BDN-STEINER.RU

ANTHROPOS
Энциклопедия духовной науки
   
Главная / Предметный указатель / /

БЛАГОГОВЕНИЕ

403. "Выступившее теперь в нем, что возвещало о себе в мудрых ответах, которые он давая книжникам, и возвещало во все большей и большей степени, было — так я должен описать жизнь мальчика Иисуса, его жизнь от двенадцатого до восемнадцатого года — тем, что в его внутреннем проявлялось как инспирация, непосредственное знание, восходившее в нем, знание совершенно исключительного рода, знание столь непосредственное и естественное, что он в своей собственной душе воспринимал подобно древним пророкам, получавшим божественно-духовные откровения из божественно-духовных высей, из духовных миров в прежние времена иудаизма. Стало привычным в (иудейском) воспитании такие сообщения, которые в свое время приходили к пророкам из духовного мира, обозначать как великую Бат-Коль. И когда теперь великая Бат-Коль вновь воскресла в нем, в нем одном, то 12-, 13-, 14-, 18-летний мальчик Иисус обрел редкую, удивительную зрелость внутренней инспирации, в нем ожили те внутренние переживания, которыми обладали только древние пророки".
     "Дело менее всего заключается в том, чтобы образовывать различные теоретические суждения об этом мальчике Иисусе, а в том, чтобы сообщить, что это такое — стать зрелым ребенком, с 12-ти до 18-ти лет пережить, как внутри восходит совершенно незнакомое, почувствовать в себе откровения, невозможные в то время ни для кого другого, и оставаться совершенно одиноким с этими откровениями, не мочь никому их высказать; и более того, чувствовать, что их никто не поймет, если даже их и высказать. Такие вещи трудно вынести и взрослому. А пережить их между 12-ю и 18-ю годами — это нечто в высшей степени тяжелое. И такое было не единственным".
     "Пожелай теперь великая Бат-Коль высказаться как-либо человеку — не найдется ни одного, способного понять голос из духовного мира. Другими стали люди по сравнению с временами великих пророков. ... Это выступало все вновь и вновь перед душой мальчика Иисуса, и с этим страданием он был один. ... Боль, страдания, переживаемые им из источников, подобных описанным, преображались в его душе, преображались таким образом, что испытывая эту боль, эти страдания, он превращал их, как само собой разумеющееся, в благоговение, в любовь, но не просто в чувство благоговения и чувство любви, а в силу, безграничную силу любви, в способность любовь переживать духовно-душевно".
     "Когда приходил этот юноша и с кем-либо разговаривал, то, если его и не понимали, но хотя бы пытались войти в говоримое им, то тогда происходило некое действительное излияние из души Иисуса в души других. Как бы переходом флюида благоговения, любви было это излияние. И это было преображенное страдание, преображенная боль".148 (13)

     Перейти на этот раздел

  

1446. Благородный гнев молодости против несправедливости, во второй половине жизни выступает как наклонность к любящей кротости, к благоговению.116 (2)

     Перейти на этот раздел

  

1447. "Я мы имеем притупленно отсиживающимся в душе ощущающей: там, внутри поднимаются волны удовольствия и неудовольствия, радости и страдания, а "я" едва воспринимается, ибо оно вовлечено в эти волны аффектов, страстей и т.д.". Лишь в душе рассудочной, с образованием четко очерченных поня­тий, идей, суждении, "я" проясняется; наиболее ясным оно делается в душе сознательной. Но человек должен воспитывать себя с помощью своего Я. И как ему тогда быть с душой ощущающей? Здесь на по­мощь приходит гнев. Сталкиваясь с событиями внешнего мира, мы не всегда бываем в состоянии извлечь соответствующие им суждения из души рассудочной. Тогда суждение исходит как бы само, из нашей души ощущающей. И это есть гнев. "Мы судим сначала из нашего гнева о событии внешнего мира, затем, учась т.обр. бессознательно, без согласования с тем, что не должно совершиться — учась бессознательно че­рез гнев, — именно благодаря такого рода суждению, мы становимся более и более зрелыми для того, чтобы приходить к исполненным света суждениям в более высокой душе. Так гнев является в некотором роде воспитателем человека. ... И тогда мы по праву говорим о благородном гневе. ... Ибо никто не придет к более уверенным суждениям в себе, чем тот, кто из старых благородных душевных задатков так разовьет себя, что возгорится благородым гневом против неблагородного, ненормального, глупого. И гнев имеет миссию поднимать человеческое Я в более высокие области. Это его миссия. Он — учитель в нас. Преж­де, чем мы сможем себя вести, прежде, чем мы придем к ясным суждениям, он ведет нас в том, на что мы уже способны. ... Гнев может выродиться в ярость, так что станет удовлетворять злейший эгоизм. Но такая возможность должна существовать, чтобы человек мог развиться к свободе".
     С другой стороны, гнев вычеканивает такие свойства Я, как бескорыстие, самоотверженность. Не возникай в нас благородного гнева, мы останемся равнодушными к несправедливостям, злу и глупости внешнего мира, а значит, мы сольемся с этим внешним миром и не почувствуем своего Я в развитии. "Гнев же делает его зрелым, вызывает его к действию, чтобы оно могло противостоять внешнему миру. ... Однако, когда в нас вспыхивает благородный гнев, то в то же время мы испытываем помутнение я-чувства. Это нечто вроде душевного бессилия, пробуждающегося в нас благодаря гневу, если мы не даем ему пе­рейти в ярость. Когда мы нашу душу прощупали этим гневом, тогда наступает некое душевное бессилие, тогда Я делается притуплённее и притуплённее. Вставая в противоположность к внешнему миру, оно, с другой стороны, выключается. Через горячность гнева, которую человек подавляет в себе, он одновремен­но приходит к развитию самоотверженности. Обе стороны Я приходят через гнев к развитию. Гнев имеет миссию дать возникнуть в нас свойству самости и, в то же время, превращается в самоотверженность".
     "Гнев для Духовной науки — это утренняя заря чего-то совсем другого. Кто наблюдает жизнь, тот ви­дит, что человек, не способный пламенеть благородным гневом против несправедливости, никогда не при­дет к истинной снисходительности, кротости, любви. ... Любовь и снисходительность — это другая сто­рона благородного гнева. Преодоленный гнев, просветленный гнев превращается в любовь и снисходитель­ность, в кротость. Редко встречается в мире любящая рука, если она была не в состоянии в определен­ное время сжиматься в кулак в благородном гневе против несправедливости или глупости. Эти вещи взаимосвязаны".
     Нужно преодолевать страсти, но истинное преодоление — это жертва, а не приятное размягчение. "По­жертвовать же можно тем, что прежде имеешь, а чего нет, тем жертвовать нельзя.. Преодолеть гнев может тот, кто сначала мог им пламенеть. ... Если мы преодолеваем гнев, если от того, что в душе ощущаю­щей пламенело как благородный гнев мы поднимаемся к душе рассудочной и сознательной, тогда из гне­ва развиваются любовь и сострадание, благословляющая рука". Миссия гнева отражена в мифе о Прометее. Он преждевременно приносит людям Я и гневом Зевса приковывается к скале, что умеряет действия Я, приводит его в меру.
     Игра Я и гнева происходит в душе ощущающей, воспитывая ее. Истина воспитывает душу рассудочную. И если гнев должен быть преодолен, то истину нужно любить с самого начала, хотя она и является свойством собственной души. "Внутреннее лелеяние истины совершенно необходимо, чтобы дать душе восхо­дить все выше и выше". "Первое требование к действительному чувству истины — это отказ, уход от само­го себя".
     "Истина — является водительницей людей к единству и ко всестороннему пониманию. А потому она — подготовительница справедливости и любви, подгототовительница, о которой мы должны заботиться; тогда как иное в себе мы запрещаем... В этом миссия истины, что мы должны ее все больше и больше любить и при­нимать, что мы должны ее лелеять в себе. Когда мы в своей самости предаемся истине, то самость дела­ется все сильнее, и именно благодаря этому мы избавляемся от самости. Чем больше гнева развиваем мы в самости, тем слабее делаем ее, и чем больше истины развиваем мы в самости, тем сильнее делаем ее. Истина — это строгая Богиня, которая требует, чтобы в средоточие нашей самости мы поставили одну только любовь. В тот момент, когда человек не избавляется от самого себя и ставит перед собой вместо истины что-то другое, пусть даже высокое, она тотчас же мстит за себя". Английский поэт Кольридж сказал: "Кто Христианство любит больше, чем истину, тот вскоре увидит, что он больше любит свою христианскую секту, чем Христианство; и он также увидит, что себя он любит больше, чем свою секту". В тот момент, когда человек начинает жить не ради истины, а ради себя, ради своих мнений, он делается антисоциальным существом, выпадает из человеческой общности.
     Истину ищут с помощью мышления, поэтому она вступает в душе рассудочной. У нее имеется две формы. Одна из них связана с внешним миром, который мы наблюдаем, а потом размышляем о нем (научное мышле­ние). Другая форма выступает тогда, когда мы выходим за внешнюю жизнь, размышляем о ее вечных законах. Из внешнего наблюдения не прийти к истине о перевоплощении человеческого Я; это достигается в душе, в духе, но реализоваться эта истина также должна во внешней жизни, что и подтверждает ее до­стоверность. И другого способа нет. Все другие способы ее доказательства неверны.
     Человеческому Я нужны оба рода истины. Получая истины, почерпнутые только из наблюдения, оно ис­сыхает, опустошается, его творческая сила надламывается. Таким истинам недостает сердца, их может находить холодный эгоист, не задумываясь над тем, для чего они существуют. Иначе обстоит дело с исти­нами, которые человек извлекает из своего внутреннего, поскольку в этом случае он сам является проду­ктивным. Эти истины, эти мысли он стремится затем осуществить в жизни, действовать сам, имея природу в качестве прообраза. К истинам такого рода принадлежат все духовнонаучные истины. Их область, конеч­но, более ограничена для человека, чем область истин первого рода, но их продуктивная сила выше, они освежают, расширяют душу, поскольку становятся все более и более божественными в себе. В кругу этих истин человек — гражданин и творец будущего. Силу своего Я он простирает от настоящего момента в будущее. В истинах же первого рода дух пустеет в паутине понятий, в бескровных абстракциях. И дух то­гда приходит к сомнению и в себе, и в мире. Значение истины для воспитания души хорошо выразил Гете в своей "Пандоре".
     Гнев является воспитательным средством для души ощущающей, истина — для души рассудочной. Душа сознательная во внешнем мире нуждается в мышлении, как и душа рассудочная. Но чтобы мышлению войти в сверхчувственное, водителями туда должны стать чувство и воля. При всех обстоятельствах чувство может быть водителем мышления. Несомненно, для выработки знания человек пользуется логикой. Но если эту ло­гику мы используем как инструмент доказательства, то сама логика доказывается не логикой, а чувством. Чтобы дать толчок к мышлению о сверхчувственном, чувство должно стать силой, и такое чувство называ­ется любовью. "Для человека должно стать возможным развить любовь к незнакомому, к сверхчувственному до того, как об этом сверхчувственном он сможет думать".
     Воля также должна проявиться до того, как о сверхчувственном будет помыслено, но она должна раз­вить преданность сверхчувственному. "Когда вы соедините одно с другим, преданность воли неизвест­ному и любовь к нему, то из этого соединения возникнет то, что в истинном смысле слова называется благоговением. ... Так благоговение становится воспитателем души сознательной. Ибо когда душа созна­тельная устремляется к тому, что от нее сокрыто, то также и в обычной жизни можно говорить о благого­вении". Даже к познанию внешних вещей душа сознательная не придет без любви и преданности. Без благо­говения душа проходит мимо вещей. Итак, гнев должен быть преодолен, истина должна пронизывать Я, благоговение должно струиться из Я.
     Через силу благоговения душа чувствует себя мощно привлеченной вечным. Но в настоящей преданности миру человеку также угрожает потеря Я, самости, потеря его в другом. Это может привести к душевному бессилию. Чтобы такого не случилось, необходимо чувство преданности пронизать огнем Я. Это значит, что за пределами внешнего все должно быть освещено мышлением. Мышление, как было сказано, не может идти впереди, но свет мыслей должен тотчас же проникнуть в то, к чему душа обратилась с преданностью". "Иными словами, должна иметься воля к мышлению о том, чему человек предан. Вообще, в тот момент, ког­да преданная воля теряет волю к мышлению, возникает опасность потерять себя; воля, которая с самого начала принципиально отказывается мыслить об объекте ее преданности, ведет к крайности, к устойчивому бессилию человеческой души.
     А может ли любовь, другой элемент человеческого благоговения, постигнуть такая же судьба? В любви должно быть нечто такое, что от человеческого Я излучается к незнакомому. Поэтому в каждый момент Я должно держаться прямо. Я должно хотеть войти во все, чему подобает составлять предмет его благоговения; и оно должно хотеть держаться прямо по отношению ко всему, что объемлется в любви, по отношению к незнакомому, сверхчувственному, вовнестоящему. Чем станет любовь, если Я не сохранит бодрственности вплоть до границы, где мы встречаем незнакомое, если свет мыслей, свет разумного сужде­ния не желает пронизать незнакомое? Такая любовь становится тем, что называется мечтательностью. ... Когда Я, когда душа через чувство хочет объять внешнее, то оно не должно себя умерщвлять: Я посто­янно пребывает в чувстве; но если оно не поддержано мышлением и волей, то в бессилии свергается вниз. И это низвержение Я, его бессознательность ведет к тому, что такая любовь к незнакомому, не имеющая воли к сильному мышлению, приводит к тому, что душа все больше впадает в мечтательность в фантазирование ... в сонливость".
     "Душа, воспитанная в благоговении, свои темные симпатии и антипатии, свои темные чувства удоволь­ствия и неудовольствия просветляет настолько, что их можно назвать чувствами прекрасного, доброго". Темные желания, инстинкты превращаются благоговением в моральные жизненные идеалы. Само благоговение перерастает в переживание всесилия. "Итак, любовь и преданность — истинные водители в незнакомое и воспитатели души из рассудочной в сознательную".59 (1,2,3)

     Перейти на этот раздел

  

1448. "Благоговение — это лучший путь к познанию". Люди не смогли бы прийти к познанию, если бы ранее в темных подосновах души не испытывали благоговения перед стоящими над ними силами. "Снисходи­тельность в зрелом возрасте есть следствие преодоленного в юности гнева".108

     Перейти на этот раздел

  

1575."Можно купить ребенку т. наз. "красивую" куклу с настоящими волосами, с накрашенными щеками. Нет даже нужды говорить о том, что такая кукла просто ужасна, она способна на всю жизнь испортить эстетическое чувство. Главный вопрос воспитания здесь состоит в ином. Если перед ребенком кукла, сделанная из обыкновенного платка (достаточно завернуть в него и обвязать бечевкой кусок ваты — это будет голова — и из четырех концов сделать подобие рук и ног), то он имеет возможность завершить ее исходя из своей фантазии и таким образом получить из нее человека. Эта работа фантазии действует формообразующе на мозг ребенка. Если же ребенок получает "красивую" куклу, то голове нечего с ней делать, и вместо того, чтобы раскрываться, он увядает и чахнет. ... Все игрушки, состоящие лишь из мертвых математических форм, действуют опустошающе и убивающе на силы, строящие ребенка; и в правильном направлении действует все, что возбуждает представления живого". Важно абсолютно все, что окружает ребенка, вплоть до цвета его одежды. "Подвижного ребенка следует окружать красным или красно-желтым цветом и того же цвета шить ему одежду; а для медлительного ребенка полезен голубой (синий) или сине-зеленый цвета. Здесь дело заключается в том, какой противоцвет рождает цвет во внутреннем ребенка. Например, красный рождает зеленый, а синий — желто-оранжевый... Эти противоцвета рождаются физическими органами ребенка и обусловливают соответствующую ребенку, необходимую ему структуру органов. Подвижный, беспокойный ребенок, будучи окружен красным, рождает вокруг себя зеленый противообраз, который действует успокаивающе; органы обретают тенденцию к успокоению".
     Соответствующая выработка чувственных переживаний в ребенке чрезвычайно важна. Здоровые страсти, переживания радости, удовольствия — все это силы, правильным образом вычленяющие правильные формы органов в физ. теле. Здесь необходимо также поставить ребенка в соответствующие физические отношения к окружению. Особенно это касается инстинктов питания. Правильным питанием можно так воспитать ребенка, что он вплоть до стакана воды будет чувствовать, что ему необходимо, и отталкивать все лишнее. На построение органов правильно действует радость, переживаемая вместе с окружением. Воспитателю нужна любовь, теплом пронизывающая окружение, а ребенок начинает ей подражать. Вообще из окружения ребенка следует исключить все, чему он не должен подражать. "Подражание принадлежит эпохе развития физ. тела, смысл вещей говорит к эф. телу, а на него следует воздействовать со сменой зубов, когда отпадет внешняя эфирная оболочка". Учить говорить следует только на слух; всякие искусственные правила здесь только вредны. В ранние годы детства песни должны производить возможно более прекрасное ритмическое впечатление на чувства. В них важен не столько смысл, сколько звук. Танцевальные движения под музыкальные ритмы также благотворны в своем воздействии на силы, строящие органы.
     Со сменой зубов встает задача развивать эф. тело. На него воздействуют образностью, примерами, управляемыми фантазией. Физический прообраз сменяется прообразом с внутренним смыслом и ценностью. Но никаких абстрактных понятий! Наглядность, но не чувственная, а духовная. Здоровый, обоснованный авторитет. От подражания к следованию за авторитетом — в этом различие приемов воспитания в первые и вторые семь лет жизни ребенка. Благоговение, почитание дают эф. телу правильный рост. Их отсутствие иссушает жизненные силы. Счастлив тот, кто в детстве мог смотреть на своих воспитателей как на само собой разумеющиеся авторитеты.
     Память. Ее воспитание должно вестись таким образом, что сначала ребенок просто знакомится с вещами, вбирает в свою память исторические события, географические вещи и т. д., а позже приводится к их пониманию, к пониманию их связей и т. п. Все понимание в понятиях должно браться из сокровищницы памяти. Чем больше подросток уже знает, черпая из памяти, прежде чем постиг это в понятиях, тем лучше. Переход к понятиям следует совершать после 14 лет. И все указанные приемы воспитания должны проводиться в нужное время, иначе они дадут противоположный эффект. Если от 7 до 14 лет воздействие на эф. тело идет извне, то с 14 лет следует подумать о том, как влиять на него через развитие мыслей, чувств и воли. Нет более глубокого и совершенного воздействия на волю в этот период, чем религиозные импульсы. "Если человек не чувствует себя вплетенным крепкими нитями в Божественно-духовное, то воля и характер остаются неуверенными, нецелостными и нездоровыми". Углубление в тайны прекрасного воспитывает чувства. При выполнении гимнастических упражнений молодой человек должен при каждом движении чувствовать растущую силу как здоровое удовольствие. Здесь большую роль играет интимное, интуитивное, всецело чувственное познание взаимодействия удовольствия с движением, чем анатомические и т. п. знания. Только с помощью Духовной науки можно разработать комплексы необходимых здесь упражнений. Воспитание рассудка идет так, что сначала он играет лишь вспомогательную роль. Самостоятельные суждения не должны быть преждевременными, незрелыми. Мнения других не должны даваться в виде сухих теорий, лишенных чувства. 34 с. 325-343

     Перейти на этот раздел

  


     706
. "Организация я-тела зависит от благоговения, что присутствует в нашей медитации". 42/245 с.142

     Перейти на этот раздел

  


     1037
. "Медитировать — это значит то, что человек знает, превращать в благоговение, даже отдельные конкретные вещи". 37 с.293

     Перейти на этот раздел

  

  Оглавление          Именной указатель Назад    Наверх
Loading
      Рейтинг SunHome.ru    Рейтинг@Mail.ru