723. "Любовь к себе — это люциферическая сила в человеке. Но когда человек преодолевает любовь к себе и любит долг, как он раньше любил только себя, то он спасает Люцифера, берет его в сферу долга и делает его правомерным существом в действии, в чувственном импульсе долга... Если человек не любит долг, лишь подчиняется ему, то он становится рабом долга, черствеет, иссыхает как чело­век долга, становится холодным, рассудочным, хотя следует долгу. Он черствеет ариманически, даже сле­дуя долгу. ... Если мы подчиняемся долгу, то он уничтожает нашу свободу ... но если мы приносим дол­гу в жертву нашу любовь к себе, приносим люциферическое тепло как любовь к долгу, то в результате этого мы обретаем состояние равновесия между Люцифером и Ариманом. ... Люциферические силы, заколдо­ванные в нас, в нашей любви к себе, мы выводим на борьбу с Ариманом. ... Мы освобождаем Люцифера, ко­гда любим долг".
     "Свои права человеку не приходится учиться любить ... он их любит естественным путем. Существует естественная связь между Люцифером и правом в чувстве... И везде, где о себе заявляют права, говорит Люцифер. Даже внешне можно иногда очень тонко наблюдать, как в пропагандировании тех или иных прав сильно заявляет о себе сила Люцифера. Здесь дело заключается в том, чтобы в отношении права мы при­шли к противоположному, чтобы мы как бы вызвали Аримана против Люцифера, связанного с правом, созда­ли противоположный полюс. ... Любовь — это внутреннее тепло; противоположный ей полюс есть невозму­тимость, примирение с тем, что подступает к нам в мировой карме, невозмутимость с пониманием. Как только мы невозмутимо и с пониманием подходим к нашим правам, мы вызываем Аримана снаружи. Только здесь его труднее познать. Мы спасаем его от его просто внешнего бытия, вызы­ваем его в себе, согреваем через любовь, которая уже связана с правом. Невозмутимость содержит холод Аримана. Пониманием того, что происходит в мире, мы связываем нашу понимающую теплую любовь с тем, что является холодом внешнего мира. Мы спасаем Аримана, когда с пониманием стоим против проис­ходящего, когда мы требуем прав не только из-за любви к себе, но понимаем, что происходит в мире.
     Это извечная борьба между Люцифером и Ариманом в мире. С одной стороны, человек учится консерва­тивно понимать состояния, как они исходят из космических, кармических необходимостей. Это одна сто­рона. Другой является та, что в своей груди человек постоянно испытывает тягу к новому, к революци­онному. B революционном стремлении живет Люцифер. Человек живет между этими двумя полярными противо­положностями, когда живет в своей правовой жизни".
     "Вся мораль, этика, нравственная жизнь с ее полюсами: долгом и правом, — лишь тогда станут понят­ными, если человек поймет роль в них Люцифера и Аримана".158 (6)

920. "Способность здесь, на Земле, развивать человеческую любовь, способность здесь, на Земле, развивать понимание других людей проистекает из того, что между смертью и новым рождением мы были в состоянии жить вместе с существами высших Иерархий. ... Среди богов, в доземном бытии обрели мы дар всматриваться в другого человека, замечать, как он чувствует, как он мыслит, понимать его с внутренним участием".219 (4)

1367. Добродетель души ощущающей воспитывается через мудрость, которая в древнюю египетскую культу­ру была дана инстинктивно и вела людей к развитию интереса друг к другу помимо кровно-родственных свя­зей. Для души рассудочной добродетелью является мужество, бесстрашие, и в греко-латинскую культуру это было дано также инстинктивно. "Если мы теперь посмотрим на себя в 5-й послеатлантической культуре, то должны будем сказать: в отношении мужества и бесстрашия мы находимся в том же положении, в каком были греки в отношении мудрости, которой обладали халдеи и египтяне. Мы оглядываемся на то, что в сравнительно недавнем прошлом было подарком богов, а теперь мы вновь должны к этому стремиться. Но ... это стремление должно быть преобразовано. Что как мужество и бесстрашие, как подарок богов, носило внешний характер, мы видим это преобразованным во Франциске Ассизском... в настоящую любовь. А эта истинная любовь должна выводиться из другой добродетели, из интереса, из участия к тому существу, к которому мы обращаем нашу любовь.
     Итак, мы можем сказать: как древнее мужество и бесстрашие выводились из Мистерий европейскими бра­минами, державшимися в тени мудрецами, так в самой человеческой природе, из нее самой должно быть вы­ведено соединение добродетели с интересом. .. Сострадание может принять не всякий человек. Понимание же не может оттолкнуть ни один здоровый человек. Поэтому не следует порицать поведение другого челове­ка, если он в своих действиях исходит из понимания. Это понимание есть то, что может привести нас к другой добродетели: к любви. Она есть то, чем становится добродетель души рассудочной, или характера, благодаря Импульсу Христа; это та добродетель, которую мы называем человеческой любовью, ведомой чело­веческим пониманием".155(5)

1771. Если человек что-то хорошо понимает, то он как бы теряет на время свое Я. Но когда он не понимает, то выставляет представления, которыми уже обладает, против новых представлений. "Пред­ставления воюют с представлениями, и вы в своей душе представляете собой поле битвы двух масс пред­ставлений. ... В тот момент, когда мы что-то не понимаем, к нам сзади как бы подступает некий демон, если же понимаем, то этого не происходит". Этот демон "...есть ткущее в душевной жизни Я, которое как бы нападает на нас сзади".115 (6)

Мысль — восприятие — ощущение

1851. "Лишь оттого, что вещи чувственного мира суть не что иное, как уплотненные духо-существа, человек, поднимаясь своими мыслями к этим духо-существам, может постигать в своем мышлении предметы. Чувственные вещи происходят из мира духа, они лишь иная форма духо-существ; и когда человек образует в себе мысль о вещах, то он делает это лишь потому, что его внутреннее отвращено от чувственной формы и направлено к духовным праобразам этих вещей. Понимание мыслью вещи есть процесс, который можно сравнить с тем, в котором твердое тело предварительно расплавляется в огне дли того, чтобы химик мог затем исследовать его в его жидкой форме".9(12)

95. "Времена серьeзны, а потому лишь серьeзное миро- и жизневоззрение может им служить... прежде всего, не судите быстро, но поставьте вещи рядом и рассмотрите их, чтобы они сами что-то сказали. В ходе времени они много нам говорят. Познакомиться с возможно большим— это лучшая подготовка к тому, чтобы действительно проникнуть в трудные, запутанные отношения современной жизни".173(1)

516. "Что в смысле земного развития людей по всей Земле необходимо для того мира, о котором говорится в Евангелиях? Людям необходимо стремиться ко всe более и более полному и всестороннему пониманию. ... К этому пониманию люди по всей земле должны стремиться, с одной стороны, честно, а с другой — сильно. Сегодня это можно делать лишь в смысле активной духовной жизни ... участвуя в импульсах бытия, прийти к действительному пониманию мира и человека". 186(12)

1098. "В будущем будет говориться к сознанию человека. Это важнее любой симпатии и антипатии к старому или новому, ибо из понимания должно совершаться все, чему надлежит совершиться". 186(11)

1345. "Ариман, собственно, говорит сегодня, когда говорит человек. И люди должны постепенно привыкнуть понимать, исходя из совершенно других источников, чем простое звучание слов речи. Чтобы понимать других людей, необходимо много глубже стоять в жизни, чем это было в век, когда на крыльях речи находилось то, чем люди обменивались друг с другом. Сегодня на крыльях речи нет ничего". 196(5)

     104. Гуны: "... понимание минерального царства было бы пониманием саттва. ... Жизнь в растительном царстве можно теперь только созерцать. Но то, что можно лишь созерцать, к чему нельзя проникнуть своим пониманием, — это есть понимание раджас. ... А понимание, которое современный человек со своей наукой приносит навстречу животности, есть тамас". "Для питания принятие в себя растительного есть саттва; принятие в себя минерального, солей и т.д. есть состояние раджас; состояние, которое вызывается мясной пищей, есть состояние тамас. ... Познание в высших мирах вызывает в человеческих душах состояние тамас; познание в обыкновенном окружающем нас мире — состояние саттва; вера, упование на авторитет, религиозность вызывает состояние раджас. ... что может войти в чистейшее ясновидческое познание, что соответствует уже просветленному ясновидению, вызывает состояние тамас ... состояние тамас через очищенное (в нормальном смысле) ясновидение".
     "Состояние тамас есть то, при котором что-нибудь внешнее наиболее освобождено от духа. ... "Свет во тьме светит, и тьма не объяла (постигла) его", — это нужно перевести так: и высший свет проник к человеку, но тот был наполнен природой саттва и не отпускал ее от себя; поэтому высший свет не мог войти в него, ибо высший свет может светить только во тьме. ...
     В состоянии тамас — безразлично, спит человек или находится в ясновидческом познании — по отношению к внешней действительности человек находится во тьме. ... Тамас всегда можно переводить словом "тьма", но... саттва... это не просто "свет"... Красное, оранжевое, желтое назовем красками саттва. В этом смысле зеленую краску можно назвать краской раджас, а голубую, фиолетовую, индиго — красками тамас. ... Но под понятие действия саттва подходит также и доброта человека". "Для индийца человеком саттва был тот ... кто с пониманием, разумно в обыкновенном смысле, головой и сердцем подходит к миру. ... Впечатление раджаса есть то, когда собственные эмоции, аффекты и страсти препятствуют человеку всецело войти в вещи, в то, что его окружает, так что он не отдается впечатлению, а противостоит ему тем, что он есть сам. ... Тамас — это когда человек всецело предан жизни своей телесности, туп и апатичен к окружающему, как апатичны и тупы бываем мы здесь, на физическом плане, по отношению к другому сознанию. ... Постепенно человек должен сделаться столь тупым по отношению к физическому миру, чтобы ясновидчески воспринимать высшие миры. ... Эти идеи являются поистине всеобъемлющими".
     "Есть люди саттва — они извлекают из окружающего мира счастье, блаженство; эти люди саттва легко проходят по миру, впитывая в себя из всех вещей то, что делает их блаженными. Люди раджас — прилежны, они действуют ради плодов... Люди тамас — беспечны, небрежны, ленивы".
     "В наше время мы могли бы сказать: Люди, стремящиеся к Антропософии, — это люди саттва (без лести!); те, которые держатся какой-либо внешней веры, — люди раджас; материалисты и спириты — это люди тамас". 146(9)

     445. Случается, что члены А.О. не думают о жизни в группах. "Они, правда, там некоторое время соби­раются, но вскоре уходят оттуда и говорят: чем там занимаются, меня не удовлетворяет. Лучше я пойду к Антропософии, занимаясь ею для себя в одиночку". Но не всегда основание их упреков следует искать в группе. Легко сказать: меня это не удовлетворяет. Трудно спокойно заметить неудовлетворенность и улучшить что-нибудь. С др.ст., не следует скрывать того, что многое в группах должно бы было обстоять иначе. "Если люди вместе ищут духовное с внутренней готовностью, то они также найдут и дорогу друг к другу, души к душе". Поиск этой дороги составляет ныне глубокую потребность сердца. В группах, несом­ненно, должно лелеяться антропософское мировоззрение; и там нет смысла дебатировать о различных мне­ниях. "Но если оставаться при одном лишь чтении антропософских текстов или докладывать Антропософию как обыкновенное учение, тогда верно, лучше то же самое делать в одиночку с помощью лекций.
     Всякий, идущий в антропософское собрание, должен иметь чувство, что он найдет там больше, чем если будет заниматься Антропософией в одиночку. В сочинениях об Антропософии находят мировоззрение, в антропософских собраниях человек находит человека.
     Также и усердно читающий Антропософию должен с радостью идти на собрание группы, ибо он рад людям, которых там найдет, если даже при этом услышит лишь то, о чем давно знает". Если приходит новичок, то не следует думать о том, что Антропософия обрела еще одного последователя, но нужно иметь ощущение того человеческого, что вошло в группу с новым членом.
     "Необходимо иметь внутреннюю радость от душевных проявлений другого. Все благородные действия дру­жеского совместного бытия могут быстро развиваться. Однако их следствия способны возрасти до востор­женной мечтательности". Не следует реагировать на это филистерски. Мечтательность, если она пробивает­ся к гармоническому душевному строю, духовно более открыта, чем застывшая бесстрастность. "Учиться понимать другого, когда он думает и поступает иначе, чем думаешь и поступаешь ты, должно составлять идеал". Понимание — это иное, чем слепота.
     Чтение антропософских книг на собраниях в ветвях "образует в нас единую черту, в которой мы нуж­даемся, если наше Общество действительно должно иметь истинное содержание". Но жизнь в Обществе нуж­дается и в возможно больших вкладах деятельности его членов. С радостью должно встречаться то, что члены приносят как свое на собрания в группах. 37 с.44-45, 53, 68
     "Да, идеалом было бы иметь небольшую группу, которая стремилась бы ко все большему углублению. Обмелению можно было бы противодействовать тем, что вновь приходящие члены обращались бы с доверием к старым, которые уже годами слушают эти доклады, и просили бы их о них рассказывать". 266-2, с. 339