральное — от костей до жидкой крови. ...Минеральное, таким образом, в ходе образования Земли возникло последним, и другие царства вобрали его в себя, а до того они состояли из других субстанций. ...Но как вошла зола в те линии, которые наполнил белок?
     Мы видели, что первоначально был огонь; из него образовался зачаток сердца; затем образовался зачаток дыхания, внедрился свет и образовал зачатки нервов; пришел звук и, побудив субстанции к танцу, образовал живое. ...А то, что золу загнало в человеческое тело, — это было мышлением, которое звук, тон сделало словом. Еще в атлантическое время, когда все кругом дышало туманно-пылевой массой, человек не обладал артикулированной речью; зато он мог понимать речь шума деревьев и журчанья потоков. ...Смысл, значение слова вогнало образующуюся в процессе сгорания золу в живую субстанцию; и в той мере, в какой до конца Атлантической эпохи оплотневала костная система, человек пронизывался мыслями, самосознанием. Засветился его интеллектуализм, и он становился все более самосознающим существом".
     "...Первой образовалась кровь, потом нервы, потом железы, и последними — твердые отложения, которые и открыли чувства вовне". В то же время на др.Сатурне был заложен род системы органов чувств, на др.Солнце — система желез, на др.Луне — система нервов, на Земле — система крови, т.е. имело место развитие, шедшее в обратном порядке.
     "При этом вы не должны удовлетворяться принятием просто обратного порядка. Но когда первой в земном развитии выступает кровеносная система в виде теплового человека, то эта кровеносная система в то же самое время является родом системы органов чувств. Это именно тепловая и познавательная система. Весь человек, так сказать, состоит из крови, или тепла. Он пронизан не субстанцией крови, а эфирными тепловыми силовыми линиями; и эти эфирные тепловые силовые линии, из которых позже возникает кровеносная система, являются в первом своем зачатке родом системы органов чувств. Это сначала в своем первом зачатке выступает как система органов чувств, а нервная и световая система сначала выступает на Земле как род системы желез; и в действительности позднейшая система желез смогла вычлениться благодаря тому, что другие системы, кровеносная и нервная, когда они вычленились, продвинулись в своем развитии вперед. Это продвижение вперед произошло следующим образом. Когда образовалась нервная система, как род системы желез, то кое-что из крови отстало в виде позднейшего зачатка крови. Но, в то же время, во втором состоянии кровеносная система преобразовалась в некий род нервной системы; и когда это было достигнуто и в третьем состоянии вычленилась система желез, то снова видоизменились две предыдущие системы, так что в действительности кровеносная система продвинулась еще на одну ступень вперед; то же самое произошло и с нервной системой. Таким образом происходило постоянное преобразование, трансформация". 102 (5)

160."Растение содержит больше зародышевой силы, чем употребляет для роста листьев, цветов и плодов. Этот излишек зародышевой силы изливается перед созерцающим сознанием во внеземной макрокосм.
     И также во внеземной макрокосм изливается избыточная сила минерального царства. Эта сила имеет задачу перенести силы, исходящие от растений, в надлежащие места в макрокосме. Под влиянием минеральных сил из растительных сил создается новоформленный образ макрокосма.
     Также имеются силы, исходящие от животного царства. Но они действуют не так, как минеральные и растительные силы, которые излучаются от Земли, а так, что ими заключается в сферу (шар) все то из растительного, что излучается во Вселенную, будучи оформленным благодаря минеральному, и тем самым создается образ со всех сторон замкнутого макрокосма.
     Так прозревает духопознающее сознание существо земного: вновь оживляя, оно находится внутри отмершего макрокосма.
     Как из зачатка растения, пространственно столь незначительного, снова образуется целое большое растение, когда старое, отмирая, распадается, так из "пылинки" — Земли — строится новый макрокосм, в то время как распадется старый, отмерший.
     Среди зарождающейся жизни человек совершает свое земное бытие. Он принимает участие как в этом зарождающемся, так и в отмершей жизни. Из отмершего он имеет свои мыслительные силы. Пока, в прошлом, эти мыслительные силы приходили из еще живого макрокосма, они не были основой самосознающего человека. Как силы роста жили они в человеке, еще не имевшем самосознания. Мыслительные силы не могут иметь для себя собственной жизни, если они должны служить основой свободного человеческого самосознания. Для себя они, вместе с отмершим макрокосмосом, должны быть мертвыми тенями живого в космическом прошлом.
     С другой стороны, человек принимает участие в зарождающемся Земли, от которого происходят силы его воли. Они суть жизнь, но зато человек своим самосознанием не принимает участия в их существе. ...
     Прошедшее, отбрасывая тени, и будущее, содержа зачатки действительности, встречаются в человеческой сущности. И их встреча и есть человеческая жизнь современности".26 (153-155)

225a. "В Лемурийской расе все души излились из одного единства Божества. Человечество получило от Бога одно имя, которое после окончания отдельного (обособленного) бытия (в середине шестой коренной расы) возможно полным должно быть возвращено назад".266-3, с. 334
     В Лемурийскую эпоху "...горячий пар окутывал всю Землю. Многие металлы, ставшие теперь твердыми, пребывали тогда в парообразном или текучем, как вода, состоянии. Атмосферу из пара пронизывали, наподобие современных воздушных, эфирные течения". Человек тогда имел вид некой птице-рыбы, которая не то парила, не то плавала. Тогда же действием определенных эфирных потоков человек обрел кожу и тем изолировался от окружения. Потом пришло выпрямление, образование кармы, образование легких, гортани, овладение речью. С образованием двухлепесткового лотоса к самочувствию добавилось самосознание. 266 - 1,с.173-174
     В Лемурийскую эпоху человек воспринял из космоса в свое астр. тело Я. Он тогда имел мягкое физ. тело, пронизанное магнитными токами. "Благодаря приближающемуся Я оно как бы вывернулось наизнанку. Началось сумеречное восприятие, возможность всматриваться в эф. тело; а потом органы чувств начали открываться вовне. ... В человеке в ответ на воспринимаемое извне стали возникать удовольствие и неудовольствие: Я воздействовало на астральное тело; железы ... образовали чувства симпатии и антипатии". Потом подступили люциферические духи. "Вожделения воздействовали на нервы, вырабатывали из них внешние органы чувств (воздух, астр. тело). Это воздействовало на эф. тело: оно обретало силу взирать вовне, оно открыло органы чувств вовне. Человек познал, что для него хорошо, а что плохо. Это было в первой трети Атлантической эпохи. Наконец Я овладело физ. телом — в последней трети Атлантической эпохи. Оно постепенно приобрело современный вид".266 - 1, с. 351
     В Лемурийскую эпоху был момент, когда на Земле могла жить всего одна человеческая пара, ..."настолько сильная, что смогла одушевить животные облики, удержаться в них. ... современное человечество произошло от той пра-четы". О них рассказывает Библия. Теми людьми овладел Люцифер. Но часть эф. тела Адама была отделена и вновь сокрыта в духовном мире. "И это эф. тело есть высшее Я, с которым мы вновь должны соединиться и лишь тогда стать целым человеком". Павел говорил о "старом" (ветхом) и "новом" Адаме. Это удержанное в духовных мирах эф. тело Адама получил Иисус Евангелия от Луки.
     "Благодаря этой части эфирного тела высокие ведущие творящие существа удержали человека тех времен от овладения индивидуальным мышлением и речью. Человек хотя и думает, но это вовсе не мышление, которое он индивидуально продуцирует для себя; он лишь берет нечто от божественной материи мышления, которая пронизывает мир. Также и индивидуальной речью не владеет человек; вместо нас высокие духовные существа дают группам людей один общий язык. Собственное мышление, собственный язык люди еще только должны себе завоевать через соединение со своим высшим эф. телом. О том, что в этом эф. теле заложена способность речи, рассказывает легенда, согласно которой младенцу Иисусу не нужно было учиться говорить; после рождения Он сразу заговорил с матерью и она смогла Его понимать".
     Соединившись с физическим телом, эф. тело Адама должно было подчиниться законам числа, размножения. И это размножение эф. тела ждет каждого из нас. Крест с розами и E.D.N. и т.д. 266-1, с. 548-549
     В Лемурийскую эпоху человеческое тело "...имело вид горячего дымного облака. Это было летучее тело, способное в каждый миг принимать другую форму. В раскаленной "печи" Земли жило то человеческое тело. ... В нем были темные включения, указывавшие на сегодняшний скелет. Тело напоминало современный рентгеновский снимок".
     И Атлантида сначала была покрыта огненным туманом. Постепенно человек "стал плотнее, желеобразным".Д.110 с.23-24
     "Человек с середины Лемурийской эпохи изнутри вырабатывает дух ... он все больше становится духом".Д.67/68, с.33
     До середины Лемурийской эпохи "...каждый человек был мыслью Бога. Душа уже прошла развитие через три состояния. Но божественная мысль слилась с душой в середине Лемурийской эпохи в духом одаренную душу". Д.69/70, с.22

254. "В известный момент вождь Христовых посвященных оказался в одиночестве с немногими приверженцами, которым он мог сообщить тайны мира лишь в очень ограниченной мере. Ибо эти приверженцы были такими людьми, которые по своему природному складу были наименее причастны отделению физ. тела от жизненного. Такие люди в тот период были вообще самыми подходящими для дальнейшего развития человечества. У них постепенно все меньше наступали известные переживания в состоянии сна. Духовный мир все больше и больше закрывался перед ними. Но зато у них не было также и понимания всего того, что раскрывалось в древние времена, когда человек находился не в физ. теле, а только в жизненном. Люди, непосредственно окружавшие этого вождя Христова оракула, наиболее опередили остальных в смысле соединения с физ. телом некогда отделенной от него части жизненного тела. ...
     Тогда впервые пробудилось самосознание. Сначала это произошло лишь у небольшой части человечества, преимущественно у приверженцев вождя Христова оракула. Прочие массы людей, рассеянных по Европе, Азии и Африке, сохранили в самых различных степенях остатки древних состояний сознания. Поэтому у них был непосредственный опыт, полученный в сверхчувственном мире. — Приверженцы Христова посвященного были людьми с высоко развитым рассудком, но из всех людей того времени они имели наименьший опыт в сверхчувственной области. Этот посвященный направился с ними с запада на восток, в некоторую область внутри Азии. Он хотел по возможности охранить их от соприкосновения с людьми, менее подвинутыми в развитии сознания. Он воспитал своих приверженцев в духе раскрывшихся ему тайн; особенно действовал он в этом направлении на их потомков. Так образовал он группу людей, которые восприняли в свои сердца импульсы, соответствовавшие тайнам Христова посвящения. Из этой группы он избрал семь наилучших, чтобы дать им жизненные и астральные тела, соответствовавшие отпечаткам жизненных тел семи лучших атлантических посвященных. Так воспитал он по одному преемнику посвященных Христа, Сатурна, Юпитера и т.д. Эти семь посвященных стали учителями и вождями тех людей, которые заселили в послеатлантический период юг Азии, преимущественно древнюю Индию". 13 (4)

364. "Последующей эпохой будет та, в которой медленно и постепенно в человеке выступит самосознание. Назовем ее эпохой самосознания. Но ей предшествовала, в циклической смене, эпоха, когда из сверхчувственных сил в человеке впервые был построен орган самосознания". Рубеж этих эпох — ХХ-й век. "До эпохи самосознания люди вели себя иначе (с XV по ХХ столетие), и весь внешний опыт складывался иначе, чем он будет складываться впредь". Тогда мысли возникали по большей части как сновидения, а в волевых импульсах было больше инстинктивного.146 (5)

422. Самосознание, до того как низойти в человека, пребывало "...в Существе, в Котором все души пребывали подобно каплям в воде. Это был Святой Дух, Который обитал вверху до воплощения я-сознания. Дух в себе, вот что представляет собой то, что в человеке приходит к я-сознанию". 97 (8)

574. «В отношении минерального царства, я бы сказал, То Божество, Которое, например в христианской религии, называют Богом-Отцом, в пра-древние времена основало мир в отношении минералов, растений, животных, а также в отношении внешнего животно-физического человека ... в той животной природе человека, которая не охвачена душевным, где человек не заражен страстями и вожделениями. ...
     Итак, если вы возьмете в руки кристалл, минерал или растение, то вы там не заметите борьбы между этими двумя родами существ. Но в тот момент, когда вы примете во внимание пронизанность человеческого тела душой, то увидите, что эти существа относятся друг к другу так, что люциферические существа говорят ариманическим: мы обещали Богу-Отцу за минералы, растения, животных, а также за человека -- пока он оставался бессознательным древним существом, не мыслил, жил, как животное, -- не спорить, не биться; но за человека, который достиг самосознания, мы хотим бороться до ножей. -- Так идет ужасная борьба за человека между воздушноогненными и земно-водными существами. И в это-то человек должен всмотреться».
     «Существо Ягве, имеющее свое, так сказать, место пребывания на Луне, ведет человека к Земле и желает господствовать над всем тем, что в человеке связано с желаниями, инстинктами размножающегося существа. Но размножающееся существо не может само себя регулировать. ...Поэтому существо Ягве нуждалось в помощниках. И существ, в которых Ягве нуждался как в помощниках, чтобы, например, инстинкты, связанные в человеке с едой, питьем, привести в созвучие с инстинктом размножения, чтобы вообще регулировать потребности и инстинкты, этих помогающих существ Ягве -- как лунный Бог -- нашел на Меркурии и Венере. ...Существа, находящиеся в этой связи, хотят все, что как плоть, кровь находится в человеке, регулировать с Луны, Меркурия и Венеры. Человек -- не просто земное существо, но в нем разыгрываются действия из мироздания.
     Если мы теперь рассмотрим тех существ, которых я ранее назвал ариманическими, которые свою твердь имеют непосредственно под поверхностью земли, существ земли и воды, то обнаружится, что к Ягве, к существам Меркурия и Венеры они находятся в таком отношении, что оказываются недостаточно зрелыми, ...чтобы взойти на эти мировые тела. Они осуждены в строе мира ...жить под земной поверхностью. Поэтому вы можете думать, что эти существа, хотя они и сторонятся всякой морали, ведут борьбу не только против воздушно-огненных существ, но, прежде всего, против Ягве, против сил Меркурия и сил Венеры и хотят отнять то, что по праву принадлежит господству Ягве. Ягве является регулятором инстинктивной человеческой природы. Но когда он управляет ею извне, она подпадает действию иных господств, чем моральное господство; но от того она не делается неморальной. Через правомерное господство Ягве род человеческий стал таким, каким мы его знаем. И для этого были необходимы существа Луны, Меркурия и Венеры.
     Против рода Ягве, каковым являются люди, ариманические существа возвели иной род, о котором я вам говорил. ...Низшая природа человека не зла, не низка; она делается таковой благодаря тому, что в нее описанным образом (через сон) проникают враждебные Ягве существа. Ягве хотелось бы, чтобы эти существа проявлялись только в землетрясениях, наводнениях, в вулканических явлениях. Но эти существа делают все возможное, чтобы проявиться также и в человеке; и из своей твердыни они совершают вылазки не только против существ воздуха и огня, но и против Ягве и его помощников на Венере и Меркурии.
     Так пребывает человек внутри борьбы, которую, с одной стороны, ведет Ягве и его воинство за справедливость в мироздании, а с другой стороны стоит воинство Аримана, который умом намного превосходит человека, который целиком и полностью отрицает моральную природу, а человека хочет сделать умным автоматом».
     Человек пьет и ест земные продукты. Воздухом и теплом он непосредственно не питается. «С другой стороны стоят существа с телесностью из воздуха и тепла. Они также незрелы, как враждебные Ягве существа. И те существа, которые противостоят им как зрелые, обитают на Марсе, Юпитере, Сатурне. Т. обр., воздушно-огненные существа делают выпады не только против ариманических существ, но им приходится биться с действиями, исходящими на человека от Марса, Юпитера, Сатурна. ...Если Луна, Венера, Меркурий действуют внутри человека, во внутренних органах, то Сатурн, Юпитер, Марс действуют внешне, в органах чувств. Например, действие Сатурна особенно существенно в глазах. Эти существа Сатурна, Юпитера, Марса хотят сделать человека земным, т.е. они хотят дать ему чувства, которые точно подходят человеческому физическому организму и остаются на поверхности. Они хотят дать ему нервы, исходящие из органов чувств и простирающиеся вовнутрь. Сатурн дает чувства. Юпитер дает продолжение нервов, а Марс обладает такой властью, которая, например, дает речь. Итак, все находящееся на поверхности человека эти существа хотят внести вовнутрь. Эти чувства и нервы, они суть некое подворачивание человеческой кожи вовнутрь».
     Существа воздуха и огня до ножей ведут с этим борьбу, особенно в молнии, во всем огненном. Они хотят, чтобы человек остался внешним: видел, слышал, но не ел, не пил, был ангелоподобным существом. «Существа Марса, Юпитера, Сатурна ведут себя во внешней природе -- если можно так выразиться об этих высоких существах -- совершенно точно. Они пронизывают то, что нам является во внешней природе как простая природа, моральным. Они вносят моральное в человека фактически через органы чувств». Воздушно-огненные существа хотят, чтобы человек только видел моральное, был моральным автоматом.
     «Все, что выражается в силах, приходит от существ Марса. Что выражается в законах природы приходит от существ Юпитера, а в цвете и звуке все идет от существ Сатурна. Существа же воздуха и огня не хотят, чтобы человек был телесным существом, а весь -- лишь сила и закон, т.е. был мыслью, цветом и звуком». В такой сложной борьбе должен человек развиваться к свободе.218 (8)

577. «В животных видели существ, которые являются гостями Земли, в которых можно видеть сущность и деятельность духовного мира, граничащего с земным. И в соединении человеческого с животным, изображаемого в образах, выявляли облики тех элементарных промежуточных существ, которые в мировом становлении хотя и находятся на пути к человечеству, но не вступают в земное, чтобы не стать людьми. Такие элементарные промежуточные существа есть. Египтяне, изображая их, лишь передавали своё видение. Но такие существа не обладают полным самосознанием человека. Дабы его получить, человек должен был столь полным образом вступить в земной мир, чтобы воспринять в свое существо нечто от существа Земли».26 (137-139)

48. Тому Мировому Духу, который открылся Моисею в пылающей купине, он говорит: если я получаю задачу выступить перед народом, чтобы инициировать культуру, которой надлежит основываться на самосознании, то кто мне поверит? На чье имя я должен опереться в моей миссии? В ответ ему звучит: "Ты должен сказать: "я есть Я-ЕСМЬ!" 60 (4)

143. (1; 2) "В самом себе во времена древнего ясновидения человек не находил еще того, что могло бы повести его вверх, в духовный мир. Он должен был принимать это как дар притекающих извне сил, как излияние духовных сил извне в его душу. Поэтому пророки могли указывать на будущее следующим образом: придет время, когда человек почувствует в себе свое "я", и узнает, что он есть самосознающее "я", из которого ему должны открыться тайны духовного мира. Это должно прийти со временем. И будет время, когда человек сможет сказать: имея в себе свое "я", силами этого "я" проникаю я в высокие тайны духовного мира! Но это должно быть подготовлено. Таким образом, низшая ступень Иерархий — человек — должна была быть подготовлена через ниспослание человеку того, чего в нем еще не было, чтобы он мог подготовиться к тому, чем ему надлежало стать. И вестник, Ангел, должен был возвестить человеку, что он станет в будущем этим Я в полном значении слова. Прежние Ангелы показывали человеку духовный мир; теперь особенный Ангел получил задачу нести дальнейшие откровения человеку. Он должен был сказать людям, что они прийдут к своему "я"; откровения же прежних Ангелов обращались не к "я".
     И пророк указывает на это: придет время для восприятия тайны "я", и из сонма Ангелов будет выделен один, который покажет вам, что эта тайна придет! Только так можем мы понимать значение слов: некий Ангел, некий вестник будет предпослан. Кому же этот вестник будет предпослан? Он будет предпослан человеку, которому надлежит прийти к самосознающему "я"; и он явится как существо из Иерархии Ангелов, которая до сих пор говорила к человеку, не имевшему в себе самосознающего "я". Вестник, о котором говорит здесь пророк, должен прийти и указать человечеству, что ему надлежит приготовить в своем внутреннем, в своей душе место для "я", для совершенного проявления "я". Таким образом, этот текст отмечает великий поворот в развитии человеческой души, в результате которого люди, вынужденные прежде при вступлении в духовный мир как бы выходить из самих себя, отныне могли оставаться в своем "я" и из него получать тайны духовного мира".
     (1; 3) "И каждый, кто искал тогда посвящения, должен был уяснить себе: мне надлежит отказаться от восхождения в духовный мир при помощи своего астр. тела; ибо время вступления в духовный мир при помощи астр. тела миновало. Мое "я" к этому еще не готово. Но в том, что во мне стремится подняться и вступить в духовный мир для восприятия импульса, я могу узнать не больше, чем только о существовании во мне чего-то такого, что со всей силой и мощью стремится к духовному импульсу! Этот душевный опыт каждого, кто искал тогда пути к духовному свету, называли "путем в одиночество души" или "путем в одиночество".
     Что же должен был сделать вестник, который подготавливал явление Христа? Он должен был сказать людям, искавшим познания приближавшегося импульса, о "пути в одиночество". Он должен был глубоко познать одиночество. Он должен был стать провозвестником одиночества души". 124 (4)

225. "Когда Моисею понадобилось каким-то образом весомо объявить, кто он такой и кто его послал, то Бог открывает ему Свое Имя: "Я есть Я-Есмь". Что это значит — не понять никому, кто не способен вникнуть в полный смысл и сущность того, как давались имена в древности". Человек состоит из физического, эфирного и астрального тел. Библия вполне различает, кто были творцы этих тел. И Библия говорит о творце человеческого Я — носителя самосознания. Первые были созданы Элоимами, последнее — Богом Ягве. Библия делает четкое различие между Элоимами и Ягве (для этого достаточно лишь прочесть первые две главы "Книги Бытия" и при этом не думать, что там эти различия присутствуют "просто так"). "В нашем "я" мы находим искру Бога Ягве", которая была внесена в человека раньше, чем он смог прийти к я-сознанию". "Моисей стал великим предтечей в приведении сознания человека к Я". Но работа Я над человеком началась в эволюции много раньше, и человек получал я-переживание в жизни между рождением и смертью как идущее в цепи поколений. В этом Я он помнил себя вплоть до времен праотцов. Вот почему Моисей в пылающей купине слышит Ягве — Бога Авраама, Исаака, Иакова. И он называет себя: "Я есть Я-Есмь" Он есть то же самое, что и входящий в человека четвертый элемент его существа — Я. Но вполне индивидуально человек Ветхого Завета еще не мог вобрать в сознание Я. Это происходит во времена "исполнения обетования". До Мистерии Голгофы к индивидуальному переживанию "Я-есмь" приходили лишь ученики Мистерий; и было оно в духовном мире. На Земле они становились свидетелями того, что Я существует, существует в духовном мире. А потом "Я-есмь" стало плотью и обитало среди нас. Но в отличие от Ягве Христос стал таким "Я-Есмь" для человека, которое им осознается индивидуально, как живущее в нем Божество. "Под Словом имеется в виду сущность, внутреннейшее в человеческой природе и в то же время — праисточник этой внутреннейшей сущности. И в Ев. от Матфея Христос говорит об этом так: искра того, что живет во Мне, имеется в каждой человеческой индивидуальности, и это есть то, что было еще прежде Евангелий. А в Ев. от Иоанна стоит значительное изречение: "Прежде, чем был Авраам, есмь Я". ...так Христос говорит о Себе как о праисточнике Я-есмь. 57 с. 121-133

Христос и Кришна

305. "Кришна — это та сущность в эволюции человечества, которая работала, спиритуально подготовляя в точение долгого ряда веков организацию человеческой природы, которая, начиная с VII-VIII вв. и до основания Христианства, постепенно делала человека способным вступить в эпоху самосознания". 146 (5)

449a. "Время, когда Христос явился среди людей, было тем временем, в которое Он как первый в среде человечества своим воплощением явил Я. Оно было семенем, из которого произросло все само-сознание, я-сознание, все личное.
     Но Он отдал свое Я миру. Этим Он указал людям путь к отказу от самостности".
     "Христос Иисус есть живое Слово. Все существа природы соединяются в человеке и образуют в нем Слово. Это есть Я в человеке — Иисус Христос. Человек становится Христом, если внутренне переживает, что весь мир сливается в нем, образует с ним единство". 266-1, с.124
     "Истинное Имя Христа Иисуса — "Я-Есмь". Кто этого не знает, не понимает и называет Его иначе, тот вообще ничего не знает о Нем. "Я-Есмь" — это Его единственное Имя".266-1, с.491

468. "Древняя мудрость была излита на человечество. Исходя из нее, было много сказано о сущностях, о силах, что господствуют над природой, но очень мало — о самом человеке. Человек тогда еще не пришел к своему земному сознанию, был еще ведом на помочах высшими силами. Он мог стать мудрым, но самосознание в нем еще не вспыхивало. Аполлоново "Познай себя" пребывало в среде человечества как тоска, как некий зов ведущих греческих богов, направленный в будущее. Была мудрость, трактовавшая о природе, — конечно, о природе всего космоса.
     И вот в ту жизнь человечества было внесено древнееврейское откровение... решительно отличавшееся от языческого откровения мудрости. Оно некоторым образом пренебрегло включить в себя мудрость о природе и мироздании. И о природе, и о мироздании в нем говорилось, по сути, лишь одно: Бог создал ее вместе с человеком, и человек в мире должен служить Богу. Все древнееврейское откровение служит одной цели: показать человеку, как он должен служить Богу Ягве. К чему апеллирует древнееврейское откровение? К чему тогда апеллировало и что тогда имело в себе языческое откровение, — это была головная организация, которая сама еще была способна вызывать в себе воспоминания о лунном времени.
     Еврейское откровение к этому апеллировать не могло. Оно могло апеллировать к остальной человеческой организации. ...Эта остальная организация солнечна и воспринимает в себя идущее от Луны. А идущее от Луны экстремально ведет к заблуждению, к тому, что может открываться во внутреннем человека. Но это и есть содержание древнееврейского откровения. Оно целиком имеет отношение к человеку. Человек в древнееврейском откровении стоит в самом центре.
     Однако ко времени Мистерии Голгофы человек еще не был пронизан самопостижением, самопознанием. Нужно было искать путь, который, собственно, был обходным путем. И он проходил через иудейскую народность. Поэтому иудейская религия — это, прежде всего, не религия человечества. Она не обращается к отдельным людям, но — ко всему еврейскому народу. Она — народная религия. Она говорит о человеке, но окольно, через народ.
     В такую среду была поставлена Мистерия Голгофы: в дотлевающую древнеязыческую мировую мудрость и в сознание человечества в форме народного сознания. ...Следует отличать факт Мистерии от средств ее постижения, ощущения. Язычники могли ее понять лишь остатками их мировой мудрости, иудеи — только тем, что было открыто. И так это вначале и понималось. Остаток древней мудрости явил себя в гностическом постижении События Голгофы. Иудейскому откровению обязана своим постижением Мистерии Голгофы римско-католическая церковь. И теперь, чтобы вообще Мистерия Голгофы была понята, должен быть проложен обходной путь сквозь эти два мировых потока".196 (3)

От Иоаннова дня к дню Михаэля

635. "Все в физически-эфирном человеке в вершине лета прокалено, если воспользоваться выражением Якоба Беме, огнем серы. Это может оставаться в подсознании, поскольку это тонкий, интимный процесс. ...для свершений в космосе он обладает колоссальным значением. — Существа с других планет смотрят эфирными глазами вниз в Иоанново время и видят внутреннее человека как светящуюся сущность. Это процесс сульфуризации. ... сульфуризованные в человеке субстанции неимоверно родствен­ны ариманическим силам. И видно, с одной стороны, как человек блистает в Иоанновом свете в космосе, но как драконообразное, похожее на змею образование Аримана извивается через этого в астральном све­те светящегося в космосе человека и старается его опутать, старается его обвить, стянуть в сонное, сновидческое, в подсознательное. Так что люди через эту иллюзорную игру, которой Ариман занимается со светящимся, с космически светящимся человеком, должны стать мировыми сновидцами и так сделаться добычей ариманических сил. Все это имеет в космосе значение".
     И когда из определенного звездного образования на Землю падает метеорное железо, то для человека оно является колоссаль­ной силы целящим оружием богов, направленным против Аримана. "И то, что пространственно в могучем величии разыгрывается вовне, в Мироздании, когда августовские рои метеоров лучатся в астральном свете в чело­веческом излучении, это имеет свой нежный, по видимости малый, но только простран­ственно малый противообраз в том, что происходит в человеческой крови. ... Человеческая кровь вовсе не столь материальна, как считает современная наука, но, повсюду возбуждаемая духовно-душевным, она пронизывается, простреливается тем, что как железо лучится в крови, что, побе­ждая болезнь, страх, ненависть, вчленяется в кровь как железо. ...Ибо избавление от боязни, избав­ление от страха излучается здесь с железом.
     И как боги своим метеорным железом побеждают тот дух, который желает всю Землю затопить страхом с помощью своего змеиного образования, когда боги дают излучаться железу в эту атмосферу страха, ко­торая особенно интенсивна с приближением осени, или когда кончается вершина лета, то нечто подобное тому, что совершают боги, происходит во внутреннем человека, когда кровь пронизывается железом. Все эти вещи человек впервые начинает постигать, лишь когда ему становится понятным их внутреннее духовное значение; а с другой стороны — он познает связь образования серы, образования железа в себе с тем, что имеется в космосе.
     Наблюдая, как звездопад идет через пространство, человек должен с почтением к богам сказать себе: происходящее вовне, в пространственных далях, — это в атомистически малом раз­мере постоянно происходит и в тебе: этот звездопад происходит тогда, когда образуется железо в каж­дой частице крови; твоя жизнь есть сплошной звездопад, сплошное падение маленьких звездочек. ...Такова связь внутреннего человека с Мирозданием. И затем мы видим, как особенно из нервной организации, пронизывающей человеческое тело происходит, особенно с приближением осени, мощное излучение серы, сульфура в мозг. И можно всего человека увидеть, так сказать, в виде светящегося серой фанто­ма, когда приближается осень.
     Но в эту синевато-желтую атмосферу серы излучаются рои метеоров, пребывающие в жизни крови. Это другой фантом. И в то время как фантом серы тянется, как облако, из нижнего человека в голову, из головы, из образования железа излучается рой метеоров в живое бытие крови.
     Таков человек с приближением времени Михаэля. Он должен научиться употреблять в своем сознании метеорные силы своей крови. Он должен научиться праздновать праздник Михаэля... как праздник освобождения от боязни, освобождения от стра­ха, как праздник внутренней инициативы и внутренней силы; тогда праздник Михаэля человек образует как празд­ник достижения воспоминания, бессамостного самосознания".
     "Человек говорит себе: ты становишься господином этого процесса, — который в ином случае развора­чивается в природе без твоего сознания, — если ты, подобно тому как ты благодарно склонялся перед рождением Спасителя на Рождество, как ты переживал глубокое внутреннее душевное движение на Пасху, в этот осенний праздник Михаэля переживешь, как должно возрастать в тебе все то, чему в человеке надлежит развиваться, направляясь против удобств, против боязливости, как внутренняя инициатива, свободная, силь­ная, смелая воля. Как праздник крепкой воли следует представлять себе праздник Михаэля. И если это происходит, если познание природы сливается с истинным духовным человеческим самосознанием, тогда праздник Михаэля получает свой правильный колорит, свою правильную окраску. ...Тогда из всего, что я описал, выступит величественный образ Михаэля (в борьбе) с драконом. ... нарисованный нам из космоса. Тогда дракон нарисует себя сам, образовав свое тело из сине­вато-желтых течений серы. Мы увидим в них мерцающий, излучающийся, облакообразно возникающий из серных паров облик дракона, над которым возвышается Михаэль, над которым Михаэль являет свой меч.
     Но мы лишь тогда правильно себе это представим ... когда атмосферу, в кото­рой Михаэль свое величие, свою силу разворачивает против дракона, когда пространство мы наполним не однообразными облаками, а роями проносящегося сквозь него метеорного железа, образующего себя мощью, исходящей из сердца Михаэля, и сливающегося в железный меч Михаэля; этим образованным из мете­оров железным мечом Михаэль побеждает дракона. ...Это, как обновление старого образа, может быть нарисовано из непосредственного созерцания космоса". Наша цивилизация переполнена железом, материальным железом и материализмом. Найти из этого выход можно, лишь перейдя от железа локомотивов и железных дорог к метеорному железу, идущему из космоса, к силе Михаэлева железа, дающего человеку вместо при­родного познания самосознание.
     На этот счет в астральном мире имеется одна запись, понять которую можно исходя из вышеизложенного. В астральном мире имеются своего рода поучительные надписи, своего рода путеводители. Их можно во внутреннем исследовании прочесть в астральном свете. "И именно теперь, а в общем уже десятилетия, но особенно сильно в наше время тяжелых испытаний, в астральном свете, когда духовно странствуют в стра­не духа, можно прочесть примечательное изречение ... написанное очень значительными письменами:

О человек,
Ты образуешь это для своих услуг,
Ты открываешь это как свою материальную ценность
Во многих своих произведениях.
Однако лишь тогда это станет для тебя целительным,
Когда тебе откроется
Его высокое духовное могущество!"
223 (10)

661. В период с середины до последней трети Атлантической эпохи существу, "...которое следует на­звать Люцифером, удалось так угнездиться в человеческом астр. теле, что человек все более и более стал погружаться в твердое физ. тело". Высокие существа не захотели иметь дела с отставшими духами. Они свергли их на Землю, в результате чего они развернули свою деятельность в человеческом астр. теле. Но это же привело к тому, что человек научился говорить себе "я", смог развить самосознание.112 (14)

109. "Эфирный поток, идущий из космоса, постоянно циркулирует в человеческом теле. Он вступает через голову, идет оттуда в правую ногу, затем в левую руку, затем — в правую, затем в левую ногу и оттуда — назад в голову. Представьте себе человека, стоящего с раскинутыми руками, тогда поток образует пента­грамму. Было бы плохо, если бы поток вступал не через голову, а через ноги. Через ноги в человеческое тело входят все плохие влияния, чем и пользуется черная магия. Но этот поток циркулирует не только тогда, когда человек находится в указанном особом положении, но постоянно, когда руки сложены вместе или ноги согнуты". Этот поток обусловливает феномен самостоятельно расходящихся рук в том упражнении, где мы правую руку кладем поверх левой и концентрируемся на них с определенными словами. Человек сформирован эфирными потоками. Один из них замкнул его в собственную кожу, отделив от окружения. Человек выпрямился и стал способен образовывать карму. — Это вызвал второй поток. Третий поток с развитием легких образовал гортань, и возникла речь. Четвертый поток образовал центр у корня носа, и человек пришел к самосознанию; ранее он обладал лишь самочувствием.
     "Через человеческое тело проходят вибрации пяти эфиров. Один из них циркулирует в твердой субстан­ции и потому называется "земным", поскольку пронизывает также и твердую землю. Эти пять течений по­стоянно циркулируют в человеке и приводят его в связь со всем космосом.
     Из духа соткано все человеческое существо, из духа мы рождены, низошли в материю и снова устремля­емся в дух. Течения, которые действовали при нашем нисхождении в материю, должны быть нами осоз­наны. Мы идем назад тем же путем, каким пришли, но сознательно. Другого истинного развития не существует".42/245 (14.11.1906)

153. "В эф.теле человеку напечатлевается разум Космоса. Возможность этого предполагает деятель­ность мировых существ, которые своим совместным деянием слагают человеческое эф.тело так же, как физические силы — физ.тело.
     В астр.теле духовный мир напечатлевает человеку моральные импульсы. И что они могут изживать се­бя в человеческой организации, зависит от деятельности тех существ, которые способны не только мыс­лить духовное, но и сущностно его слагать.
     В я-организации человек переживает себя самого как духа. Для того, чтобы это могло произойти, необходима деятельность существ, которые сами, как духовные, живут в физическом мире". 26 (к 73-75)

215. На Земле человек является десятичленным существом:

1 физ. тело	2 эф. тело	3 астр.тело	4 Я
5 эф. тело	6 астр. тело	7 "я"
8 астр.тело	9 Я
10 Я

     "Когда вы стоите перед человеком и разглядываете его, видите его голову, форму лица, нос, губы, видите его таким, каков он есть (также, когда вы его рассматриваете как анатом, как физиолог), то вы имеете перед собой то, что из физ.тела сделало его Я.
     Что сделало из физ.тела бытие Луны, Солнца, Сатурна — это не дано вашему взгляду, это остается скрытым. ... Итак, остается сокрытой та конфигурация физ.тела, которая образована эф., астр. и самим физ. телами. Пере­живаемое нами внешне есть, собственно говоря, воплощение Я. ... Итак, мы воспринимаем то, что сде­лало Я из физ.тела. А чего мы не воспринимаем? — Самого Я. И если вы назовете "я" это (см.схему ниже) — 1 и это — 4, то я-1 воспринимаемо извне; "я"-4 вы не воспринимаете извне, но имеете лишь само­переживание. Когда вы переживаете себя в своем самосознании, когда вы воспринимаете, то воспринимаемое вами, чувствуемое вами, мыслимое вами... это "я", о котором говорят философы. Вы, т.обр., это я-4 вос­принимаете как внутреннее переживание.
     Но как внутреннее переживание вы не могли бы его воспринять, если бы здесь было только Я. Я уже говорил, что мы спим не только ночью, но и днем. Мы не осознаем полностью всех внутренних пережива­ний, и поскольку мы спим в течение дня, то днем в нас также живут существа высших Иерархий... Мож­но сказать: как бессознательное переживание наша воля дана в нас Архаями, чувства — Архангелами, а мышление — Ангелами. И все это струится и ткет в Я, и в конце концов становится тем, что человек называет своей внутренней душевной жизнью.
     Но знакомым, собственно говоря, "я" является лишь здесь — 1. ... Когда один человек встречает другого, то он воспринимает я-1; когда он смотрит в себя, то он воспринимает я-4. ... А то "я", ко­торое я здесь называю я-2, определяется в эф.теле, и оно остается — но это лишь кажется — сокрытым. ... Вы можете почувствовать безо всякого ясновидения, что я-2 приводит эф.тело в совершенно опре­деленное ритмическое движение, как я-1 дает определенную форму физическому телу". Я-2 извлекается через эвритмическое движение. В эвритмии "...вы можете абстрагироваться, отвлечься от физического тела и вглядываться лишь в то, что делает эф.тело; тогда вы будете иметь "я" в эф.теле, внутри его, в движении.
     Мы пытаемся вырвать у Аримана эвритмию, ибо по той причине, что Ариман пришел в мир, человеческое эф.тело отвердело настолько, что человек не мо­жет развить эвритмии как природного да­ра".
     "Я-З человек также не переживает не­посредственно. ... Я-З мы переживаем, когда поем или говорим. Я-4 живет в очень подсознательной области — оно жи­вет во всем том, на что человек спосо­бен в пределах творения своей фантазии. ... оно живет как творческая фантазия в широчайшем объеме. Ему должно быть приписано то, что в моей "Философии свободы" вы найдете в главе "Моральная фантазия"".
     "Что из глубин душевной жизни бьет ключом в добром и злом, проистека­ет от я-3. Влияние на это "я" оказыва­ют существа Ангелов и существа Арханге­лов в добром и злом смысле, с люциферической и ариманической природой". —"Когда говорят о человеке, живущем на Земле, то едва ли имеют в виду что­-либо иное, чем то, что очерчено жирной линией. Над этой линией находится все то, что человек содержит в себе как ос­таток от времен древних Сатурна, Солнца и Луны". Под линией находятся ближайшие к человеку и имеющие с ним непосредственную связь Иерархии.

161 (1)

514a. Свое духовно-душевное эзотерик должен познавать как буквы мирового свершения. Символ круга с точкой в центре обозначает Я, и он реально существует в мире, на небе. Это Земля с вращающейся вокруг нее Луной. Земля есть место для развития Я-сознания. Луна в ее 4-х четвертях есть внешний знак сил, действующих в линии наследования. Солнцем вызывается вспышка самосознания. "В духовных силах, находящих свое физическое выражение в Меркурии, следует видеть то, что людям дарует рассудок". Без Меркурия человек имел бы сознание, но без рассудка.
     "Венера есть физическое выражение духовных сил, оплодотворяющих в человеке рассудок новыми идеями, выходящими за пределы обычного мозгового мышления". Силы Марса воздействуют сначала на Венеру, а через нее — на Землю, отчего они действуют не воинственно. На Марс, в свою очередь, устремляется возвышенная духовная сила из духовного окружения Юпитера. Это духовный свет, который человек внутренне переживает "...как силу любви, если в почитании и с благодарностью взирает на это мировое Существо осознает милость, струящуюся оттуда на нас". Сила света — любви, воздействуя на Марс, предотвращает его воинственное воздействие на Венеру и Землю.
     От Сатурна мы получаем тепло энтузиазма. Оно также устремляется к Юпитеру и соединяется с его светом.
     Солнце занимает среднее положение между тремя внешними и тремя внутренними планетами. Я-силу, само сознание человек получает с Солнца. Мы имеем три Солнца: духовное — дающее Я, физическое и посредника между высочайшими духовными силами, находящимися за Солнцем, и силами внутренних планет. "Это третье Солнце посвященные всегда открывали в христианских местах посвящения. Глубокий трагизм был заключен в том, что человек, знавший об этом третьем Солнце, не мог однако переживать его внутренне. Это был Юлиан Апостата".
     Семь роз на кресте есть символ "семичастной небесной розы". Из трех внешних кругов (сфер) звучит к Земле E.D.N.; из трех внешних — P.S.S.R., от Солнца — J.C.M. Третье Солнце есть носитель Христа. Апостата не смог идентифицировать его со Христом. 266-3, с.121-124, 127

1008. "Время, которое вы проспали, является вам как жизненная темнота. И этой жизненной темноте, этому жизненному мраку вы говорите "я". У вас не было бы никакого сознания "я", если бы вы не могли видеть эту темноту. Не тому обстоятельству, что с утра до вечера вы работали, обязаны вы способностью сказать себе "я", нет, вы обязаны этим сну. Ибо "я", как мы его называем в земном бытии, является, прежде всего, жизненной тьмой, пустотой, небытием. И если мы правильно рассматриваем нашу жизнь, то мы не должны в отношении нашего самосознания говорить, что мы им обязаны дню, но что мы им обяза­ны ночи. Так впервые через ночь становимся мы тем, что составляет действительного человека, тогда как в ином случае мы бы были автоматами. ... Итак, мы можем сказать: наше собственное, истинное, внутрен­нее Я, мы его вовсе не берем с собой из духовного мира в этот физический земной мир. Мы всегда оста­вляем его в духовном мире. Оно было в духовном мире до того, как мы низошли к земному бытию. И оно на­ходится в духовном мире от засыпания до пробуждения. Оно постоянно пребывает в духовном мире. Когда в течение дня мы обладаем, как люди, современным сознанием и называем себя "я", то это слово "я" слу­жит указанием на нечто такое, что не находится в этом физическом мире, что в физическом мире имеет только образ... наиправильнейшим было бы рассматривать находящееся здесь, на Земле, не как действительного человека, а как образ действительного человека.
     Его образный характер можно успешнее уяснить, представив себе следующее. Вот мы спим. Я ухо­дит из физ. и эф. тел, а также и астр. тело. Но Я действует в крови и в движениях человека. Движения во сне прекращаются, а то, что находится в крови, продолжает действовать; но Я при этом отсутствует. ... То же самое касается астр. тела, которое постоянно живет во всем дыхательном процессе. Оно покида­ет ночью процесс дыхания, однако он продолжается! ... тогда существа ближайшей Иерархии вступают в пульсацию крови, тогда Ангелы, Архангелы, Архаи живут в тех органах, в которых Я живет днем во вре­мя бодрствования. А в дыхательном процессе живут ... Эксузиаи, Динамис, Кириотетес. ... С эф. телом мы в течение дня не смогли бы делать всего того, что мы должны им делать, если бы его не наполняли во время бодрствования существа наивысшей Иерархии: Серафимы, Херувимы и Троны; они вообще постоянно находятся в нем. ... Что внешняя анатомия говорит о физ. теле — это не могло бы привести в движение ни один его атом. Для этого нужны совсем другие силы. Эти силы суть никакие иные, как те, которые с пра-древнейших времен называются силами Высшей Троицы, силами Отца, Сына и Духа. Троица живет в нашем физ. теле.
     Итак, мы можем сказать: на протяжении всей нашей земной жизни наше физ. тело принадлежит не нам; благодаря нам оно не могло бы проходить своего развития".228(4)

1862. Наблюдение, переживание моральных идей, действие в соответствии с ними — все это идет в воз­душную, световую, водную и твердую организацию человека как источник жизни и освобождается с его сме­ртью; в течение же жизни плодотворны моральные идеи. "Где источник жизни? — Он в том, что возбуждает моральные идеалы, что, воодушевляя, действует в человеке, И мы в состоянии сказать, что когда сегодня мы даем моральным идеалам воспламенить себя, то эта жизнь, звук, свет выносятся вовне и становятся творческими в Мироздании. Мы выносим наружу миротворческое; и источник его — в моральном. Вы видите, рассматривая всего человека, мы находим мост между моральными идеалами и тем, что оживляет, а также и химически действует в физическом мире. Ибо звук действует химически, соединяет и расчленяет субстан­ции. Светящее в мире имеет свой источник в моральных побуждениях, в тепловом организме человека. ... будущее мира в зародышах — как моральные идеалы — находится в нас".
     "Теоретические идеи действуют охлаждающе на тепловой организм. ... а потому они действуют парализующе на воздушный организм, а также на световой организм. Далее они действуют убийственно на мировой звук, и они действуют погашающе на жизнь. С теоретическими идеями приходит к концу сотворенное в пре­дыдущем мире. Когда мы постигаем теоретические идеи, в них умирает Мироздание".
     "Благодаря умиранию Мироздания мы являемся самосознающими людьми, способными приходить к мыслям о мире. Но когда Мироздание думает в нас, оно уже труп. Мысли о Мироздании — это трупы Мироздания. ... Прошлый мир умер в нас вплоть до материи, до силы. И только потому, что одновременно с этим возникает новое, мы не замечаем, что материя преходит и вновь возникает. В человеке материя приходит к концу че­рез теоретическое мышление; через моральное мышление материя и мировые силы вновь оживляются. ... Природное переходит в человеке в моральное; в моральном возникает новое природное".
     "Под моральным я не имею в виду только то, что подразумевает под ним филистер, но я имею в виду со­вокупность всего морального, т.е. и те импульсы, которые мы, напр., приобретаем, рассматривая величие космоса, когда мы говорим себе: мы рождены из космоса и мы ответственны за то, что происходит в мире, — когда мы воодушевляемся работой для будущего, исходя из духовнонаучного познания. И когда мы саму Ду­ховную науку рассматриваем как источник морального, то тогда в наибольшей мере мы можем воодушевиться для морального, тогда такое воодушевление, действующее из духовно-научного познания, станет в то же время источником морального в высшем смысле слова. Но то, что обычно называют моральным, является лишь нижними частями морального".202 (11)

Х. ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ

1. Сознание и самосознание

Уровни сознания
1517.
"1. Сатурн — трансовое всесознание.
2. Солнце — глубокое сознание сна без сновидений.
3. Луна — образное сознание сна со сновидениями.
4. Земля — бодрственное, или предметное сознание.
5. Юпитер — психическое, или сознательное образное сознание.
6. Венера — сверхпсихическое, или сознательное живое сознание.
7. Вулкан — спиритуальное, или самосознающее всесознание".93-а (24)

1539. "Самосознание мы называем Я".93-а (11)

535. "Авенариус считает, что если бы в мире не было никого, кроме нас, то мы не говорили бы об отличии нашей души от внешних вещей. ... С определeнной точки зрения Авенариус прав. ... Прав он постольку, поскольку вообще имеет какое-либо значение тот факт, о котором мы в ходе времени совершенно забываем, что в самом начале жизни мы соприкасаемся с людьми ... это оказывает влияние на все наши представления. Если бы мы не соприкасались с людьми, то все было бы иначе, но не так, как считает Авенариус... Этот иной образ мира содержал бы в себе духов, которые пребывают в основе мира. ... Если бы мы были в мире одни — только представьте себе такую ужасную абстракцию, — то мы, конечно, не отличали бы себя от минералов и растений, но зато позади растений и минералов мы воспринимали бы божественно-духовный мир. Там, впрочем, не должно бы было быть и животных, т.к. они также изменили бы картину мира. ... ценой невосприятия Иерархий божественного мира приобретаем мы то, чем становимся благодаря совместной с другими людьми жизни на Земле! Человек неким образом заслоняет божественный мир. Этого, естественно, не сознавал Авенариус и потому ввeл вопросы в ложную колею. ... Мы бы, правда, не отличали тогда себя от других людей и от растений, и от минералов, но зато отличали бы себя от богов, которые нас тогда окружали бы. Такова истина!" 186(12)

1287. "В древнем индийском смысле Люцифер выступил перед людьми и сказал: вы будете как боги и сможете найти состояние Саттва, Раджас, Тамас в мире ... по указанию Люцифера люди должны были познать внешнее; потому они должны были пройти через эволюцию вплоть до эпохи Христа.
     Потом в лице Кришны и мальчика Иисуса Евангелия от Луки явился тот, кто некогда отступил перед Люцифером. На двух этапах (Бхагават-Гита и Евангелие) учил он теперь тому, что должно было быть обратным полюсом учения, данного Люцифером в Раю: Люцифер хотел открыть вам глаза на состояния Саттва, Раджас и Тамас; закройте глаза на состояния Саттва, Раджас и Тамас, и вы почувствуете себя самосознающими людьми (так учил Кришна).
     Так выступает, с одной стороны, имагинация Рая, где Люцифер открывает людям глаза на Саттва, Раджас, Тамас и временно отступает тот, кто является противником Люцифера. Потом люди проходят через развитие и достигают точки, где приходит учение о самосознании ... Оба учения односторонние... Поэтому выступило нечто всеобъемлющее — Импульс Христа, высший синтез двух односторонностей... через Люцифера человечество было бы осуждено жить односторонне во внешнем, в состояниях Саттва, Раджас, Тамас; через Кришну оно должно было быть воспитано в другой односторонности: закрыть глаза и искать только собственного совершенства.
     Христос взял на Себя грехи. Он дал людям то, что уравновешивает обе односторонности. Он взял на Себя грех Кришны и всех, кто хотел его совершить, держа свой взгляд прикованным к состояниям Саттва, Раджас, Тамас. Взяв на Себя односторонности, Он дает людям возможность постепенно снова найти созвучие между внутренним и внешним миром, ибо только в этом созвучии можно найти исцеление для людей.
     Но когда развитие уже началось, оно не может сразу закончиться. Развитие к самосознанию, которое началось вместе с Кришной, продолжалось далее и все более напрягало самосознание, вызывая все большее отчуждение от внешнего мира. Это развитие имеет тенденцию продолжаться и в настоящее время. В ту эпоху, когда импульс Кришны был воспринят мальчиком Иисусом Евангелия от Луки, человечество было как раз охвачено этим развитием все возрастающего напряжения самосознания, все большего отчуждения от внешнего мира. Это познали люди, которые приняли крещение от Иоанна в Иордане. ... они поняли Крестителя, когда он им сказал: переменитесь, не идите путем Кришны! — хотя он и не употребил этих слов. Мы можем назвать этот, начавшийся тогда, путь путем Иисуса, если говорить в оккультном смысле. ... во многих областях человеческой культуры в ряде столетий, последовавших за основанием Христианства, опирались только на Иисуса, а не на Христа... И это стремление к индивидуальному совершенству напрягалось до того, что люди стали впадать в трагизм все большего отчуждения от божественной природы, от внешнего мира. ... среди нас ходит много душ, не понимающих своего окружения. ... Многие души чувствуют, как мало способен теперь человек освободиться от чрезмерно окрепшего самосознания. В наше время такие души будут искать открытого им через Антропософию понимания Импульса Христа. ... "Я" — это слово Кришны ... “Не я, но Христос во мне", — это слова Христова Импульса”. 146(9)

Философия и оккультизм

     143. "Философия может смутно почувствовать сокровенный свет, когда он появляется в своем последнем воздействии в человеческом мышлении. ... Эпоха философии лежит в прошлом. Единственное, чем она теперь может быть, — это служить спасению человеческого Я, самосознания. Философия должна понять это. Поэтому постарайтесь с этой точки зрения воспринять мою "Философию Свободы", которая исходит из того, что... в развитие человечества должна вступить теософия. ... Теософия древнее философии... она вступит на место философии, несмотря на все препятствия. ... Но глубже и полнее проникает в сущность человека оккультизм. ... Оккультизм наиболее древен и имеет самую долгую эпоху. До теософии был оккультизм, после теософии будет оккультизм". 137(10)

     157. "Первая эпоха философских воззрений начинается в греческой древности. Ее можно исторически явственно проследить до Ферекида Сиросского и Фалеса Милетского. Она кончается в то время, на которое приходится основание Христианства. В ту эпоху духовное стремление человечества являет существенно иной характер, чем более ранние эпохи. Это эпоха пробуждающейся жизни мысли. До нее человеческая душа живет в образных (символических) представлениях о мире и бытии. При непредвзятом рассмотрении невозможно признать правоту тех, которые хотят видеть жизнь философской мысли в догреческом периоде. Необходимо видеть начало истинной, выступающей в форме мысли философии именно в Греции. То, что в размышлениях о мире на Востоке и в Египте подобно элементу мысли, перед подлинным размышлением является не истинной мыслью, но образом, символом. В Греции рождается стремление познать мировые соотношения с помощью того, что можно назвать в настоящее время мыслями. До тех пор, пока человеческая душа представляет себе при помощи образа мировые явления, она чувствует себя еще тесно с ними связанной... Грек ощущает мысль так, как в настоящее время человек ощущает какое-либо восприятие, как он ощущает красное или желтое... В подобном переживании мысли начинается развитие, идущее от Ферекида и Фалеса и достигающее своей высшей точки в Платоне и Аристотеле и затем постепенно угасающее вплоть до своего конца в эпоху основания Христианства. Из подоснов духовного развития жизнь мысли льется в человеческие души и порождает в них философские системы, воспитывающие эти души для ощущения своей самостоятельности по отношению к внешнему миру".
     "В период возникающего Христианства начинается новая эпоха. Человеческая душа уже не может ощущать мысль как восприятие внешнего мира. Она чувствует ее как порождение своего собственного (внутреннего) существа. Из подоснов духовного становления в душу излучается импульс гораздо более могущественный, чем жизнь мысли. Лишь теперь пробуждается самосознание внутри человечества. ... Этот характер философского стремления сохраняется приблизительно до Скотта Эригены (880 г. по Р. Х.). Философы этого времени совершенно погружаются философским мышлением в религиозные представления. С помощью таких представлений человеческая душа, совершенно предоставленная самой себе, в пробужденном самосознании стремится прийти к осознанию своей принадлежности к жизни мирового организма".
     "Следующая эпоха носит совершенно иной характер. ... Каким образом может в жизни мысли выразиться нечто такое, что помыслено не только душой? — Это становится вопросом философов этой эпохи. Духовные течения номинализма, реализма, схоластики, средневековой мистики вскрывают основной характер этой эпохи. Человеческая душа хочет испытать характер действительности жизни мыслей. С окончанием третьей эпохи меняется характер философского устремления. Самосознание души окрепло благодаря длившейся в течение веков внутренней работе, состоявшей в испытании действительности жизни мысли".
     "Каким нужно представлять себе мир, чтобы в нем могла быть помыслена человеческая душа? Как она должна быть помыслена в смысле самосознания? Таков вопрос, который при непредвзятом рассмотрении можно найти в основе философии Джордано Бруно (1548-1600) и на который совершенно явственно ищет ответа Лейбниц (1646-1716). Представлениями образа мира, возникающими из подобного вопроса, начинается четвертая эпоха развития философских мировоззрений. Наша эпоха является приблизительно серединой этого периода". "В четвертую эпоху расцветающее естествознание ставит рядом с философским образом мира природный образ, который постепенно самостоятельно завоевывает себе собственную основу".
     "В первую эпоху человеческая душа начинает отделяться от внешнего мира и развивать такое познание, которое обращается к собственной жизни души. Эта собственная жизнь души находит силу в пробуждающемся элементе мысли. В четвертую эпоху выступает природный образ, который отделился от собственно душевной жизни. Возникает стремление представлять себе природу так, чтобы в представления о ней не примешивалось ничто из того, что душа черпает из себя, а не из самой природы. Таким образом, в эту эпоху душа со своими внутренними переживаниями оказывается обращенной на самое себя. Ей угрожает необходимость признать, что все, что она может познать о себе, и значение имеет только для нее самой и не содержит указания на тот мир, в котором она коренится своим истинным существом, ибо она не может найти своих следов в природном образе". 18(1)

     229. "Продолжающейся отъединенности человеческого от его первоначального Божественно-духовного можно избегать лишь до тех пор, пока человек еще не дошел до раскрытия своей души рассудочной, или души характера. После ее раскрытия в человеке происходит порча его физ., эф. и астр.тел. Древняя наука знает эту порчу как нечто, живущее в человеческой сущности, знает, что она необходима, дабы сознание в человеке могло продвинуться до самосознания. В познании, которое блюлось в местах, уготованных Александром Великим науке, жил аристотелизм, который, будучи правильно понятым, несет в себе эту порчу как определяющий элемент своей науки о душе. Однако позже более не проникали во внутреннюю сущность подобных идей". 26(137-139)

     331. "Первые восемь веков христианской эры представляют собой дальнейшее действие переживания мысли в человеческой душе, когда как бы в сокрытой глубине еще покоится зарождение новых сил, стремящихся формирующе воздействовать на развитие мировоззрения. В Декарте эти силы уже в высокой степени действенны. В период между Скоттусом Эригеной и приблизительно ХV-м столетием мысль проявляется снова в своей подлинной силе, которой она не проявляла в предыдущую эпоху. Но все же выступает с совершенно иной стороной, нежели в греческий период. Греческие мыслители переживают ее как восприятие; от VIII до ХV века она поднимается из глубины души; человек чувствует: во мне зарождается мысль.
     ХV, ХVI столетия ставят перед душой новый импульс. Он медленно подготовляется и медленно укрепляется. В человеческой душевной организации совершается превращение. В области жизни мировоззрения это превращение выражается в том, что мысль может ощущаться теперь не как восприятие, а как результат самосознания. Это превращение человеческой душевной организации можно наблюдать во всех областях развития человечества. Оно сказывается в возрождении искусства, науки и европейской жизни, а также и в реформаторских религиозных движениях. Это превращение можно найти, исследуя в человеческом душевном развитии глубины искусства Данте и Шекспира.
     Другим симптомом этого превращения человеческой душевной организации является зарождение новейшего естественнонаучного образа представления. Сравните состояние мышления в природе, каким оно возникает благодаря Копернику, Галилею, Кеплеру, с тем, что этому предшествовало. Естественнонаучному представлению соответствует настроение человеческой души в начале новейшего периода в ХVI в. С этого времени природа рассматривается таким образом, что чувственные наблюдения над ней становятся единственным свидетелем. Это вскрывается особенно явственно в Бэконе и Галилее. Из образа природы постепенно все более исчезает то, что ощущается как результат самосознания. Таким образом, порождения самосознания и наблюдение природы противостоят друг другу все резче, все более разделяются пропастью. Декарт знаменует собой видоизменение душевной организации, разграничивающей образ природы и порождения самосознания".
     "Можно познать всю значительность видоизменения душевной жизни, если вспомнить, как говорят о природных процессах такие натурфилософы, как И. Кардан (1501-1576) и Бернардин Телезий (1508-1588). В них продолжает еще действовать мировой образ, который, благодаря возникновению естественнонаучного образа представлений Галилея, Коперника и др., утрачивает свою силу. Для Кардана в природных процессах определенно живет еще нечто, что он представляет себе подобным человечески-душевному, что было бы возможно и в греческом мышлении. Телезий говорит об образующих силах в природе, которые он мыслит себе по образу, создаваемому им из человеческой образующей силы. Галилей уже утверждает, что то, что человек несет в себе как ощущение тепла, не существует как таковое во внешней природе, как не существует в последней раздражения, ощущаемого человеком от прикосновения пера к пятке".
     "В такой индивидуальности, как Леонардо да Винчи (1402-1519), который как мыслитель столь же велик, как и художник, можно познать борьбу за новую закономерность природного образа. Подобные индивидуальности чувствуют необходимость найти путь к природе, который еще не был дан греческому мышлению и его проявлениям в средневековье. Человек должен отрешиться от переживаний своего собственного внутреннего, если хочет найти доступ к природе собственного внутреннего, если хочет найти доступ к природе. Он должен отображать природу лишь в представлениях, совершенно не содержащих того, что он переживает в себе самом как воздействия природы. Таким образом человеческая душа выступает из природы и опирается на саму себя".
     "С начала христианской эры до Скоттуса Эригены переживание мысли происходит таким образом, что ее облик определяется предположением существования духовного мира — мира религиозного откровения; от VIII до ХVI столетия переживание мысли освобождается из внутреннего самосознания и допускает рядом со своей зародышевой силой существование другой силы — откровения. Начиная с ХVI века образ природы вытесняет переживание мысли; с этого времени самосознание стремится из своих собственных сил добыть то, что может с помощью мысли сформировать ему мировоззрение. Перед этой задачей стоял Декарт".
     "Бенедикт Спиноза (1632-1677) спрашивает себя: как должно быть помыслено то, из чего можно исходить при составлении истинного образа мира? В основе этой исходной точки лежит ощущение: пусть бесчисленные мысли возвещают о себе моей душе как истинные, я отдаюсь, как краеугольному камню, тому мировоззрению, чьи качества я должен сам определить. Спиноза находит, что исходить можно лишь из того, что для своего бытия не требует другого. Этому бытию он дает название субстанции. И он находит, что может существовать лишь одна субстанция и она есть Бог. Если вникнуть в то, как Спиноза приходит к началу своего философствования, то можно увидеть, что его путь построен по образу пути математики. Подобно тому, как математики исходят из общих истин, которые человеческое "я" создает в свободном творчестве, так Спиноза требует, чтобы мировоззрение исходило из подобных, свободно созданных представлений. Эта единая субстанция такова, какой ее должно мыслить "я". Будучи помыслена так, она не терпит ничего, что вне ее было бы ей подобно. Ибо тогда она не была бы всем; она нуждалась бы для своего бытия в чем-то ином. Таким образом, все другое лишь сопринадлежало бы ей как один из ее атрибутов, — так говорит Спиноза. Человек может познать два таких атрибута: один он видит, взирая на внешний мир, а другой — обращаясь вовнутрь. Первое есть протяженность, второе — мышление. Человек несет в своем существе оба атрибута: в своей телесной природе — протяженность, в своей душе — мышление. Неся в себе оба атрибута, он является единым существом в единой субстанции. Когда он мыслит, то мыслит божественная субстанция; когда он действует, то действует божественная субстанция. Спиноза обретает бытие для человеческого "я", укрепляя его во всеобщей, всеобъемлющей божественной субстанции. Здесь не может быть и речи о безусловной свободе человека. Человек столь же мало действует и мыслит из самого себя, как и действующий камень. Он во всем является единой субстанцией. Об условной свободе человека можно говорить не тогда, когда он считает себя самостоятельным, отдельным существом, но тогда, когда он сознает себя единым с единой субстанцией. В своем последовательном развитии мировоззрение Спинозы приводит личность к сознанию: я правильно мыслю о себе, когда я перестаю обращать на себя внимание и в своем переживании сознаю себя единым с божественным целым. Согласно Спинозе, это сознание изливает на всю человеческую личность стремление к истинному; это — исполненное Богом действие. Это последнее рождается как нечто само собой разумеющееся у того, в ком верное мировоззрение стало полной истиной. Поэтому произведение, в котором Спиноза излагает свое мировоззрение, он называет этикой. Этика есть для него моральное поведение, в высшем смысле результат истинного знания о пребывании человека в единой субстанции. Хотелось бы сказать, что частная жизнь Спинозы, человека, который сначала преследовался фанатиками, а затем, после добровольной отдачи своего имущества, в бедности искал себе пропитание как ремесленник, является редчайшим внешним выражением его философской души, которая сознавала свое "я" в божественном целом и все свое душевное переживание и всякое переживание вообще ощущало освещенным этим сознанием". 18(5)

     340. "Если образ мира Лейбница всецело создан из внутренней энергии самосознающей души, то образ мира его современника Джона Локка (1632-1704) целиком зиждется на ощущении, что подобное построение из души — неправомерно. Локк признает в качестве правомерных членов мировоззрения только то, что может быть наблюдаемо (добыто опытом) и что может быть помыслено о наблюдаемом на основании наблюдения. Для него душа не есть существо, развивающее из себя действительные переживания, но чистая доска, на которую внешний мир наносит свои знаки. Таким образом, для Локка человеческое самосознание является результатом переживания, и не "я" является его источником. Локк вынужден признать, что воспринимаемое чувствами не имеет ничего общего — кроме образа и движения — с самими вещами. Он кладет этим начало такому мировоззрению, которое рассматривает впечатления внешнего мира, познавательно переживаемые человеком, как не принадлежащие "миру в себе". Лейбниц отступает перед тем, что открывает мир, и из внутреннего души создает образ мира; Локк стремится лишь к такому образу мира, который сотворен душой в связи с миром; но подобное творчество не создает образа мира. Так как Локк не может, подобно Лейбницу, видеть в самом "я" опорную точку мировоззрения, то он приходит к представлениям, которые кажутся ему непригодными для обоснования такого мировоззрения, поскольку они не могут отнести область человеческого "я" к внутреннему мира. Мировоззрение, подобное локкову, утрачивает связь со всяким миром, в котором могло бы корениться "я" — самосознающая душа, ибо она с самого начала не хочет слышать об иных путях к основе мира, кроме тех, которые теряются во тьме чувств. В Локке развитие мировоззрений принимает форму, в которой самосознающая душа борется за свое бытие в представлении о мире, но проигрывает эту борьбу, ибо она думает обрести свои переживания лишь в общении с внешним миром, данным природой. Поэтому она должна отказаться от всякого знания о том, что могло бы принадлежать к ее существу вне этого общения". 18(5)

Шиллер

     366. "Подобно тому, как Кант развенчал знание, чтобы очистить место для веры, так Фихте объявил познание чистым явлением, чтобы иметь перед собой открытый путь для живого действия, для нравственного поступка. Нечто подобное попытался сделать и Шиллер. Но у него красота стояла на том месте, на котором у Канта стояла вера, а у Фихте поступок. Обыкновенно значение Шиллера для развития мировоззрения недооценивают. Подобно тому, как Гете приходилось жаловаться на то, что его не признавали как естествоиспытателя, так как привыкли видеть в нем поэта, так те, кто углубляется в философские идеи Шиллера, должны пожалеть о том, что занимающиеся историей мировоззрений так низко ценят его вследствие того, что ему отведено место лишь в области поэзии".
     "Кант унизил природного человека, чтобы иметь возможность выше поднять человека нравственного. Шиллеру казалось, что в этом есть что-то недостойное человека. Разве страсти человека не могут быть настолько благородны, чтобы из самих себя творить сообразно долгу нравственное? Тогда не было бы надобности их подавлять, чтобы действовать нравственно. Этому строгому требованию долга у Канта Шиллер противопоставил свое мнение в следующей эпиграмме. "Угрызения совести: охотно служу я друзьям, но, к несчастью, делаю это по склонности. Итак, меня часто удручает, что я не добродетелен. Решение: не может быть иного исхода: ты должен стараться их презреть, а затем с отвращением стараться делать то, что тебе повелевает долг". Шиллер стремится по-своему ответить на эти угрызения совести. В человеке фактически господствуют два влечения: чувственное влечение и влечение разума. Если человек отдает себя во власть чувственного влечения, то оказывается игрушкой своих вожделений и страстей, короче говоря, своей самости. Если он совершенно отдается влечению разума, то будет рабом своих строгих заповедей, своей неумолимой логики, своего категорического императива. ... Нет ли в человеке такого состояния, в котором оба влечения, чувственное и духовное, находились бы в гармонии? Шиллер отвечает на вопрос утвердительно. Это то состояние, в котором созидается и постигается прекрасное. Кто созидает произведение искусства, следует свободному природному влечению. Он делает это по склонности. Но не физические страсти руководят им, а фантазия, дух. То же самое происходит и с тем, кто отдается наслаждению произведениями искусства. Действуя на его чувственность, искусство в то же время удовлетворяет его дух... "Красота ведет чувственного человека... к мышлению; красота возвращает духовного человека к материи и чувственному миру". ("Об эстетическом воспитании человека", 18-е письмо)".
     "Человек должен с красотой только играть, и он должен играть только с красотой... Ибо, в конце концов, человек играет только тогда, когда он в полном смысле слова человек, и только тогда он вполне человек, когда он играет. — Шиллер мог бы также сказать: в игре человек свободен, в исполнении долга и в отдаче себя чувственности — он не свободен. Если человек хочет и в своих нравственных поступках быть в полном смысле слова человеком, т.е. если он хочет быть свободным, то его отношение к его добродетелям должно быть такое же, как и к красоте. Он должен облагородить свои склонности до добродетели: и он должен настолько проникнуться своими добродетелями, чтобы по всему своему существу не иметь иного влечения, как следовать добродетели. Человек, установивший это созвучие между склонностью и долгом, может в каждый момент рассчитывать на добродетельность своих поступков как на нечто само собой разумеющееся. С этой точки зрения можно также рассматривать общественную жизнь людей. Человек, следующий своим чувственным влечениям, — самостен. Он всегда стремился бы к своему собственному благоденствию, если бы государство своими законами разума не регулировало бы общественной жизни. Свободный человек из собственного побуждения совершает то, что государство должно требовать от самостного человека. Общественная жизнь свободных людей не нуждается в принудительных законах".
     "Основное настроение греческого ума было наивно, современного — сентиментально, поэтому мировоззрение первого могло быть реалистическим. Ибо он еще не отделил духовное от природного; в природе для него еще был заключен дух. Если он отдавался природе, то природе, исполненной духом.
     Иначе обстоит дело с современным человеком. Он отделил дух от природы, поднял его в серое царство абстракции. Отдаваясь своей природе, он отдавался бы своей природе, лишенной духа. Поэтому его высшее стремление должно быть обращено к идеалу: стремлением к нему он примирит дух и природу. Шиллер находил в умонастроении Гете нечто, родственное греческому. Гете полагал, что видел свои идеи глазами, ибо ощущал нераздельное единство духа и природы. По мнению Шиллера, он сохранил нечто такое, к чему сентиментальный человек приходит, лишь достигнув вершины своего стремления. А такой вершины достигает он в описанном Шиллером эстетическом состоянии, в котором чувственность и разум пришли к единству".
     "Вследствие того, что в современном человеке душевное сознание преобразилось в самосознание, возникает вопрос мировоззрения: как столь живо пережить самосознание, чтобы оно ощутило себя в творчестве живых мировых сил? Шиллер по-своему ответил на этот вопрос, поставив себе идеалом жизнь в художественном ощущении. В этом ощущении человеческое самосознание чувствует свое родство с тем, что лежит за пределами одного лишь образа природы. В нем человек чувствует себя охваченным духом, отдаваясь миру как природное существо".
     "Лейбниц стремится понять человеческую душу как монаду: Фихте исходит не из чистой идеи, которая должна была бы уяснить, что такое человеческая душа; он ищет переживания, в котором эта душа схватывает себя в своей сущности; Шиллер спрашивает: Есть ли такое переживание человеческой души, в котором она могла бы почувствовать, как она коренится в духовно-действительном? Гете переживает в себе идеи, которые в то же время представляют собой для него идеи природы. — В Гете, Фихте, Шиллере в душу стремится войти пережитая идея, или, можно также сказать, идеальное переживание, в то время как в Греции это совершалось с воспринятой идеей, с идеальным восприятием".
     "Миро- и жизневоззрение, которое наивно существует в Гете и к которому Шиллер стремится всеми окольными путями мышления, не нуждается в общепринятой истине, которая видит свой идеал в математике; оно удовлетворяется другой истиной, которая встает перед нашим духом из непосредственного общения с действительным миром. Познание, которое Гете черпал из созерцания произведений искусства в Италии, конечно, не было так безусловно точно, как положения математики. Но зато оно было менее абстрактным. Гете стоял перед ним с ощущением: "здесь необходимость, здесь Бог"."
     "По отношению к своему образу мира Гете не говорит ни о чисто понятийном познании, ни о вере; он говорит о созерцании в духе".
     "Гете является представителем той эпохи мировоззрения, которая чувствует себя вынужденной от чистого мышления перейти к созерцанию. Шиллер пытается оправдать этот переход перед Кантом".
     "Жан Поль является своеобразным защитником того воззрения Гете, что человек в своем внутреннем переживает наивысшую форму бытия. Он пишет Якоби: "Собственно, мы не верим в божественную свободу, Бога, добродетель, но мы действительно созерцаем их как уже данные или дающие себя, и это созерцание и есть знание"."
     "Фихте стремился к чистейшей, высочайшей пережитой истине. Он отказался от всякого знания, которое не вытекало бы из собственного внутреннего, ибо только из этого последнего может проистекать достоверность. Течением, противоположным его воззрению, является романтизм. Фихте признает истину и внутреннее человека лишь постольку, поскольку оно раскрывает истину; романтическое мировоззрение признает лишь внутреннее и признает истинно ценным все, что вытекает из этого внутреннего. "Я" не может быть сковано ничем внешним; все, что оно творит, имеет свое оправдание.
     О романтизме можно сказать, что он доводил до крайних последствий мысль Шиллера: "Человек играет лишь там, где в полном смысле слова является человеком, и он лишь там является вполне человеком, где он играет"... Познающая душа не может принимать всерьез вещи сами по себе, ибо они для нее сами по себе не ценны. Скорее она сама придает им ценность. Настроение духа, осознающего это господство по отношению к вещам, романтики называют ироническим. Карл Вильгельм Фердинанд 3ольгер (1780-1819) дал объяснение романтической иронии: "Дух художника должен объединить все направления в одном всеобозревающем взгляде, и этот, парящий над всем, всеуничтожающий взгляд мы называем иронией". Фридрих Шлегель (1773-1829), один из вождей романтического духовного направления, говорит об ироническом настроении, что оно "видит все и бесконечно поднимается над всем условным, а также над некоторыми искусствами, добродетелями или гениальностью". Кто живет в этом настроении, чувствует себя ничем не связанным; ничто не определяет ему направления его деятельности. Он может по желанию настроить себя философски или филологически, критически или поэтически, исторически, риторически, антично или современно. Иронический дух поднимается над истиной, которая позволяет сковать себя логикой, но он поднимается также над вечным, нравственным миропорядком. Ибо ничто, кроме него самого, не говорит ему, что ему делать. Ироник делает то, что ему нравится; ибо его нравственность может быть только эстетической. Романтики являются наследниками мысли Фихте об единоверности "я". Но они не хотели подобно Фихте наполнить это "я" идеями разума и нравственной верой, ссылаясь прежде всего на свободнейшую, ничем не связанную душевную силу. Мышление было у них совершенно поглощено вымыслом. Новалис говорит: "это очень неудачно сказано, что поэзия имеет особое имя и что поэты составляют особый цех. В ней нет ничего особенного. Она — своеобразный способ действия человеческого духа. Разве не творит и не размышляет каждый человек каждую минуту?" "Я", которое занимается исключительно самим собой, может прийти к высочайшей истине: "Человеку кажется, что он ведет разговор и что некое не известное ему духовное существо побуждает его удивительным образом к развитию очевиднейшей мысли". В сущности, романтики стремились лишь к тому же, что исповедовали Гете и Шиллер: ко взгляду на человека, выявляющему его как наисовершеннейшее и наисвободнейшее существо. Новалис переживает свои поэмы из такого душевного настроения, которое так же относится к образу мира, как душевное настроение Фихте. Но дух Фихте действует в четких очертаниях точных понятий, а дух Новалиса — из полноты души, ощущающей там, где другие мыслят, живущей в любви там, где другие в идеях стремятся охватить существо и процессы мира. ... Новалис чувствует и переживает себя в высшей природе духа. То, что он высказывает, он чувствует благодаря изначально звучащей в нем гениальности, как откровение самого духа природы. Он записывает: "Одному это удалось: он поднял покрывало богини в Саисе. — Но что увидел он? Он увидел чудо чудес — самого себя". Выражая свое чувство такими словами: "Мир духа раскрыт для нас уже в действии, он всегда проявлен. Если бы мы вдруг стали так эластичны, как это нужно, — мы были бы в этом мире", — Новалис выражает то, как он чувствует духовную тайну за чувственным миром, а человеческое самосознание — как орган, при посредстве которого тайна говорит: Это Я". 18(6)

     371. "Мысль для Гегеля — это сама сущность вещей. Всякое чувственное представление, всякое научное наблюдение мира и его процессов в конце концов сводится к тому, что человек образует мысли о связи вещей. ... Ученый наблюдатель рассматривает природу; Гегель рассматривает то, что ученый наблюдатель высказывает о природе. Первый стремится своим научным методом свести к единству многообразие природных явлений; Гегель объясняет один процесс из другого, он стремится к порядку, к органическому обзору целого, предстающего перед его чувствами как неупорядоченная множественность. Гегель ищет в результатах естествоиспытателя порядка и гармонического обзора. К науке о природе он присоединяет науку мысли о природе. Все мысли, которые мы составляем себе о мире, образуют, естественно, одно целое, подобно тому как природа также является единым целым. ... Это целое мыслей и составляет философию Гегеля".
     "Нельзя требовать от Гегеля, чтобы он новые законы природы выводил лишь из чистого мышления, ибо этого он отнюдь не хотел. Нет, он хотел только пролить философский свет на сумму законов природы, известных в его время".
     "Когда естествоиспытатель наблюдает вещи, он создает о них противоречивые понятия. Когда затем философский мыслитель берет эти, добытые из наблюдения природы мысли, он находит в них противоречивые идейные образования. Но именно эти противоречия дают ему возможность из отдельных мыслей создать цельное строение мысли. Он отыскивает в мысли то, что противоречиво. А противоречиво оно потому, что мысль указует на высшую ступень своего развития. Каждая мысль заключающимся в ней противоречием указывает на другую, к которой она стремится в ходе развития. Так, философ может начать с простейшей мысли, совершенно лишенной содержания, с абстрактного бытия. Заключенное в самой этой мысли противоречие изгонит его из нее к более высокой и менее противоречивой ступени и затем далее, пока он не дойдет до высшей стадии, до мысли, живущей в самой себе, которая является высочайшим проявлением духа
     В Гегеле выявляется основной характер устремления нового мировоззрения. Греческий дух знает мысль как восприятие, новейший дух — как творчество души. ... Греческий мыслитель рассматривает мир, и это рассмотрение объясняет ему сущность мира. Гегель, как новейший мыслитель, хочет вжиться в творческий мир, перенестись в него; он открывает в нем себя самого и предоставляет высказаться в себе тому, что мировой Дух высказывает как свою сущность; причем эта сущность мирового Духа живой присутствует в самосознании. Гегель в новом мире является тем же, чем Платон в греческом. Платон возводит рассматривающий духовный взор к миру идей и схватывает этим рассматривающим взором тайну души; Гегель погружает душу в мировой Дух и затем, когда она погрузилась в него, дает ей раскрыть свою внутреннюю жизнь. Так переживает она, как свою собственную жизнь, то, что переживает мировой Дух, в который она погрузилась.
     Таким образом, Гегель схватил человеческий дух в его наивысшей деятельности, в мышлении, и попытался затем показать, какой смысл внутри мирового целого имеет эта наивысшая деятельность. Она представляет собой событие, в котором снова находит себя Прасущество, разлитое во всем мире. Высочайшие отправления, с помощью которых осуществляется это нахождение себя, суть искусство, религия. Философия".
     "Стоя перед произведениями искусства греков, Гете вынужден был сказать: "Здесь необходимость, здесь Бог". У Гегеля, у которого Бог высказывается миру в содержании мысли и Сам изживается в человеческом самосознании, это означало бы: из произведений искусства навстречу людям глядят высочайшие откровения мира, которые в действительности даются ему лишь внутри его собственного духа. Философия содержит в себе мысль в ее чистейшей форме, в ее доподлинной сущности. Высочайшая форма явления, которую может принять божественное Прасущество, — это мир мыслей, он содержится в философии.
     В смысле Гегеля можно сказать: весь мир божественен, т.е. наполнен мыслями, но в философии божественное является в своей божественности совершенно непосредственно, между тем как в других явлениях оно принимает облики не божественного. Между искусством и философией находится религия. Мысль живет в ней еще не как чистая мысль, но в образе, в символе. Это имеет место также и в искусстве, но там образ заимствован из внешнего созерцания, образы же религии одухотворены".
     "В своем мышлении человек одинок; в своих поступках он член общества. Разумный порядок сообщества, мысль, его пронизывающая, есть государство. Отдельная индивидуальность как таковая имеет для Гегеля ценность лишь постольку, поскольку в ней проявляется всеобщий разум, мысль. Ибо мысль есть сущность вещей. Выявить мысль в ее наивысшей форме — не во власти произведения природы; у человека эта власть есть. Поэтому он достигает своего назначения, если делается носителем мысли. Так как государство есть реализованная мысль, а отдельный человек — лишь часть его, то человек должен служить государству, а не государство человеку.
     "Для Гегеля никогда не важны вещи как таковые, но всегда их разумное мыслительное содержание. Подобно тому, как в области рассмотрения мира он всюду искал мыслей, так хотел он, чтобы и жизнь управлялась с точки зрения мысли. Поэтому он боролся против неопределенных государственных и общественных идеалов и сделался защитником действительно существующего. Кто мечтает о неопределенном идеале в будущем, тот, по мнению Гегеля, думает, что всеобщий разум ждал его, чтобы проявиться. Такому человеку следует особенно уяснить себе, что во всем действительном уже заключен разум. Профессора Фриза, чьим коллегой он был в Иене и преемником в Гейдельберге, он назвал "вождем всяческой поверхностности", т.к. тот "от сердечной путаницы" хотел создать идеал будущего.
     Пространная защита действительного и существующего повлекла даже со стороны тех, кто относился сочувственно к направлению идей Гегеля, тяжелые упреки в его адрес".
     "В сущности, Гегель немало ценил отдельную личность; мы видим это из изречений, подобных следующему: "Самое богатое есть самое конкретное, и самое субъективное и уходящее в простейшую глубину есть самое мощное и захватывающее".
     "Все мысли остались бы абстрактными бессознательными идеальными образованиями, если бы они в человеке не обрели живой действительности. Без человека Бог вовсе не существовал бы в своем высшем совершенстве. Он был бы незаконченным мировым Прасуществом; он ничего не знал бы о себе. Гегель изобразил этого Бога до его осуществления в жизни. Содержание этого изложения и составляет "Логику". Она является построением безжизненных, неподвижных, немых мыслей. Сам Гегель называет их "царством теней". Эта логика должна как бы показать Бога в его внутреннейшем, вечном существе до сотворения природы и конечного духа. Но так как самосозерцание необходимо принадлежит к сущности Бога, созерцание логики является еще мертвым Богом, стремящимся к бытию. В действительности этого царства чистой абстрактной истины нигде не существует; только наш рассудок может отделить его от живой действительности. Согласно Гегелю, нет существующего где-либо готового Прасущества, а лишь такое, которое находится в вечном движении, в постоянном становлении. Это вечное существо есть "вечно действительная истина, в которой самодовлеюще пребывает вечно действующий разум и откровению которой служит необходимость; природа и история и составляют сосуды ее славы". Гегель хотел изобразить, как сам мир мыслей постигает себя в человеке".
     "Что человек представляет собой в своем внутреннем бытии — этим он обязан не чему-либо иному, как самому себе. Поэтому Гегель рассматривает свободу не как божественный дар, положенный раз навсегда человеку в колыбель, а как результат, к которому он постепенно пришел в ходе своего развития. От жизни во внешнем мире, от удовлетворения в чисто чувственном бытии он поднимается к пониманию своей духовной сущности, своего собственного внутреннего мира. Тем самым он достигает независимости от внешнего мира, он следует своему внутреннему существу. Дух народа заключает в себе природную необходимость и чувствует себя в отношении своих нравов совершенно независимым от того, что вне отдельного человека является как нрав и обычай, как нравственное воззрение. Но постепенно личность освобождается от этого данного во внешнем мире нравственного воззрения и проникает в свое внутреннее, познавая, что она из своего собственного духа может развивать нравственные воззрения, давать моральные предписания. Человек поднимается до созерцания господствующего в нем Прасущества, являющегося также источником его нравственности. Он ищет заповеди нравственности уже не во внешнем мире, но в собственной душе. Он все более становится зависимым лишь от самого себя (Энциклопедия философских наук). Эта свобода является, таким образом, не чем-либо изначально данным человеку, она приобретается в ходе исторического развития". 18(7)

     393. "Подобно тому, как механические законы способствуют нашим занятиям техникой, так законы душевной жизни — воспитанию, технике развития души. Поэтому работа Гербарта в области педагогики оказалась плодотворной. Он нашел много приверженцев среди педагогов, но не только среди них. При таком убогом мировоззрении, являющим собой набор общих мест, факт, с первого взгляда, кажется непонятным. Но он объясняется тем, что именно натуры, наиболее нуждающиеся в мировоззрении, имеют некоторую склонность к таким общим понятиям, которые присоединяются друг к другу с непоколебимой необходимостью, как члены арифметической задачи. Пленительно пережить, как одна мысль как бы сама присоединяется к другой, ибо это пробуждает чувство человека".
     "У Гербарта мы имеем дело с крепко слаженной системой мысли, внушающей доверие своей солидной структурой. Ее можно отвергнуть, но если ее принять, то нужно принять ее в первоначальном облике. Ибо индивидуальное, личное, вынуждающее противопоставить свое собственное "я" чужому, в этой системе отсутствует".
     "Когда Шопенгауэр в 1839г. поступил в университет, мысли, которые Кант, Фихте и Шеллинг напечатлели развитию немецкого мировоззрения, были в полной силе, звезда Гегеля как раз всходила — в 1806г. он выпустил свое первое большое произведение "Феноменологию духа"... С пламенным усердием Шопенгауэр погрузился в мировоззрение Канта. Произошедшую вследствие этого в его голове революцию он называет духовным возрождением. Он находил в этом мировоззрении тем большее удовлетворение, что оно было в полном согласии с воззрениями другого философа, на которого ему указал Шульце, с воззрениями Платона".
     "Насколько верным находил Шопенгауэр все, что Кант приводил относительно характера представлений мира восприятии, настолько неудовлетворенным чувствовал он себя замечаниями по поводу "вещи в себе". ...Шопенгауэр должен был искать нового пути, чтобы прийти к "вещи в себе". В этом искании он в гораздо большей степени, чем в этом признавался, находился под влиянием современных мировоззрений. Элемент, который Шопенгауэр присоединил к своему, добытому из Канта и Платона убеждению, как "вещь в себе", мы находим у Фихте, чьи лекции он слушал в 1811г. в Берлине, и у Шеллинга. Шопенгауэр имел возможность услышать в Берлине самую зрелую форму воззрений Фихте. Эта форма передана в посмертных его трудах. Фихте настойчиво возвещает (между тем, как Шопенгауэр, по собственному признанию, "внимательно слушает его"), что все бытие, в конце концов, основано в универсальной воле . ...Это свое мировоззрение Фихте мог бы также назвать: "Мир как знание и воля". ...Что воление есть первобытие, — становится воззрением и Шопенгауэра. Когда знание угасает, остается воля, ибо воля предшествует знанию. Источник знания — в моем мозгу, говорит себе Шопенгауэр. А это последнее должно быть порождено деятельной творческой силой. Человек знает такую творческую силу в своем собственном волении. Шопенгауэр стремится показать, что и действующее в вещах есть воля. Таким образом, воля, как "вещь в себе", лежит в основе представленной действительности. И мы можем знать об этой "вещи в себе". Она не лежит, подобно кантовой, по ту сторону нашего представления, но мы переживаем ее действие внутри нашего собственного организма".
     "Шопенгауэр не в состоянии найти такой образ мира, который содержит в себе корни самосознания. Это попытались сделать Фихте, Шеллинг и Гегель. Шопенгауэр выделяет одну силу самосознания — волю, и утверждает, что эта последняя существует не только в человеческой душе, но и во всем мире. Таким образом, в истоках мира человек для него не заключен своим полным самосознанием, а лишь одной частью — волей. Тем самым Шопенгауэр является одним из тех представителей новейшего мировоззрения, которые лишь частично сумели охватить своим сознанием основную загадку времени".
     "Гете имел глубокое влияние на Шопенгауэра. С осени 1813г. до мая 1814г. он встречался с поэтом. Гете лично ввел философа в учение о красках. Мировоззрение Гете вполне соответствовало представлениям, которые Шопенгауэр составил себе о том, как действуют наши органы чувств и наш дух, воспринимая вещи и процессы".
     "Существенной причиной всех мировых процессов является для Шопенгауэра воля. Она — вечное, смутное стремление к бытию. Она не содержит в себе разума, ибо разум возникает лишь в человеческом мозгу, созданном волей. В то время, как Гегель делает самосознающий разум, дух основой мира и в человеческом разуме видит лишь индивидуальное осуществление общего мирового разума, Шопенгауэр признает его лишь как продукт мозга, как мыльный пузырь, возникающий после того, как неразумное смутное стремление, воля, создала все остальное. Для Гегеля все вещи и процессы — разумны, ибо они произведены разумом. Для Шопенгауэра все неразумно, ибо создано неразумной волей. На Шопенгауэре со всей отчетливостью подтверждаются слова Фихте: человек выбирает мировоззрение каков он сам. Шопенгауэр прошел через тяжелый опыт; он познал мир с самой дурной его стороны, прежде чем решился размышлять о нем. Поэтому он испытывает удовлетворение, изображая этот мир как неразумный в своем существе, как результат слепой воли. Согласно образу мышления Шопенгауэра, разум не имеет власти над неразумным. Ибо сам разум возникает как результат неразумного, он есть иллюзия и сновидение, рожденные волей. Мировоззрение Шопенгауэра есть переложенное в мысли мрачное настроение его души. Его глаза не были приспособлены к тому, чтобы с радостью следить за разумными процессами бытия; он видел лишь выражающееся в страданиях и скорби неразумное слепой воли. Поэтому его моральное учение могло основываться лишь на восприятии страдания. Поступок является для него нравственным лишь постольку, поскольку он основан на этом восприятии. Источником человеческих поступков должно быть сострадание. Кто понимает, что все существа страдают, должен будет во всех своих поступках руководствоваться сочувствием. Так как в воле заключено неразумное и дурное, человек будет стоять нравственно тем выше, чем больше он убивает в себе необузданное желание. Выражение воли в отдельной личности есть самостоятельность, эгоизм. Кто отдается сочувствию, т.е. желает не для себя, но для других, тот стал господином над волей. — Путь, ведущий к отречению от воли, состоит в отдаче себя художественному творчеству и впечатлениям, исходящим от произведений искусств. Художник творит не потому, что он чего-то желает, не потому, что его эгоистическое желание направлено на все вещи и процессы. Он творит не из эгоистической радости. Он погружается в сущность вещей как чистый мыслитель. Точно также обстоит дело и с наслаждением от произведений искусств. Если мы стоим перед произведением искусства и в нас шевелится желание приобрести его, мы еще вплетены в низкие вожделения воли. Лишь когда мы удивляемся красоте, не вожделея ее, мы поднимаемся на высокую точку зрения, на которой мы уже не зависим от слепой воли. Но тогда искусство стало для нас чем-то освобождающим на отдельные моменты от неразумного, слепо волящего бытия. Наиболее чистый вид этого искупления состоит в наслаждении музыкальным и произведениями искусства, ибо музыка говорит нам не через посредство представления, подобно другим видам искусства... Это воззрение Шопенгауэра на музыку также является результатом его совершенно личного своеобразия".
     "Каждый образ внешней природы хочет быть духом, но не достигает его. Если человек создает такой внешний пространственный образ, которому он напечатлевает дух, которого ищет, но не может найти, тогда он создает совершенное произведение искусства. Это имеет место в пластике. Что появляется во внутреннем человеческой души как безобразный дух, как идея, то пластический художник образует из грубого вещества. Душа, чувство, которые мы безобразно воспринимаем в нашем сознании, — они говорят из статуи, из образа пространства. В этом сочетании чувственного и духовного мира лежит художественный идеал мировоззрения, которое в проявлении духа видит цель природы, т.е. может видеть прекрасное лишь в таком произведении, которое является как непосредственное выражение выявляющегося в природе духа. Кто, напротив, подобно Шопенгауэру, видит во всей природе лишь представление, тот не может видеть этот идеал в произведении, подражающем природе. Он должен прийти к искусству, свободному от всего природного: это музыка ".
     "В отрицающих мир жизненных воззрениях буддизма Шопенгауэр видит высокое учение мудрости, поэтому его мировоззрение, по отношению к мировоззрению Гегеля, можно назвать реакционным. Гегель всюду старался примирить человека с жизнью. Он стремился представить все поступки как участие в разумном порядке мира. Шопенгауэр рассматривает враждебность к жизни, уход от действительности, бегство из мира как идеал мудреца". 18(8)

2. Радикальные мировоззрения

     408. "В начале 40-х годов сильные удары против мировоззрения Гегеля направляет человек, который до того глубоко и интимно в него вжился. Это Людвиг Фейербах (1804-1872). Война, объявленная им мировоззрению, из которого он вырос, в радикальной форме дана в его трудах "Предварительные тезисы к реформе философии" (1842) и в "Основных положениях философии будущего" (1843). Дальнейшее развитие его мысли мы можем проследить в других его трудах: "Сущность христианства"(1841), "Сущность религии" (1845) и в "Теогонии" (1857). В деятельности Людвига Фейербаха в области духовной науки повторяется тот же процесс, который почти столетием раньше совершился в естественнонаучной области (1759) благодаря выступлению Каспара Фридриха Вольфа. ... Еще в мировоззрении Гегеля можно видеть остаток древнего учения о предобразовании. Чистая мысль, являющаяся в человеческом духе, должна лежать сокрытой во всех явлениях, прежде чем достигнуть в человеке видимого бытия. Эту чистую мысль, которая должна быть как бы "изображением Бога, каким он был в вечном существе до сотворения мира", Гегель ставит до начала природы и индивидуального духа. Развитие мира предстает, таким образом, как развертывание чистой мысли. ... Протест Людвига Фейербаха против воззрения Гегеля основан на том, что он так же не мог признать существование духа до его действительного пребывания в человеке, как Вольф был не в состоянии признать, что части живого организма были уже предобразованы в яйце. Подобно тому, как Вольф видел новообразования в органах живого существа, так Фейербах видел их в индивидуальном духе человека. Этот последний ни в какой мере не существует до своего видимого бытия, он возникает лишь в тот момент, когда проявляется.
     Фейербах считает, таким образом, неправомерным говорить о всеобщем Духе, о существе, в котором коренится, индивидуальный дух. До своего фактического появления в мире не существует разумного бытия, которое так строит материю, видимый мир, что в конечном итоге в человеке выявляется его прообраз, но до возникновения человеческого духа существуют лишь лишенные разума вещества и силы, которые из себя строят нервную систему, концентрирующуюся в мозге; и в этом последнем возникает, как совершенное новообразование, нечто еще не существовавшее — одаренная разумом человеческая душа. Для такого мировоззрения нет возможности произвести процессы и вещи от духовного Первосущества, ибо духовное существо есть новообразование, вытекающее из организации мозга. И когда человек переносит духовное во внешний мир, то совершенно произвольно представляет себе, что вне его существует и управляет миром существо, подобное тому, которое лежит в основе его поступков. Каждое духовное существо человек должен сначала создать в своей фантазии; вещи и процессы мира не дают повода предположить такое существо. Не духовное Прасущество, в котором находятся преобразованными все существа, создало человека, но человек согласно своему существу создал себе фантастический образ такого прасущества. Таково убеждение Фейербаха. "Знание человека о Боге есть знание человека о себе, о его собственном существе". ...
     Необходимой поворотной точкой в развитии мировоззрений Фейербах считает "открытое исповедание того, что сознание Бога есть не что иное, как сознание человечества, что человек может мыслить, предчувствовать, представлять, чувствовать, верить, жалеть, любить и почитать как абсолютное, божественное существо только человеческое существо". "Действительное в своей действительности, или как действительное, есть действительное как объект чувства, есть чувственное. Истинность, действительность, чувственность — идентичны. Только чувственное существо — действительное существо. Предмет в истинном смысле дается лишь посредством чувств, а не посредством мышления как такового. Данный в мышлении или идентичный ему объект есть только мысль". Но это значит только, что мышление выступает в человеческом организме как новообразование, и у нас нет основания представлять себе, что мысль до своего появления уже была скрыто предобразована в мире в какой-либо форме. ... Фейербах требует, чтобы разум не был поставлен как исходная точка во главу мировоззрения, как это делает Гегель, но чтобы он рассматривался как продукт развития, как новообразование человеческого организма, в котором он проявляется. Ему противно всякое отделение телесного от духовного, так как оно не может быть понято иначе, как продукт развития телесного. ...
     Почему мы не можем мыслить во всякое время, почему мысли не находятся в нашем распоряжении по нашему усмотрению, почему мы часто среди духовной работы, несмотря на самое напряженное усилие воли, не можем сдвинуться с места до тех пор, пока какой-нибудь внешний повод, часто даже какая-нибудь перемена погоды, не оживит мысли? — Оттого, что мыслительная деятельность также есть органическая деятельность. Почему мы часто годами вынашиваем мысли, прежде чем они уяснятся? — Потому что и мысли подлежат органическому развитию, и мысли должны созревать так же, как и плоды на поле и дети во чреве матери".
     "Фейербах указывает на Георга Кристофера Лихтенберга, мыслителя, скончавшегося в 1799 году, который в отношении многих своих идей должен рассматриваться как предшественник того мировоззрения, которое нашло свое выражение в мыслителях, подобных Фейербаху, и интересные идеи которого лишь потому не сделались столь плодотворными для XIX века, что затмевающие все остальное, мощные построения мысли Шеллинга, Фихте и Гегеля так заполнили духовное развитие, что афористические молнии идей, даже если они и были столь светлыми, как идеи Лихтенберга, могли остаться незамеченными. Достаточно напомнить отдельные изречения этого замечательного человека, чтобы показать, как в заложенном Фейербахом движении мысли снова ожил его дух. "Бог создал человека по своему образу. Это, вероятно, значит, что человек создал Бога по своему образу". Наш мир станет таким совершенством, что будет столь же смешно верить в Бога, как в настоящее время — в привидения". "Разве наше понятие о Боге не есть олицетворенная непостижимость?" "Представление, которое мы составляем себе о душе, подобно представлению о магните в земле. Это лишь образ. Человек обладает прирожденной способностью все мыслить в этой форме". ...Для построения мировоззрения требуется не только превосходство духа, которым он обладал, но также способность всесторонне разработать и пластически округлить идеи в общей связи. Этой способности он был лишен. ... Лихтенберг требует концентрации на посюстороннем, но он все еще пронизывает это требование представлениями, направленными на потустороннее. "Я думаю, — пишет он, — что очень многие люди, воспитывая себя для неба, забывают о воспитании себя для земли. Я думаю, что человек действовал бы мудрее всего, если бы первое поставил на надлежащее место. Ибо если мы поставлены на это место мудрым существом, в чем нет сомнения, то будем делать здесь то, что в наших силах"."
     "Такие сравнения, как сравнение Лихтенберга с Фейербахом, весьма существенны для истории развития мировоззрений. Они нагляднее всего показывают развитие мыслителей, ибо из них узнают, как воздействовал на это развитие промежуток времени, лежащий между ними".
     "Гегель чувствовал себя хорошо среди сутолоки современной ему жизни. Овладеть непосредственной жизнью мира философским духом стало для него прекрасной задачей. ... Фейербах не сочувствовал жизни своей эпохи. Тишина уединения была ему милее, чем сутолока современной ему жизни. Он ясно высказывается об этом: "вообще я никогда не примирюсь с городской жизнью. От времени до времени приезжать в город для преподавания — это, на основании впечатлений, которые я уже здесь приводил, я считаю правильным, даже моим долгом; но потом я должен вернуться в деревенское уединение, дабы здесь, на лоне природы работать и отдыхать". ... Он искал истинной жизни; он не мог найти ее в той форме, которую она приняла благодаря культуре эпохи. Насколько серьезно он относился к "концентрации на посюстороннем", показывает его изречение, произнесенное им по поводу мартовской революции. Она показалась ему бесплодной, ибо в представлениях, лежащих в ее основе, еще продолжала жить старая вера в потустороннее... Только такая личность могла в самом человеке искать всю ту силу, которую другие выводят из высшей силы".
     "Рождение мысли вызвало в греческом мировоззрении то, что человек уже не мог чувствовать себя настолько сросшимся с миром, как это было возможно при древнем образном представлении. Это была первая ступень в образовании пропасти между человеком и миром. Следующая ступень была дана в развитии новейшего естественнонаучного образа мышления".
     "Гете, Шиллер, Фихте, Шеллинг, Гегель мыслили идею самосознающей души такой всеобъемлющей, что эта последняя предстает коренящейся в высшей духовной природе, стоящей над природой и человеческой душой". "Фихте, Шеллинг, Гегель признавали самосознающую душу тем, чем она является; Фейербах делает ее тем, что ему нужно для его образа мира. В нем выступило мировоззрение, которое чувствует себя побежденным образом мира. Оно не может справиться с обеими частями современного образа мира, с образом природы и с образом души; поэтому он проходит мимо одной из этих частей: мимо образа души".
     "В мире древних народов следует видеть падение образного представления древности, из которого развилось переживание мысли. Ощущение этого факта оживает в XIX веке в такой личности, как Давид Фридрих Штраус. Он стремится ориентироваться в развитии значения жизни мысли, углубляясь в связь мировоззрения с мифологическим мышлением в историческом периоде. Он стремится познать, каким образом мирообразующее мировоззрение еще продолжает действовать в новейшем мировоззрении. В то же время он хочет укрепить человеческое самосознание в существе, лежащем вне отдельной личности, представляя себе все человечество воплощением божественного существа. Благодаря этому он обретает для отдельной человеческой души опору во вселенской человеческой душе, которая раскрывается в ходе исторического становления.
     Еще радикальнее Штраус подходит к вопросу в своей, появившейся в 1841 г. книге "Христианское вероучение в его историческом развитии и в борьбе с современной наукой". Здесь речь идет о претворении христианских догматов из их поэтического образа в мыслительные истины, лежащие в их основе. Он подчеркивает теперь несовместимость современного сознания с тем сознанием, которое придерживается древних, образно-мифологических изображений истины. "Итак, — пишет Штраус, — пусть верующий предоставит знающему спокойно идти своим путем, как это делает последний по отношению к первому; мы оставляем им их веру, так пусть они оставят нам нашу философию. И если сверхблагочестивым удается исключить нас из своей церкви, то мы сочтем это за достижение". ...Воззрения Штрауса вызвали невероятное возбуждение душ... Штраус лишился места лектора в Тюбингенской семинарии за "Жизнь Иисуса", и когда он затем стал профессором богословия в Цюрихском университете, то пришли крестьяне с цепами, чтобы исключить разрушителя мифа, добиться его отставки".
     "Воззрение, представленное Фейербахом, что существо человека есть в то же время и его высшее существо, и что всякое другое высшее есть только иллюзия, созданная по его подобию и поставленная им самим над собой, мы находим и у Бруно Бауера, но в форме гротеска. Он описывает, как человечество пришло к созданию иллюзорного противообраза в выражениях, из которых видно, что они вытекают не из потребности полного любви понимания религиозного сознания, как у Штрауса, а из радости разрушения. Он говорит, что "всепоглощающему "я" страшно самого себя; оно не смело считать себя всем и самой всеобщей силой, т.е. оно еще оставило религиозный дух и так завершило свое отчуждение, противопоставив себе самому свою всеобщую силу как чуждую, и работая в противовес этой силе в страхе и содрогании за свою целостность и блаженство". Бруно Бауер стремится критически испытать на всем существующем свое темпераментное мышление. Что мышление призвано проникнуть до сущности вещей — это он перенял как убеждение из мировоззрений Гегеля. Но он не способен, как Гегель, дать мышлению изжиться в одном результате, в одном строе мыслей. Его мышление не творческое, но критическое... Он стремился установить критическую силу мышления исходя не из одной мысли, как из определенной точки зрения, как это делал Гегель. Он пишет: "критика есть, с одной стороны, последнее действие определенной философии, которая в этом должна освободиться от позитивной философии, еще ограничивающей ее действительную всеобщность и потому, с другой стороны, она есть предпосылка, без которой философия не может подняться к последней всеобщности самосознания". Таково вероисповедание "Критики мировоззрения", которого придерживался Б.Бауер. — "Критика не верит в мысль, в идеи, а только в мышление". "Человек теперь найден", — торжествует Бауер. Ибо теперь человек связан только своим мышлением, человечность — это не отдача себя чему-либо внечеловеческому, но проработка всего в горниле мышления. Человек должен быть не подобием другого существа, а прежде всего человеком, и достигнуть этого он может своим мышлением. Мыслящий человек есть истинный человек. Ничто внешнее, ни религия, ни право, ни государство, ни закон и т.д., не могут сделать человека человеком, а только его мышление. В Бауере выступает немощь мышления, стремящаяся, но не могущая достигнуть самосознания".
     "Что Фейербах объявил высочайшим существом человека, относительно чего Бруно Бауер утверждал, что оно найдено как мировоззрение при помощи критики: рассмотрение "человека" совершенно непредвзято и без предпосылок, — это составляет задачу, которую поставил себе Макс Штирнер (1806-1856) в своей появившейся в 1845г. книге "Единственный и его достояние". Штирнер находит, что: "Фейербах борется за общее содержание Христианства со всей силой отчаяния не для того, чтобы его отвергнуть, нет, для того, чтобы его оживить, чтобы его долгожданное, всегда остающееся вдали, с последним усилием извлечь из неба и навсегда сохранить у себя. Разве это не жест последнего отчаяния, не жест не на жизнь, а на смерть, и не есть ли это в то же время христианская тоска и жажда потустороннего? Герой не хочет войти в потустороннее, а хочет привлечь потустороннее к себе и вынудить его стать посюсторонним". ... И действительно, мы всегда мыслим себе наивысшее существо в двоякой потусторонности — во внутреннем и во внешнем одновременно, ибо "Дух Божий" по христианскому воззрению есть также и "наш дух" и живет в нас. Он живет на небе и живет в нас. Мы, несчастные существа, являемся лишь его обителью; и когда Фейербах разрушает его небесную обитель и вынуждает его со всем багажом перейти к нам, то мы — его земная обитель, сильно переполняемся им". До тех пор, пока отдельное человеческое "я" еще устанавливает какую-либо силу, от которой оно чувствует себя зависящим, оно видит самого себя не со своей собственной точки зрения, но с точки зрения этой чуждой силы. Оно не владеет собой, оно одержимо этой силой. ...
     Существует только отдельный человек, а не "родовое понятие человечества", которое Фейербах ставит на место божественного существа. Если, таким образом, отдельный человек ставит над собой родовое понятие человечества, то он точно так же предается иллюзии, как и тогда, когда чувствует себя зависимым от личного Бога... Штирнер уже в 1842 г. в статье, опубликованной "Рейнской газетой", высказывался по поводу "ложного принципа нашего воспитания или о гуманизме и реализме", что мышление, знание, по его мнению, не может проникнуть до существа личности. Поэтому он считает ложным принципом воспитания, когда средоточием берется не это существо личности, а одностороннее знание. "Знание, которое не очищает и не концентрирует до такой степени, чтобы увлечь к волению или, иными словами, которое меня лишь отягощает, как некая ноша, вместо того, чтобы целиком следовать за мной, так чтобы свободно движущееся "я", не обремененное волей, бодро проходило через мир, такое знание, ставшее личным, дает жалкую подготовку для жизни... Знание должно умереть, чтобы снова восстать как воля и чтобы ежедневно заново творить себя как свободную личность. Только в личности каждого отдельного может заключаться источник того, что он делает. Нравственные обязанности не могут быть заповедями, данными человеку как-либо, а цепями, которые он сам на себя навешивает... Я люблю своего ближнего не оттого, что я следую священной заповеди любви к ближнему, а потому что мое "я" влечет меня к ближнему. Я не должен его любить, я хочу его любить. Чего люди хотели — это они поставили над собой как заповеди". В этом пункте легче всего неправильно понять Штирнера. Он не отрицает моральных поступков, он отрицает лишь моральную заповедь.
     Как человек действует, если он себя правильно понимает, — уже это само по себе создает нравственный миропорядок. Моральные предписания для Штирнера лишь призрак, навязчивая идея. Они устанавливают нечто такое, к чему человек приходит сам, когда целиком отдается своей природе. Абстрактные мыслители здесь, конечно, возразят: разве не существует преступников? Должны ли они действовать сообразно с тем, что им предписывает их природа? Эти абстрактные мыслители предрекают всеобщий хаос в том случае, если моральные предписания не станут для человека священными. Штирнер мог бы им ответить: Разве в природе не бывает болезни? Разве она не происходит точно так же по вечным, железным законам, как и все здоровое? Но разве мы поэтому не можем отличить больное от здорового? Как разумному человеку никогда не придет в голову считать больное здоровым на том основании, что и оно произошло по природным законам, так и Штирнер не собирается считать ненормальное нормальным на том основании, что оно возникает как моральное, когда отдельный человек бывает предоставлен самому себе. Но Штирнер отличается от других абстрактных мыслителей своей убежденностью в том, что в человеческой жизни, когда отдельные люди бывают предоставлены сами себе, нравственное будет господствовать точно так же, как в природе господствует здоровье.
     Подобно другим мыслителям новейшего времени, Штирнер стоит перед фактом самосознающего "я", требующего понимания. Другие ищут средств понять это "я". Понимание наталкивается на трудности, ибо между образом природы и образом духовной жизни образовалась глубокая пропасть. Штирнер оставляет все это без внимания. Он стоит перед фактом самосознающего "я" и все, что он в силах сделать, употребляет исключительно на то, чтобы указать на этот факт. Он хочет говорить о "я" таким образом, чтобы каждый сам оглянулся на это "я", и чтобы никто не избежал этого взгляда, говоря: "я" — это то или иное. Штирнер хочет указать не на идею, не на мысль "я", а на живущее "я, которое личность находит в себе.
     Род представлений Штирнера, как противоположный полюс мировоззрению Гете, Шиллера, Фихте, Шеллинга, Гегеля, есть явление, которое с известной необходимостью должно было выступить в развитии новейших мировоззрений. Ярко выступил перед его духом факт самосознающего "я". Каждое творение мысли представало перед ним так, как оно предстает перед мыслителем, который стремится постичь мир лишь в мыслях, может представить мир мифических образов. Перед этим фактом для него исчезало все остальное содержание мира, поскольку это последнее обнаруживает связь с самосознающим "я". Он ставил самосознающее "я" в совершенно изолированное положение.
     Штирнер не ощущает, что может оказаться трудным поставить "я" в такое положение. Последующие десятилетия не развили интереса к этой изоляции "я", ибо эти десятилетия заняты, прежде всего, овладением образом природы под влиянием естественнонаучного образа мышления. После того, как Штирнер установил одну сторону новейшего сознания — факт самосознающего "я", эпоха отвлекает свой взор от этого "я" и направляет его туда, где найти его нельзя, — на образ природы".
     "Первая половина XIX столетия родила свои мировоззрения из идеализма. Если там и перекидывается мост к естествознанию, как у Шеллинга, Лоренца Эйкена (1779-1851), Генриха Стеффенса (1773-1845), то это происходит с точки зрения идеалистического мировоззрения и в интересах этого последнего. Время так мало созрело для того, чтобы естественнонаучные мысли сделать плодотворными для мировоззрения, что гениальный взгляд Жана Ламарка на развитие высших организмов из простейших, опубликованный в 1809г., остался совершенно без внимания, а когда Жоффруа де Сент-Илер в 1830г. в борьбе против Кювье выдвинул мысль о всеобщем природном родстве всех форм и организмов, потребовался гений Гете, чтобы оценить все значение этой идеи. Обильные естественнонаучные результаты, достигнутые в первой половине столетия, сделались новыми мировыми загадками в развитии мировоззрения после того, как Чарльз Дарвин в 1859г. самому понимаю природы открыл новые перспективы для познания органического мира". 18(9)

     411. "Кантова философия представляет собой для гегелевского мировоззрения нечто невозможное, поскольку, чтобы ответить на вопрос, как возможно познание, душа должна сначала создать познание, но тогда ей уже не может прийти на ум спрашивать о его возможности. ... Гегель хочет переживание мысли возвести на ее вершину. В высочайшем переживании мысли он находит одновременно творческий мировой принцип. Этим душа описывает круг, когда она сначала отрывает себя от мира (в древней Греции — Сост.), чтобы искать мысли. Она чувствует себя столь долго оторванной от мира, пока познает мысли только как мысли. Но она чувствует себя вновь с ним соединенной, когда в мыслях открывает первоисточник мира; и круг замыкается. Гегель может сказать: "Наука, таким образом, возвращается к своему началу"."
     "Гегель столь далеко подвинул душу, что она смогла переживать себя в мыслях. Дальнейший путь привел бы Гегеля к тому, что мысль в душе поднялась бы над самой собой и вросла бы в духовный мир. Гегель понял, как душа наколдовывает из себя мысли и переживает себя в мыслях. Он завещал миру задачу как в истинно духовном мире с живыми мыслями найти сущность души, которая не может быть в своем целом пережита в простых мыслях. ... Новое развитие мировоззрений устремилось от восприятия мыслей к переживанию мыслей. ... Мысль не должна закосневать как мысль, она должна не просто мыслиться, не только мысленно переживаться, она должна пробуждаться к высшей жизни...
     Это ощущение бессознательно и бременем ложится на души людей в середине ХVIII века. Человек усомнился в возможности исполнить это требование; однако это сомнение не достигло сознания, а выступила неспособность двигаться вперед в философской сфере. Продуктивность философских идей прекратилась".
     Людвиг Бюхнер (1824-1899). Карл Фогг (1817-1895). Яков Молешотт (1822-1893). "Если желают охарактеризовать основное ощущение этих троих людей, то это можно сделать словами последнего из них: "Если человек исследовал все свойства материи, которые оказывают впечатление на его развитые органы чувств, то он постиг также и сущность вещей. Этим он достиг своего, т.е. человеческого абсолютного знания. Другого знания для людей не существует" ... В их и последующее время таких борцов за подслушанное у природы мировоззрение обозначали материалистами".
     "Ф.Т. Фишер в 3-м томе своей работы "Старое и новое", говорит: "что т.наз. материя может производить нечто такое, чьей функцией является дух, является ведь полным доказательством против материализма. В этом смысле бессознательно и Бюхнер опровергает материализм, когда пытается доказать, что духовные процессы из глубин материальных фактов выступают перед чувственным наблюдением".
     "Что существует точка зрения, с которой материалистическому воззрению также созвучен моральный порядок мира, пытался показать Генрих Кцольбе (1819-1873). В своей книге "Границы и происхождение человеческого познания в противоположность Канту и Гегелю", появившейся в 1865г., он доказывает, что всякая теология произошла из неудовлетворенности этим миром. ... Кцольбе видит в вожделении сверхприродного мира проявление неблагодарности к природному. Философия потустороннего является для него моральной ошибкой, грехом против духа природного мирового строя, ибо она уводит от "стремления к наибольшему счастью каждого отдельного" и от исполнения долга, который следует из этого стремления, "по отношению к нам самим и к другим, без оглядки на сверхприродную награду и наказание". ...Мы встречаем здесь отрицание сверхприродного морального строя мира, исходящее из моральных оснований.
     В мировоззрении Кцольбе также ясно видно, какие свойства материализма сделали его столь приемлемым для человеческого мышления. Ибо, несомненно, Бюхнер, Фогт и Молешотт не были философами в достаточной мере, чтобы заложить логически ясный фундамент для своих воззрений. На них действовала сила естественнонаучных фактов. Не осмеливаясь взойти к высотам соответствующего идеям образа мышления, что считал своим долгом изложить Гете, они, как мыслители-естественники, извлекли следствия из того, что воспринимают чувства. Дать отчет в своем образе действий из природы человеческого познания не было их дедом. Это сделал Кцольбе. В его "Новом изложении сенсуализма" (1885) мы находим изложение оснований того, почему он полагает ценным лишь познание на основе чувственных восприятии. Лишь такое познание дарует отчетливые, вообразимые и наглядные понятия, суждения и умозаключения. Всякое заключение относительно невообразимого, как и всякое неясное понятие, отклоняются им. Наглядно ясным, по мнению Кцольбе, является не душевное, как таковое, а материальное, в котором духовное является как свойство. Поэтому в своей, появившейся в 1856г. книге "Возникновение самосознания. Ответ господину профессору Лотце", он старается свести самосознание к материально-наглядным процессам. Он предполагает кругообразное движение частиц мозга. Благодаря такому, возвращающемуся к себе движению, впечатление, которое вещь производит на органы чувств, становится сознательным ощущением. Примечательно, что из-за этого физикалистского объяснения Кцольбе изменяет своему материализму. Здесь на нем проявляется слабость, присущая материализму. Если бы он остался верен своим основным тезисам, то ни в коем случае не должен бы был идти со своими объяснениями далее, чем это позволяют сделать исследованные органами чувств факты. Ему бы не следовало говорить ни о каких иных процессах в мозге, кроме тех, что действительно установлены естественнонаучными средствами".
     "В еще большей мере ошибка, сделанная Кцольбе по поводу мозговых движений, выступает у гениального Карла Христиана Планка (1819-1880). Сочинения этого человека совсем забыты, хотя они принадлежат к интереснейшему из того, что создала новая философия. Столь же живо, как материализм, стремится Планк к объяснению мира, исходя из воспринимаемой действительности. Он порицает немецкий идеализм Фихте, Шеллинга и Гегеля за их односторонний поиск сущности вещей в идее. "Существует, — пишет он, — лишь одна и поистине чистая природа, так что природа, в узком смысле, и дух являются противоположностями лишь внутри одной природы в высшем и всеобъемлющем смысле" ("Вселенная"). Но у Планка выступает нечто удивительное: реальное, распростертое в окружении, он принимает за то, где следует искать объяснения мира; но при этом он не подходит к чувственному опыту, к наблюдению фактов, чтобы достичь реального, распростертого в окружении. Ибо он полагает, что человеческий разум через самого себя может проникнуть к реальному.
     Гегель совершил ошибку, дав разуму рассматривать себя так, что во всех вещах он увидел самого себя; Планк же хочет не дать разуму застояться в самом себе, а вывести его за его пределы к распростертому в окружении как к истинно действительному. Планк порицает Гегеля за то, что он дал разуму плести свою паутину из себя, он же сам достаточно смел, чтобы дать разуму сплетать объективное бытие. Гегель сказал, что дух может понять сущность вещей, поскольку разум является сущностью вещей; и разум в человеческом духе приходит к бытию. Планк объявляет: сущностью вещей не является разум; однако же он использует разум, чтобы эту сущность установить. Смело, духовно содержательно измысленная мировая конструкция, но измысленная вдали от действительного наблюдения, вдали от реальных вещей и, тем не менее, пребывающая в вере, что она целиком пропитана самой истинной действительностью, — вот что такое идейное построение Планка. Как живое взаимодействие, игру простирания и сжатия видит он мировое свершение. Сила тяжести является для него стремлением распростертых в пространстве тел стянуться воедино. Тепло и свет есть стремление тел свою стянутую воедино материю заставить действовать на удалении, т.е. стремление к распространению".
     "В отношении совместной жизни людей Планк не приходит к реальному взаимодействию личностей, но мечтает об отрегулированной разумом, служащей всеобщей воде народной общности с верховной правовой властью". 18(10)

     436. "Высшей степени индивидуализации природные процессы достигают в человеческом самосознании. Здесь процессы природы отрываются от собственной материнской почвы; с помощью представлений они больше не смотрят на самих себя", потому и кажется, что самосознание происходит из другого источника. В этом духе мыслил Бартоломео Карнери. 30 с.457

     696. Гердер имел тоску по тому образу мышления, который мы теперь называем антропософским. Он впитал в себя различные лучи духовной жизни. Перед ним стояла идея всеобщей Божественности, проходящей через все религиозные образы мышления и философии человечества. Он выразил это в своей книге "Идеи относительно философии истории человечества". 113 (9)