739. "В космосе ненависть является силой, без которой никак не может наступить индивидуализация... в том числе и человека как отдельного существа. ... В космосе возникает ненависть, но там она не должна оцениваться так морально, как в случае, когда она играет в человеческой душе. ... Весь мир слился бы в одно большое единство, которое так охотно хотели бы иметь туманные пантеисты, если бы в космосе не было ненависти, которую человек сначала познает в себе".184 (4)

983. "Когда человек засыпает, то на него сначала сходит некий род неопределенного страха. В обыч­ных земных переживаниях этот страх не поднимается в сознание, в представления, но как процесс со­вершается в астр. теле и в Я; последствия этого страха во время сна человек несет через дневное состояние. И если бы он не мог переносить сюда страх, если бы страх как сила не мог бы дейст­вовать во время бодрствования в физ. и эф. телах, то человек оказался бы не в состоянии удержать вмес­те свою физическую конституцию, так сдерживать ее вместе, чтобы она, например, могла правильным обра­зом выделять соли и тому подобные субстанции. Выделение, необходимое для организма, является следствием бессознательно переживаемого в жизни сна страха. Таким образом, засыпая, мы вступаем сначала в сферу, я бы сказал, боязни. Затем наступает состояние души, которое представляет собой постоянное колебание между внутренним спокойствием и внутренним беспокойством, колебание такого рода, что если бы человек в каждый момент переживал его сознательно, то он бы попеременно то впадал в некий род бесси­лия, то выходил из него, пробуждался от него. Итак, колебание между стойкостью и бессилием, вот чем является то, что пронизывает страх. А третьим является чувство стояния перед пропастью, когда почва ускользает из-под ног и в каждый момент человек может в эту пропасть свалиться".
     "Всё это ощущали уже в египетских Мистериях; там сознательно воспринимали то, что выступает во сне: страх, колебание между стойкостью и слабостью, стояние на краю пропасти. Все это называлось миром трех железных необходимостей. ... Что человек здесь пережи­вал, рождало в нем, опять-таки бессознательно, глубокую тоску по Божественному... И то пантеистиче­ское чувство Бога, которое у каждого здорового человека выступает во время дневной жизни, является лишь последствием того, что бессознательно переживается во сне как это пантеистическое чувство Бога. И человек здесь ощущает фактически свою душу наполненной, я бы сказал, и страхом, и бессилием, внут­ренне рожденным бессознательным убеждением, и в то же время еще тем, что вместо внешнего центра тяже­сти, действующего физически, дает ему внутренний центр тяжести.
     О сфере трех железных необходимостей учили также в тайном учении розенкрейцеров. Ученикам сообщалось, что они переживают непосредственно после засыпания. До их сознания доводилось: здесь ваши дневные переживания погружаются в подвижные в себе, но открывающие сущностное, парящие, облачные об­разования. Вы сами оказываетесь сотканными с этими облачными образованиями, обладая возможностью в страхе и бессилии стоять на краю пропасти. Но вы нашли то, что вам теперь в трех словах должно прот­кать всю душу: Ex deo nascimur. Это встающее в душе ученика новых Мистерий выражение он сначала пе­реживает в состоянии сна; здесь встает его индивидуальная роль в жизни отдельного человека. Но у не­го есть и историческая роль. Когда человек спит далее, то прекращается обычный взгляд, который он имел с Земли на космос.
     Когда человек стоит здесь, на Земле, то там, вверху, сверкают звезды, Луна, Солнце; они действуют на чувства человека, но в определенный момент сна весь звездный мир как бы исчезает. Звезды перестают быть фи­зическими существами. А где они были для чувственного взгляда физическими существами, там выступают некоторым образом из звездного сияния — звездное сияние само также исчезает — звездные гении, звезд­ные духи, звездные боги. И космос преображается в то, что затем становится воспринимаемым для созна­тельной инспирации: в говорящее Мироздание, в Мироздание, которое через музыку сфер и через Мировое Слово возвещает о себе. Духовно живущие существа вместо чувственного космоса, види­мого с земной точки зрения, образуют другой космос.
     И когда человек пережитое доводит там до сознания, то ощущает это так, как если бы мир в отношении всего, что он, как человеческое существо, совершает доброго и злого, со всех сторон высказывал суждение об этом. В своей человеческой ценности человек чувствует себя единым с космосом.
     Но вначале то, что случается с человеком — переживай он это сознательно, как это происходит в ин­спирации, он бы это заметил, — вводит его в заблуждение. Человек нуждается в водителе. В настоя­щую эпоху развития человечества такой водитель имеется для тех, кто в земной жизни в своей душе, в своем сердце вырабатывают отношение к Мистерии Голгофы, ко Христу ... и чувство, которое охватыва­ет человека в современную эпоху в тех сферах, в которые он теперь вступает, состоит в том, что его введенная в заблуждение душа должна раствориться, если Существо, живущее в его представлениях, в его чувствах, в его сердечных импульсах, Существо Христа в этих сферах не станет его водителем.
     И чувство приближающегося Христа, Который становится Водителем, и Которого человек представляет в этой сфере связанным с жизнью Солнца, как сам человек связан с жизнью Земли, он ощущает так, как средневековый ученик, как средневековые школы Мистерий ставили перед бодрственными душами своих учеников: In Сhristo morimur; ибо они чувствовали, что душа может умереть, если не умрет во Христе, когда смерть становится космической жизнью.
     Так живет человек во сне и через сон. И когда он воспринял космические звезды как сущностное, ко­гда он побывал в том необычном для него окружении, в нем наступает тоска — поскольку с сознанием он не может пробудиться в этой сфере — по возвращению в сферу сознания. Это затем является основанием пробуждения. Это сила, которая нас пробуждает. И человек имеет ощущение, которое, опять-таки, не входит в сознание, что через втянутое им из звезд, собственно говоря, из звездных существ, из звездных бо­гов, что через это человек пробуждается не бездуховным, но дух, живущий в душе, он приносит с собой в телесное бытие дня. Это чувство, образующее третий член ночных переживаний в личных пережива­ниях человека в земном бытии, оно, опять-таки, в средневековых школах Мистерий ставилось перед сознани­ем учеников в третьем изречении: Реr spiritum sanctum reviviscimus.
     Таким образом, это трехчленное переживание на пути, проходящем через духовный мир по ту сторону Стража Порога, которое, однако, игнорируют современные люди, оно ощущается как три шага, которые отпечатлевают в человеческой душе то, что в истинном смысле может быть названо Троицей, про­низывающей, пропитывающей духовную жизнь.
     Все, что я вам описал, человек переживает ночью в образе. И в этот образ вплетаются переживания, через которые человек прошел в течение дня, но там они идут в обратном порядке ... вотканными в вос­поминание мира звезд. Но сначала все это является образом. Впервые оно реализуется после того, как человек пройдет через врата смерти".227(9)

1521."Что Христианство принесло европейским народам — этого не проходили поколения американских индейцев. Вся душевная конституция этих народов была такова, что они интенсивно развивали пантеистические чувства и действовали из импульсов, связанных с ними. Но развитие этих душ в дальнейшем было таково, что они смогли сравнительно короткое время провести в духовном мире между смертью и новым рождением. Не потребовалось много времени, чтобы переработать в духовном мире то, что хотя и интенсивно, но абсолютно просто, элементарно было пережито душами. Так что не только души индейцев, живших до их завоевания — эти почти все, — но и души, жившие там позже, теперь воплотились (в больших массах) вновь именно в западных, в западноевропейских народах (включая и Россию)". 202(8)

II. НАУКА

     160б. "Естествознание атеистично,
     биология — пантеистична,
     психология — политеистична,
     Духовная наука — теистична".
    
     "Перед совестью антропософов стоят:
     1. современное естествознание,
     2. виталистическая философия,
     3. более старая психология,
     4. религии.
     Более старый витализм есть нечто иное, чем современный. Этот последний не способен устоять наравне с механизацией жизни; первый содержит в себе своего Гомункулуса.
     Сохранение энергии (закон) есть смерть витализма". Д. 21, с. 6-7

     170. "То, что мы называем антропоморфизмом, есть специальное образование эзотерического пантеизма. Он представляет различных богов в человеческом облике. Сюда принадлежит, например, религиозная система греков. Но было бы ошибкой думать, что за отдельными богами для образованных греков не господствовал единый духовный мир. ...Пантеизм — это духовная подоснова вещей; тогда боги имеют облик как люди". Эзотерически пантеизмом были: браманизм, воззрения древних египтян и евреев. "Только через этот антропоморфизм человечество могло быть подготовлено к постижению Богочеловека, к постижению Самого Бога, живущего в человеке. Но это есть Христианство, которое оккультизмом может быть названо теоморфизмом". 102(9)

     171. "Пантеизмом было бы воззрение, что во всем, что распростерто в природе, что вообще простирается как мир явлений, живет Божественное, что до некоторой степени сама природа есть непосредственное откровение Божественного. ...Против этого воззрения я выступал постоянно". И вот со стороны иезуита Циммермана нас обвиняют в пантеизме. "По-другому пантеизм можно охарактеризовать так: пантеизм на хочет внешнюю природу отделять от Божественно-духовного, он хочет смешать одно с другим". 188(2)
     "Человек не может потерять Бога, а только свое представление о Боге. ... Всякое представление о Боге питается только Самим Богом и ни одно не способно Его объять. Люди, например, говорят о пантеизме и теизме, будто бы одно из них исключает другое. ... днем человек пантеист, ночью — скорее теист. Быть пантеистом, значит переживать Божество деятельным в мире. Теизм переживают как бы в ясновидческом мировом сне, как Божество, бодрствующее над миром". Д.110, с. 26

     302. Беме. "Он чувствовал внутри то, что в природе ткет, действует и живет. Он сопереживал жизнь природы и в своих сочинениях дал, собственно говоря, то, что сопереживал, так что в его словах можно почувствовать продолжающуюся вибрацию того, что он видел. Поэтому в его словах содержится нечто от того, что он в особенности чувствовал как составляющее "как" в самой природе". В Беме важно, как он "переживание мира делает переживанием души, когда ей даются откровения." Его не понимают те, кто думает, что он переживал гром, облака и т.д. как современный человек, а также те, кто считает его пантеистом. 62 с. 233

Отношение к мышлению

     568. "Наблюдая мышление, человек вглядывается в мировые свершения, и ему не нужно исследовать их согласно какой-либо идее, так как это свершение уже само есть идея. Обычно переживаемое единство созерцания и идеи является здесь переживанием открытой созерцанию духовности мира идей. Человек, который созерцает эту покоющуюся в себе самом деятельность, чувствует свободу. Гете именно переживал это ощущение, никогда не высказывая его в высшей форме. В своих естественнонаучных занятиях он терпеливо упражнял некоторую свободную деятельность; но она так и не стала его главным делом. Он никогда не заглядывал за кулисы человеческого познания, и поэтому идея мирового свершения в ее изначальной форме, в своей высшей метаморфозе никогда не была усвоена его сознанием. Но коль скоро человек поднялся к созерцанию этой метаморфозы, он уверенно движется в царстве вещей. В самом средоточии своей личности находит он верный исходный пункт для всех рассмотрений мира. Ему нет больше нужды искать вне себя неведомых оснований и вне его лежащих причин вещей; он знает, что высшее переживание, на которое он только способен, состоит в саморассмотрении собственной сущности. Кто способен полностью проникнуться чувством, вызывающим это переживание, тот встанет в правильное отношение к вещам. В противном случае человек будет вынужден искать высшую форму бытия где-нибудь в другом месте и, не находя ее следов в своем опыте, предположит ее в неизвестной области действительности. Его наблюдению вещей будет сопутствовать некоторая неуверенность, заставляющая его вместо ответа на вопросы природы ссылаться на неисследованное".
     "Гете недостает органа для рассмотрения наивнутреннейшей природы человека, для самосозерцания. "Здесь должен я сознаться, — говорит он, — что столь величественно и значительно звучащая задача: "Познай самого себя!" с давних пор казалась мне подозрительной, подобной скрытому лукавству священника, повергающего человека в смятение своими требованиями и пытающегося, отвлекая человека от деятельности во внешнем мире, склонить его к ложной внутренней созерцательности. Человек знает себя лишь постольку, поскольку знает мир, который он постигает только в себе самом, а себя — только в нем. Каждый новый предмет, хорошо рассмотренный, раскрывает в нас новый орган". Об этом следовало бы сказать как раз обратное: человек знает мир лишь постольку, поскольку он знает себя. Ибо в его внутреннем в самой изначальной форме открывается то, что во внешних вещах наличествует как созерцание в отблесках, примерах, символах. Но то, о чем человек может говорить как о непостижимом, неисследимом, Божественном, — это выступает в истинном облике перед его очами только в самосозерцании. ... Переживший мгновение самосозерцания не будет искать позади явлений скрытого Бога: он схватывает Божественное в его различных метаморфозах в природе".
     "Поскольку мышление Гете всегда было наполнено предметами созерцания, поскольку мышление у него было созерцанием, а его созерцание — мышлением, то он не мог прийти к тому, чтобы сделать объектом мышления само мышление. Гете не делал различий между мышлением о мышлении и созерцанием мышления. В противном случае он пришел бы к выводу, что как раз в духе его мировоззрения лежит не мышление о мышлении, а созерцание мира мыслей. К осуществлению всех остальных воззрений человек не причастен. В нем оживают идеи этих воззрений, существование которых обусловлено наличием в нем продуктивной силы, которая делает их достоянием внешнего явления. Если идеи составляют содержание того, что действует в вещах, то они также приходят в феноменальный мир посредством человеческой деятельности. Таким образом, человек может познать собственную природу мира идей лишь тогда, когда созерцает свою деятельность. Всякое иное созерцание затрагивает только действующие идеи, тогда как вещи, в которых эти идеи действуют, остаются, как восприятия, вне его духа. В созерцании идеи действующее и содеянное полностью содержатся в его внутреннем. Он полностью осуществляет весь процесс в своем внутреннем. Тогда созерцание перестает быть производным от идеи, оно само становится идеей. Но это созерцание, которое само себя производит, есть созерцание свободы".
     "Гете не пришел к созерцанию свободы, поскольку имел предубеждение против самопознания. Не будь этого, познание человека как свободной, зиждущейся на себе самой личности составило бы вершину его мировоззрения. Ростки этого познания у него выступают повсеместно, но вместе с тем это ростки его воззрения на природу".
     "Он вовсе не намеревался напяливать одну и ту же мыслительную форму на все явления природы, но через вживание в различные мыслительные формы он хотел сохранить дух столь же подвижным и живым, какова и сама природа. Коль скоро в нем так сильно заявляло о себе ощущение великого единства всех природных воздействий, то он был пантеистом. Он пишет: "Что касается меня, то при многообразии тенденций моего существа я не могу удовлетвориться одним образом мышления. Как поэт и художник я политеист, как естествоиспытатель я пантеист, притом решительно и тот и другой. Пожелай я Бога для моей личности нравственного человека, то и для этого все уже сделано". (Письмо к Якоби от 6.1.1813.)"
     "Как и относительно некоторых вещей, касающихся его остального воззрения на мир, мысль Гете не имела уверенности и во взгляде на происхождение нравственного. ... Что в Гете преобладало чувство истинной природы нравственного, которое, однако, он не мог возвысить до ясного созерцания, — это видно из следующего высказывания: "Воля, дабы стать совершенной, должна в нравственном покориться совести, которая не обманывает. ... Совесть не нуждается в каком-либо могущественном предке, наделяющем ее всем необходимым, она имеет дело только с собственным внутренним миром". Это означает, что человек не имеет какого бы то ни было предзаданного нравственного содержания; он дает его себе сам. Данному высказыванию противостоит другое, перемещающее источник нравственности во внеположенную человеку область: "Человек, властно притягиваемый Землей с ее тысячами тысяч разнообразных феноменов, обращает, однако, взор свой также и к Небу, ибо глубоко и ясно чувствует себя гражданином духовных царств, от коих мы не отреклись и в которые не утратили веру". "Все, что является неразрешимым, мы передали Богу как все обусловливающему и всеобожающему Существу"." 6(6)

     1262. "В прошлом Михаэль раскрыл интеллигенцию в космосе. Тогда он делал это как слуга божественно-духовных властей, которые дали начало как ему самому, так и человеку. И он хочет сохранить то же отно­шение к интеллигенции. Когда интеллигенция отделилась от божественно-духовных властей, дабы найти путь во внутреннее человеческого существа, он решил впредь поставить себя правильным образом по отношению к человечеству, чтобы в нем найти свое отношение к интеллигенции. Но все это он хотел и в дальнейшем делать в духе божественно-духовных властей как их служитель; тех властей, с которыми он связан с на­чала своего и человеческого бытия. Его намерение таково, чтобы в будущем интеллигенция текла сквозь сердца людей, но как та же сила, какой она была уже в начале, изливаясь из божественно-духовных влас­тей.
     Совсем иначе обстоит это у Аримана. Это существо уже давно выделилось из потока развития, к которо­му принадлежат охарактеризованные божественно-духовные власти. Он в пра-древнем прошлом поставил себя рядом с ними как самостоятельную космическую власть. Хотя в настоящее время пространственно он стоит в мире, к которому принадлежит человек, но он не развивает никакого отношения к силам и существам, пра­вомерно принадлежащим этому миру. Лишь когда интеллигенция, отделившись от божественно-духовных суще­ств, подходит к этому миру, Ариман чувствует себя в таком родстве с этой интеллигенцией, что через нее он по-своему может связать себя с человечеством. Ибо уже в пра-древнее время он соединил с собою то, что в настоящее время человек получает как дар из космоса. Ариман, если бы удалось его намерение, сделал бы данный человечеству интеллект похожим на свой собственный.
     Ариман присвоил себе интеллигенцию в такое время, когда еще не мог сделать ее в себе внутренним. Она осталась в его существе силой, не имеющей ничего общего с сердцем и душой. Как леденящий, бездуш­ный импульс изливается интеллигенция от Аримана. Люди, захваченные этим импульсом, развивают логику, которая безжалостным и безлюбовным образом как будто говорит сама из себя — в действительности же в ней говорит Ариман, — логику, в которой не обнаруживается ничего такого, что является настоящей внутренней, сердечно-душевной связанностью человека с тем, что он думает, говорит и делает.
     Но Михаэль никогда не присваивал интеллигенцию себе! Ощущая свою связь с божественно-духовными властями, он управляет интеллигенцией как божественно-духовной силой. Тем не менее и в его пронизании интеллигенции обнаруживается, что в ней есть возможность столь же хорошо быть выражением сердца, души, сколь выражением головы, духа. ... И в этом заключена причина того, почему Михаэль проходит через кос­мос со строгим видом и жестом. Быть во внутреннем так связанным с содержанием интеллигенции означает в то же время, что должно выполняться требование: ничего не вносить в это содержание от субъективного про­извола, от желания или вожделения. Иначе логика будет произволом одного существа, вместо того, чтобы быть выражением космоса. Строго выдерживать свое существо как выражение мирового существа, остав­лять во внутреннем все, что там хочет заявить о себе как собственная сущность, — вот что Михаэль считает своей добродетелью".
     "Одной из имагинаций Михаэля является следующая: он правит сквозь ход времен, сущностно неся свет из космоса как свое существо, образуя тепло из космоса как откровение собственного существа; он правит как существо, подобное миру (равное миру), утверждая самого себя, лишь когда он утверждает мир, низводя на Землю силы из всей Вселенной. Противоположна этому имагинация Аримана: в своем движении из времени он хотел бы завоевать пространство; вокруг него мрак, куда он посылает лучи соб­ственного света; чем большего достигает он в своих намерениях, тем более крепчает мороз вокруг него; он движется как мир, который весь стягивается в одно собственное существо, в котором он утверждает себя самого лишь отрицанием мира; он движется, как бы неся с собой жуткие силы мрачных пустот Земли".
     "Михаэль проходит сквозь мир со всей строгостью своего существа, своей осанки, своего делания в любви. И кто придерживается его, тот в отношении к внешнему миру развивает любовь. Любовь прежде всего должна раскрываться в отношении к внешнему миру, иначе она становится себялюбием.
     Если эта любовь развивается в Михаэлическом строе мысли, то и любовь к другому сможет сиять обратно в собственную самость. Самость сможет любить, не любя себя самое, и на пу­тях такой любви человеческая душа находит Христа".
     "Мировые мысли несут человека в будущее, если он получает их от Михаэля; и они же уводят его прочь от спасительного будущего, если их может ему дать Ариман. Путем подобных рассмотрений все более преодолеваются воззрения на неопределенную духовность, которая якобы должна пантеистически действовать в основе вещей... Действительность всюду состоит из существ, а то, что в ней не сущностно, это есть де­ятельность, разыгрывающаяся в отношении существа к существу".
     "Восходу эпохи сознания в ХV веке в вечерних сумерках эпохи души рассудочной, или души характера, предшествует повышенная люциферическая деятельность, которая некоторое время еще продолжается и в но­вую эпоху. Эта люциферическая деятельность хотела бы неправомерно сохранить древние формы образного представления о мире и удержать человека от понимания с помощью интеллигенции физического бытия мира и от вживания в него.
     Михаэль связывает себя с деятельностью человечества, дабы самостоятельная интеллигенция осталась при врожденном Божественно-духовном, но не люциферическим, а правомерным образом". В начале эпохи ду­ши сознательной душа еще мало развивает свои интеллектуальные силы, что позволяет люциферическим си­лам удержать человека в состоянии космического детства. Ариман стремится увести душу от этого состоя­ния детства в свою область. Но этому препятствует Михаэль, используя силы препятствий для развития. 26(115-130)