301. В средневековой церкви велась свободная дискуссия между доминиканцами, ставшими на почву схоластики, и францисканцами, сторонниками детского чувства. Конечно, при этом римский епископ не только объявлял людей еретиками, но их еще и сжигал. Правда, тут во многом повинны светские власти, предоставлявшие ему такую возможность. Но постепенно католическая церковь отказалась и от свободной дискуссии, и причина этого кроется в переломе в сознании людей, наступившем в XV в. "В этом состоит особенность современного человечества, что из глубин души люди всe более и более хотят приходить к собственным суждениям. В Средние века такого не было. В Средние века человек имел некий род коллективного сознания, над которым могли возвышаться лишь отдельные образованные люди, схоласты, кто развились из всеобщего единообразного сознания целого народа благодаря тому, что держали своe учение внутри круга схоластической образованности; по крайней мере для незначительной части населения можно сказать: внутри круга раввинской образованности или т.п. Но в остальном сознание людей было единообразным, коллективным, родовым. И из него всe больше и больше вырабатывалось индивидуальное сознание.
     Чем при этом обладала католическая церковь, поскольку постепенно втягивала в свою среду высокообразованных людей, это — историческим предвидением. Католическая церковь очень хорошо знала, что ... принцип нового развития состоит в выделении индивидуального сознания людей. Но она не хотела этого допускать. Она хотела удержать смутное коллективное сознание, из которого выделялись бы только те, кто достиг схоластической образованности. И имелось хорошее средство это коллективное смутное сознание удерживать. А теперь я спрашиваю вас: не правда ли, среди многих характеристик сна имеется та, которая говорит, что сон во многих отношениях — лжец? Разве можете вы отрицать, что сон лжeт, что вещи, навязанные им, неистинны? Но не свойство сна, а свойство помутненного сознания таково, что оно не может контролировать — когда человек спит, — что является истиной, а что не истиной. Поэтому задачей притупленного сознания является: обрести способность отличать истину от заблуждения. Знают ли люди в подобных случаях, что они делают? Если знают, то рассказывают под маркой авторитета вещи, которые ложны. И это делают систематически. Этим замутняют сознание до смутности сонного сознания. Этим достигают того, что погребают индивидуальное сознание, желающее войти в среду человечества с середины XV в. И это бесконечно грандиозное предприятие — так действовать под маркой авторитета, чтобы людям — я теперь хочу говорить без образов — предлагать статьи, подобные той, что недавно появилась в "Католише Зонтагблатт", ибо людям не позволяют прийти к тому, к чему они должны приходить в силу развития, начавшегося с середины XV в. Если хотят верить, что происходящее в подобном направлении — где, если кто-то в отдельности об этом и не знает, тем не менее имеется целая иерархия, которая всe организует, — если хотят верить, что вещи возникают из простой наивности или из обыкновенной злобы, то тогда глубоко заблуждаются. Необходимо, разумеется, всеми средствами, имеющимися в распоряжении, бороться с ложью, с неправдой. Но при этом не следует думать что они проистекают из наивности или из веры в то, что человек считает истинным лишь то, что он говорит. Говоря правду, не могут достичь того, чего хотят. А хотят затемнить сознание, и его затемняют, говоря людям ложь. Это грандиозное дьявольское предприятие.
     И должно быть сказано откровенно: наивностью отличаются лишь стоящие на другой стороне. Наивности сегодня нет в католической церкви, наивность — у еe противников. Это они не верят, что католическая церковь велика в том направлении, о котором я говорю; они не верят, что католическая церковь давно предвидела, что в Европу придeт то социальное состояние, которое теперь стало действительностью, и что католическая церковь давно позаботилась о том, как ей действовать в этом социальном состоянии. И то, о чeм позаботилась католическая церковь, — это наведение мостов к радикальнейшему социализму, коммунизму и к его господству. Эта грандиозная предусмотрительность познаeтся во всeм, что действительно базируется на духовных подосновах... действительно коренится в духовной жизни, а не в абстракциях. ... Та церемония, что выражается в католическом дароприношении, имеет куда большее значение, чем все говорения евангельской кафедральной службы. Ибо это действия, совершаемые здесь, в чувственном мире, которые, будучи исполняемы здесь, в чувственном мире, в то же время своей формой наколдовывают (hereinzaubern) духовный мир в чувственном мире. Поэтому католическая церковь не прибегает к магическим средствам воздействия на людей, она в них не нуждается. У неe своe. И не следует думать, что против подобных вещей способно помочь что-то другое, кроме вступления в духовный мир с точки зрения истинной внутренней честности и искренности". 198(8)

     321. "Среди людей, принимающих себя за ученых, Бэкон (Веруламский) считается некоего рода обновителем человеческого образа мышления. Но этот Бэкон является показателем, симптомом того, что в новое время выступило в истории. Весь западный мир пронизан определенной волной убеждений, и Бэкон является лишь тем, кто наиболее ясно эту волну убеждений Запада сформулировал. Эта волна живет в отдельных людях, но так, что они не знают о ней. Тот род и способ, каким они говорят о важнейших делах жизни в областях западной цивилизации, является бэконовским также и в том случае, когда они борются с Бэконом, противостают ему. Это не особенно касается содержания мировоззрений... но — сердец людей и тех импульсов мирового становления, в которые они поставлены".
     "С началом нового времени, в ХVв., люди больше не имели никаких сил для постижения духовного; они обладали лишь направленным на чувственное рассудком.
     И с этим, направленным на чувственное, рассудком Бэкон пытался обосновать научное воззрение. Он отверг вое методы исследования, признававшиеся верными в прошлом, и впервые объявил эксперимент там единственным основанием, на котором может базироваться наука. Большая часть мира до сего времени стоит на этой точке зрения". "Бекону принадлежит определение: добром является то, что необходимо или отдельной человеческой индивидуальности, или всему человечеству". 196(9)

     442. "Интересен род и способ, каким Росмини (Антонио Росмини-Сербати, граф, 1797-1855. В 1849 г. часть его книг вошла в индекс, но в 1854 году вычеркнута из него. По требованию иезуитов в 1887 г. 40 тезисов Росмини были осуждены инквизицией), исследуя реальную ценность понятий, хочет проработаться ввысь. Росмини пришел к тому, что во внутреннем переживании человека присутствуют понятия. Номиналист остается здесь при том, что он внутренне переживает понятия и уходит от вопроса, где понятие пребывает в действительности. Но Росмини был достаточно гениален, чтобы знать: если внутри души что-то и открывается, то это не означает, что это реальность только во внутреннем души. ... душа, переживая понятие, в то же время сопереживает живущее в понятии внутреннее ткание вещи. Философия Росмини состояла в том, что он искал внутренних переживаний, которые у него были переживаниями понятий, но пришел он при этом не к жизненности понятий, а лишь к их многообразию. Он искал способа специфицировать, как понятия живут одновременно и в душе, и в вещи. Особенно отчетливо это выражено в его книге, носящей название "Теософия"."
     Схоластика стоит на точке зрения, что над сферой понятий простирается сфера откровений. Согласно Росмини, переживая понятие, мы уже имеем в нем Бога. Католицизм в ужасе отшатывается от утверждения: Бог живет в человеке. Поэтому Лев ХIII объявил философию Росмини еретической. "Красота, эстетика учения Росмини особенно ценны. В них нужно войти, чтобы увидеть, как работает современный дух, стоящий перед вратами Духовной науки, но не могущий в них войти. У Росмини это можно изучить в особенно большой мере".
     Понятие о Платоне, доходя до наших дней, становится все более номиналистичным. При этом возникает параллельный поток, где понятие ищется как внутреннее переживание, как, например, у Росмини. От Платона до средневековья понятие приковывается к физ.телу, а затем переходит в эф.тело и возникает возможность пережить понятие сознательно и ясновидчески. Номиналистические и реалистические понятия развились из атавистического ясновидения, подсознательно.

     165(12)