3. Люцифер и Ариман в их полярной противоположности

Происхождение и сущность противоположности

689. "Люцифер и Ариман совершают ту ошибку, что свое Я, а не одно лишь его действие вносят на физический план". 266-3, с.179
     Жизнь нашей воли, жизнь обмена веществ и конечностей (см. рис., красное) как самостоятель­ный орган включена в некую часть духовного космоса (светлое), которая является существом Элоима, Духа Формы. "На головную систему человека, которую я здесь, как противополюс волевой системы, обозначу розовым, этот большой космический организм Элоима не действует; но здесь действуют отставшие Элоимы, которых я обозначу желтым. В этой среде также действуют Ангелы,. Архангелы и Архаи. Эти существа являются отставшими элоимами и, собственно, — противниками других Элоимов. Эти другие Элоимы накрепко связали человека с собой, но не дали ему свободы, поскольку оказывали влияние на всего человека. Зато отставшие духи Формы ограничили себя в голове и благодаря этому дали че­ловеку разум, рассудок. Это в основном люциферические духи. Они, как вы можете видеть из сказанного, являются стоящими на более низкой ступени подателями воли. Без них голова была бы лишь пронизана безвольными пред­ставлениями. Разумными представления становятся лишь благодаря тому, что пронизываются волей, становятся силой суждения. Это происходит от указанных духов. ... Они (люциферические духи) на являются, по сути говоря, противниками человека, они являются противниками Элоимов, поскольку отстали и замкнулись на человеческой голове. ... Эти духи являются, собственно говоря, духами Формы, предстают нам в духовном среди сонмов Ангелов, Архангелов, Архаев. Они напечатлели человеку все то, что не хотело бы позволять ему сходить полностью в земное бытие. Им хочется удержать его над минеральным царством, им хотелось бы, чтобы человек пе­реживал лишь растительное царство, что прорастает в мире растений, что живет в мире животных и в собственно человеческом мире. Особенно им ненавистен мир техники. И противниками Элоимов они являются потому, что те низвели человека в "прах земной". В то же время, человек обязан им своей свободой.
     Но поскольку человек все же сошел в земное, то к нему подступили духи иного рода. И если духи первого рода принадлежат эволюции и только отстали в ней, стали отставшими Элоимами, то духов второ­го рода. "...мы находим, обращая оккультный взор к сонмам Херувимов, Серафимов и Тронов. Среди духов этого рода также есть отставшие. Они не вошли в их сонмы и остались лишь духами Мудрости. Эти суще­ства проявляют себя т. обр., что о них можно сказать: им хотелось бы земного человека законсервиро­вать. Они хотели бы взять за начало человека таким, каким он воплотился в минеральное царство благо­даря Элоимам, и от этого начать вести дальнейшее развитие. Все прошлое они хотели бы исключить. — Ах, зачем оно нужно, это прошлое, — говорят они; — оно нас больше не интересует. Человек сошел в ми­неральное царство. Оторвем его от Элоимов, Элоимы в нем больше не нуждаются, и начнем новую эволю­цию. Сделаем его начальным звеном, от которого он будет жить дальше!
     Это ариманические существа, они хотели бы исключить все прошлое и сделать человека результатом лишь того, чего он достиг непосредственно на Земле. ... Долой эти "воздушные шары" космоса, этот Сатурн, Солнце, Луну, они больше не имеют значения для человека! С Землей должна начаться новая эво­люция. Она должна стать новым Сатурном, затем придет Солнце и т. д. Таков идеал этих других существ. Они штурмуют подсознательное человека, жизнь его воли, жизнь обмена веществ и конечностей". Они хо­тели бы исключить все растительное и животное, хотели бы связать человека только с минеральным и его законами, связать его с машинами, создать из машин целый мир, новый мир. Их намерение отрази­лось и в религиозной жизни. Платон совершенно по-особому говорит о вечности человеческой души, ариманизированная же церковь считает особой ересью предсуществование души.203 (14)

Действия на мысль, чувство и волю

706. На границе между душой рассудочной и сознательной выступают существа, которых мы называем Ангела­ми. Это они сгущают то, что осознается лишь как мнения, понятия, в то, что называется ощущениями и чувствами. Выражение "ощущение" — шаткое. Что здесь внутренне чувствуется, ощущается — это сгущение мыслей. И это суть силы, помогающие нам". Но здесь же вмешиваются люциферические существа и разрывают нас, мешают насаждаемому в нас Ангелами стремлению к прекрасному. На границе между душой рассудочной и душой ощущающей выступают Архангелы, переводящие мысли в волю. Архангелам мешают ариманические существа, обращающие наши суждения к заблуждениям, поиски истины — ко лжи.127 (3)

707. В эф. теле можно наблюдать некоего рода затвердения, подобные снежным узорам на стекле. "В та­ких местах эф. тело не прозрачно. Так выражается жизнь мыслей в эф. теле. Эти оледенения эф. тела в от­дельных местах происходят от Аримана, который свои силы посылает через мышление.
     В других местах эф. тела имеются как бы пустоты, совершенно прозрачные, сверкающие. Сюда Люцифер посылает свои лучи силы. — Это волевые центры в эф. теле... А промежуточные области, то твердеющие, то растворяющиеся, выражают собой деятельность чувств в эф. теле. ... Перевес ариманических сил выражает­ся в мышлении, люциферических — в волении. Если же они дерутся, так сказать, без перевеса, то это выражается в чувствах".
     "Воля является той же душевной деятельностью, что и мышление, но только — совсем юная, детская воля. По­взрослевшая воля становится чувством; совсем старая воля — это мышление. Разница между волей, чувст­вом и мышлением только в возрасте. ...Но стоит нам выйти из физического мира ... и все меняется. Ста­рое вдруг становится юным, юное, — старым и т. д. И все три душевных качества могут в одно и то же время выступить в нас так, что воля будет являться то как юная, то как более взрослая, и, значит, уже как чувство; или как совсем старая воля, т. е. как мышление. Жизненные возрасты проходят один сквозь другой, все становится текучим. Так это происходит в эф. теле человека".
     "Поток душевной деятельности (в эф. теле) не проникает в обычной жизни в сознание человека. Но в этом потоке, беспрерывном движении эф. тела, текущем вместе со временем, выделяется то люциферическая, то ариманическая деятельность.
     Люциферическая деятельность делает волю юной. Наша душевная деятельность, пронизанная люциферическим, есть воля. Если бы Люцифер преобладал в душевной деятельности, если бы один Люцифер проявлялся в ней, то это была бы воля. Люцифер действует омолаживающе на весь поток нашей душевной деятельности. Ариман ... ужесточает нашу душевную деятельность, она становится старой, и это есть мышление . Мышле­ние, обладание мыслями было бы невозможным в обычной жизни, если бы в эф. теле не развертывались ариманические силы. В душевной жизни, проявляющейся в эф. теле, не обойтись без Люцифера и Аримана. ... В середине между ними, где они борются один с другим ... проявляется чувство". 158 (6)

1227. "Если в целом весь организм, кроме головы, своим обликом, своим духовным содержанием определяет голову следующей инкарнации, то содержащееся в голове человека как волеобразное в следующей инкарнации особенно действует в конечностях. Кто в одной инкарнации обладал вялым, ленивым мышлением, вряд ли будет хорошим бегуном в другой. Вялость мышления перейдет в медлительность конечностей, а с другой стороны — медлительность конечностей данной инкарнации выразится в вялом, медлительном мышлении в следующей инкар­нации".235 (10)

1624. "В своем обычном мышлении мы имеем две различные волны мыслей: внутреннюю волну мыслей, и внешнюю волну мыслей, ту волну, которая наполнена космосом, что принимает нас в себя во время сна; этот мир мыслей мы можем назвать космическим миром мыслей. Первую волну оставляют обычные мысли".
     "Мир мыслей, в который мы погружаемся между засыпанием и пробуждением, он не только логи­чен, как наш обычный мир мыслей, но содержит в себе много более высокую логику. Если понять это прави­льно, то я бы назвал этот мир мыслей сверхлогическим мысле-миром . Он, я бы сказал, стоит настолько выше обычной логики, насколько мир снов стоит ниже логики".
     "Когда мы погружаемся в нашу, не существующую для обычного сознания космическую экзистенцию, когда мы погружаемся во всю нашу организацию, то мы чувствуем в нашей воле, которая здесь простирается, космическую логику наших органов". При пробуждении наша воля погружается в готовую пребывающую форму, в наше тело. Без него она распространялась бы болезненно, хаотически во все стороны. Тело же дает ей логическое расчленение.205 (8.VII)

1655. Интеллигенция и воля — суть два полюса человеческого существа. "Между ними — внутренняя гра­ница, которую вы получите, если соедините все нервные окончания и все ганглии. Если на этой границе вы представите себе, что, словно через решето, с одной стороны здесь теснится воля, а с другой — ин­теллигенция, тогда в середине вы будете иметь чувство, сферу чувства. Ибо все, принадлежащее к чувст­вам, есть наполовину воля, а наполовину интеллигенция. Воля давит снизу, интеллигенция сверху; это об­разует чувство. В чувстве, с одной стороны, всегда дремлет интеллигенция, а с другой — спит воля".194 (8)

1664б.
"1). Познание органами чувств — физически оно независимо от организма — чистое мышление — образное — мышление-метаморфоза, формообразующее мышление; мышление инверсиями, переворачиванием.
     2). Возвышение мышления к восприятию. Чувство придвигается к мышлению. Благодаря этому — морфологическое мышление. И воля становится чувством: благодаря этому в волю берется ход жизни.
     3). Когда воля становится мышлением, тогда наступает инспиративное сознание; тогда можно мыслить в вещах.
     Необходимо мышление привести к самостоятельной деятельности, как восприятия, тогда оно становится организацией, благодаря которой живут в образах. Но образы, подвижные в себе, есть морфологическое мышление. Чувствам надлежит вживаться в мышление".Д.21, с.10-11
     "Духовное развитие берет из тонких воспалений нервов активность мышления и в рожденных из крови пластических образованиях хранит воспоминания;
а) дает импульсы, воля того, что проходит сквозь земную жизнь;
б) дает импульсы для того, что кончается с юностью и вновь начинает вырабатываться в старости...".Д.40, с.31
     "Чувства интеллектуальной жизни — они ставят личное, субъективное рядом с объективным.
     Чувства эстетической жизни — они позволяют субъективному приходить в созвучие с объективным.
     Чувства волевой жизни — они подавляют объективное и оживляют личное, субъективное".Д.31, с.20

1738. "Благодаря чему можем мы ... совершенствовать наши действия? — Мы приходим ко все более совер­шенным действиям благодаря тому, что мы образуем в нас ту силу, которую нельзя назвать иначе, как отда­чей себя внешнему миру. Чем больше возрастает наша отдача себя внешнему миру, тем больше этот внешний мир побуждает нас к действиям. Но именно благодаря тому, что мы находим способ отдать себя внешнему миру, мы приходим к тому, чтобы заложенное в наших действиях пронизать мыслями. Что такое отдача себя внешнему миру? Отдача себя внешнему миру, который нас пронизывает, который наши поступки пронизывает мыслями, есть не что иное, как любовь.
     Как к свободе приходят путем пронизания жизни мыслей волей, так к любви приходят, добиваясь воле­вой жизни с мыслями. ... А поскольку мы целостные люди, то, приходя к этому всем нашим существом, мы переживаем в жизни мыслей свободу, а в жизни воли — любовь; в нас также взаимодействуют свобода в дей­ствиях и любовь в мыслях. Они пронизывают друг друга, и мы совершаем поступки, исполненные мыслей, проистекающих из любви, а пронизанное волей мышление, опять-таки, возникает в свободе с характером поступков".
     "Абстракционисты вроде Канта и слова употребляют абстрактные. Они говорят: математические пред­ставления существуют априори. — Априори означает: до того, как здесь было что-либо другое. Но почему математические представления существуют априори? — А потому, что они светят из бытия до рождения, до зачатия; это делает их априорными. Нашему сознанию они являются как нечто реальное, и так происходит потому, что они пронизаны волей. Эта пронизанность волей делает их реальными. ... С одной априорностью нече­го делать, ибо она не указывает ни на какую реальность, она указывает просто на нечто формальное.
     Старая традиция именно здесь, в жизни мыслей, являя себя в образном бытии, говорила о необходимости пронизать ее волей, чтобы она стала реальностью; старые представления говорят здесь о видимости.
     Мы видим нашу руку, мы видим как наша рука может брать. Это нам ясно потому, что мы можем все это пронизать представления­ми, мыслями. Но сами мысли в нашем сознании остаются видимостью. Реальное же пребывает в том, в чем мы живем, и оно не светит в обычное сознание. Старая традиция говорила здесь о власти, по­скольку то, в чем мы живем, как в реальности, хотя и пронизыва­ется мыслями, но все же мысли в жизни между рождением и смертью от этого отскакивают (см.рис.).
     В середине находится то, что производит выравнивание, что для воли, излучающейся в голову, и для мыслей, которые, так сказать, наполняются сердцем в поступках, исполненных с любовью, служит связующим звеном: жизнь чувств, которая может устремляться как к волеобразному, так и к действующему подобно мыслям. ... Соединитель­ный мост между ними в старые времена называли мудростью (рис.). Гете в своей "Сказке" намекает на это своими тремя королями".
     "Поймите это правильно: что происходит, когда человек приходит к чистым, т.е. пронизанным волей мыслям? — В нем на основе того, что растворило видимость — прошлое — благодаря оплодотво­рению волей, встающей из самости, развивается новая реальность для будущего. Он — носитель семени будущего. Материнская почва — это в некоем роде реальные мысли индивидуального, и семя посылается в будущее для будущей жизни.
     А с другой стороны, пронизывая свои поступки, свое волеобразное мыслями, человек развивает то, что он исполняет в любви. Это освобождается от него. Наши поступки не остаются с нами. Они становятся ми­ровым свершением; если они пронизаны любовью, то и любовь идет с ними. Космически эгоистические поступки представляют собой нечто иное, чем пронизанные любовью. Когда мы из видимости путем оплодотворения волей развиваем то, что проистекает из нашего внутреннего, то тогда струящееся из нашей головы в мир вступает в наши пронизанные мыслями поступки. Как у развивающегося растения в цветке образуется семя, к которому извне должен был подступать солнечный свет, воздух и т.д., т.е. нечто должно было идти к нему из космоса, чтобы оно могло расти, так должно то, что развивается через свободу, найти элемент рос­та с помощью идущей ему навстречу живущей в поступках любви (рис.)".
     "Изживающееся во власти, с силой пронизывается мыслями. Но обычное сознание не видит, как именно здесь все более и более воля, умозаключение входят в мир мыслей, что когда мы мысли вносим в волеобразное, когда мы все более и более искореняем власть, мы все более и более то, что является просто лишь властью, пронизываем светом мыслей, в этом полюсе человека мы видим преодоление материи, на другом по­люсе материя вновь возникает. ... Когда воля все больше развивается в любовь, что происходит в челове­ке обмена веществ? — Когда человек действует, то материя в нем постоянно преодолевается. А что развива­ется в человеке, когда он, как свободное существо, пребывает в чистом мышлении, которое волевой природы? — В нем возникает материя. ... Мы носим в себе то, что производит материю: нашу голову; и мы носим в себе то, что голову уничтожает, где мы видим уничтожение материи: наши конечности и обмен веществ. Вот это и означает рассматривать человека как целое".
     "Там, где в человеке преходит материя, превращается в видимость, и возникает новая материя, находит­ся возможность свободы, возможность любви. Свобода и любовь принадлежат одна другой, как я показал это в моей "Философии свободы".202 (12)

XI. ВНУТРЕННЯЯ ПРИРОДА ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ

1. От физического к душевному
1786. "Наш обычный звук происходит, собственно, оттого, что воздух пронизан звуковым эфиром... И когда этот эфир пронизывает воздух, то он сообщает ему живущее в себе, и потому для нашего восприятия возникает то, что мы называем звуком. Этот звуковой эфир, который в то же время является химическим эфиром ... он живет в нашем жидком организме. ... Мы имеем эф. тело, оно работает и действует, когда образует мысли в нашем жидком организме. Но в этот жидкий организм постоянно входит и выходит то, что мы называем химическим эфиром. Рассматривая наш организм, мы находим полный эфирный организм состоя­щим из химического эфира, теплового, светового, жизненного эфира, и, кроме того, совершенно особо, через жидкое тело в нас входит-выходит химический эфир. Астр. тело, выражающее себя в чувствах, связано с воздушным организмом. Но с этим воздушным организмом особое родство имеет другой род эфира, пронизывающего воздух, — световой эфир. ... Световой эфир, несомый воздухом, родственный воздуху — как звук, — особенно проникает в наш воздушный организм; и он лежит в основе того, что входит и выходит из нашего воздушного организма".
     "Наконец, мы обладаем Я. Оно является той духовной организацией, которая то, что мы носим в се­бе как тепло... не только внешне ограничивает исходя из себя, но насквозь конфигурирует внутренне. И душевное нам не понять, если мы не примем во внимание это прямое действие Я на тепло. Я в человеке является прежде всего тем, что приводит волю в движение, подает волевые импульсы. Как Я подает волевые импульсы? С другой точки зрения мы говорили, как волевые импульсы связаны с земным, а мысле-импульсы, импульсы представлений — со внеземным. Но когда Я держит волевые импульсы вместе, то где пролегает тот путь, по которому они вступают во все человеческое существо? Это происходит путем воз­действия воли на тепловой организм человека".202 (10)

Память, фантазия, логическое мышление

1829. "Вот здесь из нашего организма в нек.роде клубятся хаотические мыслеобразования (см.рис.,кра­сное). Это нечто такое, что особенно сильно у мечтательных натур, которых часто нисколько не удовлет­воряет наша способность отдаваться нормальным воспоминаниям жизни, испытывать радость, удовольствие от того, чтобы находить и вновь разделять всяческие созвучия и родство мыслей. Мечтательные натуры подавлены ха­отическими мыслеобразованиями, но основательно осознающий себя человек всегда замечает, что когда хоть ненадолго во время бодрствования он, я бы сказал, выпускает себя из рук, то наступает некое коловращение мыслей в подосновах головы, как некое течение в глубинах. Воля, пребывающая в глубинах, застает это мыслеобразование. Но откуда оно берется?
     Вот, скажем, в кровати лежит физ. тело (синее) и эф. тело (желтое)... Мы даем нашей воле вторгуться в них. Эту вторгающуюся волю я изображу в виде стрелок.
     Итак, первое, что должна сделать воля, — это преобразовать хаотическое мыслеобразование в нашу нормальную память. ... Мы можем сказать: здесь то, что мы застаем утром — эф. и физ. тела, — еще очень сильно в памяти. Они отражают мысли. Но в это вторгается во­ля. ... Попробуйте хотя бы однажды основательно подойти к этому, понаб­людать, проснувшись утром, как коловращение мыслей устремляется из души в виде событий, пережитых в 5, 17, в 7 лет; вновь пёстро кружится и вьется вперемежку пережитое в 21 год или даже в 65 лет. И во все это вторгается воля. Она расчленяет все это так, что оно принимает вид упо­рядоченных воспоминаний, и события, пережитые в 8 лет, тогда не вторга­ются хаотически в пережитое до 8 лет и т.п. Итак, сюда вторгается воля и формирует из этих хаотических сновидческих образований память. Вы ма­ло замечаете волю в памяти. Многие люди вообще не хотят там ее видеть. Но она там присутствует, только это вторжение воли, поскольку она фор­мирует память, остается бессознательным.
     И есть еще нечто, в чем можно заметить присутствие воли, а именно то, что воля образует из принесенного нами при пробуждении мыслеобразования: сила воображения, фантазия. ... существует огромная разница между видя­щим сон и фантазирующим человеком. ... Есть еще и третье. Это нечто та­кое, что, с одной стороны, целиком и полностью отдано воле, а с другой — воля здесь не движется столь свободно, как в фантазии. Это — логическое мышление, от которого мы за­висим в жизни и в науке. В логическом мышлении деятельна наша воля, но она отказывается от своей свободы и подчиняется законам логики. Однако это ее собственное деяние, что она подчиняется законам ло­гики. ... Если бы наше логическое мышление мы не образовывали из нашей воли, то мы имели бы навязчивые (принуждающие) мысли".
     Логические мысли мы затем направляем внешнему миру — большому учителю. И когда мы мыслим логически, то находимся не целиком в себе, но причастны всему космосу. "И разумеется, логика действительна не только для внечеловеческого космоса, но она действительна также и для космоса плюс человек. Логика ни субъективна, ни объективна, она есть то и другое в одно и то же время". Но воля выражается не только в душевной деятельности, как показано стрелками на рисунке. Другая воля пронизывает физ.и эф. тела, дея­тельна в них и остается с ними во время сна. Она идет навстречу той воле, что отсутствует во время сна, и приводит ее к деятельности.205 (9.VII)

1860. " Переживаемое нами в душе вследствие чувственных впечатлений мы соединяем с тем, что как мыслеобразование (мыслесплетение из живых мыслей) вчленено в нас с рождением. Но само объективное мыслеобразование остается неосознанным. И лишь то, что мы "выплетаем", что мы, в нек. роде, "выдавливаем" из нашей внутренней мыслительной деятельности, входит в наше сознание. Фактически это происходит так, как будто субъективные мысли бьются, ударяются об это мыслеобразование, а оно их отражает, давая им различное направление, и т. обр. наши субъективные мысли приходят в сознание (см. рис.). Я подчеркиваю: когда им задаются различные направления".
     Мы наблюдаем кристалл,"... мы видим его, прежде всего. Мы не ограничиваемся этим. Мы думаем о нем. Эти мысли следуют до мыслеобразования, и это мыслеобразование, вчлененное в нас с рождением, с которым мы были связаны еще будучи в космосе и которое мы получили из космоса, это мыслеобразование создано так, что мы теперь (созерцая кристалл) начинаем из неких предпосылок образовывать кристаллографичес­кие идеи, образовывать (классифицируя) из нашего внутреннего...": моноклинные, триклинные, и т.п. систе­мы. "И когда мы подобные мысли о кристалле вчленяем в то, что в некотором роде является априорными мыслями, которые мы берем из нашего внутреннего, то мы в этот момент, когда нас толкают субъективные мысли, направляемся к объективному мыслеобразованию. Ибо всю этого рода геометрию, механику, физику и т.д., что вырабатывается здесь, мы извлекаем из этого мыслеобразования, вчлененного в нас от рожде­ния; и отдельное, индивидуальное, что мы вчленяем в эти мысли, развиваемые нами о внешних чувственных наблюдениях и впечатлениях,мы уясняем его себе,когда даем ему отразиться к нам, но при этом еще и пронизаться вечным, живущим, образованным в нас мыслеобразованием, по меньшей мере вечным процессом, поскольку отдельные формы изменяются от инкарнации к инкарнации".
     Но остается вопрос: как я соединяю вместе эти субъективные мысли? — Дело в том, что мы не можем отделить в нас мысли от чувств и воли. "В воле живут все мотивы наших моральных мыслей. Но также в мышлении, в субъективном мышлении мы сознаем, что имели не одно только мысленное содержание. Мы соединяем мысли с мыслями, и мы осознаем деятельность, которая их соединяет. Что же живет тогда здесь в мышлении? — Тонким образом в мышлении, и именно в субъективном мышлении, живет воля. ... в субъекти­вных мыслях, которые мы нек.обр. проектируем, подталкиваем к мыслеобразованию, живет также и воля. Эту волю мы не можем внести в обычное сознание. Почувствуйте, как эта деятельность совершенно отчетливо выражается в воспоминании: в воспоминании воля должна уже исчезнуть! Она должна быть деятельной, но когда воспоминание готово, когда вспомненная мысль уже здесь, то воспоминание уже не может быть чистым, не может дать чистого отображения того, что оно должно отображать, как прошлое переживание, если бы оно было пронизано волей! Вспоминая о том, что вы ели вчера, вы, естественно, уже не мо­жете изменить тот суп; воли здесь уже нет, не правда ли? Должно выступить чистое мыслеобразование. Воля, т.обр., должна быть отброшена в рефлексировании. Куда она идет? (Содержание мыслей идет в созна­ние.) ...
     Волевое содержание мыслей идет вниз и соединяется с другим волевым и душевным содержанием и пере­ходит в становящуюся карму, делается составной частью становящейся кармы (см.рис., заштриховано светлым; стрелка).
     С другой стороны: наши волевые импульсы, они, как спящая часть, присутствуют также и во время нашей бодрственной жизни. Мы не можем видеть тех нижних областей, где живет воля. Мы имеем сначала мысли о волевых импу­льсах. Они переходят бессознательно в волю, и лишь когда воля выступает во­вне, мы опять рассматриваем то, что произошло благодаря нам, что мы пережи­ваем в обычном сознании в связи с волей. При поступке мы, собственно, все переживаем в жизни представлений, видим о том сны в жизни чувств и спим без сновидений в отношении волевой жизни.
     Но есть мысли, которые мы вводим в нашу волевую жизнь. Только когда? — Когда мы не предаемся нашим инстинктам, нашим потребностям, нашей т.н. низ­шей человеческой природе, поскольку она находится там, внизу, и движет нас к волению, к поступкам. Но тогда мы находим нашу волю в том, что образует наши субъективные переживания, когда мы над ни­ми господствуем нашими чистыми мыслями, которые направляются к воле, т.е. когда мы господствуем над волей с помощью наших интуитивно постигнутых мо­ральных идеалов. Эти интуитивно постигнутые моральные идеалы мы можем передать мыслеволе на пути вниз, в волевую область. Благодаря этому наша воля пронизывается нашей моралью, и внутри человека поэтому постоянно происходит борьба между тем, что человек посылает из своих мораль­ных интуиций вниз, в область воли, и тем, что там, внизу, подступает и клокочет в его инстинктивно-сновидческой жизни. Все это происходит в человеке. Но происходящее там, внизу, является в то же время тем, в чем подготовляется его человеческое будущее за пределами смерти. Это ударяет в область чувств. Собственно, в воле живет это будущее. Оно ударяет в область чувств и более ткет в чувствах, чем толь­ко в том, что я ранее описывал как чувственное настроение, имеющее значение для жизни между рождением и смертью. В обычной конституции чувств, которую я описывал как простирающуюся от депрессии до необузданного веселья, разыгрывается все то, в чем взаимодействуют человеческое прошлое и будущее в жизни между рождением и смертью. Но также и уходящее за пределы смерти проникает в то, что здесь восходит снизу. И что же здесь живет? Здесь живет нечто такое, что мы ощущаем как что-то объективное, поскольку оно приходит из областей, куда мышление не проникает. Это есть нечто объективное, поскольку оно имеет отношение к закономерностям, при которых мы себя как людей проносим через смерть. То, что здесь отражается — это совесть. И, говоря психологически, это, собственно, и есть происхождение совести".207 (5)

1866. "В воздухообразном живет астральный человек, как в водном живет эфирный человек. Через обвал, крушение эфирных мыслей, через преобразование эфирных мыслей в силу, через астральное в воздуш­ном человеке рождается воля, а с волей — силы роста, которые родственны воле.
     Опять-таки, мы имеем в виду не абстрактное слово воля, а конкретный процесс. В нас идет конкретный процесс, в котором захватывается астральное, воздухообразное и простирается по эфирно-водному. И благодаря этому действительно совершается процесс, каким вовне, в природе он представлен на другой ступени, когда об­разование сгорает. В древности этот процесс постигали как процесс серы. И из серного процесса развива­лось то, что душевно переживалось как человеческая воля. ...Говорили, что уравновешивание обоих про­цессов (воли и мышления, соли и серы, астрального и эфирного) — ибо это ведь противоположные процессы — происходят через процесс ртути, через то, что является и формирующим, и жидким, что колеблется некоторым образом между эфирным и астральным, от водного к воздушному".220 (5)

1869. "Силы представлений, когда мы рождаемся в земной жизни, очень сильны. Из головы они излуча­ются во весь остальной организм. И эти силы представлений в первые семь лет жизни являются причиной того, что в нашем остальном организме выступают силы, проявляющиеся во вторых зубах; это абсолютно те же силы, которые консолидируют в нас представления; представления в нас не консолидированы, пока мы не получим вторых зубов. ... Когда мы вторые зубы получаем, то эти силы освобождаются и могут про­являться в жизни представлений, формировать представления, вырабатывать соответствующим образом па­мять; наши представления могут стать четко очерченными.
...
     После седьмого, восьмого года воля, которая в существенном связана не с головой, а со всем оста­льным человеком, устремляется в голову. Но тут не обходится без последствий. Ибо наша голова, орга­низованная из внеземного, те крепкие силы, устремляющиеся в нее из нашего обмена веществ — носителя воли, — не принимает просто так. Эти силы сначала должны быть "запружены". Эти силы сначала должны быть задержаны, пока они достаточно не профильтруются, достаточно не утончатся, не одушевятся и лишь тогда смогут проявиться в голове. Этот этап силы проходят в конце второго периода жизни, когда силы воли запруживаются в организации гортани... (и) в мужской организации проявляются в изменении голоса. ... Тог­да они достаточно профильтрованы, достаточно одушевлены и могут проявиться в нашей голове. Тогда мы уже ушли далеко, когда прошли половую зрелость, параллельно которой идет ломка голоса, тогда мы уже ушли так далеко, что через нашу голову в нашем земном человеке могут взаимодействовать представ­ления и воля".(Интересно отметить, что Шопенгауэр и Гартман хотели мир охарактеризовать либо со сто­роны воли, либо представлений, но это лишь абстракции).
     "Здесь вы имеете то, что постепенно ведет к физиологическому пониманию свободы. Здесь вы имеете физиологию того, что приводится в моей "Философии свободы", что сво­боду можно понять лишь в том случае, если схватывать ее в свободном от чувственности мышлении, т.е. в процессах, которые разыгрываются в человеке, когда он через свою волю управляет чистым мышлением и ориентирует его в определенном направлении".
     "Животное рождается готовым во всех своих функциях. Человек должен эти функции получить через вос­питание и проч. ... Обмен веществ в человеке должен удерживаться на более раннем этапе, чем у животно­го. ... Человек должен, если выразиться тривиально, не переваривать столь далеко как животное. Через эту задержку пищеварения он получает силы, которые теперь становятся носителем того, что он через во­лю посылает в голову".201 (10)

Представление — воспоминание — фантазия

1872. "Это, до некоторой степени, один полюс внешних переживаний в обычном бытии: абстрактные, су­хие, холодные идеи, на которых человек не может ни закрепиться, ни обосновать реальности собственного человеческого существа. В конце концов, новое человечество все-таки не может согреться от декартова: я мыслю — следовательно, существую, ибо, сколько ни думай, из мышления не извлечешь какого-либо бытия. Вторым полюсом внутренних переживании являются представления воспоминания. Кто всерьез занимается психологией, а не теми словосплетениями, которыми ныне в университетах занимаются под видом психологии. Тот знает, что представления воспоминания субстанционально суть то же самое, что и представления фан­тазии, которые мы можем образовывать свободно. ... Мир идей, вплетаемый нами в законы природы, таков, что мы сознаем, что наша воля в образовании мира идей не может действовать через саму себя; она должна соединяться с внутренней логикой, с соответствующим действительности сплетением идей. ... В случае дру­гого полюса, фантазии, также живущей в памяти, мы совсем ясно осознаем: там, внутри, госпосдствует наша воля... а эти фантазии охотно имеют дело с нашим Я, с нашей личностью, с тем, что составляет нашу ре­альность. Мы, конечно, можем возмущаться фантазией или фантастикой, но когда мы чувствуем, что наше Я действует там, внутри, по своему произволу, то мы в то же время чувствуем, что в этих фантазиях со­держится наше Я, наша личность. Это во-первых.
     Во-вторых: в тот момент, когда по причине какого-либо заболевания разрушается непрерывность наших воспоминаний ... в тот же момент разрушается также действительная доброкачественность нашего внутрен­него я-переживания. Таким образом, наше я-переживание, с одной стороны, оказывается не связанным с миром наших идей. С другой же стороны, — мы чувствуем, что я-переживание находится там, внутри, в том, что мы называем нашим миром фантазии, несмотря на то, что мы не можем строить на этом мире фантазии и в определен­ном отношении не должны искать сущностного Я в этом мире фантазии, хотя и знаем, что оно там деятель­но, что оно совсем не может правильным образом жить в нашем сознании, если не придет в связь с этого рода воспоминаниями". Тут большая жизненная загадка. Мир идей является нам то абст­рактно, то образно. Мы, прежде всего, используем его, обдумывая то, что действует на наши чувства: цвет, звук, тепло. Это описано в "Истине и науке" и в "Философии свободы". Но что было бы с нами, если бы чув­ственные восприятия приходили только извне? И каким образом встречаются в наших органах чувств устремляющиеся к нам извне содержания восприятий и противоудар изнутри мира идей? "Отдаваясь миру восприятий, мы, люди, жили бы в нашем эф. теле и вместе с эф. телом — в эфирном мире. Только представьте себе, как вы через глаза отдаетесь миру цвета и живете в эфирных волнах мира цвета... в волнах моря звука, которое, конеч­но, не является эфирным, но выступает таковым, если вы не противопоставляете ему мир идей. Звук в сво­ем первом выступлении для человека является эфирным. Вы плаваете в море воздуха, а потому — в сгущенном эфирном. Это также эфирное — что материально сгущается только до воздуха; звук, т.обр.,есть лишь воздухообразно-материальное выражение эфирного. То же самое относится к свойствам тепла, вкуса, обоня­ния, ко всем свойствам чувств".
     И вот, представьте себе, вы живете в эфирном море как эфирные существа. И, живя так, вы никогда не пришли бы к той человеческой конституции, в которой пребываете между рождением и смертью. И лишь смягчая тон этого эфирного, надламывая его, вы приходите к этой конституции.
     "Но чем мы надламываем эфирное? Чем мы его убиваем? — Противоударами идей. Это действительно происходит так: извне в живой эфирности приходит содержание мира восприятий (см.рис., красное), и мы, как эфирные существа, плавали бы в ней, если бы изнутри не возникал противоудар ми­ра идей (синее), каким он пребывает в нас между рождением и смертью.
     Он убивает эфирное, и мир является нам как физический. Мы имели бы вокруг себя эфирный мир, если бы не убивали его миром идей, не сбрасы­вали его (вниз) до физического облика. Мир идей, каким мы его имеем, как люди, связывается во всей нашей организации со свойствами чувств; он надламывает эти чувственные свойства и низводит их к тому, что мы переживаем как физический мир".
     Такое действие мира идей на эфирный мир приводит к тому, что между рождением и смертью мы пережива­ем мир идей как восходящий изнутри, а не в его истинном облике. В реальности мира идей мы живем до рож­дения и после смерти. "Но что дают нам Боги, посылая нас через рождение в этот мир? — Они дают нам те­невой образ той экзистенции, которой мы обладаем между смертью и новым рождением. Этот теневой образ есть идеи, и они служат нам здесь, чтобы мы вообще могли стать физическими людьми; без этого мы остались бы эфирными существами, плавающими в эфирном море. Мы убиваем нашу эфирную жизнь теневыми об­разами нашей жизни между рождением и смертью".
     Теперь еще раз обратимся ко второму полюсу и спросим себя: "что представляет собой сумма наших вос­поминаний, фантазий-представлений, развивающихся внутри нас? Она представляет собой не что иное, как преобразование того, что жило в нас как сила роста, прежде чем оно метаморфизировалось в силу воспоми­нания, в силу фантазии. Что внизу, в теле, живет как сила роста, становится духовно-душевной силой вос­поминания, когда оно эмансипируется от телесности. Вы ведь знаете, что до 7 лет, до смены зубов в че­ловеке является та сила, которая позже образует в душевной памяти хорошо очерченные воспоминания; она работает формообразующе над телом. Что, наконец, растут зубы — это то же самое, что живет в нас как способности воспоминаний-представлений. Короче говоря, живущее в нас как фантазмы является той же самой силой, что вызывает наш рост, лежит в основе нашего органического становления".
     Но мы вырываем эту фантазмообразующую силу из нашего организма. Если же мы оставили бы ее там, то все, над чем мы госпосдствуем нашим Я, перекатывалось бы в нас волнами. "Вы не смогли бы сказать: я хочу, — но вы чувствовали бы, как катится в вас кровь; вы не говорили бы: я беру ручку, — но вы чувствовали бы механизм мускулов вашей руки. Вы чувствовали бы себя живущими внутри мира, если бы не могли оторвать мир фантазмов от вашего организма. Вы потеряли бы самостоятельность. Что жило бы, двигалось в вас, было бы лишь продолжением внутри вашей кожи того же, что пребывает вне ее. Человек мог бы сказать себе: вне моей кожи из определенных сил растет трава, внутри моей кожи растут моя селезенка, печень; но я не ощу­тил бы здесь разницы, не будь я в состоянии вырвать мои фантазмы из того, что организующе действует во мне. Вовне я ничего не разрываю, там я воспринимаю существ в их целостности. Внутри моей кожи я отделяю мир моих фантазмов. Благодаря этому я прихожу к самостоятельности. Благодаря этому вообще становится возможным найти ложе, подоснову для самости в человеке. Таков другой полюс внутренних переживаний.
     Мы должны умерщвлять жизнь наших чувств миром идей, чтобы быть в состоянии поставить себя в физичес­кий мир, т.к. иначе, подобно спектрам, мы плавали бы в эфирном мире. С др.стороны, мы должны внутренне мир фантазмов отрывать от нашего органического свершения, т.к. в противном случае мы попросту стали бы членами природы, подобно растущему дереву ... Как одним полюсом, идейным полюсом, мы связаны с перио­дом до рождения, так другим — полюсом фантазмов, в котором живет воля, мы связаны с посмертным. С нерожденностью мы связаны миром идей, с бессмертием — миром фантазмов ... которые, когда мы проходим врата смерти, слагаются в организованный космос, и в нем мы затем ткем, живем после смерти".198 (13)

Мышление (представление, интеллект)

1673. "Мышление — это форма, в которой человек выражает свою волю в речи. Только в мышлении можем мы теперь развивать волю. И лишь позже человек сможет в слове разворачивать свою волю вовне, про­ходя над мышлением".93-а (5)

1674. "В воле присутствует живое существо мыслительной природы. ... даже малейший волевой процесс зависит от того, что отражается в мышлении, но остается незамеченным".64 с.269

359. "По сути, человек таков: в верхней его половине пребывает мир космических мыслей, в нижней — мир космической воли. И постоянно человек является объектом нападения для Люцифера со стороны воли и Аримана — со стороны мысли. Ариману постоянно хочется сделать человека одной головой. Люциферу постоянно хочется лишить его головы, чтобы он не мог думать, чтобы всe восходило окольным путeм, через сердце, в тепле, чтобы его целиком затопила мировая любовь, чтобы он весь излился в мир как мировая любовь, как космически-мечтательное существо". В наше время особенно интересно действует Ариман. В этой связи австрийский поэт Герман Роллет высказал такую мысль, что если бы всe пошло в духе нашей эпохи и далее, то мы утратили бы подвижность наших конечностей, мы бы двигались только механически и вообще стали бы одной головой. И надо сказать, что если с физической головой этого и не совсем просто достичь, то с эфирной головой такое может удасться.
     "В то время, когда мы живeм на Земле, в нас происходит постоянное взаимодействие между волей и мыслями. Воля завладевает мыслями, и этот состав воли и мыслей мы должны пронести через смерть. Ариману хотелось бы нам в том помешать. Ему хотелось бы обособить волю, чтобы в нас по-особому вырабатывались одни мысли: тогда мы потеряли бы свою индивидуальность, если бы действительно случилось так, как хочет Ариман. Мы бы полностью потеряли нашу индивидуальность. С чрезмерно интенсивно выработанными мыслями мы бы подходили к моменту смерти, но удержать их мы бы не могли, и Ариман мог бы ими овладеть и напечатлеть их остальному миру, так что эти мысли действовали бы далее в остальном мире. Это фактически, как вы видите, судьба, которая угрожает человечеству, если оно продолжит современный материализм: ариманические силы так укоренятся, что Ариман станет похищать у людей мысли и вчленять их в Землю в их действительности, так что Земля, которая, собственно, должна исчезнуть, будет консолидирована. Ариман работает над консолидацией Земли, чтобы Земля, как таковая, продолжала существовать. Ариман работает против слов: "Земля и Небо прейдут, но Мои слова не прейдут". Он хочет отбросить слова, а Землю и Небо оставить. Такое могло бы быть достигнуто кражей мыслей у людей, их де-индивидуализацией.
     Если бы Ариман мог и дальше действовать так, как это ему удаeтся с 1845 г., то человеческий мозг становился бы всe жeстче и жeстче, и люди жили бы как бы среди навязчивых идей, среди материалистических мыслей. ... Это особенно выразилось бы в воспитании, где всe велось бы так, чтобы исчезли подвижные мысли, чтобы люди, достигая определeнного возраста, имели абсолютно фиксированные мысли. Но спросите себя: разве это уже не произошло в значительной степени? ... Ариман старается постоянно сделать мысли навязчивыми, принудительными, и действительным продуктом таких навязчивых идей является атеизм в науке". В ариманической тенденции имеется намерение упразднить школы и с помощью некой материи, а таковая вообще-то существует, прививать человеку в определeнном возрасте всe необходимое сразу. Но это сделало бы его автоматом, хотя и очень умным. "С помощью прививки такой материи достигалось бы то, что эф.тело было бы заперто в физ.теле. А когда эф.тело запирается в физ. теле, то игра между Универсумом и эф.телом исключительно оживляется; но человек становится автоматом, если его физ.тело здесь, на Земле, не воспитано духовной волей". Противодействуя этому, мы должны развивать образные мысли, которые у врат смерти способствуют развитию мира. 205(3.VII)

1587."Интеллект будет здоров, если мы здоровым образом воспитали волю с помощью тех методов, которые я вам изложил, с помощью как можно более раннего введения искусства в народные школы; ибо искусство укрепляет волю. Мы воспитываем волю и этим совсем по-особому лелеем интеллект. С другой стороны, когда мы расширяем круг видения ребенка путем преподавания ему возвышенных, облагораживающих, расширяющих взгляд представлений, с помощью изучения истории и религии, то мы также воздействуем на волю. Это просто удивительно, как правильное воспитание воли воздействует, активизируя, на интеллект. ... Материализм последних столетий простер на эти вещи ужасающую темноту. ... Правильная инициатива воли может возникнуть только в том случае, если человеку расширят взгляд, направят его на то, что духовно действует в мире, духовно действует от звезд, духовно действует из мировой истории, духовно действует в глубочайшем внутреннем человеческого сердца". 301(14)

     158. "Через интуицию мы познаем, как в момент смерти входим в духовный мир. Это значит, что мы познаем действительное вечное сущностное ядро человека в его нерожденности и в его бессмертии. По сравнению с этим современная философия работает только в идеях, взятых у обычного сознания. ... Это мертвые душевные существа. ... Что же должна делать философия, желающая оставаться внутри обычного сознания? Она должна бы сказать себе: если я не желаю восходить к какому-либо сверхчувственному познанию, то я, по меньшей мере, должна анализировать, что предлагает обычное сознание. И если она это делает непредвзято, то находит, что мышление и представления обычного сознания являют собой нечто умершее. Она, таким образом, должна сказать: поскольку это является чем-то таким, что свое существо не может объяснить из себя, я должна примкнуть к тому, что предлагает действительную суть дела. — А сюда относится та непредвзятость в анализе души, которая познает, что мышление и представление — мертвые. И такая объективность возможна. ... Вполне возможно в умершее мышление воспринять содержание естествознания". Это с одной стороны. С другой же стороны, если философия хочет косвенно прийти к вечному ядру человека в его предшествовании, то кроме интеллектуального мышления ей необходимо войти в переживание воли, более юной, чем мышление, душевной силы. Тогда она познает эмбриональное свойство воли. Это стремление можно увидеть у Бергсона. Но он отклоняет сверчувственное познание и потому приходит к такому сущностному ядру человека, каким оно открывается лишь в земной жизни. Ему не удается доказать ни его нерожденности, ни его бессмертия.
     "Итак, можно сказать: все построенное обычным сознание как философия идей через непредвзятый анализ идей и воли косвенным путем может прийти лишь к выводу о том, что душа не рождена и бессмертна, а не к прямому созерцанию этого. Это прямое созерцание, т.е. наполнение философских идей, созерцание действительного вечного существа души приобретается через имагинацию, инспирацию и интуицию. Поэтому то, что касается вечного человеческой души, когда оно выступает сегодня в философии, лишь традиционно почерпнуто из старого сновидческого познания, хотя часто философы об этом не знают и полагают, что извлекают все из самих себя. Это содержание может быть пронизано диалектикой и логикой. Но действительное обновление философской жизни зависит от того, что духовная жизнь современности признает полностью сознательную имагинацию, инспирацию и интуицию; и не только признает их, но применит их результаты к философской жизни". 215(4)

     360. "Трудно подняться к пониманию неповторимости Фихте, в него трудно проникнуть; однако никто, проникнув в него, не скажет, что он не почерпнул колоссальные плоды для своей духовной дисциплины. Хотя это дело не всякого — восходить в такие сферы чистейших понятий". 57 с. 27
     "Но как ни велико было влияние, исходившее от Канта, от современников не могло укрыться, что он не мог удовлетворить более глубокой потребности познания. Подобная потребность познания стремится к целостному мировоззрению, какое есть у Гете. Отдельные области бытия стоят у Канта рядом, не связанные между собой. Поэтому Фихте, несмотря на свое безусловное почтение к Канту, не мог не увидеть, что "Кант лишь наметил истину, но не показал, не доказал ее"."
     "Фихте можно назвать энтузиастом мировоззрения. Он должен был своим энтузиазмом чарующе действовать на своих современников и учеников. Послушаем, что говорит о нем один из его учеников, Форберг: "Его публичное выступление было подобно буре, которая разражается огнем в отдельных ударах; он поднимает душу, он хочет сделать людей не только добрыми, но и великими; его взор карает; его походка тверда, он хочет своей философией направить дух времени; его фантазия не пышна, но энергична и могущественна; его образы не чаруют, но смелы и величественны. Он проникает во внутреннейшие глубины предмета и оперирует в царстве понятий с такой непредвзятостью, которая обнаруживает, что он не только живет, но и господствует в этой невидимой стране". Наиболее характерной чертой Фихте является большой, серьезный стиль его мировоззрения. Он применяет ко всему высочайшие масштабы"."
     ""Вся культура должна быть упражнением всех сил, направленных к одной цели: к достижению полной свободы, т.е. полной независимости от всего, что не является нами самими, нашей чистой самостью (разум, закон, нравственность), ибо лишь это является нашим..." — Так судит Фихте в своих появившихся в 1793г. "Очерках к исправлению суждений публики о французской революции". И самая ценная сила в человеке — сила познания — должна быть направлена к одной цели: к полной независимости от всего, что не является нами самими. Могли ли бы мы вообще когда-либо достигнуть полной независимости, если бы в мировоззрении зависели от какого-либо существа? ... Когда мы получаем что-либо, происшедшее без нашего участия, то находимся от него в зависимости; мы не можем таким образом получить высшей истины, мы должны создать ее, она должна возникнуть из нас".
     "В своем стремлении придать собственному я" наивысшую независимость Фихте лишил внешний мир всякой самостоятельности. Где подобный самостоятельный внешний мир не мыслится существующим, там, понятно, интерес к знанию, к познанию этого внешнего мира прекращается. Вместе с тем вообще угасает интерес к знанию в собственном смысле. Ибо путем такого знания "я" узнает лишь то, что оно само создает. Во всяком знании человеческое "я" как бы ведет монолог с самим собой. Оно не выходит за пределы самого себя. Оно может совершить это последнее путем живого действия. Когда "я" действует, когда оно совершает нечто в мире, тогда оно уже не ведет монологов с самим собой, тогда его поступки изливаются в мир. Они обретают самостоятельное бытие. Я совершаю нечто; и когда я совершил нечто, оно продолжает действовать, даже если я уже не участвую в этом действии. Что я знаю — существует лишь через меня; что я делаю — есть составная часть не зависимого от меня нравственного миропорядка. Но что означает вся достоверность, которую мы получаем из собственного "я", по сравнению с высочайшей правдой нравственного миропорядка, который должен быть не зависимым от нас для того, чтобы бытие имело смысл? Всякое знание имеет значение только для собственного "я", а этот миропорядок должен существовать вне "я". Он должен существовать несмотря на то, что мы ничего не можем знать о нем. Таким образом, Фихте приходит от знания к вере.
     Всякое знание по отношению к вере является тем же, чем сон по отношению к действительности. Также и собственному "я" присуще лишь такое сновидческое бытие, когда оно рассматривает лишь самого себя. Оно создает себе образ самого себя, который может быть лишь мимо проплывающим образом; но действие его остается. В значительных словах описывает Фихте это сновидческое бытие мира в своем "Назначении человека". "Нет ничего вечного ни вне меня, ни во мне, есть только непрерывная смена. Я ничего не знаю ни о каком бытии, даже о моем собственном. Это не бытие. — Сам я вообще не знаю и не существую. Существуют лишь образы. Они есть единственное, что существует, и они осознают себя по-своему. Образы, проплывающие мимо. Причем отсутствует то, перед чем они проплывают: соединенные между собой образами образов, образы без чего-либо отображенного в них, без значения и цели. Сам я один из таких образов; да, я даже и не это, а лишь хаотический образ. — Вся реальность превращается в удивительное сновидение, лишенное жизни, которое грезится, и лишенное духа, которому грезится; в сновидение, которому является сновидение о самом себе. Созерцание есть сновидение; мышление — источник всякого бытия и всякой реальности, которую я себе представляю, моего бытия, моей силы, моих целей — есть сновидение о том сновидении". Но совершенно иным является для Фихте нравственный миропорядок, мир веры: "Моя воля должна просто из самой себя без всякого орудия, ослабляющего ее изъявление, в совершенно однородной с ней сфере действовать как разум на разум, как духовное на духовное — в сфере, которой она, однако, не напечатлевает закона жизни, деятельности, развития, но которая заключает это в самой себе, т.е. — на самодеятельный разум. Но самодеятельный разум есть воля. Таким образом, закон сверхчувственного мира есть воля... Таким образом, та возвышенная воля не развивается своим путем раздельно от остального мира разума. Между ним и всеми конечными разумными существами она является духовным законом, и сам он является этим духовным звеном внутри мира разума... Я закрываю перед тобою мое лицо и кладу руку на уста. Чем ты являешься для самого себя и чем ты кажешься самому себе — я никогда не смогу понять, как я никогда не смогу стать тобой. После тысячи прожитых духовных миров я так же не смогу тебя понять, как теперь на этой Земле. Что я понимаю — это становится конечным, и даже бесконечным усилением и повторением никогда не может превратиться в бесконечное. Ты отличаешься от конечного не по степени, но за счет поступков. Путем такого усиления они делают тебя лишь все больше и больше человеком, но никогда — Богом, Бесконечным".
     Поскольку для Фихте знание есть сновидение, а нравственный миропорядок — единственное действительное, то жизнь, включающую человека в мировую нравственную связь, он ставит выше чистого познания, выше размышления о вещах. Он говорит: "Только жизнь имеет безусловную ценность и значение; все остальное: мышление, вымысел, знание — имеют ценность лишь поскольку они каким-либо образом имеют отношение к живому, исходят из него и стремятся к нему вернуться". Основная этическая черта в личности Фихте погасила или понизила в его мировоззрении значение всего, что не может быть сведено к нравственному определению человека. Он хотел поставить величайшие, чистейшие требования к жизни; и при этом он не хотел быть введен в заблуждение познанием, которое, может быть, в этих целях вскрыло бы противоречие естественной закономерности мира. Гете сказал: "Кто действует, всегда бывает бессовестен; совестью обладает лишь тот, кто размышляет". Этим он хотел сказать, что тот, кто размышляет, оценивает все соответственно его истинной, действительной ценности и понимает и признает каждую вещь на своем месте. Тот, кто действует, прежде всего стремится увидеть исполнение своих требований. Действует ли он при этом правильно или нет — ему безразлично. Фихте прежде всего был важен поступок; но при этом он не хотел, чтобы размышление упрекнуло его в бессовестности. Поэтому он оспаривает ценность размышлений. Фихте непрерывно стремился воздействовать непосредственно на жизнь. Он испытывал особое удовлетворение от мысли, что его слова могли приводить людей к поступкам".
     "В мировоззрении Фихте мысли становятся переживанием "я", подобно тому как в греческих мыслителях образ становится мыслью. С Фихте мировоззрение стремится пережить самосознание; в лице Платона и Аристотеля оно хотело самосознание мыслить". 18(6)