Воплощение культуры 5-й эпохи

181. "В определенном отношении мы, вообще, могли бы сказать: Гамлет, учившийся в Виттенберге и определeнную духовную конституцию, полученную из этого обучения, увeзший к себе домой, Гамлет, каким его изображает Шекспир, может в определeнном смысле рассматриваться — конечно, всемирно-исторически — как ученик Фауста. В нeм мы находим нечто такое, что мы можем в более верном смысле назвать ученичeством у Фауста, чем то, что у самого Гeте мы встречаем как (фамулуса) ученика Фауста".
     В Виттенберге Гамлет может стать, как и Фауст, профессором. Но далее, смотрите, каким образом Гамлет приходит к своей задаче: ему является дух отца, т.е. он имеет дело с действительным духовным миром. Но он хорошо учился в Виттенберге и человеческий мозг может рассматривать как книгу. Гамлет — верный ученик интеллектуализма, но, с другой стороны, связан с духом. Оба импульса действуют в его душе. Но всe это дано поэтически, и для комментаторов остаeтся широкое поле для суждений. Пытаются умно понять "Гамлета". Имеет ли там явление духа объективное значение или это лишь образ? И почему духа видит один Гамлет?
     Для Кальдерона реальность духа была совершенно достоверной. Иное — для Шекспира. Он живeт в иную эпоху и уже не может столь резко проводить границу между объективным и субъективным духом. Вопрос об объективности одного и субъективности другого прекращается в тот момент, когда познают объективность человеческого внутреннего мира и субъктивность внешнего мира. Но именно в этой полной жизни рассеянности удерживает Шекспир изображаемое им в "Гамлете", а также, например, в "Макбете". Мы видим, что поэзия Шекспира выступает на переходе от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе".
     "Интересно, например, посмотреть, как среди шекспировских произведений Гамлет — чистейшее явление личности — выражает в монологах всю сумеречность переходного времени. Если хотят понять Гамлета с точки зрения XVII-XVIII столетия, то должны спросить: где жизненные и мировые загадки волнуются в душе Гамлета? — Указывается на Виттенберг, на то место, откуда приходит и Фауст. К подобным же вопросам приходят, рассматривая "Макбета"; но в "Лире" уже встаeт человеческое. Здесь вопросы уже не удаляются от сферы земного к духовному, здесь они возвращаются в человека, делаются его субъективным состоянием, но одновременно делают его безумным". Шекспир пытается изобразить, что именно из подсознательных мятежных народных сил ведeт к интеллектуальной ясности, особенно активно возраставшей с эпохи Елизаветы именно в том углу цивилизованного мира. За драмами Шекспира следует эпоха интеллектуализма.
     Интеллектуалистической эпохе предшествуют старые силы рыцарей и королей, как это изображено Гeте в "Геце фон Берлихенгене", когда были нужнее руки, чeм голова. Гeте здесь "...выступает как духовный революционер. Он отрицает дух, как французская революция отрицала политику". Он восстаeт против того, что идeт на смену миру Геца, — против интеллектуализма, который, например, выражает Вольтер. Вольтер называл Шекспира пьяным дикарeм. Всe это необходимо принять во внимание, чтобы понять характер перехода от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе.
     Эпоху интеллектуализма остро переживает Шиллер. И хотя он не видит духов, но во Франце Мооре ("Разбойники") действительно изображает сам ариманический принцип. "Ему противостоит люциферический принцип в Карле Мооре. Во Франце Мооре мы видим представителя того, против чего протестовал сам Шиллер. Вновь это тот же мир, против которого выступил Гeте в "Геце фон Берлихингене", только Шиллер поступает по-другому, как это позже было выражено в "Коварстве и любви".
     Так видим мы в Средней Европе такие умы, как Гeте и Шиллер, которые пишут иначе, чем Шекспир. Они не позволяют происходящему просто переходить в то, что затем может остаться, но изображают то, что тогда было, однако, по их мнению, должно было принять совсем другое развитие. Таким образом, чего они хотели, — не было, а против того, что имелось на физическом плане, они восставали в своей духовной революции. ... Если всe это попробовать как-то выразить графически, то можно нарисовать примерно следующее:

у Шекспира образ таков, что действие протекает по-земному (синее), а то, что он берет из прошлого, в этом продолжает действовать духовное, и оно действует далее (красное) и переходит в современность, где образуются факты всемирно-исторического движения.
     У Гeте и Шиллера мы находим их предчувствие древнего времени (красное), когда ещe было могущественно духовное 4-й послеатлантической эпохи, и это они просто ввели в свои интуиции, в свою духовность, в то время как происходившее на земле (синее), они постигали в борьбе".
     "Теперь взглянем на Восток, на Восток Европы. Туда мы должны смотреть иным образом. Кто описывает лишь внешние факты и совершенно не понимает того, что жило в душах Гeте, Шиллера и, естественно, многих других, тот хотя и может описывать внешние факты, но не то, что разыгрывается из духовных миров, которые существуют всегда, но существуют в головах людей. Во Франции на политической почве, на физическом плане разыгрывается революционная борьба. В Германии это не проникает до физического плана, но через человеческие души приходит к тому, что трепещет в этих душах. Но всe это рассмотрение нельзя распространить на восток, поскольку там всe обстоит по-другому. И понять это можно, лишь подойдя к изучению вопроса антропософски. Ибо на Востоке жившее в душах Гeте и Шиллера, хотя и жило также и на земле, волновалось через земные души, но при этом пребывало в высших мирах и к своему выражению на земле не приходило.
     Если разыгрывавшиеся между духом Гeте и Шиллера в физическом мире вы захотите исследовать в его следовании в Россию, то вы должны будете описать это так, как описывались войны во времена Атиллы, когда рассказывали о том, что разыгрывалось над головами людей в воздушном пространстве, где духи вели борьбу между собой.
     Что выступило в Средней Европе через Гeте и Шиллера — у Шиллера, когда он писал "Разбойников", у Гeте, когда он писал "Геца фон Берлихенгена", — на Востоке вы это найдeте как духовный факт, как развeртывающийся над физическим миром в духовном мире факт. Если вы захотите найти поступки, образующие параллель таким произведениям, как "Разбойники" и "Гец", то должны искать их у духов в сверхчувственном мире; вы не сможете найти их на физическом плане. Таким образом, на Востоке это обстоит так:

подобно облакам, развeртывающимся над физическим планом, получаем мы понятие о том, что здесь имеет место, а внизу, совершенно не затронутое этим, разыгрывается происходящее на физическом плане.
     И можно сказать: известно, как держался и как мог держаться западный человек, ставший учеником Фауста, поскольку существует Гамлет. Русского Гамлета быть не может. А может быть, всe-таки может? — Да, перед духовным взором его можно иметь, если представить себе, что в то время, как Фауст учил в Виттенберге — я имею в виду гeтевского Фауста, а не исторический факт, но который столь же достоверен, как историческое изложение, — Гамлет слушал его и записывал всe, также и то, что говорил ему дух, что в Дании есть подлецы и т.д., т.е. всe, в чeм нуждается книга мозга — подумайте еще о том, что сделал Шекспир из того, что дал Сакс Грамматикус* , где всe обстоит иначе и где нет никакой исходной точки для того, чтобы Шекспир действительно создал ученика Фауста, — если представить себе, что здесь ещe имеется ангельское существо, принадлежащее ко всему этому. Итак, в то время, как Гамлет сидел на школьной скамье, а Фауст стоял на кафедре, среди них находился Ангел, относящийся к ним; он-то и улетел затем на Восток. Там, на Востоке, он, со своей стороны, развил иное, что явилось параллелью тому, что в поступках Гамлета могло разыграться на Западе.
     Я не думаю, что можно действительно проницательно понять величайший перелом, произошедший при переходе от 4-й к 5-й послеатлантической эпохе, если наблюдать лишь внешние факты".210(11)

_______________________________
     * Датский летописец, умер в 1204 г.

1433. "Славянские народы России в значительно большей степени, чем широкие массы немецких народов, призваны постоянно стремиться возвышать свою индивидуальность. Они зависят от отдельных личностей, которые обособленно, изолированно от народа открывают то, что должно открываться в среде народа. Поэтому еще долго, до восхода 6-й послеатлантической культуры, русская народная культура будет культурой откровения. Русский более, чем кто-либо другой, зависит от провидца, и он весьма восприимчив к тому, что ему дает ясновидящий". 186(6)
     "Эта душа родилась целиком из русской ауры, со всеми возможными свойствами русской души, хотя по происхождению Блаватская не была чисто русской. Но ее душа вплоть до визионарной жизни, вплоть до ее гениальности, которой Блаватская обладала в столь высокой степени, была русской..." 171(10)

1483.Русским необходимо "абстракцию, просто рассудочную, построенную на войне культуру (Запада) заменить на русскую культуру, построенную на сердце, на мире, на душе".
     У русских — миссия, немцам дано всемирно-историческое посланничество (импульс Я в цивилизации). 65 с.452, 54

Русская культура

1435. Из письма Р.Штайнера от 18.II.1891 г.: "В последнее время много занимался новейшими явлениями русской литературы и русской жизни и пытался отыскать, как бы мне заглянуть в подкультурные течения этой страны. И у меня сложилось впечатление, что всякий духовный процесс есть процесс освобождения, и я остался при том мнении, что все движения, имеющие целью помешать этому процессу, выводящему людей из бессознательности, только вредны. Это просто удивительно: в то время как русские стремятся к тому, чтобы все больше и больше вырабатывать свободную личность и достичь полного человеческого достоинства, мы в Зап. Европе позволили жизни нервов совершенно заглушить свободный дух". 38 с.196

1436. 1840-1870 гг. "В России нас встречают В.А.Жуковский, Александр Грибоедов, Александр Пушкин, М.Ю.Лермонтов, поэты, пропитавшие культуру своего народа западноевропейским духом. Пушкин — насквозь романтик, поэт большой лирической силы и высокого идеализма в понимании мира; Лермонтов — энергичная индивидуальность со значительными изобразительными способностями. В Боденштадте он обрел незаурядного переводчика (на нем.). Алексей Васильевич Кольцов взлелеял русские народные песни, но и у него повсюду просматривается культурное влияние Запада. Поэзии, вырастающей чисто из почвы русскости, в этот период еще не существует”.
     1870-1900 гг. "Через большое духовное сотрясение проходит в это время также и русская духовная жизнь.
     ... Дух народа теперь углубляется и ищет, как из глубин собственного национального существа возвести себе его созерцания. Также и здесь критика идет впереди, открывая новые пути. В В.Белинском Россия имеет эстетика и философа большого духовного кругозора и высоких целей. Говоря чисто логически, его критической деятельности недостает последовательности. Белинский был человеком непрестанного поиска, он хотел привести к ясности спутанные понятия и темные желания своего народа. Поэтому он больше руководствовался своим уверенным ощущением, чем какими-либо абстрактными идеями. Сколь бездонно глубок и в то же время сновидчески сбивчив Дух народа, показывают творения Николая Гоголя, выдвинувшего ужаснейшие обвинения против своего отечества, обвинения, из которых говорит глубокая сердечная любовь. Мистическое чувство лежит в основе его представлений; неутомимо толкает оно его вперед без того, чтобы он видел перед собой какую-либо ясную цель. В Н.Некрасове, Иване Тургеневе, Иване Гончарове и в Ф.М.Достоевском это сумеречное тяготение перерабатывается постепенно в ясность. Правда, Тургенев остается все же под сильным влиянием западно-европейских идей. В тонких образах он изображает прежде всего страдающих людей, не способных по той или иной причине справиться с жизнью. Гончаров и Писемский изображают жизнь русского общества без широкого взгляда на какое-либо мировоззрение. Достоевский — гениальный психолог. Он нисходит в глубины душевной жизни и в блестящих, правда, порой довольно ужасных образах разоблачает человеческое внутреннее. Его "Преступление и наказание" во всей Европе ощущают как образец психологического романа. Представителем совершенно русской духовной жизни является граф Лев Толстой. От романиста потрясающе большой силы ("Война и мир" 1872, "Анна Каренина" 1877) он развивается до пророка новой формы религии, которая свои корни ищет где-то в пра-христианской древности и поднимается к жизненному идеалу полнейшей бессамостности". 33 с.79, 111-112.

1456."... вся спиритическая вера Аксакова ... " 30 с.525