BDN-STEINER.RU

ANTHROPOS
Энциклопедия духовной науки
   
Главная / Предметный указатель / /

ОПЫТ-сверхчувственный - см. также ЯСНОВИДЕНИЕ — и мышление

677. "Силы, группирующиеся вокруг Аримана, ариманические существа... хотят особым образом опе­кать человеческий интеллект и хотят это делать во все большей степени, чтобы он попадал во все большую зависимость от всего земного бытия; они также хотят человеческую волю, индивидуальную волю вы­работать совершенно по-особому, т.е. сделать то, что люциферические существа хотят подавить. ...служащие Ариману духи хотят, что особенно важно иметь в виду, полностью развить волю. Человек благодаря этому должен прийти к самодостаточности. Он должен бы стать сновидцем в юности, но совер­шенно умным человеком в старости, способным многое понимать благодаря своему опыту, но из духовных миров ему не открывалось бы ничего. Уясним себе: все, благодаря чему человек в юности умен, возни­кает из откровения; собственный опыт приходит лишь в старости. Ариманические существа хотят ограни­чить нас этим опытом".184 (8)

     Перейти на этот раздел

  

294. Односторонности, которые грозят идеалистам и материалистам в 5-й послеатлантической эпохе:
     "Идеалисты:
Представления могут легко стать люциферическими; мечтательность, фантастичность, фанатизм.
Воля может легко ариманизироваться; деспотичность, тирания.
     Материалисты:
Представления могут легко ариманизироваться; рассудочность, филистерство, сухость, мещанство.
Воля может легко люциферизироваться: животность, вожделения, нервозность, чувстви­тельность, истеричность. ...
     Односторонне ни материалист, ни идеалист не могут правильно пойти вперед, если ни тот, ни другой не имеют доброй воли с пониманием проникать в материальную действительность, а с другой стороны — позволять духу правильным образом освещать себя".190 (4)

     Перейти на этот раздел

  

Ягве и Импульс Христа

337. "Те представления, которые были уместны в Ветхом Завете и которые мы можем обозначить как представления ветхозаветного иудейства, они были секуляризованы романизмом. И если даже романизм противоположен иудаизму, то лишь во внешнем своeм проявлении, а не по духу. Иудаизм окольным путeм, через Римскую Империю, прошeл в наше время и как призрак заявляет здесь о себе. В людях следует искать подлинный источник этого ветхозаветного, не пронизанного Христианством мышления. Необходимо ответить на вопрос: какими силами питается это мышление и каково оно, это ветхозаветное мышление?
     Это мышление зависит от того, что вместе с кровью наследуется из поколения в поколение. ... Наше мышление расчленено на две части. Одним мышлением является то, которое мы имеем благодаря развитию вплоть до нашего рождения, которое мы также наследуем от наших отцов и до некоторой степени — от матерей. Мы потому можем мыслить так, как мыслили в эпоху Ветхого Завета, что мы были эмбрионами. Это коренится в существе древнееврейского народа, когда в мире, через который человек проходит в период между рождением и смертью, он не хочет ничему научиться в дополнение к тому, что он получил как способности во время своего эмбрионального развития.
     Вторым мышлением, которое мы присовокупляем к первому, является то, которое мы вырабатываем в послеэмбриональное время, в процессе человеческого развития"; хотя по-настоящему это делает только развитый в современном смысле оккультист: обрабатывает полученный опыт, чтобы родить новый образ мышления. Кто работает в смысле "Как достигнуть познания высших миров?", тот как бы рождается второй раз. В остальных случаях к опыту присоединяют "эмбриональное" мышление. "Мистерия Голгофы постигается только вторым, неэмбриональным мышлением. Мистерия Голгофы вся пронизана Христом и должна постигаться не в лунных, а в солнечных силах. ... В этом заключается большая разница между людьми, пронизанными Христом и не пронизанными Христом".
     "Существенным является то, что мышление, в котором живeт сила эмбрионального развития, приводит к тому, чтобы Бога познать как Отца. А то мышление, которое вырабатывают в мире путeм индивидуальной жизни, приводит к познанию Бога как Сына.
     Стремление пользоваться только тем мышлением, которое есть мышление Ягве, действовало вплоть до XIX в. Но это мышление способно понять в человеке лишь то, что в нeм принадлежит природному порядку". Это происходит потому, что Ягве, как один из семи Элоимов, ещe в древности оттеснил остальных Элоимов в сферу т.наз. иллюзий: их стали считать фантастическими существами. "И так продолжалось до XIX в. И по той причине, что Бог Ягве как бы сверг с трона других Элоимов и они смогли впервые заявить о себе лишь благодаря Импульсу Христа, так что благодаря Его силе они будут один за другим заявлять о себе различным образом и в будущем, — по этой причине человеческая природа попала под влияние низших, более стихийных (elementarer) духовных существ, которые противодействуют стремлениям Элоимов".
     "В 40-х годах XIX в. наступил переломный момент особого рода. ... Влияние Ягве на человеческое сознание стало постепенно побеждаться этими (стихийными) духами, которых он сам призвал. С силами Ягве в человеке можно понять лишь то, что в нeм принадлежит природному порядку, что, таким образом, связано с кровью. Но под действием тех духов поиски духовного в природе перешли в обычное атеистическое естествознание ... а в практической сфере — в обычное утилитарное мышление. ... в сфере социального мышления это стало марксизмом и т.п." 186(1)

     Перейти на этот раздел

  

Духовная среда в эпоху Гете

     564
. Особое влияние на Гете оказали три индивидуальности. Первой из них был Шекспир. "Поскольку Гете хотел возвести мост от человеческого к сверхчеловеческому, исходя при этом не из абстрактного соответствия правилам, не из проницательной интеллектуальности, а из самого человеческого. Гете нуждался в твердой опоре на человеческое, чтобы внутри человеческого найти переход от этого человеческого к сверхчеловеческому. Так мы видим Гете стремящимся образовать, оформить, выработать человеческое — как это до определенной степени уже сделал Шекспир — из человеческого. Понаблюдайте, как Гете берет в руки "Историю Готтфрида фон Берлихингена с железной рукой", написанную им в виде автобиографии, как он, меняя как можно меньше, драматизирует эту историю, формирует первый образ своего "Геца фон Берлихингена"; как затем он формирует из него образ, уже более преобразованный, затем третий образ. Гете по-своему честно ищет свой путь, когда прибегает к шекспировской человечности; он хочет выработать сверхчеловечность.
     Ему кажется, что впервые он может что-либо познать в этом роде во время итальянского путешествия — читайте его письма, — благодаря родственным ему произведениям греческого искусства, поскольку греки поступали согласно намерениям богов, как поступает и сама природа. Он нуждался в собственном пути, в своем индивидуально проходимом истинном пути. Он не мог верить в то, что ему говорило окружение; он должен был найти свой путь.
     Второй дух, имевший на него огромное влияние, был явный не христианин — Спиноза. В Спинозе Гете имел возможность так найти Божественное, как человек находит это Божественное, когда хочет проложить путь из человеческого в сверхчеловеческое. Мысли Спинозы — суть последнее выражение в эпоху интеллектуальности древнееврейского приближения к Богу, если идти от человека. Мысли Спинозы далеко отстоят от Импульса Христа. Но эти мысли Спинозы таковы, что человеческая душа некоторым образом находит в них нити, чтобы держаться за них, когда она ищет тот путь. Здесь, внутри, в человеческом внутреннем находится мое существо; от этого человеческого существа я ищу, как проникнуть к сверхчеловеческому. — Это путь, которым Гете мог следовать, который не нужно было позволять проповедовать себе, и которым можно было следовать, следуя Спинозе: этот путь Гете рассматривал в некотором смысле, в определенном возрасте, как свой путь.
     Третьим духом, сильно повлиявшим на Гете, был Линней, ботаник. Почему Линней? — А потому Линней, что Гете не хотел никакой иной науки ботаники, иной науки о живых существах, кроме той, что попросту расставляла в ряд живых существ, как это делал Линней. Всякое абстрактное мышление, выдумывающее всяческое о классах растений, родах животных и т.д., — это не было родственно Гете". 188(6)

     Перейти на этот раздел

  


     591
. Кант считал основным недостатком всей предшествовавшей ему философии то, что она пыталась с помощью мышления познать вещи и не задумывалась над вопросом: а способно ли на это мышление? Вопрос о "что" познания стал предшествовать вопросу о возможностях познания. И вопрос: что такое познание? — стал, в первую очередь, вопросом теории познания.
     У Гете был на это другой взгляд. Хотя он и не высказывался об этом непосредственно, но "он стоял на глубочайших фундаментальных основах познания и потому был против простого созерцания природы, при котором художник обращается к предметам природы верно и усердно, тончайшим образом подражает ее образованиям, цветам, добросовестно не отдаляется от нее ни на шаг. Именно отдаление от чувственного мира в его непосредственности обозначалось во взглядах Гете действительным познанием. Непосредственно данное — это опыт. В познании же мы творим образ непосредственно данного, который содержит в себе существенно больше, чем могут дать чувства, которые являются все же посредниками всякого опыта. Чтобы познавать природу в смысле Гете, мы не должны держаться за ее фактичность, но в процессе познания она должна оказываться существенно выше, чем в первом непосредственном явлении. Школа Милля считала все, что мы можем сделать в опыте, простым соединением отдельных вещей в группы, которые затем мы удерживаем как абстрактные понятия. Однако никакое это не истинное познание. Ибо те абстрактные понятия Милля не имеют иной задачи, как доставляемое органам чувств соединить со всеми свойствами непосредственного опыта. Истинное познание должно признать, что непосредственный облик чувственно-данного мира не самый существенный, а им является тот, который открывается нам в процессе познания. Познание должно доставлять нам то, чего нас лишает чувственный опыт и что, тем не менее, является истинным. Познание Милля потому не является истинным, что представляет собой усовершенствованный чувственный опыт. Оно оставляет вещи такими, какими они даны глазам и ушам. Не область испытанного в опыте должны мы переступать и теряться в фантастических образованиях, что так любит метафизика старого и нового времени, но мы должны образы испытанного в опыте, какими они предстают нашим органам чувств, продвинуть до того состояния, которое удовлетворит наш разум.
     Теперь у нас встает вопрос: как относится непосредственно испытанное в опыте к возникающему в процессе познания образу опыта? ... Непосредственный опыт дает не более, чем несвязный агрегат актов восприятия".
     "Идея — это не содержание субъективного мышления, а результат опыта. Действительность выступает перед нами, когда мы стоим перед ней с открытыми органами чувств. Она выступает перед нами в облике, который мы не можем считать ее истинным обликом; последнего мы достигаем, приведя в движение наше мышление. Познавать означает: к половинной действительности чувственного опыта добавлять восприятие мышления, после чего ее образ становится полным.
     Все сводится к тому, как мыслить отношение идеи к чувственной действительности. Под последней я бы хотел понимать совокупность данных человеку через органы чувств созерцаний. Понятие же, по широко распространенному мнению, является средством познания, с помощью которого оно овладевает данностью действительности. Сущность действительности заключена во "в себе" вещи, так что, если бы мы действительно были в состоянии прийти к первооснове вещей, то мы имели бы лишь отношению к отображению, и ни в малейшей степени не могли бы овладеть ею самой. Здесь, таким образом, предполагаются два совершенно отдельных мира. ... Согласование этих двух миров составляет теоретико-познавательный идеал этого рода воззрения. К нему я причисляю не только естественнонаучное направление нашего времени, но также философию Канта, Шопенгауэра и неокантианцев, и даже последнюю фазу философии Шеллинга. Все эти направления созвучны в том, что эссенцию мира ищут в транссубьективном, а субъективно-идеальный мир, что должно быть признано их точкой зрения, является поэтому для них лишь просто миром представления, а не самой действительностью, лишь чем-то, обладающим значением только для человеческого сознания.
     Я уже указывал, что этот взгляд, будучи последовательно продолженным, приводит к полной конгруэнтности (совпадению) понятия (идеи) и созерцания. Что находится в последнем, должно снова содержаться в своем понятийном противообразе, только в идеальной форме.
     Относительно содержания, оба мира должны полностью совпадать. Отношения пространственно-временной действительности должны точно повторяться в идеях, только вместо воспринимаемого простирания, облика, цвета и т.д. должны иметься соответствующие представления... Каждая вещь снова находит свое место, свои свойства в моем идеальном образе мира.
     Мы только теперь можем спросить: соответствует ли эта последовательность фактам? Ни в малейшей степени! Мое понятие треугольника одно объемлет все отдельные треугольники, и сколько бы треугольников я ни представлял себе, оно останется тем же самым. Мои различные представления треугольников идентичны между собой. Я имею вообще лишь одно понятие треугольника.
     В действительности каждая вещь представляет собой особенное, определенное "это", которому противостоит также вполне определенное, насыщенное реальной действительностью "то". Этому многообразию противостоит понятие как строгое единство. В нем нет никакого особенного, никаких частей, оно не множится, выступает бесконечное число раз все одним и тем же.
     Теперь спрашивается: а кто, собственно говоря, носитель этой идентичности понятия? Форма его явления, как представления, быть этим не может, ибо здесь целиком прав Беркли, говоря, что представление, полученное мною от дерева в данный момент, не имеет ничего общего с этим деревом, которое я вижу снова, моргнув глазами; то же самое относится и к различным представлениям многих индивидуальностей об одном предмете. Идентичность, таким образом, лежит лишь в содержании представления, где находится "что". Многозначность, содержание может быть мне ручательством идентичности. А если это так, то рушится воззрение, лишающее понятие или идею самостоятельного содержания". Воззрения Шопенгауэра, Авенариуса лишают содержания не только понятие, но и созерцание.
     "Чтобы прийти здесь к ясности, необходимо вернуться на ту почву, где созерцание, как особенное, противостоит понятию, как всеобщему.
     Можно спросить: в чем же, собственно говоря, содержится характерная черта особенного? Определено ли оно понятийно? Можем ли мы сказать: это понятийное единство распалось в том либо в этом созерцаемом особенном многообразии? — Нет. И это совершенно определенный ответ. Само понятие совершенно не знает особенного. Последнее, следовательно, должно находиться в элементах, которые понятию, как таковому, совершенно недоступны. Но поскольку мы не знаем промежуточного члена между созерцанием и понятием — если мы не хотим вводить фантастически-мистические схемы Канта, которые сегодня могут рассматриваться лишь в качестве шуток, — то эти элементы должны принадлежать самому созерцанию. Основание особенного не выводимо из понятия, но должно быть найдено внутри самого созерцания. Что составляет особенное объекта, — поддается не пониманию, но лишь созерцанию. В этом заключается основание того, почему любая философия должна терпеть неудачу, когда она из самого понятия хочет извлечь (дедуцировать) всю созерцаемую действительность в отношении ее особенного. В этом заключается также классическое заблуждение Фихте, желавшего весь мир вывести из сознания. Если же кто-то упрекает в этом, как в недостатке, идеалистическую философию и хочет ее в этом отношении завершить, тот поступает не более разумно, чем философ Круг (Вильгельм-Трауготт, 1770-1842), последователь Канта, требовавший "идентичной" философии, которая должна была быть для него дедуцирована его пером.
     Что действительно существенно отличает созерцание от идеи, так это элемент, не вносимый в понятие, но все же данный в опыте. Поэтому и противостоят друг другу понятие и созерцание как, хотя и существенно равные, но все же различные стороны мира. И поскольку последнее требует первого, как мы показали, то это доказывает, что свою эссенцию мир содержит не в особенном, а в понятийном всеобщем. Но эта всеобщность, как явление, должна быть сначала найдена в субъекте либо она может быть приобретена субъектом в объекте, но не из объекта.
     Свое содержание понятие заимствует не из опыта, ибо оно не вбирает в себя характерное опыта, особенное. Все, что конституирует особенное, чуждо ему. Таким образом, ему следует самому дать себе содержание.
     Обычно говорят, что объект опыта индивидуален, он — живое созерцание, понятие же абстрактно, бедно по сравнению с полным содержания созерцанием, скудно, пусто. Но в чем здесь ищут определения богатства? В том, что может быть бесконечно большим в бесконечности пространства. Но в этом отношении и понятие не менее полно определениями. Только они в нем не количественные, а качественные. Как в понятии отсутствует число, так в созерцании отсутствует динамически-качественный характер. Понятие столь же индивидуально, столь же полно содержанием, как и созерцание. Разница заключается лишь в том, что для получения содержания созерцания не нужно ничего, кроме открытых органов чувств при чисто пассивном отношении к внешнему миру, в то время как идеальное ядро мира в духе может возникнуть через собственный спонтанный образ действия последнего, если оно вообще должно прийти к явлению. Это совсем бессмысленно и излишне говорить: понятие — враг живого созерцания. Нет, понятие является сущностью, двигательным, действующим принципом в созерцании, добавляет к нему свое содержание, не упраздняя при этом себя, ибо они, как таковые, не соприкасаются; и оно должно быть врагом созерцания?! Оно может стать его врагом только в том случае, если иной философ попытается все богатство содержания чувственного мира выпрясть из идеи. Вот тогда вместо живой природы возникнут пустые фантазмы. ...
     Трансцендентному мировоззрению Локка, Канта, позднего Шеллинга, Шопенгауэра, Фолькельта, неокантианцев имманентно противостоит современный естествоиспытатель. Первые ищут мировую основу в чуждой сознанию потусторонности; имманентная философия — в том, что является разуму. Трансцендентное мировоззрение рассматривает понятийное познание как образ мира, имманентное — как его высшую форму явления. Поэтому первое дает лишь формальную теорию познания, основывающуюся на вопросе: каково отношение между мышлением и бытием? Второе на острие теории познания выдвигает вопрос: что такое познание? Одно исходит из предрассудка о существовании различия между мышлением и бытием, другое без предрассудков исходит из единственной достоверности (Gewisse) — мышления, из понимания ... что без мышления ей не найти никакого бытия".
     Современная теория познания дошла до понимания того, что для лишенного мыслей рассматривания все одинаково — нет причин и следствий, совершенного и несовершенного и т.д., а далее это ошибочно сопровождается предикатом, что это суть представления. "Сколь мало благодаря одному чувственному пониманию мы узнаем, что упавший камень является причиной углубления в почве, куда он упал, столь же мало узнаем мы, что он является представлением". К этому можно прийти лишь в результате размышления. "Когда говорят, например, что данное — это представление, то все дальнейшие исследования могут вестись лишь от этой предпосылки. На этом пути мы никак не можем получить лишенную предпосылок теорию познания, но мы отвечаем на вопрос: что такое познание? — исходя из той предпосылки, что оно есть данное чувством представление. В этом состоит основная ошибка теории познания Фолькельта. В ее начало со всей силой он ставит требование, чтобы теория познания была лишена предпосылок. Но на ее вершину он ставит тезис, что мы имеем многообразие представлений. Так его теория познания лишь отвечает на вопрос: как возможно познание при том условии, что данное есть многообразие представлений? Для нас дело обстоит совсем по-другому. Мы берем данное как есть, как многообразие чего-либо открывающегося нам, когда мы даем ему воздействовать на нас. Так достигаем мы объективного познания, поскольку даем говорить самому объекту. ...
     Это познание говорит нам: я здесь, но в таком виде, в каком я стою перед тобой, я не являюсь в своем истинном облике. Когда мы воспринимаем извне этот голос, когда мы осознаем, что перед нами лишь половина существа, которое скрывает от нас свою лучшую сторону, тогда в нашем внутреннем заявляет о себе деятельность того органа, с помощью которого мы достигаем объяснения другой стороны действительности, с помощью которого мы оказываемся в состоянии половину завершить до целого. Мы осознаем, что то, чего мы не видим, не слышим и т.д., может быть завершено с помощью мышления. Мышление призвано решать загадки, которые нам загадывает созерцание". Созерцаемая действительность встает перед нами готовой, мы не присутствовали при ее возникновении. Мышление же хотя и является из неведомого, но я все же знаю, что это я сам даю ему форму, завершаю процесс. То же самое должно происходить и с восприятиями: они не должны являться мне законченными, они должны стать для нас столь же прозрачны, сколь и мысли. Так удовлетворяется наша жажда познания; воспринятое мы пронизываем мыслями. "Мысль является как завершение процесса, внутри которого мы стоим. ... Исследовать сущность вещи — означает поставить ее в центр мыслительного мира и работать из него, пока в душе не выступит такое мыслеобразование, которое явится для нас идентичным с полученной в опыте вещью. ... В идее мы познаем то, из чего нам следует выводить все остальное: принцип вещей. Что философы называют абсолютным, вечным бытием, основой мира, что религии называют Богом, мы, на основе наших теоретико-познавательных изысканий, называем идеей. Все, что в мире не является непосредственно как идея, может быть, в конце концов, познано как изошедшее из нас. ... Но сама идея не требует выхода за нее самое, она есть на себе построенное, в самом себе твердо обоснованное существо. И это пребывает в ней самой, а не в ее явлении в нашем сознании. Если она не высказывает нам своего существа, то она является нам как и остальная действительность: требующей объяснения.
     Мое сознание, что я стою внутри вещи, явлется лишь следствием объективного свойства этой вещи: что свой принцип она несет в себе. Овладевая идеей, мы достигаем ядра мира. Мы постигаем здесь то, из чего происходит все. Мы становимся единством с этим принципом, поэтому идея, будучи объективной, является нам, в то же время, как наисубъективнейшее.
     Действительность чувственного рода именно потому столь загадочна для нас, что ее центра мы не находим в ней самой. Но это кончается, когда мы познаем, что с миром мыслей, приходящим в нас к явлению, она имеет тот же самый общий центр.
     Этот центр может быть лишь единым. Он может быть таковым, что все остальное указывает на него как на объясняющую его основу. Если бы было много центров мира — много принципов, из которых объяснялся бы мир — и одна область действительности указывала бы на этот, другая на тот мировой принцип, то мы, попав в область действительности, тотчас указали бы на один центр. Нам не пришло бы в голову спрашивать еще о другом центре.
     Одна область ничего не знала бы о другой. Они попросту не существовали бы одна для другой. Поэтому нет никакого смысла говорить более, чем об одном мире. Поэтому идея во всех местах мира и во всех сознаниях одна и та же. Что существуют различные сознания и каждое представляет идеи, не меняет дела. Идейное содержание мира построено на себе, в себе совершенно. Мы не порождаем его, мы ищем лишь его постижения. Мышление не рождает его, а воспринимает. Оно не производитель, а орган постижения. ... Множество сознаний думает одно и то же; они питаются одним, только с различных сторон. Поэтому оно является им многобразно модифицированным".
     ''Какую задачу решает теория познания по сравнению с другими науками? Она объясняет нам цель и задачи других наук. ...наша теория познания является наукой о назначении всех других наук. Она объясняет нам, что в различных науках содержится объективное основание мирового бытия. Науки достигают царства понятий; о собственной задаче этих понятий учит нас теория познания. Этим характерным результатом отличается наша, придерживающаяся гетевского образа мышления, теория познания от всех других современных теорий познания. Она хочет установить не просто формальную связь мышления с бытием, она хочет не просто логически решить, теоретико-познавательную проблему, она хочет прийти к позитивному результату. Она показывает, что есть содержание нашего мышления, и находит, что это "что" в тоже время есть объективное содержание мира. Так становится наша теория познания значительной наукой для людей. Она объясняет человеку самого себя, показывает его положение в мире; поэтому она является источником удовлетворения для него. Она впервые показывает ему, к чему он призван. ...Так теория познания является в то же время учением о значении и назначении человека... Наш дух имеет задачей так образовывать себя, чтобы быть в состоянии всю данную ему действительность провидеть такой, какой она является исходя из идей". 1(9)

     Перейти на этот раздел

  


     597
. "Основной теоретико-познавательный вопрос Канта следующий: каким образом возможны синтетические суждения арriоri?... Кант потому ставит этот вопрос, что держится того мнения, что мы можем достичь безусловно достоверного знания только в том случае, если будем в состоянии доказать правомерность синтетических суждений арriоri". Этот вопрос Канта не лишен предпосылок. "Он ставит возможность безусловно достоверной системы знания в зависимость от того, что она строится только из синтетических и добываемых независимо от какого-либо опыта суждений. Синтетическими суждениями Кант называет такие, в которых понятие предиката привносит к понятию субъекта что-либо, лежащее совершенно вне этого последнего, "хотя бы оно стояло с ним в связи" ("Критика чистого разума"), в то время как в аналитических суждениях предикат высказывает лишь нечто, уже содержащееся (в скрытом виде) в субъекте".
     Относительно второй части вопроса Канта: "Для начала теории познания должно считать совершенно не установленным, можем ли мы приходить к суждениям помимо опыта иди только через него... что бы ни было предметом нашего знания, оно должно встретиться нам сначала как непосредственно индивидуальное переживание, т.е. стать опытом... Второе сомнение заключается в том, что в начале теоретико-познавательных исследований никак нельзя утверждать, что из опыта не может исходить никаких безусловно значимых познаний...
     Итак, в кантовской постановке вопроса заложены две предпосылки: во-первых, что кроме опыта мы должны иметь еще один путь для достижения познания, и, во-вторых, что всякое опытное знание имеет только условную значимость". Для Канта это несомненно, хотя принесено им из догматической философии. "Кант предполагает их значимыми и только спрашивает: при каких условиях они могут быть значимыми? Ну, а если они вообще не имеют значения?"
     "Все, что пыталась сделать критика, может быть сведено к следующему: так как математика и чистое естествознание суть априорные науки, то форма всякого опыта должна основываться в самом субъекте. Итак, данным эмпирически остается лишь материал ощущений. Этот материал, посредством заложенных в душе форм, перестраивается в систему опыта. Формальные истины априорных теорий имеют свой смысл и значение в качестве регулирующих принципов для материала ощущений; они делают возможным опыт, но не выходят за его пределы. Ведь эти формальные истины суть синтетические суждения a priori, которые по этой причине, как условия всякого возможного опыта, должны идти не дальше самого опыта. Таким образом, "Критика чистого разума" отнюдь не доказывает априорности математики и чистого естествознания, а только определяет область их значимости при той предпосылке, что истины этих наук должны быть добыты независимо от опыта".
     "В самом деле, такой чисто дидактический уговор относительно начала всякой науки является необходимостью для каждого гносеолога. Во всяком случае, эта наука должна ограничиться указанием, насколько то начало познания, о котором идет речь, есть действительно начало; она должна бы состоять из совершенно само собой разумеющихся аналитических положений, и не ставить никаких действительных, содержательных утверждений, оказывающих влияние на содержание дальнейших рассуждений, как это происходит у Канта. Гносеолог обязан также показать, что принятое им начало действительно свободно от предпосылок. ... Он должен был бы показать путь, каким можно прийти к свободному от предпосылок началу, но само содержание этого начала должно быть независимо от этих соображений". 3(2)

     Перейти на этот раздел

  


     629
. "Так как для меня существует только единственный внутренний мир, именно — мой собственный, то и внутренний мир других существ я тоже могу представить себе лишь подобным моему внутреннему миру. Таким путем мы приходим к своего рода одушевлению всей природы (к панпсихизму). Это воззрение основывается лишь на непонимании того, что представляет нам на самом деле развитое внутреннее чувство. Духовное содержание внешней вещи, раскрывающееся мне в моем внутреннем мире, не есть что-то примышляемое к внешнему восприятию. Оно не примышляется к нему, как не примышляется дух другого человека. Внутренним чувством я воспринимаю это духовное содержание совершенно так же, как внешними чувствами — содержание физическое. И то, что было названо выше моей внутренней жизнью, вовсе не есть мой дух в высшем смысле. Эта внутренняя жизнь есть лишь результат чисто чувственных процессов; она принадлежит мне только как совершенно индивидуальной личности, которая есть не что иное, как лишь результат своей физической организации. Когда я переношу это мое внутреннее на внешние вещи, то я на самом деле просто выдумываю. Моя личная душевная жизнь, мои мысли, воспоминания и чувства присущи мне, потому что я — организованное таким-то образом природное существо, с совершенно определенным аппаратом внешних чувств и с совершенно определенной нервной системой. Эту мою человеческую душу я не вправе переносить на вещи. Я был бы вправе это сделать только в том случае, если бы нашел где-нибудь организованную подобным образом нервную систему. Но моя индивидуальная душа не есть самое высшее духовное во мне. Это наивысшее духовное должно быть сначала пробуждено во мне посредством внутреннего чувства. И это пробужденное духовное во мне, оно одно и то же с духовным во всех вещах. Перед этим духовным растение предстает непосредственно в своей собственной духовности. Мне незачем наделять его духовностью, похожей на мою собственную духовность. Для этого мировоззрения все разговоры о неведомой "вещи в себе" теряют всякий смысл. Ибо то, что раскрывается внутреннему чувству, — это и есть именно "вещь в себе". Все такие разговоры происходят только оттого, что авторы их неспособны в духовном содержании своего внутреннего мира узнать "вещь в себе". Они думают, что в своем внутреннем они узнают только бессущностные тени и схемы, "только понятия и идеи" вещей. Но так как у них все же есть смутное подозрение о "вещи в себе", то они думают, что эта "вещь в себе" где-то скрывается, и что человеческой способности познания поставлены границы. Людям, убежденным в этом, невозможно доказать, что они должны постичь "вещь в себе" в своем внутреннем опыте; ибо, если бы им даже представили эту "вещь в себе", они все равно никогда не признали бы ее. А все дело именно в этом признании. — Все, что говорит Майстер Экхарт, проникнуто этим признанием: "Вот тебе сравнение: дверь отворяется и затворяется на петлях. Если дверную створку я сравню с внешним человеком, то петли — с внутренним. Когда дверь отворяется и затворяется, створка движется взад и вперед, между тем как петли остаются неподвижными на своем месте и нисколько не меняются от этого. Так и здесь". Как индивидуальное, чувственное существо, я могу со всех сторон исследовать вещи — дверь отворяется и затворяется; но если этим восприятиям внешних чувств я не даю воскреснуть во мне духовно, то я не знаю ничего об их сущности — петли остаются неподвижными. — Это, сообщаемое внутренним чувством просветление, по воззрению Экхарта, есть вхождение Бога в душу. Свет познания, вспыхивающий благодаря этому вхождению, он называет "искоркой души". Место во внутренней глубине человека, где вспыхивает эта "искорка", "так чисто и так возвышенно, и так благородно само по себе, что там не может пребывать никакое творение, а только Бог один обитает там своей чистой божественной природой". Кто дал загореться в себе этой "искорке", тот видит уже не только так, как видят люди — внешними чувствами и логическим рассудком, приводящим в порядок и распределяющим впечатления внешних чувств, но он видит, каковы вещи в себе". 7(2)

     Перейти на этот раздел

  


     644
. "Всеобщая основа бытия излилась в мир, она в нем как бы растворилась. В мышлении она является нам в своей самой совершенной форме, какой она является сама по себе и для себя. Поэтому, когда мышление что-либо связует и выносит какое-либо суждение, то здесь само излившееся в него содержание мировой основы устанавливает ту или иную связь. В мышлении нам не даются утверждения о какой-то потусторонней основе мира, но она сама субстанционально влита в это мышление. Мы имеем непосредственное прозрение в реальные, а не только в формальные основания того, почему выносится то или иное суждение. Суждение решает не о чем-то чуждом, а о своем собственном содержании. Нашим воззрением поэтому обосновывается истинное знание. Наша теория познания — действительно критическая. Согласно нашему воззрению, не только относительно откровения не может быть допущено ничего такого, для чего внутри мышления нет реальных оснований, но и опыт должен быть познан внутри мышления не только как явление, но и как нечто действенное. Посредством нашего мышления мы поднимаемся от лицезрения действительности как произведенной, к лицезрению ее как производящей".
     "Так сущность вещи обнаруживается лишь тогда, когда она приведена в отношение с человеком. Ибо только в последнем является для каждой вещи ее сущность. Этим обосновывается релятивизм как мировоззрение, как такое направление мышления, которое признает, что все вещи мы видим в том свете, который дается им самим человеком. Это воззрение носит также название антропоморфизма. Оно имеет много сторонников. Большинство из них однако полагает, что благодаря этой особенности нашего познания мы отчуждены от объективного бытия, каким оно является само по себе и в себе. Они думают, что мы воспринимаем все эти вещи через очки субъективности. Наше воззрение показывает нам как раз обратное. Мы должны смотреть на вещи через эти очки, если хотим проникнуть к их сущности. Мир знаком нам не только таким, каким он нам является, но он и является нам таким — правда только для мыслящего наблюдения, — каков он есть. Тот образ действительности, набросок которого человек создает в науке, есть ее последний истинный образ". 2(14)

     Перейти на этот раздел

  

Опыт и мышление

     603
. Эмпирик делает такое возражение: как могут быть идеи предметом опыта, если они возникли внутри моей души? Но если предписать объектам не иметь никаких иных качеств кроме тех, что я могу познать моими физическими органами, то мне не откроется все их содержание. Однако и предаваясь одному мышлению мы бы остались с пустыми, бессодержательными воззрениями на мир.
     "Идеализм соединили с опытной наукой. Ибо идеализм есть не что иное, как весь опыт, сумма всего того, что мы можем узнать о вещах, в то время как делаемое обычно эмпириками предметом их науки является лишь половиной опыта, слагаемые без суммы".
     Фр.Бэкон сказал, что научное исследование — это задача сложения. Как получить сумму — осталось для него закрытым. Гете вернул разуму право быть наравне с восприятиями чувств посредником опыта и тем исполнил свою высокую миссию. 30, с. 304-307

     Перейти на этот раздел

  


     604
. "Поскольку познания притекают к человеку с двух сторон — снаружи, через наблюдение и изнутри, через мышление, — Шиллер различал два источника познания. Для Гете существовал только один источник познания — мир опыта, заключающий в себе мир идей". 6(1)

     Перейти на этот раздел

  


     617
. "Никакое человеческое мнение не стоит выше живого ощущения всегда меняющейся, никогда не явленной во всей ее полноте божественной мудрости". 52 (7. XI. 1903)

     Перейти на этот раздел

  


     231
. "Я два раза пытался делать общие выводы. В первый раз я хотел показать в своей "Философии Свободы", что из этой видимости, которая существует только в мышлении, может родиться освобождаю­щий импульс, если только человек будет ее рассматривать такой, какова она есть. В самом деле, если субъективный опыт — только видимость, то мы никогда не сможет стать свободными. Принуждать может только реальность, а не видимость.
     Вторая попытка имела место на философском конгрессе в Болонье. Я делал там психологический ана­лиз вещи в себе, чтобы показать, что ощущения и мысли являются тоже объектом внешнего опыта и что мышление, приложенное к современным взглядам, может очень хорошо это констатировать".

     Перейти на этот раздел

  

Как подобает заниматься Антропософией?

     296б
. "Для внутреннего развития необходимы три оккультные вещи:
     1. лампа Гермеса Трисмегиста с тремя языками пламени,
     2. втрое сложенный плащ Аполлония,
     3. трояко расчлененный жезл патриархов, майстеров".
     Три пламени — это мысль, чувство и волеизъявление. С их помощью нужно вживаться в учение трехчленного пламени, Антропософии. Плащ подобен коже, за пределы которой выступает человек"... 266-1, с. 250
     "Современное положение (в мире, в общественной жизни). Настоящие доклады и эти уроки (эзотерические) образуют прямую противоположность господствующему на вершине демократии фанатизму. Они образуют вершину аристократии и иерархии. Через бездонную пропасть должно перепрыгнуть развитие, чтобы указанную противоположность преодолеть. Следует описать эту пропасть, через которую одни мужественно перепрыгивают, другие соскользнут в нее, третьи будут ею разорваны. А в целом перед нами героическая трагедия в истории человечества". 266-1, с. 462
     "Эзотерика не выносит никакой игры с собой. ... Эзотерика должна теперь открыто и серьезно вноситься в жизнь, исходя из Дорнаха как из центра. Действительно, больше нельзя играть с эзотерикой, для чего необходима скромность, прежде всего скромность перед Я.
     Поэтому пробудитесь! Осознайте, что мы спим! Пробудитесь, мы войдем в новые мировые сферы...
     4 ступени сна: в мышлении, чувствовании, волении, в Я;
     4 ступени пробуждения: в мышлении, чувствовании, волении, в Я.
     Мышление: Голова подобна плоду, сердце — светящейся чаше. Мы должны голову пережить как самосветящуюся вплоть до сердца. Собственное мышление нужно переживать как эфирный орган, трогающий (осязающий) все, что он хочет постичь. ... Нужно переживать себя наподобие улитки, вытягивающей щупальца. Мышление должно стать касанием, ощупыванием. ... мы развиваем сознание-соприкосновение: видим цветок одуванчика, а переживаем его как соприкосновение с песком, видим цикорий, а переживаем его как шелк, видим подсолнух, а переживаем как бы колючее животное...
     Чувствование: ... Собственное сердце следует переживать светящимся, но так, что оно воспринимает свет от всего окружающего мира, а назад излучает его подобным лунному свету. Пробужденным чувством весь мир мы лолжны переживать по-другому: Землю — как чувствующее существо, смеющееся и плачущее. В осеннем увядании как бы плачет природа, а ариманические существа радуются; весной радуются люциферические существа. Природные процессы — деяния духовных существ. Деревья зимой — это одно лишь физическое тело, эфирное находится вовне. Нужно подойти к дереву и увидеть, как оно в эфирном решает задачи.
     Пробуждается человек в мышлении — переживает себя распространяющимся в бесконечности. Пробуждается в чувстве — приходит в движение, покидает себя. ...
     Воление: ... Мышлением человек пользуется лишь в этом воплощении; в посмертную жизнь он ничего не берет от него с собой. В нашем мышлении нуждаются Боги; наши чувства и волеизъявления им не нужны. Человек может быть гениальным, но только потому, что так это нужно Богам. Гении — это светильники, которыми пользуются Боги. После смерти способности нашего мышления возвращаются к Богам.
     Воля идет с нами через воплощения, она есть результат воплощений, в земной жизни мы работаем над нею. ... Воля есть человеческая собственность. ... Мы бодрствуем в воле, когда сознаем, что мы существуем не для одних себя, но отвечаем за поступки других". Например, мы соучаствуем в открытии инженера Килли.
     Пробуждение в Я: В Я мы спим. Говоря "я", мы лишь подражаем Ангелам, некогда так обратившимся к нам. Имагинация для пробуждения: "Алтарь, над ним Солнце. Мы приближаемся к алтарю и переживаем себя всецело как тень, бессущностно. Прежде мы говорили: Я есмь. Теперь говорим: Я не существую (Ich bin nicht). — Тогда над алтарем восходит Солнце Божества и оживляет тень. Мы подобны чаше, воспринимающей свет Божества, поднимающегося из Солнца. Как милость воспринимаем мы Божество, оно дарит себя нам. — Нечто подобное переживал Фихте, но совершенно теневым образом. Поэтому абстрактно все, сказанное им". (Далее даны медитации). 265, с. 462-464
     "Гете был совершенно бодрственным, Шиллер — лишь полубодрственным, Гердер и Лессинг — те спали совсем". 265, с. 456
     "Антропософская деятельность сможет выполнить свою всеобщую великую миссию лишь в том случае, если сможет понять особые задачи, которые в каждой стране встают перед нею, будучи обусловлены духовным достоянием народа. В Германии эти особые задачи обусловлены наследием, которое она получила от духовной жизни великих гениев, живших на рубеже XVIII-XIX столетий".
     Благодаря Антропософии углубляется понимание творчества этих гениев; с другой стороны — жизненный сок получает от них Антропософия. "Не будет преувеличением сказать, что немец поймет Антропософию, если постарается как можно лучше понять, чего хотели его ведущие умы, и что они воплотили в своих трудах. ... Имеется возможность антропософскую деятельность оживить мысле-формами Гете и его настроением; вследствие такого оживления Антропософия в Германии проявится как нечто родственное Духу народа"... Д. 92, с. 9

     Перейти на этот раздел

  

  Оглавление          Именной указатель Назад    Наверх
Loading
      Рейтинг SunHome.ru    Рейтинг@Mail.ru